Глава 11
ИСКРЫ ИЗ ГЛАЗ
Сцена 12-а
«РАССТРЕЛ МАШИНЫ»
Экст.
Реквизит: маш. «шестерка», корпуса машин — 3, покрышки от машин — 16.
Пиротехника: выстрел из танка.
— Кто не наш? — лениво спросил Миша. — Почему не наш?
— Это не из группы мужик. И не из массовки. Да и вообще какой-то не местный…
Миша посмотрел — и сначала удивился, потом разозлился. По площадке бродил такой добродушный лысый дедушка с пузиком, с седой бородкой, с длиннющим телеобъективом на фотоаппарате…
С сигарой в зубах.
Сигара Мишу просто взбесила. Больше, чем телеобъектив.
— Слышь, мужик! — крикнул он. — Иди сюда!
Чужак сделал вид, что не слышит. А может, и правда не слышал — до него было метров полтораста.
— Слышь, бородатый! Сюда — иди!
Бородатый повел ухом, косо глянул на Мишу, отвернулся и пошел в сторону машины. Стоп-стоп-стоп… Машина была как-то неправильно запаркована и сама была неправильная. «Опель Вектра», за группой ничего подобного не числилось.
Миша понял, что вся компания в багажнике уже не пьет вино, а смотрит на него.
— Херня какая-то, — сказал майор.
Точно, херня. Миша выбрался из багажника и двинулся вслед за чужаком.
— Уважаемый! Остановитесь, пожалуйста! Сюда идите!
Уважаемый сел в машину, закрыл дверь и завел двигатель.
Миша перешел на бодрую рысь, потому что — э-э, родной, ты куда это?..
Выезд с территории южного лагеря один: откатные ворота. За ними маленькая площадка, откуда в две стороны расходятся две дороги, обе в сторону Цхинвала, но очень разные. Левая — грунтовка. Каждый день по ней «Уралом» притаскивают бочку воды и привозят еду для страшно секретного подразделения. Что будет с дорогой, если по ней в течение полугода два раза в день катается армейский «покемон»? Правильно, он-то сможет по ней дальше кататься, ну и еще бронетехника. А на легковой «пузотерке» туда лучше не соваться.
Правая дорога, идущая мимо расстрелянного детского сада, где Мишу недавно пугали саперы, была выложена теми самыми аэродромными плитами. Но поскольку аэродромных плит немного, а население Цхинвала большое, и на всех желающих плит не хватало, побросали их на дорогу, как уже было замечено, не поперек, а в колею. Типа, кому надо — зарулит.
По идее, «Вектра» могла уйти только на правую дорогу.
Миша уже не бежал — он мчался во всю дурь.
На воротах скучал рядовой-срочник. Табельное оружие на всех постах в Южной Осетии, извините, пулемет Калашникова модернизированный, чтобы мало никому не показалось, в том числе и солдату. Выглядел боец даже не сонным, а мертвым. Сами попробуйте так постоять: на плече тяжеленный ПКМ с тяжеленным коробом, жарко до одури, киношники эти задолбали в козырную маму, хуже, чем родной сержант, потому что, твари, катаются туда-сюда, и, в общем, жизнь солдату не мила, а до дембеля еще чуть-чуть осталось, и развлечений тут, наверху, просто никаких… Правда, когда приехала съемочная группа, он думал, будет развлечение, а оказалось мучение: открой ворота, закрой ворота, открой ворота, закрой ворота…
Поэтому в какой-то момент солдат просто оставил ворота открытыми. Ну а чего — чужие здесь не ходят, а киношники пускай мотаются.
«Вектра» нацелилась на выезд, и Миша заорал во всю глотку:
— Ворота закрой!
— А?
— Слышь, придурок, ворота закрой!!!
— Чё?..
Блин, подумал Миша, я в камуфляже, но без знаков различия, и камуфло — не стандартная армейская «флора». Непонятный человек.
Но раз кричу, значит, наверное, имею право?!
Солдат критически оглядел Мишу и кивнул. Мол, сейчас, погоди, машина выкатится — чего перед ней закрывать. Проедет, тогда и закрою.
— ВОРОТА! — надрывался Миша. — ВОРОТА!
«Вектра» проскочила ворота, и тут чужак на секунду притормозил, думая, куда ему лучше. То ли сворачивать налево и скакать по колдобинам, рискуя в любой момент намертво зацепиться брюхом, то ли уходить направо и ехать по более-менее ровной, но колейной дороге, где тоже не разгонишься: чуть дал руля в сторону — и застрял.
