«БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ»

— Экипажи, по машинам! Положение по-походному!

Бойцы весело побежали к колонне. Два танка, две бээмпэхи, четыре бэтээра. Заканчивалась третья неделя съемок, настали самые интересные, кульминационные дни — реконструкция боя на южной оконечности города.

Но южная граница Цхинвала — это практически, еще и северная граница Грузии. Не нарочно, так получилось. Чуть левее и ниже по карте, буквально метров на триста от края городской застройки, — бывший лагерь миротворцев, а там, чтобы увидеть границу, не понадобятся очки. Миша стоял на дороге, по которой грузинская армия зашла в Южную Осетию — и начала крошить миротворческий батальон.

Сейчас технике предстояло спуститься с холма мимо раздолбанной в хлам казармы «русских», доехать до шлагбаума, отделяющего одну страну от другой, и там развернуться. И оттуда, радостно постреливая (кто холостыми, а кто и не очень) в сторону многострадальной казармы, двинуть обратно к центру Цхинвала.

Что подумают грузины, когда на единственной дороге, которая связывает ЮО и Грузию, вдруг появятся восемь единиц бронетехники, включая два танка, у них же отнятых, и с адским грохотом ломанутся к границе, никого не волновало. Пускай жуют галстуки и звонят в Вашингтонский обком.

Дубле на третьем они должны, наверное, догадаться, что осетины в гробу их видали и нападать не собираются, а просто снимают кино.

А не догадаются — да и фиг с ними.

— Командиры экипажей, ко мне!

Народ так же весело попрыгал с брони — и гурьбой бросился назад.

— Не понял, — сказал Миша. — Экипажи, по машинам!

Бойцы рванули обратно. Развлекуха, елы-палы.

— Командиры экипажей, ко мне!

Он глазам не поверил, когда перед ним опять сгрудилось толпой человек двадцать.

— Военные! — рявкнул Миша. — Я кого сюда звал?! Командиров! А ты что здесь делаешь?! — он ткнул пальцем в одного из мехводов.

Ответ мехвода поразил его до глубины души.

— Э-э-э, а чито, нам сказать не можешь, мы что, хуже, чем командиры?

Миша временно потерял дар речи.

Он так и не понял, как это у местных военных получается. Если брать каждого по отдельности — не боец, а гордость Министерства обороны Республики Южная Осетия: смелый, умелый, опытный. Почему, собравшись вместе, они ведут себя как стадо тяжеловооруженных баранов, оставалось загадкой… Воинскую дисциплину здесь тоже проявляли строго поодиночке: что прикажешь, то и делает, ничего не прикажешь — вообще ничего не делает. Прикажешь сразу нескольким — они устроят базар, перекур и порчу казенного имущества. Что не сломают, то потеряют, ну точно как в анекдоте про русского, которому дали два бильярдных шара. Русские, когда уверяют вас, что они хуже всех на свете, — сильно ошибаются. Они просто не видели отдельного танкового батальона МО РЮО…

Миша начал ругаться — сам не помнил, какими словами, зато помогло.

Колонна двинулась в сторону Грузии. На той стороне, за шлагбаумом, возникло редкостное оживление — попросту говоря, там бегали и подпрыгивали. Так вам и надо, мстительно подумал Миша, а то почему все время один я тут офигеваю?

Не угадал: едва начали снимать обстрел казармы, пришлось офигеть вконец, куда там грузинам с их временной паникой.

— Наводи в квадрат между вторым и третьим этажом, между окнами, понял?

— Понял.

«Бжж-взз-взз…» — сказала башня БМП.

Что-то пушка высоковато смотрит, подумал Миша.

— Ну-ка, вылезай.

Он прыгнул на место наводчика, припал глазом к окуляру и ничего не увидел: четко в прицел шла засветка от солнца. Миша помнил, что в бээмпэхе на такой случай есть бронещиток, которым можно закрыться, как козырьком, только ручку поверни. Пошарил в поисках ручки. Хвать-хвать — ручки нет. Высунулся, пригляделся — козырька тоже нет.

