Время шло, дело делалось, и если бы не отсутствие танков, о которых Миша уже думать не мог без нервной дрожи, обстановка полегоньку стала напоминать рабочую. Съемки шли полным ходом. Кафе «Ирбис» кормило народ вовремя и от пуза, и Миша там иногда отважно заказывал «острое» — только просил состряпать облегченную, так сказать, версию, для москвичей… В гостинице — никаких эксцессов. В городе — все улыбаются. За городом — никто даже не оступился ни разу, хотя приходилось лазать по крутым склонам. Жарко, конечно, но группа попыхтела — и привыкла. Главное, аппаратура пока выдерживала это пекло, а люди — приспособятся.

Эмчеэсовцы вели себя выше всех похвал — возили группу, всячески опекали и даже не таращились на художника по гриму. Художник, правда, ходил грустный. Между прочим, гримером он был отменным. Кровавые раны у него получались такие, что оторопь брала.

— Ты не понимаешь, — объяснил Пиротехник. — Ты думаешь, он просто эстетствующий педрила. А это чудо впервые в горячую точку выехало! Да оно тут надеялось подвиг совершить! Доказать, что оно — не «гламурное кисо», а мужчина… Наверное… И тут такой облом: вправо-влево не ходить, из гостиницы не высовываться!

— Не позволю ему подвигов, — сказал Миша. — Перетопчется как-нибудь. За подвиги тут я отвечаю, трам-тарарам…

На четвертый день съемок он увидел, что все, конечно, замечательно, только отрываться от группы надолго ему нельзя. Едва он самую малость расслабился — и нате вам.

По сценарию надо было изобразить инженерную разведку после боев. На южной окраине города, недалеко от лагеря миротворцев, стоял изрешеченный пулями детский садик: все стены в оспинах и ни одного целого стекла. В нем-то и собирались снимать.

— Слушай, погоди, — сказал сопровождающий из МЧС. — Давай на всякий случай его проверим. До границы рукой подать, вон они, грузины, мало ли… Я сейчас дерну наших саперов, они здание посмотрят, потом будете заходить.

Миша кивнул и попросил своих обождать. Действительно, вон они, грузины, их отсюда видно невооруженным глазом. Могли чисто из вредности зайти ночью и оставить гостинец. Сунуть мину под крыльцо хотя бы. Они сами небось уже забыли, а мы нарвемся — обидно будет.

Саперы приехали быстро — двое дядек в возрасте.

— Что у вас тут?

— Да вот здание надо зачистить.

— Да, хорошо. Сейчас поглядим.

Саперы достали щупы и развернули их на всю длину.

— Секундочку, — сказал Миша. — А металлоискатель?

— Нету, — равнодушно ответили ему.

— Хоть какой-то…

— Нету.

Какие интересные саперы, подумал Миша. А как они без металлоискателя обходятся — нюх у них собачий, что ли?

— Ладно, а со щупами что будете делать в здании? Бетонном?

— Проверять, — сказали ему уже не слишком дружелюбно.

Черт знает, подумал Миша, может, я чего не понимаю… И пошел вслед за саперами к детскому саду.

Дальше ему полагалось слегка поседеть, наверное, но все произошло так быстро, что некогда было испугаться. Приступочка перед дверью — две ступеньки, мраморные плиты, дальше, собственно, дверь. Первое, что сделали оба сапера, это, не проверяя качание ступеней, бодро поднялись по ним и шагнули на порог дома.

Миша успел только инстинктивно пригнуться. Потом через силу разогнулся: неудобно все-таки, наверняка кто-то из группы в спину смотрит.

Твою мать, подумал он, осознав, что эти два каскадера остались живы-здоровы и уже вовсю шуруют внутри здания. Мать твою. Как же я не сообразил. Они привыкли к тому, что работают на открытой местности. Ты щупом протыркался, нашел железяку, теперь ее можно аккуратно загрузить в мешок с песком и увезти на полигон либо уничтожить на месте накладным зарядом — и в чем проблемы?

Они наверняка хорошие саперы, раз живы до сих пор. Хорошие в определенных условиях. В поле, в кустах, на грунтовой дороге… Но если перед тобой потенциально заминированный дом, туда их пускать не надо.

А кого тогда?.. А тебя, приятель. Ты, конечно, Пиротехнику не годишься в подметки, но Пиротехник ценнейший член команды и не отвечает за ее безопасность. Его дело все взрывать, а твое — следить, чтобы никто не взорвался.

Вот же угораздило, подумал Миша. Ладно, они выйдут — сам зайду и все углы обнюхаю. Ничего там нет, скорее всего, но мало ли… Он сунул руки в карманы и пошел к скучающей группе. Первым ему на глаза попался администратор, молодой парень, очень четкий и старательный, но все-таки молодой, — и Миша тут же чисто от расстройства учинил ему инструктаж. Когда тебе испортили настроение, не жадничай, не держи в себе, поделись с каким-нибудь хорошим человеком.

— Все на месте? Лишних нет? Если кто пропадет, это еще полбеды, вот если лишний появится и мы его не знаем, это совсем худо. Напомни ребятам: следите, чтобы ничего не украли, и смотрите, чтобы не случилось утечки информации. Потому что если появятся кадры, как мы тут что-то большое красивое снимаем… Нам это не нужно. Опасайся человека с сумкой, это вор, бойся человека с фотоаппаратом, это стрингер.

— Я слежу, — сказал администратор очень серьезно.

Миша пригляделся к нему — и поверил.

— Я тебе каждый день буду об этом напоминать.

— Ну и правильно.

А из парня выйдет толк, подумал Миша. Я в свое время такие инструктажи с трудом переваривал.

На следующий день снимали «работу грузинского снайпера по гражданским», и тут Миша впервые засомневался в том, что продюсер выбрал на фильм подходящего режиссера.

Достали СВД, нашли «Лешего» — снайперский маскировочный костюм, такой даже не мохнатый, а волосатый.

— Кто сыграть может натурально? Кого-нибудь из МЧС попросим?

— Погодите, — сказал режиссер. — У нас же Клименко здесь, он наверняка умеет.

Миша умел. Напялил «Лешего», ушел в кусты и грамотно залег там.

Через несколько минут в кустах появился режиссер и обрадовал:

— Неправильно лежишь.

— Здрасте, пожалуйста! — Миша почти обиделся.

— Тебя камера не видит, — терпеливо объяснил режиссер.

— Естественно! Какой же я снайпер, если меня видит камера?!

— Михаил, ляг правильно! — сказал режиссер с такой интонацией, что Миша вспомнил свою маму в период обострения материнского инстинкта, бессмысленного и беспощадного.

Не говоря ни слова, он выбрался из кустов, ушел в поле и упал там. Хорошо заметным холмиком.

— Отлично! — крикнули ему. — Теперь правильно! Видим тебя! Вот так и лежи!

«Это неправильные пчелы, — вспомнил Миша. — И они делают неправильный мед».

Он бы извелся со стыда, но, по счастью, чисто машинально запихал под масккостюм не только рацию, с которой не расставался ни на секунду с тех пор, как группа приехала, а еще и свой мобильный. И, конечно, забыл его выключить. Трубка вдруг задергалась, а когда Миша ее достал — спросила:

— Ну, ты чего? Танки-то свои заберешь?

Миша аж подпрыгнул и едва не выронил телефон.

Отдельный танковый батальон МО РЮО до войны насчитывал десяток дряхлых Т-55, к нему же были приписаны тридцать БМП-2 и тридцать БТР-70. Это на бумаге, а как оно на самом деле у здешних вояк, Миша теперь представлял — и заранее нервничал. Сколько техники уцелело и на что она похожа, можно установить только непосредственно на месте, тщательно ощупав руками.

Более всего он был уверен, как ни странно, в трех трофейных «семьдесятдвойках» — их хотя бы кто-то когда-то видел.

Батальон стоял в Джаве, километров за двадцать пять от Цхинвала. Миша принесся туда на всех парах и спросил: ну, где мои танки-хуянки?..

Радость-то какая: танки стояли на площадке и даже неплохо выглядели. Только не раскатывай губу раньше времени, напомнил себе Миша — и угадал.

— Слушай, ты понимаешь, в чем фигня-то… — сказали ему. — У нас на ходу полторы машины.

— Не понял?..

— Ну, вот у этого заклинен правый фрикцион. Все, машина никуда не едет… Вот эта в порядке, она заводится, а вон у той пробит носовой бак.

— Какой?..

— Носовой.

Спокойно, я же не танкист, сказал Миша себе.

— Ребята, а покажите мне пальцем, где этот бак находится. Может, я чего не знаю?

— Да вот.

— Мужики, это нижняя лобовая деталь, вы чего?

— Погоди-погоди. Вот!

Миша пригляделся. На морде танка справа тройной стык: бортовая броня, нижняя лобовая деталь, верхняя. Чуть ниже и правее стыка он увидел аккуратную дырочку от гранаты РПГ. Бил кто-то из осетин четко в лоб, видимо, хотел попасть в гусеницу.

— Я загляну?..

— Да сколько угодно, они же теперь твои, пусть и временно…

Миша полез в танк и принялся щупать его руками.

То, что он отыскал внутри, было из серии «Бог любит идиотов». Повезло грузинским танкистам сказочно. Вот как все случилось: кумулятивная струя от гранаты прожигает броню, а дальше идет четко вдоль бортового листа. Проходит по листу и достает до левого топливного бака. И уже на излете струя делает в нем дырку чуть выше середины. И теперь, когда ты наливаешь больше половины бака соляры, она через эту дырку точно по полочке, которую прожгла струя, идет до носа машины — и капает наружу. Полное впечатление, что в носу — бак, и он течет.

Ну и ну, подумал Миша. Нет, я понимаю, у них раньше не было «семьдесятдвоек», это для местных нечто свеженькое и неисследованное. Так исследуй, елы-палы! Неужели просто не интересно? С окончания войны скоро будет год — ладно, ни хрена не сделано, так они даже не удосужились облазить машину и посмотреть, что это к ним такое приехало… Почему?!

И тут Миша совершил еще одно открытие, уже не технического, а психологического свойства. Почему?! По кочану! Они ведь победили! Наконец-то одержали крупную победу, а если повезет — окончательную. Сколько лет Осетия бодалась с Грузией за независимость? Когда тут начались этнические чистки и случился первый расстрел беженцев на Зарской дороге? В девяносто втором!.. И вот теперь осетины в кои-то веки уверены, что к ним очень долго никто не сунется. По чиновникам из силовых ведомств этой веры не заметишь — те все еще в напряжении. А кто попроще, на ком меньше ответственности, тот выдохнул и распустился. И местное раздолбайство на низовом уровне — от того, что они позволили себе невиданную роскошь больше не бояться войны. Будут провокации, будут перестрелки, но это все привычные мелочи по сравнению с пожирающим душу страхом вторжения.

Миша вылез из танка, уселся на башню и почесал в затылке.

Открытие, конечно, помогло ему лучше понимать мотивации бойцов отдельного танкового батальона — вернее, полное отсутствие мотиваций, — но, мягко говоря, не утешило.

— Он заводится?

— Заводится и ездит, но…

— Просто не надо больше половины бака наливать.

— Откуда знаешь, слушай?

Да тьфу на вас, подумал Миша. Не хватало вам еще со мной хитрить… Ладно, тот, у которого фрикцион заклинило, пускай отдыхает — а эти два у меня будут кататься. А что с бэтээрами?

На улице стояло с десяток БТР-70, довольно обшарпанных. Миша, недолго думая, полез в первый. Он ему сразу показался каким-то странным. Чего-то в облике машины не хватало. Внутри стало понятно чего: одного из двух стволов. Здоровенный КПВТ был на месте, а вот тот, что поменьше…

— Мужики, а ПКТ где?

— Да его сняли для чистки, где-то в ангаре валяется…

— Ну-ну…

Миша сел на место наводчика и увидел: снаружи машины торчит фара «Луна», а проводка от нее — внешняя и пропущена в отверстие для ПКТ. Блин, пулемет обратно уже при всем желании не воткнешь. Он снова высунулся:

— Мужики, а давно ПКТ на чистку-то сняли?

— А что? — спросили его самым невинным тоном.

— А ставить обратно как будем?

— Как сняли, так и поставим!

— А с «Луной» что делать?

— Слу-ушай, придумаем…

Миша начал закипать. Такого отношения к боевой технике он не видел нигде и никогда. Конечно, рядом стояло еще много бэтээров, но, во-первых, он уже не верил, что машины «живые», а во-вторых, его просто заело.

— Слышь, танкист, — процедил он сквозь зубы. — Найди мне того, кто знает, где ПКТ и почему его сняли. Пока я не позвонил в министерство и не спросил об этом зампотеха. Думаешь, заместитель министра обрадуется?..

Он сел назад в машину и снял затвор с КПВТ. Заглянул в ствол. И почувствовал, что замминистра тут не поможет, да и сам министр вряд ли. Требовалось вмешательство как минимум гестапо. Иначе этих вахлаков не приведешь в чувство.

Ствол КПВТ на просвет не просматривался. Вообще.

Пока Миша так и сяк крутил глазом, надеясь, что это все-таки не конец света, а оптическая иллюзия, в люк сунулся некто и начал сконфуженно бубнить: пулемет снят еще пару лет назад и лежит «где-то на базе батальона»… Да, конечно, через дыру для ствола брошены провода к «Луне», но ведь это же временно, и как только ПКТ найдется, так сразу на место и поставится, а фара — штука полезная, вот мы ее и прикрутили…

Миша вылез из бэтээра, стиснув зубы, и направился к ближайшей БМП.

Обрезинка катков боевой машины пехоты была стерта напрочь — ее, считай, не осталось. Половина приборов не работала. В десантном отсеке на днище плескалось сантиметров пять солярки.

Только гестапо, подумал Миша. А еще эти… Тонтон-макуты. И спецназ Южной Родезии. И карательный отряд «Моссада».

Не самому же расстреливать таких симпатичных людей.

— Привет, Роберт, мне нужно танки в город загнать.

— Ну?..

— Танковоз дай, пожалуйста.

— Зачем? — удивился мэр.

— Ну, танки в городе… — запинаясь, начал Миша.

Что за чертовщина? Почему Роберт, такой головастый мужик, его вдруг не понимает? И как тогда объяснить мэру очевидную вроде бы вещь?

— Танки в Джаве, это почти тридцать километров…

— Не развалятся! — заверил мэр. — Помню я эти танки — они, заразы, крепкие!

И криво ухмыльнулся.

— Они в центре города у тебя будут!

— Ну так и гони их сюда!

— Так танковоз дай! — почти заорал Миша.

— Да зачем он тебе?! — заорал в ответ мэр.

— Ну ты пойми, асфальт же!!!

Мэр откинулся на спинку кресла и поглядел на Мишу, как на малое дитя.

— Асфальт? — переспросил он. — Ты его где в этом городе видел?!

— Понял, — сказал Миша и вышел за дверь.

Вслед ему несся хохот.

Миша тоже посмеялся бы, но чувство юмора у него кончилось еще вчера. Технику приводили в божеский вид долго и мучительно. Надульник с того самого КПВТ он собственными руками сбивал с помощью ключа и кувалды. Оказалось, его не снимали никогда.

Тем не менее техника — была и могла участвовать в батальных сценах.

И фильм потихоньку делался. Сняли уже много, в том числе отдельные сцены с реконструкцией, с пальбой, взрывами и пожарами — вроде расстрела гражданских машин на Зарской дороге. Из обычного грузовика с подъемным краном в кузове вышел неплохой операторский «скайлифт»; трофейный бронемобиль «Кобра», на который присобачили наш родной пулемет «Утес», вполне справился с ролью; Пиротехник смачно зажег старые «Жигули»; никто из массовки не пострадал.

Правда, реквизит продолжал оказывать группе сопротивление. С одного из «калашей» пытались вчетвером скрутить тормоз-компенсатор. На вопрос о времени последней чистки ответ был очень простой: «Зачем, он же и так стреляет?!»

И снова обо всем договариваться, опять договариваться, еще раз договариваться… Впервые в своей практике Миша вытягивал большой и дорогой фильм «на чистом базаре». