Эпилог

Сменилось время года, и толпы туристов вернулись, так что сейчас было самое время забыть обо всем произошедшем.

Генри проводил беседы с туристами, устраивал для них экскурсии по наиболее популярным местам, время от времени показывал слайд-шоу в лагерях и занимался бумажной работой в помещениях экскурсионного центра. Короче говоря, вел нормальную жизнь, к которой привык.

Это было днем.

А долгими ночами и холодными поздними вечерами он иногда ловил себя на том, что нервно осматривает свой домишко – и теряет присутствие духа из-за теней, которые собирались по углам его примитивного жилища, ожидая, что одна из них сейчас пошевелится. А когда он смотрел на запад, мимо дома Рэя, и вспоминал поезд, который они видели, то все было так свежо, будто произошло только вчера. Ощущения были очень сильными, и он пугался до такой степени, что не мог унять дрожь.

Рауль и Стюарт исчезли. Рауля перевели в Бандльер, а Стюарт решил полностью сменить работу. Хили воспользовался своим правом на раннюю пенсию, и, хотя Генри не очень расстроился по поводу его ухода, он был вынужден признать, что скучает по свободе, которой они пользовались во времена его руководства. Новый начальник был более эффективен и имел несравненно более высокую квалификацию, но при этом он был фанатиком соблюдения процедур и правил рейнджерами гораздо более твердой рукой, чем это делал Хили. Тот всегда действовал как полный идиот, но его распоряжения были настолько непрофессиональны, что их смело можно было не выполнять. С новым начальником это не проходило, хотя, может быть, время все изменит.

Если Генри думал, что после всего происшедшего станет более религиозным человеком или будет чаще думать о своих индейских корнях, то этого не произошло. Рейнджер предполагал, что он слишком стар, чтобы что-то менять в своей жизни. Он был тем, кем был, и события, которые лет двадцать или тридцать назад полностью изменили бы его жизнь, теперь оставили на его душе ссадины и шрамы, но так ничего и не изменили.

Жизнь продолжалась.

В феврале, до начала весеннего наплыва туристов, когда по парку можно было ехать днями напролет, так никого и не встречая даже на самых популярных направлениях, Генри, патрулируя северо-восточный квадрат, оказался в уединенном каньоне. Каньоне с плоским дном и вертикальными стенами. Он ничем не напоминал тот каньон с наскальными изображениями, в котором Генри впервые встретил близняшек, но рейнджер остановил машину и вышел из нее, внимательно осматривая скалы и узкую полоску песка прямо перед ними. Было уже довольно поздно; небо скрылось за налезающими друг на друга слоями облаков, а на западе периодически появлялись проблески солнца. Генри ничего не ожидал найти, но на поверхности скалы со стороны джипа заметил нечто, что напомнило ему тень соблазнительной женщины. В реальности это была просто случайная комбинация из нескольких теней, которые все вместе напоминали женскую фигуру, и даже ему было легко определить отдельные тени, из которых формировались голова, руки, грудь и так далее. И тем не менее он спустил джинсы до колен и попытался онанировать.

Сначала его рука двигалась медленно, потом быстрее, но ничего не происходило. У него даже не возникло эрекции, и через пару минут он почувствовал, насколько нелепо все это выглядит со стороны.

После этого Генри натянул джинсы.

Все действительно закончилось.

Закончив работу, он направился в Моуб, в бар «Бой Хауди», где собирался встретиться с Эктором. Когда он приехал, того еще не было, так что Генри заказал кружку пива и занял небольшой столик у восточной стены. В конце стойки, недалеко от него, сидели двое мужчин: толстый и тонкий. Они были одеты в рабочие комбинезоны и разговаривали так громко, что их не мог заглушить даже работающий телевизор.

– Я был на этом индейском сборище несколько месяцев назад, – сказал толстяк. – На том, что было в Промонтори-Пойнт и о котором говорили на всех каналах.

– Правда? А ты видел саму катастрофу?

– Видел, как тебя сейчас, – похвастался толстяк. – Эти два поезда врезались друг в друга, как два лося в брачный период. Люди пытались разбежаться в стороны, но там была такая толпа… Репортеров конкретно топтали ногами, а индейцы бежали кто куда, стараясь убраться как можно дальше от железнодорожного полотна…

В дверях появился Эктор, пытающийся хоть что-то рассмотреть в полумраке. Генри помахал ему рукой.

– Да уж, – продолжал толстяк, – поезда летели навстречу друг другу на такой скорости, как будто машинисты имели что-то друг против друга. Они ускорялись до тех пор, пока не столкнулись. Осколки летели в разные стороны…

Генри не смог сдержать улыбку.

– Привет, – сказал подошедший Эктор, хлопая рукой по столу.

– И тебе привет, – ответил Генри.

– …А поезда были…

– Присаживайся, – предложил Генри, продолжая улыбаться. – И закажи себе пива.

Деннис стоял на самом конце пирса, но смотрел не на океан, а на берег и плотный ряд смежных домов, окна которых выходили на пляж. За последнюю неделю грузовики, бульдозеры и люди в форме Инженерного корпуса возвели перед домами песчаную плоскую дамбу, чтобы защитить их от зимних штормов, но сегодня погода была прекрасная, и матери с дошколятами гуляли, бегали и играли на этом гигантском песчаном холме. В нескольких кварталах от берега его мать и сестра, несмотря на все возражения Денниса, убирали его квартиру. Они приехали на короткие каникулы, чтобы самим убедиться, где и как он устроился, но Кэти уже успела намекнуть ему, что тоже хочет переехать на запад, и Деннис предвидел, что их мать очень скоро последует за ними.

Как и каждый день после своего приезда, Деннис не уставал восхищаться роскошной калифорнийской погодой. В Пенсильвании сейчас температура уже ниже точки замерзания, метет поземка, и по обеим сторонам дорог высятся высокие, как крепостные стены, грязные сугробы. Здесь же можно считать, что на дворе все еще лето. По обеим сторонам пирса молодые люди в мокрых костюмах ждали волну, на которую можно было бы забраться на доске, на берегу на песке на одеялах лежали несколько пар и одна горячая штучка лет восемнадцати-девятнадцати. Они пытались загорать, в то время как семья туристов поглощала ланч из прогулочной корзинки. По краю прибоя пара малышей с визгом гонялась за чайками.

По сравнению с Пенсильванией это был совсем другой мир и совершенно другая вселенная – по сравнению с тем, что Деннис называл теперь своим «путешествием в ад».

В отличие от других людей, собравшихся в Промонтори-Пойнт, он и те люди, которые ехали с ним на поезде, оказались в трудном положении. После разрушения поезда они остались на равнине в Юте без всяких транспортных средств и без всякой возможности вернуться туда, откуда приехали. Его собственная машина осталась в Милнере, штат Вайоминг, и если б не мужчина из племени сиу, который на своем старом драндулете возвращался в Монтану и предложил его подвезти, Деннис не знал бы, что ему делать дальше.

На обратном пути они, он и сиу, почти не разговаривали. Может быть, и обменялись парой фраз вроде «давай остановимся, перекусим» или «я могу сесть за руль, если ты устал», но бо́льшая часть пути, пока они ехали на север по равнинам и вдоль горных хребтов, прошла в полном молчании. Оно не было таким уж неловким, но и приятным назвать его тоже было нельзя, и Деннису эта поездка показалась невероятно долгой.

В Милнер он приехал около полудня, хорошо выспавшись в машине, за что был отдельно благодарен сиу. Молодой человек не хотел встречаться с Карлом Фонгом или его приятелями, а желал исчезнуть быстро и незаметно. Поэтому, расплатившись за мотель, упаковал вещи, сел в машину и отправился в сторону побережья.

По дороге у него было много времени для размышлений. Но он избегал думать о произошедшем.

Деннис повернулся и посмотрел на океан. Длинная яхта направлялась в сторону Лонг Бич, а за нею, в легкой белой дымке, он смог рассмотреть силуэты грузовых кораблей, ожидающих разрешения зайти в порт. Несколько дней назад по телевизору рассказывали о нелегальных китайских иммигрантах, которые прибыли в трюме одного из таких кораблей и были обнаружены при проверке.

И хотя против иммигрантов из Азии местные жители возражали гораздо меньше, чем против иммигрантов из Мексики, которых просто не принимали за людей, а называли чужаками, жители с отличным цветом кожи все еще вызывали гнев белых американцев. А вот против иммигрантов из других европейских стран никто, казалось, вообще не возражал.