— Где?!

— Сломали…

— Ладонью прикрой мне прицел.

Ствол глядел не в назначенный квадрат, а четко в окно этажом выше.

— Дорогой, — спросил Миша наводчика самым ласковым тоном, на какой был способен, — ты как целился?

— Э-э, слушай, интуитивно!

«От бедра стреляешь, да, ковбой ты долбаный?!» — чуть не вырвалось у Миши. Но тут он вспомнил, что ему осталось продержаться ровно три съемочных дня — и все.

И сразу подобрел.

Три дня.

Фигня.

Момент, когда оператор решил красиво снять выстрел из танковой пушки, Миша прозевал. А тот — спецназовец бывший, ядрена матрена, — встал перед танком на безопасной, как ему показалось, дистанции метров в семьдесят и сказал: начали!

Заряд был, конечно, холостой, но калибр сто двадцать пять миллиметров — это вам не кот чихнул. Танк жахнул.

Камеру просто сдуло, вслед за ней — оператора.

Его подняли, отряхнули и попросили больше так не делать, а то всем на площадке страшно и аппаратуру жалко. Оператор согласился, что поступил не слишком умно, и уже через пять минут пристроился с камерой позади бойца с РПГ. К счастью, мимо проходил Пиротехник и вовремя пресек это самоубийство.

Пиротехник, с тех пор как залился резиновым клеем по уши, не беспокоил Мишу совершенно: в его хозяйстве был полный ажур. У него все так бабахало, дымило и горело — пальчики оближешь.

Техника ездила, оружие стреляло, актеры играли, массовка стояла по местам. Группа работала как единый слаженный организм.

Три дня, твердил Миша — и не впечатлялся по мелочам. Он только отметил, что люди явно утомлены и начинают косячить. Значит, ты сам не имеешь права щелкать клювом. Ты же ответственный за технику безопасности и вообще «консультант по дурацким вопросам». Три дня — и потом хоть падай.

Почти три недели каждое утро он выстраивал группу и повторял тот же инструктаж, что и в первый день. И группа внимательно слушала. Она, наверное, удивилась бы, забудь Миша про утреннее построение. До всех очень быстро дошло, куда приехали и чем это чревато. Насмотрелись на торчащие из травы оперения ракет: вот он, хвостик, а сама «градина» в земле.

Сейчас они просто устали. Устали от одуряющей жары, от пыли, что проникает в любую щелочку, от необходимости смотреть, куда ставишь ногу… Друг от друга — тоже. Хотят домой, спешат и могут спотыкаться на ровном месте. Давай, следи за ними.

И он, стиснув зубы, следил. Особенно — за тем, чтобы камера не смотрела куда ей не положено.

А то, черт их знает, могут и стрельнуть в ответ, как обещали…

Южный лагерь миротворцев в советские годы был вертолетным полком. Здесь находилась перевалочная точка, через которую «вертушки» гнали в Афганистан. Из Центральной России они долетали до Моздока, там дозаправлялись, прыгали через Кавказский хребет, садились в Цхинвале, тут была основная дозаправка, и дальше шли по Закавказью — туда.

Полк был здоровенный. Про него Мише рассказывали знакомые, которые в 1992 году в составе отряда «Витязь» чистили Цхинвал от грузинов во время первой войны. Говорили, что, когда грузины начали сильно наглеть, командир полка дал команду звену «крокодилов» подняться и жахнуть. А потом еще разок. «Крокодилы» приподнимались над взлетно-посадочной полосой, жахали и садились обратно. Никуда не улетая — все было очень удобно.

За прошедшие двадцать лет вертолетодром разобрали. Бетонные плиты растащили и использовали по интересам. Теми, что похуже, вымостили дорогу в две колеи (не дай бог соскочишь с плит, если у тебя легковушка — повиснет на пузе). А вот казарма, бывшее здание штаба — это сохранилось, и там поместился миротворческий батальон. Потом грузины напали и все разнесли окончательно.

