Земля вокруг церкви была ровной, и этот участок тесно обступали сосны. Храм высотой в два этажа был построен целиком из слюдяного песчаника, кроме красной гофрированной металлической кровли, деревянной двери и окон. Перед церковью была паперть, мощенная сланцем, футов двадцать шириной и двенадцать длиной. Справа от церковного здания было две колонны из песчаника, возвышавшиеся футов на пятнадцать, а сверху их связывало известняковое навершие. В паре дюймов под этим навершием на деревянной балке висел старинный чугунный колокол. Веревка от языка колокола была достаточно длинной, чтобы свисать до земли, но ее привязали к крепежной утке, чтобы до нее не дотянулись дети.

Мы припарковали машину Бет на гравийной площадке с левой стороны, и под этим углом я увидел деревянный балкончик на небольшом щипце. Прежде чем выйти из машины, миссис Дэниелс очень ласково положила ладонь мне на запястье. Я поглядел на ее руку, а потом поднял глаза к ее лицу. Мгновение она не отводила взгляда, но затем закрыла глаза. Наклонившись, я легонько поцеловал ее в губы, однако она не ответила на поцелуй.

Я поцеловал ее снова, и на этот раз Бет открыла глаза и поцелуй получился взаимным. Я начал придвигаться ближе, жаждая продолжения, но она проронила:

– Еще не время.

– Ты уверена? – спросил я. – Потому что мне кажется, что как раз самое наше время.

Улыбнувшись, женщина сняла ладонь с моего запястья и приложила ее к моему лицу. Я еще ни разу не чувствовал такого прилива энергии от человеческого прикосновения, даже от Кэтлин Чепмен, на которой едва не женился.

– Нам это уготовано, и это случится, – пообещала Бет, – но пока еще не наше время.

– А не могу я получить всего пятнадцать минуток этого с тобою через улицу на пляже?

Моя начальница восхитительно выпятила губы – совсем чуть-чуть, – а потом со вздохом промолвила:

– Я еще не готова, да и ты не готов. Но когда придет наш час, ты не будешь разочарован. Обещаю.

– Значит, залог под предлогом дождя…

– Давай назовем это сердечным залогом, – сказала Бет, кладя ладонь мне на сердце.

Я поглядел мимо нее через окно, думая о том роскошном, пустынном пляже в жалких двух минутах отсюда.

– А как насчет быстрых десяти минут сейчас, а когда оба будем готовы, вычтем этот срок из вечности? – попробовал я все же настоять на своем.

– Ты жестко торгуешься, – ответила сидящая рядом со мной женщина, – но нет.

– Что ж, ты определенно вывела меня из игры.

Я поцеловал ей руку, и мы выбрались из машины. Балкончик второго этажа, с виду футов двух глубиной, был крытым и казался сугубо декоративным. Но оказавшись внутри церкви, я увидел, что он соединен со скрытым чердачком футов шести шириной и восьми глубиной. Чтобы добраться до этой комнатушки, требовалось спуститься через люк футах в четырех ниже атриума, а потом чуть ли не по-пластунски пробраться под приделом до деревянной лестницы. Эти двадцать футов ползком за Бет были самыми трудными в моей жизни. Такая близость к ее корме прикончила бы более слабого человека. Добравшись до лестницы, мы поднялись футов на пятнадцать до площадки. Вот там-то, за толстой запертой дверью, оказалась крохотная фронтонная комнатка, где я и познакомился с Либби Вэйл.

Либби выглядела худой, но здоровой. Она сидела на ящике для цветов в окружении стопок старых заплесневелых книг и пергаментов.

– Приветик, Бет! – лучезарно улыбнулась она моей спутнице.

– Привет, Либби. Это Донован Крид, – представила меня миссис Дэниелс.

Они с Либби обменялись понимающими улыбками – настолько очевидными, что я чуть не смутился. Зардевшись, Бет потупилась, расчистила немного места на цветочном ящике и села. Это оказалось единственным местом, где можно было присесть в этом захламленном тесном пространстве.

– Здравствуйте, мистер Крид, – сказала мне Вэйл.

– Я заметил, что у вас недостает ногтя на правом указательном пальце, – склонил я голову к плечу.

– Вы всегда начинаете разговор подобным образом? – рассмеялась Либби.

– Да. Всегда.

Девушка обернулась к Бет.

– Видишь? Я тебе сказала, что он будет забавным! – сказала она ей, а потом снова повернулась ко мне. – Серьезно, почему вы спрашиваете?

– Я нашел его в корзинке для пикника, которую Бет носила вам однажды. Я заключил, что вы сломали его, когда нацарапывали свои инициалы на дне корзины.

Миссис Дэниелс поглядела на нее с любопытством. Либби же на миг задумалась, потом сообщила:

– О!.. По-моему, это случилось в тот вечер, когда я пыталась призвать Джека Хоули. Я царапала свои инициалы, произнося свое имя.