Деннис вспомнил профессора из Денвера и матрону из Орегона, которые так сильно верили в необходимость отмщения и оправдывали любую жестокость против потомков тех, кто преследовал его народ. Это была безумная и несостоятельная позиция, которая уже приводила к самым страшным этническим стычкам по всему миру.

И все-таки…

И все-таки Деннис понимал, что они имели в виду.

Он подумал о мародерстве и беззакониях, которые обычно сопровождают крупные катастрофы. Налет цивилизованности всегда очень тонок. Злоба и насилие всегда лежат почти на поверхности, даже у самых мирных и рационально мыслящих людей.

Деннис вспомнил это гигантское… нечто… которое видел возвышающимся над прерией.

Иногда только вмешательство со стороны способно спасти людей от самих себя.

– Прощения просим. – Мимо него протиснулся черноволосый коренастый мужчина с удочкой, ящиком со снастями и пустой корзинкой, который жаждал занять какое-то определенное место на пирсе.

Деннис медленно двинулся в сторону берега, наслаждаясь легким бризом, дувшим ему в лицо. Он взглянул на часы на полицейском участке. Время ланча. Он уже чувствовал запах мексиканской еды, который доносился из «Тако Сёрф», а когда подошел ближе, то на него пахнуло ароматом свежего хлеба из соседней пекарни.

Может быть, стоит пригласить мать и сестру на ланч? Его матушка всегда стонала и жаловалась, когда ела что-то кроме китайской еды, но сейчас был как раз удобный случай расширить ее гастрономические горизонты…

Откуда-то издалека донесся гудок поезда, и Деннис замер на месте. Его сердце заколотилось, как сумасшедшее, а волосы на руках и затылке встали дыбом. Несколько мгновений он не шевелился; дыхание застряло у него в горле, а в глазах плескался страх. Потом он взял себя в руки, выдохнул, проморгался, заставил себя сделать несколько шагов вперед и через несколько минут снова был самим собой. Глядя на подернутое смогом небо, глубоко вздохнул – и снова подумал о духе, которого видел склонившимся над Промонтори-Пойнт. Что же там в действительности произошло? Что же им удалось предотвратить? И закончилось ли это навсегда? Или профессор и домохозяйка вместе с другими американскими китайцами по всей стране вновь возобновляют свои кровавые ритуалы в надежде еще раз поднять мертвецов из могил?

Ему не хотелось об этом думать.

Деннис опустил руку в карман, достал мобильный телефон и позвонил к себе домой. На четвертом звонке ответила его сестрица, и он велел ей закончить все, что они сейчас делают, забрать маму и встретить его в «Тако Сёрф» через десять минут.

– Это мексиканский ресторан? Но ты же знаешь, что Ма…

– Послушай, вы – так, на всякий случай – в Калифорнии.

Генри почти услышал, как сестра улыбнулась.

– И если мы собираемся сюда переехать, то ей надо к этому привыкать…

– Вот именно, – и он рассказал Кэти, как добраться от квартиры до ресторана.

– Мы там будем, – пообещала сестра.

Чувствуя себя вполне счастливым, Деннис закрыл телефон, убрал его в карман и сошел с пирса на тротуар. Вместо того чтобы идти по левой стороне Мейн-стрит в сторону ресторана, он повернул направо, в сторону лавки, торгующей алкоголем.

До прихода сестры и матери Деннис хотел купить лотерейный билет и газету.

Это было совсем не то, чем она хотела заниматься, и даже не была уверена, что это ей нравится, но через какое-то время Джолин оказалась сотрудницей Управления полиции города Беар Флэтс в должности помощника офицера полиции. Эту позицию открыли специально для нее, на тот период, пока она пройдет подготовку, сдаст тесты и сможет занять официальный пост. С ее биографией должность в правоохранительных органах казалась естественным выбором, но в реальности она никогда ни о чем подобном не думала, пока Нед не заговорил об этом через неделю после того, как сгоревшие руины особняка Уильямса были разрушены до основания. Джолин считала, что шеф полиции предложил ей эту работу потому, что знал, что она может работать под очень сильным давлением. И потому что она была ему нужна. За последнее время один из полицейских умер, а двое уволились, но потеря даже одного сотрудника в таком маленьком отделении влекла за собой серьезные последствия. Нед пытался подбодрить всех, говоря, что это нормальный процесс смены кадров, но все знали, что это совсем не так.