Солдат не спеша закрывал ворота. Прорычав что-то нечленораздельное, Миша прыжком вылетел в оставшуюся дырку и подскочил к машине. Одной рукой вцепился мертвой хваткой в зеркало, а другой стукнул в окно: слышь, придурок, дверь открой!
Придурок, не выпуская сигары из зубов, улыбнулся, кивнул — и на всех четырех дверях опустились флажки. После чего придурок начал спокойно копаться в фотоаппарате.
Миша наконец-то подробно разглядел чужака: на вид крепко за полтинник, даже под шестьдесят, не по-нашему гладкий и лоснящийся, такой с детства сытый и довольный жизнью дядя. Абсолютно белая аккуратная бородка, лысина блестит, ну прямо Хемингуэй, только пузо отрастил. Симпатичный в целом тип, располагающий. Глаза добрые-добрые, спокойные. Уверен в себе — железно. Зачем тогда убегал?
Миша сделал несколько глубоких вдохов, чтобы можно было нормально говорить, и постучал сильнее.
— Уважаемый! Вы поймите, я вас не имею права никуда отпустить до приезда российских военных властей! В связи с тем, что вы отказываетесь представиться, а находились вы на территории российского военного объекта…
Уважаемый молча достал какой-то документ, раскрыл его и приложил к окошку, дескать — отстань. Паспорт гражданина Южной Осетии, туда-сюда…
Диксон Фрэнсис Александрович.
Место рождения — Соединеные Штаты Америки.
Штат Висконсин.
* * *
Когда человек говорит, что у него от ужаса встали дыбом волосы на заднице, он обычно преувеличивает. У Миши дыбом встало всё. Что у нас имеется? Гражданин США явный — раз. Явно радиоразведывательный объект — два. По территории лазают телевизионщики, мельтешат, создают неразбериху, ответственный старший за всю эту херню некто Клименко, и пока он занимался херней…
Уж точно Фрэнсис, мать его, Александрович Диксон не снимал, как москвичи занимаются херней. Снимать это мог только такой же, как они, московский идиот.
Но даже если предположить на секундочку, что Фрэнсис, конь педальный, Александрович — действительно идиот и ему интересно, как русские снимают кино, остается маленькая неувязочка: он зашел туда, куда ему без разрешения нельзя. А с разрешением — нельзя два раза. Обоих повяжут — и того, кто приперся, и того, кто ему это позволил.
В общем, понял Миша, вывернут меня мехом внутрь. Что со мной будет, я даже представить себе боюсь.
Территория российского военного объекта, на которую забралось это чудо из Висконсина, а старший, сука, я!
— Мужик, вылезай.
Мужик помотал головой.
Ну, хер с тобой.
Три недели в напряжении. Дорогие камеры, дорогое оборудование, взрывчатка, оружие… Зачем у меня ТТ за поясом? Миша вытащил пистолет, аккуратно постучал рукояткой в окошко и сказал:
— А вот теперь, мужик, вылезай, ты меня достал.
He-а. Диксон взялся за телефон, долго по нему общался, потом буквально на палец опустил окно, и наконец-то с Мишей заговорил. На внятном, хоть и слегка ломаном русском языке. Произносил слова чисто, просто одни фразы у него от зубов отскакивали, а в других он путал падежи или переводил свое родное «to be» как «есть».
— Я есть журналист! — сказал Диксон. — У меня есть аккредитация правительства Южной Осетии, вы не имеете права меня задержать. Все вопросы можете задать вот сюда…
И высунул в щелочку мобильный.
— Я не буду ни с кем разговаривать, — Миша замотал головой. — Мне это неинтересно. А вы будете стоять здесь, пока не прибудут российские военные власти, они будут с вами разбираться.
— Вы не понимать, это есть министр печати Южной Осетии!
— Мне неважно, кто там. Пока не прибудут наши военные власти, вы отсюда никуда не поедете…
Еще как поедет, сообразил Миша, и я не могу его остановить: формально мы сейчас за пределами российской военной базы. А я — конь в пальто, и пистолет у меня, как бы сказать помягче, для поднятия авторитета. И что делать? Под колеса бросаться?..