– Зачем?

– Надеялась как-то пересечь пространственно-временной континуум, как говорят в кино, – застенчиво поглядела на меня девушка. – Может, побудить его послать какую-нибудь весточку. Безумие, я понимаю, но… Ох, а вы и вправду хороши! В смысле, найти пометки ногтем и все это сопоставить? Поразительно!

Поразительно это было или нет, но я должен был задать вопрос, не смотря на Бет.

– Вас здесь держат против вашей воли? – спросил я прямо.

Либби Вэйл от души рассмеялась:

– Нет, конечно же, нет! Будь оно так, я могла бы открыть дверь на балкон и позвать на помощь.

– Тогда что вы тут делаете? – Я обвел жестом клетушку, где мы находились. – Ваши родители и друзья оплакивают вас почти год. ФБР наведывалось…

– Умоляю вас! – вскинула Либби ладонь. – Не бередите мою совесть, я все это знаю! Я просто вношу свой вклад. Некоторые поступают в Корпус Мира, а я прячусь в церкви.

– Вот только будь вы в Корпусе Мира, ваши родные и близкие знали бы об этом.

– Мне уже недолго здесь оставаться.

– Вы оставались в этой загроможденной комнатушке все время?

– Это скорее что-то вроде порта приписки. В разное время я останавливалась у разных друзей. Есть график, но в общем да, иногда я остаюсь здесь, где и занимаюсь своими изысканиями.

– Какими изысканиями?

– Местные церкви и библиотека открыли мне все свои книги, – указала девушка на книги и пергаменты. – Последний год я потратила, чтобы выяснить подробности своего происхождения. Когда церковь закрыта, я или читаю, или брожу вокруг здания. А когда в гости приходят мои друзья, мы отправляемся на прогулку. Бет и некоторые дежурные леди возят меня в парки или пустынные уголки побережья. Меня нелегко узнать, когда я в парике и стараюсь не выделяться. Порой мы отправляемся компанией на рыбалку. Плюс у меня есть все современные удобства, – указала она на ноутбук, – есть айпэд, телефон, компьютер, телевизор…

– Слыхал я всякую ахинею, – заметил я, – но эта затмевает их все.

– Вы не верите, что я здесь по историческим причинам? – с любопытством взглянула на меня Либби.

– Ни на йоту.

– Почему это?

Я взял одну из карт.

– Это карта местности, – указал я на листы, прикнопленные ею к стенам. – А это похоже на геологические изыскания.

– И что? – пожала плечами Вэйл.

– А то, что вы, может, и занимаетесь изучением своей семейной истории, но этим не ограничиваетесь. Иначе вам не пришлось бы замалчивать свое присутствие.

На это девушка не отозвалась ни словом.

Бет взирала на меня с ласковым светом в глазах, как-то особенно согревавшим меня.

И тут меня осенило:

– Вы ищете сокровище!

Моя новая знакомая хотела было запротестовать, но, увидев мою самодовольную ухмылку, махнула рукой. Улыбнувшись в ответ, она поведала:

– А вы разве не искали б сокровища, будь вы на моем месте? Если б думали, что можете их найти?

– Непременно искал бы, – согласился я, и, помолчав минутку, поинтересовался: – Итак, вы его нашли?

– Увы, – печально покачала головой Либби. – Столько трудов – и ни дублона… Мы сдались уже не один месяц назад. Думали, что, путешествуя по острову, я смогу ощутить присутствие Джека. Но либо я так и не наткнулась на нужное место, либо мы заблуждались.

– Кто «мы»?

– Подлинные потомки и я.

– И никто вас не похищал?

– Никтошеньки.

– Значит, восемьдесят потомков скрывали вас и возили по округе, пытаясь вам помочь найти пиратское сокровище?

– Поначалу.

– И никаких сокровищ?

– Ни крупицы.

– Тогда зачем здесь торчать?

– Потому что окружающие стали моими друзьями и нуждаются во мне. Каждый день разные люди, потомки первоначальных поселенцев, возили меня по острову, пока я пыталась уловить некую космическую связь с Джеком Хоули. Но ближе всего подошла к этому ощущению прямо здесь, в этой старой церкви. – Вэйл рассеянно потрогала ожерелье на шее. – Однако Джек не мог здесь ничего закопать. В его эпоху это место было как на ладони, а церковь построили лишь десять лет спустя после его смерти.

– Это интересно, но вы не ответили на мой вопрос.

– Почему я еще здесь, если не нашла сокровищ?

– Он самый.