Хотя дом Уильямса и сгорел дотла, его влияние на городскую жизнь все еще продолжалось.

Джолин были нужны деньги, и она обрадовалась возможности поступить на работу. Лесли предлагала найти ей местечко в ресторане, но это выглядело бы как наем на работу из жалости, так что Джолин решила прибегнуть к помощи подруги только в самом крайнем случае. Мать сказала, что они со Скайларом могут жить в ее доме столько, сколько это потребуется, – и, надо сказать, они прекрасно уживались друг с другом, особенно при действующем моратории на спиртные напитки, – но дом был слишком мал, ситуация слишком напряженная, а Джолин хотела самоутвердиться, начав совершенно новую жизнь.

Место для жилья нашла им жена Неда. Лотти Таннер занималась недвижимостью, и, хотя Джолин никогда ни о чем ее не просила, Нед, должно быть, описал ей ситуацию. Так что та отыскала им небольшой домик, ниже по дороге, на которой жила Лесли. В доме была всего одна спальня, но в гостиной стояла софа, которая раскладывалась в кровать. Стоило все это недорого. Жить постоянно там было нельзя, но как промежуточный вариант, пока она размышляет, что делать дальше, это была хоть какая-то крыша над головой.

Однако гораздо более важным событием, чем обретение жилья, было завершение ее развода.

Джолин ожидала, что он будет непростым – ведь у них с Фрэнком был общий сын, – но Фрэнк оказался не таким уж непреклонным и мстительным, как она ожидала, так что все удалось закончить через адвокатов, даже не встречаясь лично. Бывший даже согласился выплачивать алименты и отказался от своих прав на встречи со Скайларом, хотя это она с сыном обсуждать не стала. Джолин подозревала, что у Фрэнка уже кто-то появился, и была этому рада. Так он будет меньше думать о них и скорее оставит их в покое.

Проблема была в том, что Джолин перестала обсуждать что-либо с сыном после того… после того, как все произошло. Ее сын всегда был молчаливым и сдержанным мальчиком, который предпочитал держать свои эмоции при себе, но раньше она гордилась тем, что все обсуждает с ним, держит его в курсе всего происходящего и поддерживает с ним тесные взаимоотношения, несмотря ни на какие события в их жизни. Однако после того, что произошло в доме Уильямса, Джолин обнаружила, что ей легче избегать некоторых вопросов и не говорить о том, о чем говорить было необходимо.

Она чувствовала свою вину, но никак не могла заставить себя переломить ситуацию.

Часы пробили три, Джолин закончила работу и забрала из школы Скайлара. Они на минуту заехали к маме, чтобы сказать «привет» и забрать кастрюлю с крышкой для гамбургеров на обед. В доме было тихо, слишком тихо, и Джолин сразу же включила телевизор, чтобы был хоть какой-то звуковой фон.

Скайлар его выключил.

Она с удивлением посмотрела на сына.

– Ма… – начал было мальчик, но потом передумал и уставился в пол.

– Что случилось? – спросила она мягким голосом.

– Понимаешь… Просто… – Скайлар покачал головой.

– Рассказывай, – она подошла к сыну и положила руку ему на плечо.

– Мы здесь останемся? – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Будем всегда здесь жить?

У Джолин еще не было ответа на этот вопрос, хотя она сразу же поняла, что решать это ей надо не одной. Для Скайлара сейчас было важное время, и после всего, что ему пришлось перенести, он заслужил право знать, что они будут делать и где жить. Ему необходима какая-то стабильность в жизни.

– А ты сам… – начала Джолин, но в его глазах уже прочитала ответ на свой еще невысказанный вопрос. Она подумала о маме, Лесли, своей работе, школе Скайлара, где у него уже появились друзья.

– Да, – произнесла женщина, отвечая на его взгляд. – Мы будем жить здесь.

Он обнял ее, и по тому, как крепко он прижался к ней лицом, она поняла, что сын плачет.

– Хорошо, – сказал Скайлар, и сквозь всхлипывания она услышала в его голосе благодарность. – Хорошо.