Он повернулся к солдату, который уже почти проснулся и с интересом слушал, как люди ругаются.
— Давай быстро дежурного по объекту, и пусть вызывают комендатуру!
— Ага, — сказал боец и принялся крутить телефон. — Товарищ прапорщик…
Диксон начал объяснять по второму кругу, кто он есть, Миша продолжал гнуть свое.
— Я не есть понимать по-русски, — сказал наконец Диксон.
Да и черт с тобой! Миша перешел на английский. Говорил он далеко не идеально, зато помнил много слов. А был бы я сейчас в своем праве, с тоской подумал он, хватило бы «хенде хох» и «аусвайс-контроль»…
Прошло уже в сумме минут двадцать — никто не ехал, никто не шел на выручку. Диксон это понял. Он спокойно докурил сигарку, раздавил ее в пепельнице и сказал: все, вы мне надоели, отстаньте от меня, отойдите от машины — и снова завел двигатель.
Миша встал перед капотом.
— Я поеду, отойдите.
Не отойду.
— Я вас задавлю.
Попробуй.
— Хорошо.
Диксон включил передачу и нажал на газ.
Вовремя я пистолет за пояс убрал, а то бы сейчас уронил его, успел подумать Миша.
* * *
Он лежал на капоте, вцепившись в жабры воздухозаборника, машинально отметив, какие они у «Вектры» удобные. «Опель» прыгал по бетонным плитам.
Сквозь два стекла Миша видел изумленные глаза солдата.
— Мудила! Чё ты стоишь! Нападение на пост!!!
Боец, услышав знакомую формулировку, кивнул, сдернул с плеча ПКМ и дослал патрон.
У Миши в голове поместилось ровно две мысли.
Первая: если выживу…
Вторая: порву!
Вот только нажми на спуск.
То ли боец принял телепатический сигнал, то ли у него у самого в голове переклинило. Но вместо того, чтобы нажать-таки на спуск, он бросился вприпрыжку следом за «Вектрой» — с пулеметом наперевес и криком:
— Стой, стрелять буду!
Машина постепенно набирала скорость.
— СТОП! — орал Миша в лобовое стекло. — СТОП, МАЗАФАКА!
Как тебе, гаду, объяснить, чтобы ты в зеркало глянул? Солдат не железный, и нервы у него не казенные, вот сейчас парню надоест бежать — и нам обоим каюк.
— ЛУК БЭК, Ю, БАСТАРД! ЛУК БЭК!
Я ведь не спрыгну, думал Миша, мне уже просто некуда.
А этот Фрэнсис, жопа с ручкой, Александрович — он не обернется.
— ЛУК БЭК, МАЗАФАКА!
Солдат начал заметно отставать. А Диксон ехал все быстрее, уставившись на Мишу остекленевшими глазами, совсем не добрыми-добрыми.
Что ты, падла, на меня таращишься? Оглянись! Там сзади смерть твоя бежит. И моя, блин, тоже!
— ДОН'Т ЛУК ЭТ МИ! ЛУК БЭК! ЛУК ЭТ ХИМ!
Диксон заморгал. И буквально на миг бросил взгляд в зеркало.
— ЛУК ЭТ ХИМ! ХИ'З Э ФУЛ, ХИ ВИЛЛ ШУТ!!!
Диксон оторвался от зеркала — и повернул голову, чтобы рассмотреть получше, чего там сзади такое страшное. В этот момент он чуть-чуть поддернул руль. Наверное, рука дрогнула.
«Вектра» соскочила с бетонной колеи.
БУМС!
Мишу сорвало с капота и бросило спиной вперед. Он сжался в комок, упал, кувыркнулся через голову и тут же вскочил.
Солдат догнал машину. Не найдя ничего умнее, он обежал застрявшую «Вектру» справа — и с размаху воткнул пулемет в салон.
Раздался сухой хруст осыпающегося стекла. Диксон повернул голову — ему четко промеж глаз смотрел раструб ПКМ.
— Козлячья морда, ты что творишь?! — рявкнул Миша, отряхиваясь и поражаясь тому, как легко отделался.
— Я буду жаловаться! — сообщил Диксон.
— Чего-о?..
— Вы разбил стекло! — сообщил Диксон, дисциплинированно глядя в дуло пулемета и держа руки на руле. — А ты испортил машина! Капот! Царапать! Ты будешь платить за это!
