Бригада «Скорой» уведомила Департамент здравоохранения о яме со свиным жарким, чтобы мы ни в коем случае не подали гостям свинину, которая может быть заражена. Это нелепое утверждение заставило меня задуматься, как страна вообще докатилась до такого разнюнившегося состояния. В смысле, парнишка обжег свою спину о раскаленный песок почти в двенадцати дюймах над камнями, запекающими свинину. К мясу он даже не притрагивался, так с чего ж весь сыр-бор?

Департамент здравоохранения связался с Обществом защиты животных, но поскольку его члены были заняты – стояли на платформе в Фернандина-Бич на параде в честь Четвертого июля, – нам пришлось ждать, пока их не наградят. Они заняли третье место, если кого волнует.

В конце концов явились и они, и конфисковали свинью, из чего следовало, что у меня есть все для свиного жаркого, кроме свинины. Когда бригада «Скорой помощи» умчала пацана в больницу, я совершил набег на ближайший «Винн-Дикси», купив четыре больших окорока, нарезанных по спирали, и несколько фунтов бекона. Назвать это жареной свиньей было бы затруднительно, но я мог поджарить окорок в сале, вытопленном из бекона, и все равно устроить нашим постояльцам незабываемую трапезу.

– И сколько у нас останется после предложенного вами полного возмещения? – поинтересовалась Бет.

Мы были на кухне. Оставалось полчаса до полуночи этого долгого, жаркого дня, и я был выжат как лимон. Все остальные, впрочем, тоже.

– Как ни странно, мы уберегли все, – ответил я.

– Скидка в десять долларов с объявленной цены помогла, – добавила Рейчел.

– Спасибо, ребята, – кивнула миссис Дэниелс. – Вы оба сегодня были великолепны. – Она поглядела на меня. – Нет вестей насчет паренька, которого увезли в больницу?

Рейчел неожиданно удивила меня сообщением:

– Его зовут Д’Оги.

– Догги? – не понял я.

– Ага. Только пишется не так, – кивнула моя подруга. – В общем, я поговорила с доктором. Говорит, он поправится. Пересадка и всякое такое ему не понадобится.

– Вы разобрались, что он делал в вашем кострище? – спросила Бет.

– Ни малейшего понятия, – сказал я.

Прикрыв рот ладонью, хозяйка гостиницы попыталась подавить зевок, но не преуспела в этом и пустила его на самотек, не извинившись.

– Ладно, я уже готова, – произнесла она. – Люблю вас, ребята.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи и выждали несколько минут, пока Бет устроится у себя в спальне и закроет дверь своей ванной. Услышав журчание воды в ее раковине, я вручил Рейчел корзину для пикника и велел перевернуть ее.

– Видишь что-нибудь необычное? – осведомился я.

– Я и правда устала, Кевин. – Вернув мне корзину, подруга направилась к лестнице.

– Рейчел! – окликнул я ее. – Это важно.

Остановившись, она нахмурилась:

– А до завтра это не обождет?

– Десять секунд, клянусь!

– Такого долгого дня я и не упомню. Ненавижу прислуживать. Я устала. Я хочу в постель.

Я приложил палец к губам, давая приятельнице знак понизить голос, и прошептал:

– Ты ведь хотела знать, что творится с Бет, верно? Почему она ведет себя так чудно́?

Глаза Рейчел загорелись, и она подошла ко мне.

– У нее есть парень? И что, они ходили на пикник? – Она склонила голову к плечу, сопоставляя все, что ей было известно о Бет, и расплылась в широкой ухмылке. – О боже мой! Мисс Жопка-Торчком трахается с каким-то местным мужланом на природе, выдавая его за больного друга! И кто это, кто-нибудь из наших знакомых?

Я был просто изумлен работой интеллекта этой женщины и знаком призвал ее следовать за мною обратно в кухню. Снова дав ей корзинку для пикника, я указал на то, что сперва принял за случайные царапины.

– Приглядись к этим царапинам повнимательней, – велел я, – и скажи мне, что видишь.

Рейчел одарила меня скептическим взглядом, но все-таки с прищуром вгляделась в отметины:

– Это просто куча… погоди-ка, смахивает на римские цифры. Пятьдесят пять, правильно?

– Смахивает на то.

– Возлюбленному Бет пятьдесят пять лет?