Разведя руками, Либби одарила меня улыбкой, говорившей: «Вы мне все равно не поверите». А потом сказала это вслух:

– Вы мне все равно не поверите, но стоило мне пробыть в одном месте дольше часа, как люди начинали прибывать туда. Говорили, что от пребывания рядом со мной они чувствуют себя лучше. Так что я люблю этот край, люблю людей, а они нуждаются во мне. Я каждый вечер хожу в больницу и в дом престарелых, хожу по коридорам. Если кто-то особенно болен, я вхожу и сижу с ним несколько минут.

Я подумал о том, как пытался найти ее в церкви этим утром, но силу ощутил возле больницы, прежде чем та угасла.

– А можно полюбопытствовать, где вы были сегодня утром перед рассветом? – спросил я девушку.

– Ходила в больницу навестить дедушку Джимбо Пима, – подтвердила она мои предположения.

– Почему?

– Потому что он раковый больной. Он находился в мемориальной больнице Саванны, но доживать последнюю неделю его отправили домой. Среди ночи ему стало хуже, и внук привез его в нашу больницу. Пока им занимались, Джимбо приехал и спросил, не смогу ли я ему помочь.

– А вы?

– Поехала ли я? Да, Джимбо меня подвез.

– И это помогло?

– Нет. То есть лечить людей я не могу, но больной сказал, что я сняла всю боль. Я слышала это много раз и делаю, что могу, но это ненадолго. Я сказала ему, что снова посижу с ним сегодня ночью часок.

Я ни на минуту не поверил, что она обладает даром целителя, но тот факт, что нечто действительно происходит, оспаривать не мог, так как видел, что происходило со стариками в церковном дворе. И ни малейших сомнений, что и сам я рядом с нею испытывал приподнятое настроение. Высота комнатушки, где мы пребывали, не превышала пяти футов, и я простоял там в полусогнутом состоянии достаточно долго, чтобы у меня затекла спина, но не ощущал ни малейшей боли. Я пришел к выводу, что в Либби есть нечто меняющее восприятие боли людьми, физически находящимися поблизости от нее. Не желая чувствовать никакой боли и впоследствии, я уселся на пол и вернулся к разговору:

– А почему вы не обнародовали это? Если дар настоящий, вы могли бы помочь миллионам человек.

– Я наделена сопереживанием с каждым страждущим. Но если весть обо мне разлетится, это превратит мою жизнь в сущий кошмар, – вздохнула та. – Ну вот вы бы хотели, чтобы половина мира толклась у вас под дверью, а вторая пыталась ставить на вас опыты?

Она права – кто бы этого захотел?.. Похоже, дело можно было считать закрытым. При обычных обстоятельствах я бы уже спустился по лестнице и удалился домой. Может, мне не помешала бы стопка бурбона. Но я продолжал сидеть. Сам не знал, почему это делаю, но не хотел в этом сознаться. Видите ли, я не верю в целителей, и все же знал единственную причину, по которой продолжал сидеть там – потому что сидеть там было чертовски приятно. Меня не донимали никакие боли или хвори, а рассудок мой парил в горних высях. Так хорошо я не чувствовал себя с детства, когда бегал босиком по траве, с ветерком, овевающим лицо, с уймой друзей…

– Держу пари, вы можете совокупиться, как только вам захочется, – проговорил я в полузабытьи.

– Простите? – И Бет, и Либби непонимающе уставились на меня.

– Я хотел спросить, долго ли вы намерены здесь оставаться? – встряхнул я головой, отгоняя наваждение.

Поглядев на миссис Дэниелс, девушка пожала плечами:

– Я обещала пробыть здесь год. Но не могу же я выскочить как черт из табакерки в самую годовщину, а? Так что, наверное, поболтаюсь тут еще пару месяцев.

– Нашли что-нибудь интересное в этих старых церковных архивах? – указал я на окружающие ее нагромождения.

– О, да, действительно!

– Например?

– Ну, начать хоть с того, что в этом городе была повивальная бабка, в тысяча семьсот одиннадцатом году помогавшая при родах маленькой девочки, названной Либби Вэйл.

– И пишется это имя так же?

– Угу.

– Вот так совпадение! А кто были ее родители?

– Генри и Джоанна Эймс.

– Ох, очень жаль! Наверное, Либби Вэйл было очень популярным именем в те дни.

Поглядев на меня, девушка улыбнулась:

– Верно.

– В смысле, даже сейчас, вероятно, наберется тысяч пять Либби Вэйл, расхаживающих вокруг?

– Скажите лучше, четыре.

– Четыре тысячи?

Снова потеребив ожерелье, Вэйл выложила:

– Я проделала интернет-поиск. Нас ровно четверо во всех Соединенных Штатах.

Тонкая золотая цепочка вокруг шеи Либби выглядела совсем новой. А роль подвески на ней играл старый круглый кусок металла с чем-то вроде древней гравировки.

– Расскажите мне о своем ожерелье, – попросил я.