Миша, продолжая отряхиваться, покосился на капот. Действительно, пока он там елозил — расцарапал краску пряжкой своего офицерского ремня.
Миша вспомнил, как это было весело — буквально несколько секунд назад, — и очень вежливо начал:
— Значит, ты, черт нерусский, хочешь на меня жаловаться…
На вопль про нападение на пост — учитывая, что до этого вызывали комендатуру, — из лагеря высыпал народ. И увидел чудесную картину: «Вектра» лежит пузом на бетонной плите, болтая всеми четырьмя лапами в воздухе; рядом стоит боец, засунув в машину ствол пулемета, готовый защитить Родину; а перед машиной некто в камуфляже громко орет матом.
А по дороге к лагерю скачет высокими прыжками зеленая «буханка» комендатуры.
Надо же, приехали.
* * *
Из «буханки» выбрался капитан, не спеша оглядел Мишу, «Вектру» и солдата и спросил:
— Ну, что у вас тут?
— Вот, — сказал Миша. И вкратце обрисовал проблему.
— Ну, хорошо, и чего?..
— Чего-чего, разбирайтесь!
— Не-ет… — протянул капитан. — Разбирайтесь — это не к нам.
— Почему?! — взвыл Миша и отряхнул рукав.
— Взял бы ты его там, внутри периметра, это было бы наше дело. А так — извини, парень, вопрос не к нам.
Мише захотелось протереть глаза. Вместо этого он отряхнул другой рукав.
— И что? — пробормотал он обалдело. — Отпускаем?!
— Ну зачем так сразу-то, отпускаем… Подожди, мы контриков вызвали.
Диксон, сидя в машине, кому-то звонил. Солдат все еще держал пулемет у него перед носом: отмены команды не было. До места происшествия добрался наконец-то майор из страшного подразделения и сказал: ну, вы, ребята, даете! И команду не отменил. Пускай боец несет службу.
Вслед за майором пришли его полковники-технари: о-о, какой тут цирк! Чего у вас творится, рассказывайте! И давай трепаться с комендатурой: давно не виделись.
Миша стоял рядом, все еще нервно отряхиваясь.
Тут из-за поворота донесся звук, любому военному знакомый до боли, — мучительный скрип подвески «УАЗа». За ним — вой движка, подвывание мостов, и наконец показалась исключительная машина. И сама по себе загадочная, и совсем уже нелепая для сопредельной территории. Это был тентованный командирский «козел» с красно-синей балкой спецсигнала на крыше, надписью «ВОЕННАЯ АВТОИНСПЕКЦИЯ» и номерами пятнадцатого вэвэшного армейского региона.
При виде «УАЗа» все полковники, которые тут стояли руки в брюки, точили лясы и курили, как-то быстро затушили сигареты, втянули животы и вообще приобрели более-менее ровный вид. Миша пристроился рядом: мужики, это что?.. Щас сам увидишь, сказали ему.
Миша на всякий случай оглядел себя и снова отряхнулся.
— Хватит дергаться, — сказал майор из страшного подразделения.
— Это нервное, — объяснил Миша.
«УАЗ» остановился, открылась передняя дверь, и оттуда вышел товарищ не менее специальный, чем машина.
Товарищ был в подполковничьих погонах — и больше не имел знаков различия вообще. Одет в коричневый камуфляж для жаркого климата, пошитый из сетки: брюки со швом в виде стрелки, рубашка прямого покроя с пуговичками снизу и коротким рукавом. На голове пилотка.
Среднего роста, сухой конституции. Загорелый, как и все тут, докрасна. На вид лет сорока. С характерным цепким взглядом из-под бровей. Что называется, «черт конкретный» — сразу видно, не в кабинете службу несет.
Почти сразу вслед за конкретным чертом по бетонке прискакал короткий «Паджеро» с местными номерами. Из джипа выскочил представительный, весь из себя официальный красавец осетин и с ходу заявил:
— Я замминистра иностранных дел республики Южная Осетия! Вы незаконно удерживаете нашего гражданина! Вы обязаны его отпустить!
Подполковник стоял к нему спиной и никак не реагировал. Он разглядывал собравшийся тут военный народ.
Народ безмолвствовал.
Диксон бросил таращиться в пулеметное дуло и полез из машины, весьма довольный: его приехали выручать.
Солдат с пулеметом так и остался стоять, явно уже ничего не соображая.