Больше всего Анджелу удивило то, что она не вернулась домой.

Несмотря на все, что случилось, на все, что ей пришлось пережить, на весь ужас, который она видела, Анджела не кинулась к мамочке и папочке, не укрылась в безопасности родного знакомого дома и не бросилась на грудь своей семье. Она осталась и смогла все пережить.

Как взрослый человек.

Хотя пока она просто решила доучиться семестр, а потом – будь что будет. Она может остаться, может вернуться домой, может перевестись в другой университет. Но сейчас для нее самыми важными были дисциплина и стабильность, чтобы иметь возможность учиться после всего того, что с ней произошло.

Анджела сидела во внутреннем дворе университета и смотрела на проходивших студентов. У Дерека сейчас тоже перерыв, но ни один из них не стал договариваться о встрече. Хотя сегодня было что-то похожее на юбилей – прошло два месяца с той ночи в Промонтори-Пойнт, – но ни один из них не хотел ни праздновать, ни говорить об этом.

Анджела была удивлена, что у них с Дереком не возникло никаких отношений. В книгах и кино мужчины и женщины, сблизившиеся при тяжелых обстоятельствах, неизбежно становились любовниками. Хотя никто не мог сказать, как долго эти отношения продолжались после того, как заканчивались титры или закрывалась обложка книги. Однако она ожидала, что нечто подобное произойдет и с ними. «Стереотип», – подумала Анджела. Вместо этого случилось прямо противоположное. После того как все закончилось, та близость, которая была между ними, куда-то исчезла, и они отдалились друг от друга. Сейчас оба чувствовали себя неловко и стеснялись, что открыли друг другу некоторые черты своего характера, и, хотя продолжали ходить на лекции доктора Уэлкса, никогда не пытались сесть рядом.

Естественно, что Дереку пришлось тяжелее всего. Ей тоже было непросто, но он потерял мать и младшего брата. И Анджела считала, что с этим ничего не могло сравниться. А он больше полагался на поддержку своих старых друзей. И хотя девушка чувствовала в этом и долю своей вины, она была благодарна ему за это. Анджела не была готова прямо сейчас погрузиться в ураган эмоций и не считала себя достаточно сильной, чтобы утешать кого-то.

Хотя кто знает? Со временем…

Сейчас же Анджела сосредоточилась на посещении занятий, учебе и на выполнении обязанностей студента первого курса.

Правда, нельзя сказать, что все прошло абсолютно бесследно.

Время от времени она ловила себя на том, что смотрит на своих соучеников в аудитории, в библиотеке, в пабе и размышляет, были ли они в той толпе, которая приветствовала линчевание Эдны Вонг. Она пыталась убедить себя, что даже если это и так, то во всем виновата плесень, которая заставила их сделать это. Но основной чертой ее характера была личная ответственность за все происходящее, так что она не могла полностью простить тех, кто убил Эдну.

Это была одна из причин, по которой Анджела подумывала о переводе со следующего семестра в новый университет.

Может быть, куда-нибудь в Нью-Мексико. Ей нравился Юго-Восток…

Зазвонил ее мобильный, и Анджела ответила.

Оказалось, что звонит ее мама. Девушка была рада услышать ее голос, и ей доставила удовольствие возможность поговорить по-испански, несмотря на осуждающее выражение на лицах некоторых проходящих студентов. Они пообщались несколько минут, а потом мама сказала, что ей надо готовить ланч, и разъединилась.

Анджела убрала телефон в сумочку и подняла глаза. На кампус опускался туман. Здания на противоположном конце двора становились все светлее, превращаясь в массивные контуры, на фоне белоснежной стены.

Это был не туман. Это был первый снег.

В Южной Калифорнии ей не часто доводилось видеть падающий снег – такое случалось только в горах. Снежинки становились все крупнее и сыпали все чаще, так что некоторые раздетые студенты заторопились в укрытия, а она стояла, улыбаясь небу, и снежинки таяли на ее теплых щеках.

Анджела открыла рот, проглотила несколько снежинок и медленно пошла в аудиторию, оглядываясь на массивные силуэты университетских зданий и наслаждаясь их красотой.

Может быть, она не станет переводиться.

Может быть, подумала девушка, она останется здесь.