– Я нашла его, копаясь в лазе в первый день пребывания здесь. Я словно бы вышла на него, была притянута к нему в первую же минуту, как мы свернули за угол. Оно довольно старое, но отношения к Джеку Хоули не имеет. Разве что он обожал играть в регби!

Сняв ожерелье, она отдала его мне. На одной стороне подвески кто-то нацарапал слова: «Я люблю», а с другой было так же нацарапано слово «Регби».

– Насколько оно старое? – поинтересовался я.

– Очень старое, не меньше двухсот лет. Но оно не восходит ко времени Джека Хоули. Я знаю, потому что провела исследование этого вида спорта, и до семьсот пятидесятого года его никто не называл регби.

– А что стало с Хоули?

– Он был схвачен и повешен двадцать пятого марта семьсот одиннадцатого года.

– Вы уверены?

– На сто процентов.

С мыслью о том, как фальсифицировал собственную смерть пару раз, я уточнил:

– Откуда у вас такая уверенность?

– Двое моряков вступили в команду Хоули, когда все ее члены были в увольнении на берегу в Чарльстоне, Южная Каролина. Они выдали Джека властям после того, как целый месяц видели, как он командует кораблем.

– А почему вы уверены, что он не закопал свое сокровище в Чарльстоне?

– Потому что, по словам тех двух предателей, он ни разу не покидал корабль в Чарльстоне. Его схватили в Сент-Олбанс при попытке закупить продукты для перехода до Ямайки.

– Были ли на суде свидетели?

– Его лучшие друзья, Джордж и Мэри Стаут, были вынуждены дать показания. Вопреки собственной воле они опознали Джека и признались, что он поднимался по Литл-Ривер на веслах и останавливался в их владениях. Их дети сказали, что Джек проводил там много времени.

– И вы обыскали этот район?

– Каждый квадратный дюйм. Я уж думала, что добилась своего, когда обнаружила старый колодец на территории, фактически принадлежавшей Стаутам. Но я не ощутила там ни намека на флюиды.

Пару минут мы просидели молча. Потом я заговорил снова:

– А как вы собираетесь объяснить свое исчезновение?

– Когда я буду готова вернуться в общество, попрошу кого-нибудь увезти меня за полстраны отсюда и высадить в лесу близ какого-нибудь города. Добреду до города и скажу, что была похищена, что мне завязали глаза и перевозили с места на место настолько часто, что я не знаю, где была все это время, – ответила девушка. – Мне будут задавать массу вопросов, и я буду немножко путаться, но если я не буду путаться, концы не будут сходиться с концами, правда ведь?

– Помощник шерифа сказал, что вас похитили.

– В фигуральном смысле, а не в буквальном. Когда истинные потомки приехали и поговорили со мной, я решила, что они с ума посходили, но обещала подумать об этом. В тот вечер, одна в своей комнате общежития, я начала шептать свое имя и думать о Хоули. И что-то случилось. Я знаю, что вам это покажется безумием, но я ощутила, как он произносит мое имя. В следующие пару месяцев это происходило несколько раз.

– Вы правы, это кажется безумием.

– Я же говорила…

– А не было у вас в роду случаев сумасшествия?

– Я ни одного не нашла, хотя искала будь здоров, уж поверьте!

– Значит, началось это как охота за сокровищами, а сейчас вы помогаете людям… Если вы хотите огрести большие деньги, почему бы вам не устроить реалити-шоу на телевидении, заработав миллионы?

– Как я уже сказала, я не хочу превращать свою жизнь в паноптикум. Вдобавок я углубилась в свои исследования, и вещи, от которых я прежде отмахивалась, обрели для меня смысл.

– Например?

Либби словно просияла, подхваченная мгновением:

– По-моему, я наткнулась на нечто более ценное, нежели деньги!

– Что же это?

– Секрет моего происхождения.

– В каком смысле?

– Мы все – плоды собственного происхождения, мистер Крид.

– А почему это так важно?

– Ну, я потомок знаменитого пирата, – улыбнулась моя собеседница.

– Джека Хоули.

– Да, Джентльмена Джека, как он предпочитал зваться. И около трехсот лет назад…

Настала моя очередь вскинуть ладонь:

– Я знаю эту историю.

Глаза Либби сверкнули.

– О нет, не знаете!

– Знаю.

– Извините, но нет.

– Может, не во всех деталях, – уступил я, – но, по-моему, я довольно хорошо ухватил суть.

– Уж поверьте, – заявила Вэйл, – вы даже не догадываетесь.

– А по-моему, знаю, – упорно стоял я на своем.

– Ой ли? – лукаво усмехнулась девушка, и из груди у нее вырвался смешок. – Ой ли? – повторила она громче, и после этих слов ее хихиканье все усиливалось, пока не зазвенело по всей крохотной комнатушке, эхом отражаясь от стен.