Подполковник шагнул вперед, безошибочно выцепил взглядом из группы полковников молодого майора и спросил:
— Кто?..
— Товарищ подполковник, майор такой-то, но это не ко мне, это вот с ним…
Майор шевельнул головой в сторону Миши.
— Понятно. С тобой потом будет разговор отдельный. Пока ты свободен.
Затем подполковник глянул вроде бы на Мишу, а вроде бы мимо него и бросил:
— А ты — ждать.
И повернулся к Диксону.
— Ты — кто?
Диксон начал что-то объяснять по-английски, но тут подскочил местный:
— Это журналист, он у нас работает по аккредитации, вы его обязаны отпустить!
— А ты — кто? — спросил подполковник, слегка морщась.
— Я?! Замминистра иностранных дел!
— Брысь отсюда… — сказал подполковник брезгливо. — Э-э… Стоять! Английский знаешь?
— Знаю, — послушно кивнул замминистра.
— Отставить, иди сюда, переводить будешь.
Подполковник снова повернулся к Диксону и повторил:
— Ты кто?
— Фрэнсис Диксон.
— Документы есть?
— Да.
— Показывай.
Диксон протянул ему южноосетинский паспорт.
— Это хня, а не документ. Еще есть?
— Есть…
— Показывай.
Диксон извлек откуда-то другой паспорт, российский.
— Хм… Ну, допустим.
Миша глядел во все глаза, как подполковник обращается с паспортами Диксона. Он раньше такое видел только у опытных гаишников: документы зажимаются между пальцами левой руки и одним большим пальцем листаются с удивительной ловкостью.
— Ну а то, что ты журналист, — про это еще чего-нибудь есть?
— Есть.
— Показывай, — терпеливо сказал подполковник.
Почему-то вместо пресс-карты Диксон вытащил очередной паспорт, синий.
— Давай-давай-давай… О-о, вот это уже документ. С этим уже можно работать…
Уже три паспорта — южноосетинский, российский, американский — были зажаты у подполковника в руке. Теперь он листал синюю книжечку, и на очередном движении большого пальца из-под обложки американского документа выскочила карточка — водительские права. Хлоп на землю.
Подполковник нагнулся и подобрал их, особо не рассматривая.
— Ну так кто ты? — спросил он Диксона, будто только сейчас его увидел.
— Журналист. Работаю по аккредитации…
— А здесь что делаешь?
— Я здесь много лет живу, защищаю права осетинского народа…
Миша прислушался. Чиновник МИДа очень странно переводил диалог. То ли плохо знал английский, то ли имел какой-то свой интерес в происходящем. Может, поэтому он сказал Диксону предъявить американский паспорт вместо пресс-карты? Непонятно… Миша изо всех сил навострил уши и быстро понял: замминистра переводит некорректно в обе стороны — что вопросы подполковника, что обратно. Особенно сильно он подправлял ответы Диксона.
— Эй, мужики, — сказал Миша. — А он переводит неточно.
— Да ну?
— А давайте вместе послушаем.
Диксон тем временем говорил:
— Я тут снимаю, я делаю репортаж, я знаю, что снимается кино, я звонил в Москву, получил разрешение…
Мидовец бодро отбарабанил:
— Я фотографирую мирную жизнь осетинского народа!
Миша не выдержал и начал довольно громко комментировать все эти трудности перевода. Так, чтобы не только майор и его технари слышали, но и до места события долетало.
Подполковник сначала недовольно дернул ухом, потом обернулся и спросил:
— М-м?.. Ты чего, язык знаешь?
— Ну, в некоторых пределах.
— Так, иди сюда. А ты — пшел нах. Замминистра с оскорбленным лицом отодвинулся к своему джипу.
— И чего он там неточно переводил?
Миша быстро растолковал, что и как у мидовца не стыкуется с ответами Диксона.
— Хм… Ты, — это Диксону, — жди. Пойдем отойдем.
Они отошли в сторонку, и подполковник задал Мише свой любимый вопрос:
— Ты кто?
— Съемочную группу сопровождаю, — Миша показал в сторону лагеря.
— Чё делаете?
— Чё, кино снимаем. Вот приказ министра, вот разрешение на съемки на этом объекте…
Подполковник быстро по диагонали проглядел бумаги.
Как нарочно, в этот момент где-то за казармой бабахнула танковая пушка.
— Интересное кино, — сказал подполковник.
— Про войну, — объяснил Миша.
— Понятно. Как ты его взял?..
— Окликнул, а он ноги начал делать. Я его тормознул, а дальше — вот…
— Понятно. То, что он сказал, мол, у него аккредитация на съемки ваших съемок, — правда?
— Сейчас в Москву позвоню, все узнаю.
— Ну давай, звони…
До руководства студии Миша достучался за несколько минут и, ничего не объясняя, просто спросил: Фрэнсис Диксон из Южной Осетии выходил на нас?
Да понимаешь, ответили ему, черт знает. Короче, звонил какой-то странный тип, задал какой-то дурацкий вопрос и отключился раньше, чем мы успели вообще понять, чего ему надо. Может, связь оборвалась, но не перезванивал он точно.
— Нет у него разрешения на съемки наших мероприятий.
— Понятно. Ну, пойдем, будешь переводить.
Диспозиция на дороге осталась прежней:
Диксон ждал, замминистра ждал, «Вектра» уныло свесила лапы в колдобины. Комендатура ехидно ухмылялась, майор и его технические полковники вяло переминались с ноги на ногу. Только солдат ушел обратно к воротам и застыл там с пулеметом наперевес, всем своим видом выражая готовность больше никого не пропустить никуда, хоть это будет американский журналист, хоть грузинская армия.
Подполковник оттер Диксона подальше от публики — и пошла нудятина: а что вы тут делаете, а как вы сюда попали, а где получали журналистское образование…
Подполковник все еще держал три паспорта в левой руке, и поверх этой пачки у него были прижаты водительские права. На правах — какая-то очень странная фотография. Вверх ногами плохо видно, а подполковник еще и рукой помахивал. Но на фото Диксон точно был в униформе.
— Погодите секунду, — сказал Миша. — Можно?..
— Да, смотри.
Миша впился взглядом в права.
— Слушайте, так он здесь в форме военной!
— То есть?..
— Вот, смотрите, виден край петлицы и край буквы S. Здесь буква S, а здесь буква А — это петлицы US Army.
— Хм… Ну-ка, спроси, где мужик служил.
Вы в армии служили? Да, служил. Где?
Я был военным журналистом…
— Стоп, — сказал Миша. — Что-то я не помню в Министерстве обороны США должности «военный журналист». В каком году это было?
Диксон назвал дату в начале восьмидесятых годов. А где служил? В Европе. В Европе — точнее? Ну, в Европе. Точнее! В Германии. А в Германии — где? Город?!
— Бад-Тёльц, — сказал Диксон.
И тут подполковник напрягся.
* * *
Подполковник феноменально владел лицом. Оно у него выражало до этого момента в основном легкую скуку. Иногда, чтобы не казаться совсем уж каменным, он позволял себе заскучать посильнее. Но с физиологией так легко не справишься, а Миша ведь глядел на подполковника во все глаза — тот был ему в сто раз интереснее, чем все остальные вокруг. Дай Мише волю, он бы его под рентген уложил, чтобы посмотреть, как этот редкостный товарищ устроен внутри.
Услышав про Бад-Тёльц, подполковник сильно, очень сильно напрягся.
— Вы чего?.. — удивился Миша.
— Спроси, в какой должности служил… — процедил тот, не отрывая взгляда от Диксона.
Позже Миша выяснил, что его так насторожило: в Бад-Тёльце размещалась штаб-квартира 10-й бригады спецназа. И если Диксон оттуда, значит, это персонаж с очень богатой предысторией.
— Должность?..
— Журналист!
— Слушай, мужик, — сказал Миша, которому уже поднадоело вытягивать из Диксона каждое слово. — Ну хватит этого бла-бла-бла, ну нет такой должности в вашей армии — журналист!..
Ты где служил — в Ю-Эс Ами? Где именно в этом городе? Где там ваша часть стояла? Кем ты был? При штабе писарем? Ну-ну…
— Знаете, товарищ подполковник, есть проблема, — сказал Миша.
— Ну, пойдем…
Они отошли к «Вектре».
— При штабе писарем он, конечно, мог быть. Но что-то меня здорово смущает его знание русского. Вы и не слышали толком, как он шпарит по-нашему, а я-то с ним долго базарил. Ему язык в свое время очень хорошо «ставили», он разве что грамматику подзабыл… Скорее всего, либо полевая разведка, либо наш мистер Диксон имел отношение к армейским разведорганам.
— Вот и я думаю, — сказал подполковник, глядя в заднее стекло «Вектры». — Не просто так здесь взялся этот милый мальчик. Ладно, давай его дальше колоть. Эй, мистер, ком цу мир, битте!
Под задним стеклом машины лежала российская офицерская фуражка. Миша ее раньше и не заметил. Фуражка не простая — шитая на заказ.
— Откуда шапочка?
— Подарили. Сувенир.
— А вам ее подарили — зачем? Чтобы вы в наши военные городки заезжали спокойно, кося под русского офицера?
Ну, ты даешь, подумал Миша восхищенно. А ведь на такой дурацкий вопрос надо суметь ответить. Правда, сначала мне надо как-то его перевести…
Диксон от дурацкого вопроса тоже обалдел.
— Да вы что, это просто подарок!
— Чей подарок?
— Друзей.
— А друзья у нас кто?
— Ну… Там друзья, — Диксон махнул рукой в сторону Северной Осетии.
— Друзья — кто?!
— В военном госпитале во Владикавказе…
— Фамилии!!! — подполковник впервые повысил голос.
Диксон назвал две фамилии. Первую из них подполковник вроде бы переварил, а на второй у него напряглось все, что не напрягалось раньше.
— Ага-а… — протянул он. — Хорошие у вас друзья. Понимаю. А на фотоаппаратике-то у вас — что?
— Частная собственность, не отдам, — отрезал Дискон, сразу поняв, куда тот клонит.
— Не отдадите — изыму, — равнодушно сообщил подполковник.
— Не имеете права.
— Хорошо. Но показать-то вы хотя бы можете?
— Показать могу…
И Диксон из своих рук начал листать снимки. Действительно — мирная жизнь, местные пейзане.
— А вот здесь беда, — тихонько буркнул Миша. — Мы не знаем, что он нам показывает, память фотоаппарата или память карты.
— Да, — согласился подполковник. — Беда. Показывайте дальше, мистер, не отвлекайтесь…
Диксон послушно листал снимки. И вдруг подполковник легким, даже изящным движением хлопнул его снизу по ладони и выхватил аппарат.
— Та-ак, а это что у нас такое?
— Это ворота на рынке во Владикавказе, — сообщил Диксон оторопело, зачем-то разглядывая свои руки. Типа, как это так, был фотик — и нету фотика.
— Ха-ха, — сказал подполковник. — Ну-ка, ты, гляди. Во Владике был?
— Был.
— На рынке был? Вот такие ворота там видел?
На фото был кусок ворот голубого цвета с восточными мотивами в архитектуре. Прямо как с картины Верещагина. Поверх ворот было что-то написано, но в кадр попала только большая буква Е.
— Знаешь, что это такое?
— Понятия не имею.
— Это ворота рынка в Душанбе. Мистер нам лапшу на уши вешает.
— Ну, я как бы догадался…
— Фотоаппарат надо изымать. Давай.
А вот это ты спешишь, подумал Миша.
— Погодите, товарищ подполковник, есть одна хитрость мелкая, точнее, даже мелкая пакость. Кроме силового изъятия.
— То есть?..
— Пока аппарат сам по себе аппарат, это его личная собственность. И я так понимаю, что на сопредельной территории мы не имеем особого права ее изымать. А вот если это мусор, то мусор ничейный. Он валялся разбитый на бетонке, мы подобрали. А нам же по барабану — из памяти фотоаппарата, даже если он вдребезги, достать информацию ваши смогут. А уж с карточки тем более, чего ей сделается.
— Сколько стоит такой аппарат? — спросил подполковник, выразительно подбрасывая камеру на ладони. Камера была тяжелая, и он ее чуть не уронил. Диксон едва не застонал, но сдержался.
— Не знаю, но это профессиональная вещь, одна ее тушка может потянуть штуки на три…
— Рублей?
— Баксов!
— Ух ты! — и подполковник снова чудом не грохнул аппарат оземь.
— …А объектив еще дороже, вы на него посмотрите, из него же стрелять можно…
— Ну что, мистер, — спросил подполковник. — Мусор или добровольная выдача?..
— Вы мне обязаны его вернуть!
— Не вопрос, сейчас расписку напишу.
— Нет!!!
— Ой, господи… — скучное лицо подполковника стало на мгновение живым, и Миша увидел: ему наконец-то действительно все это надоело.
— Жарко, тошно, ты мне тут мозг трахаешь, какая-то херня вокруг бегает… — бормотал подполковник, глядя под ноги. — Чего-нибудь жрали сегодня?! — внезапно рявкнул он, не оборачиваясь.
— Еще нет, — донеслось из толпы офицеров. — У нас вон там обед стынет.
— Ладно, значит, ты со мной поедешь, — это Диксону. — Ты, — это уже заместителю министра, — можешь валить обратно к себе в МИД… А с вами со всеми потом поговорим. Короче, разъехались.
Поддерживая Диксона под локоть, подполковник довел его до «УАЗа» и усадил на заднее сиденье, фотоаппарат уложил в пакетик…
— Машина! — вдруг крикнул Диксон, протягивая руки к «Вектре».
— Куда она денется у тебя отсюда, родной? Ты ее потом снимать сам замучаешься! Свободны все!
Первым упрыгал министерский «Паджеро», за ним, стеная и кряхтя, — «УАЗ», последней — «буханка» комендатуры. Миша остался стоять перед воротами, снова нервно отряхиваясь.
— Ну, свободны и свободны, — сказал майор. — Наше дело маленькое, нам команду дали, мы и разошлись. — Он поглядел на Мишу. — Ха-ха, шпиёна поймал… Молодец!
Ага, подумал Миша, только что мне за это будет? Уж точно не медаль на грудь.
Он глянул на часы — и сначала не поверил. Мама родная, три часа коту под хвост!.. И почти бегом помчался обратно на площадку.
День закончился в обсуждениях, байках и домыслах на тему «что же это все-таки было». Миша больше не отряхивался, зато наконец осознал себя полным идиотом. Зачем, ну зачем он прыгал на капот?.. А раз уж прыгнул — чем потом думал?! Упустил такой шанс взять америкоса за яйца! Ведь совсем неподалеку стояли гаишники, да не местные, которых Диксон мог давно подмазать, — а из сводного отряда Северной Осетии. Перекрывали дорогу, чтобы никто не врезался в бронетехнику, вдруг краску на танках поцарапают… До гайцов было по прямой метров пятьсот. Солдата послать — и дело в шляпе. И Диксон уже не грозил бы Мише страшными карами за испорченный капот, а сам бы ползал на карачках и умолял спасти Христа ради.
Понимая, что гаишникам непременно сообщат, какое шикарное ДТП они проворонили, и наверняка с три короба наврут, Миша пошел — и рассказал им сам, как было дело.
— Ну, ты лох! — поразились гайцы. — Видали мы лохов, но ты — особенный. Почему ты нас не позвал, мы бы ему оформили изъятие прав за наезд на пешехода! Мы бы ему… Мы бы его… Э-э, слушай, какой же ты лох!
Действительно, я тормоз, подумал Миша, представив, сколько бабла можно стрясти с американца, откупающегося от наезда на пешехода. Вроде и не по закону это, но с Фрэнсисом, сука, Александровичем он готов был разбираться по понятиям.
Откуда ты вообще здесь взялся, падла нерусская?
Съемочный день закончился — слава богу, пока Миша участвовал в шпионском триллере, ничего страшного на площадке не случилось. Завтра надо было работать на этой же точке, поэтому технику оставили наверху, со всеми поручкались и поехали ужинать.
На Мишу смотрели как на героя, а он — страдал.
И вечером подошел к квартирной хозяйке.
— Хозяюшка, а вот здесь в городе вроде бы американец есть. Такой Фрэнсис Диксон. Лысый, бородатый…
— Конечно, это же Осетинский Фрэнк! — сказала хозяйка.
— Его тут вообще все знают? — осторожно спросил Миша.
— Ну, не все… Он журналист, с фотоаппаратом ходит, женат на местной — ездила в Америку работать, там и познакомились. Ребенок у них вроде… Кокойты лично Фрэнку наш паспорт вручал. Он тут и во время войны был. Всем журналистам, кто потом сюда приехал, и агличанам, и другим, говорил, что это Грузия первая напала…
— Спасибо… — пробормотал Миша.
— А что? Познакомился?
— Встретились случайно, — сухо ответил он.
Черт знает, кто ты такой — Фрэнсис, зараза, Александрович.
Но лучше бы ты ко мне на площадку не совался.
Только мне тебя не хватало.