– Может, она трахнулась пятьдесят пять раз и захотела отметить веху, – улыбнулся я.

– Что за вздор!

– Согласен.

– Жопа ты, – нахмурилась Рейчел.

Я приподнял брови.

– Вот стоишь тут, – продолжала моя собеседница, – позволяя мне балаболить и балаболить, а сам ничего мне не говоришь. Ты же знаешь, что я устала, и специально мурыжишь меня…

– Позволь мне перейти к сути, – кивнул я. – Я не думаю, что это римские цифры. Скорее, это буквы «L» и «V».

– Ты так считаешь?

– Ага.

– Но почему это не должно быть мне до лампочки?

– Это инициалы.

На мгновение задумавшись, моя подружка предположила:

– Возлюбленного Бет?

– Если да, найти его должно быть легко, – заметил я. – Не слишком много в округе людей с фамилией, начинающейся на «V».

– Но ты не думаешь, что это ее возлюбленный, – внимательно уставилась на меня Рейчел.

– Нетушки.

– Потому что…

– Потому что эти инициалы нацарапаны женщиной.

– Хм, только не психуй, когда я скажу, но Бет – женщина, – сказала моя приятельница и, увидев, что я ухмыляюсь, добавила: – Погоди. Откуда ты знаешь, что эти пометки сделала женщина?

– Они сделаны ногтем.

– И что, у мужчин нет ногтей?

– Позволь продолжить. Это корзина для пикников Бет. Если б она помечала ее сама, то воспользовалась бы израсходованной ручкой, ножом или другим острым предметом.

– И взяла бы собственные инициалы.

– Именно.

– Так, может, ее трахает приятель с инициалами Л.В.? Они идут на пикник, расстилают большое одеяло, едят чего-то там, и вдруг он прям весь на ней. Она вся такая: «О, Эл-Вэ! Эл-Вэ!» Они занимаются диким обезьяньим сексом прямо посреди дня в каком-нибудь пустынном уголке, забившись за песчаную дюну. Это их особое место. А после лежат на одеяле совсем вымотанные, и наша маленькая ханжа Бет вся из себя в восторге, потому что уже давненько этим не занималась. И, собравшись с силами, нацарапывает его инициалы на корзине…

Я поглядел на подругу, как мне доводится частенько, с безмерным изумлением:

– И почему это во всех твоих предположениях задействован секс?

– А почему в твоих его нет?

Тут она меня подловила. Я решил двигать дальше:

– Давай сформулируем это по-другому.

– Ты все еще не доказал, что эти знаки сделала женщина, – пожала плечами Рейчел.

– Я как раз к этому подхожу.

– Ты просто нагнетаешь напряжение. Как какой-нибудь детектив в дурацком кино.

– Это моя единственная возможность.

– Когда ты сегодня уснешь, я, может, приклею твою елду суперклеем к твоему же животу.

Теперь я поглядел на эту даму, как мне тоже доводится очень часто, с безмерным ужасом. И отдал ей крохотный острый обломок, который сунул в карман как раз перед тем, как пацан обжег спину в моем кострище. Поглядев на него, Рейчел наморщила нос и, перевернув ладонь, выронила его на кухонную стойку.

– Это омерзительно! – воскликнула она.

– Но ты признаешь, что это женский ноготь?

– Но не ноготь Бет.

– Правильно, не Бет. Но женский. И предположим, что эта женщина царапала свои инициалы на дне корзины и вынуждена была пустить в ход ноготь, потому что у нее не было в распоряжении ни ручки, ни ножа, ни какого-нибудь другого острого предмета.

– Типа, она заключенная?

– В точности, как заключенная, только у нее северный акцент.

– Северный акцент?

– Угу.

– И все это ты определил по ее ногтю?

Я улыбнулся, упиваясь моментом.

Вдруг Рейчел пересекла кухню по направлению к шкафчику со всякой всячиной. Пальцем отодвинув несколько предметов, она в конце концов извлекла миниатюрный тюбик и показала его мне, держа его большим и указательным пальцами, чтобы мне было лучше видно.

Суперклей.

– Я устала, Кевин, – вздохнула моя подружка. – Просто скажи, как есть. Кто, по-твоему, нацарапал эти буквы на корзине Бет для пикников?

– Либби Вэйл.