Но осталась П-образная территория, закрытая от грузинских любопытных глаз, потому что «пустая» ее часть выходит в сторону города.

Напрямую со стороны Грузии эта зона не просматривается.

И вот в эту мертвую зону наши поставили некое загадочное подразделение, очень маленькое. Подчинялось оно напрямую командующему округом и больше никому. Два-три кунга, БМП охранения. Командир — молодой майор, года тридцать два, а личный состав у него — полковники, старые технари, которые знают любую аппаратуру как свои пять пальцев.

У Миши был строжайший приказ: «Снимайте в южном лагере что хотите, но если камера хоть на секунду повернется в сторону этого подразделения — мужики, ничего личного, но они ответят огнем».

А там, извините, не БТР, а БМП: небольшая, но пушечка. И башенка с этой пушечкой едва заметно доворачивается, отслеживая твою камеру. И поди пойми, тебя припугнули, или она действительно без раздумий саданет прямо в объектив — только покойники во все стороны разлетятся, и ты же еще будешь виноват. Если жив останешься.

«Ребята, понимаю, вопросов не имею», — сказал Миша. Заранее как следует «нагрузил» оператора, напинал всех остальных: кто просто морду в ту сторону повернет, уши лично отрежу!

Да-да-да, мы осознали, согласно закивала группа. Мы же не самоубийцы — эти ведь стрельнут и не почешутся, их еще потом наградят! Государственная тайна, чего тут не понимать. Секретное подразделение радиоэлектронной разведки. Интересно, они с этой точки всю Грузию прослушивают?.. Какие, блин, вы у меня умные! — восхитился Миша.

Но бдительности не терял. Если раньше он легко бросал своих на час-другой, убегая по делам в город, то с того момента, как группа зашла на территорию лагеря миротворцев, Миша буквально прописался на площадке. По уважительным причинам: тут все время ковырялись с оружием и техникой, и он помогал. Но косил одним глазом на оператора. Проворонил его выкрутасы перед танком и позади гранатомета лишь потому, что оттуда камера развернуться в неположенную сторону не могла никак.

Он был полон решимости торчать на площадке до победного конца.

Кто же знал, что осетинская массовка откажется играть грузинов. Кто бы мог подумать. Теоретически — Миша и мог. Но танкисты не ругались на то, что их машины ездят с грузинскими флагами, и он ничего не заподозрил.

Танкистам — что за печаль: они в интернациональных задрипанных комбезах да шлемофонах, и морду не видно. А массовке надо одеваться в чужую форму, напяливать натовские каски… Не будем, даже не проси.

Миша сначала оторопел, а потом вспомнил, как в его детстве трудно было уболтать московских детей играть «за фашистов». Это через сорок с лишним лет после войны. А тут кровавое противостояние тянулось почти двадцать, и настоящая бойня с резней совсем недавно — людей можно понять.

Главное, и нужно-то было двадцать бойцов, а по минимуму — десять.

Четвертая военная база показала себя во всей красе: Замполит отказался давать личный состав наотрез. Нету людей. На полдня? Все равно нету.

Миша бросился в город — авось повезет.

Но сначала поймал администратора и сказал:

— На тебя вся надежда. Смотри в оба. Это тебе не за клеем ездить. На площадке сейчас под сто пятьдесят человек народу. Ты должен видеть всех.

— Я слежу, — ответил тот просто, и Миша снова ему поверил.

Отчего бы не поверить в человека, которому заказывают сорок кило резинового клея — а он привозит шестьдесят. Будет толк из парня, будет.

На его счастье, в Цхинвале стоял отряд спецназа внутренних войск. Миша вспомнить об этом не успел — он просто несся по центру города, и ему на глаза попались два огромных полковника с вэвэшными петлицами. Спецура! Ах вы, родные!

— Стоп, Алан! Стоп!

Только встав рядом с полковниками, Миша понял, до чего же те действительно огромные. Уютно с такими людьми.

— Мужики, блин, помогите!

— А ты кто?..

Дальше разговор шел в темпе пулеметной очереди. Полканы, может, и рады были бы почесать языками, но Миша чертовски спешил.

— Блин, ребята! Вот такого знаете?..

— Знаем.

— А такого-то?

— Знаем. А ты сам вот такого знаешь?..

— Конечно!!! Телефон дать?..

— Блин! А этого знаешь?..

— И его знаю!

— А ты что здесь делаешь вообще?

— Кино снимаю! Христом-богом прошу, спасите!

— Да чего ты тарахтишь, объясни спокойно.

— Мужики, вот копия приказа министра обороны — а меня нахер посылают на четвертой базе…

— Да, блин, не повезло тебе, чувак. И чего надо?

— Дайте бойцов хотя бы десяток!

— А тебе нахрена?

— Блин, мне грузинов играть надо!

— Чё, правда? Гы-гы-гы!!!

— Вам смешно, а у меня жопа…

— Когда вернешь?..

— Через шесть часов!

— Типа, а-а…

— Командир! Проставлюсь! Не вопрос!

Вот тебе замполит, вот тебе десять бойцов, забирай.

Часом позже Миша, взопревший, но довольный, сидел в тенечке на территории южного лагеря. Все было чудесно. У казармы шла деловитая киношная суета и стоял танк, игравший теперь, для разнообразия, не грузинскую машину, а российскую.

Бээмпэшка, что охраняла страшно секретный разведпункт, таращилась на танк большими квадратными глазами через прицел. Она здесь такого еще не видела.

Тенечек, деревце… Открытый багажник «Форда Экспедишн»… Они прямо в багажнике и сидели, пили маленькими глотками прохладное вино. Идиллическая картина. Посередке Миша. Слева зам по вооружению отдельного разведбата Министерства обороны Южной Осетии (в гости приехал на своем понтовом «Форде», взглянуть, как его пластит взрываться будет, ну и вообще). Справа замполит спецназа российских внутренних войск. И с краешку примостился, кто бы вы думали, молодой майор, командир страшно секретного разведпункта. А чего, он не человек, что ли? Ему тут, наверху, скучно, и вдруг такая развлекуха да движуха, ну как не принять участие?

Арендованные на шесть часов солдатики, замазанные гримом до полной неузнаваемости, веселились под управлением сержанта. Им еще чуть-чуть денег подбросили, и они стали вовсе счастливы. Они снимаются в кино!

Вокруг царила атмосфера если не праздника, то всеобщего умиротворения. Ничего плохого случиться уже просто не могло — разве что война с Грузией или казарма наконец-то рухнет.

Даже художник по гриму ходил довольный. Солдатиков из спецназа его подозрительная внешность не напрягла ни капли. Ребята такое видели только по телевизору — а тут оно само пришло и давай им физиономии красить. А какие у него сапоги! А какие джинсы!..

Миша наслаждался моментом. Непринужденный разговор, чудесное винцо, замечательные мужики рядом. Часа два дня, скоро обед. И наконец-то удалось спрятаться в тень. Ходить сегодня в шортах и майке было нереально: пыль на площадке стояла столбом. Все надели рубашки с длинными рукавами и страдали. Мишу спасала его старенькая выцветшая «кукла» — комплект из редчайшего материала, лен-лавсана. Подарил один «замечательный мужик» давным-давно, и когда эта форма сносится, прямо хоть плачь. Она прочная, легкая, мягкая и проветривается. Шевроны спороты, погон нет и не было, потому что шили по английскому образцу, только расцветка — наш стандартный вэвэшный спецуровский камуфляж. В толпе военных Мишу, с его короткой стрижкой, могло выдать разве что полное отсутствие знаков различия, и то вблизи. Он идеально слился с пейзажем и народом.

Ему было хорошо.

Он не сразу понял, в чем дело, когда подбежал администратор и сказал, тыча пальцем в сторону:

— Слушай, а вот этот не наш!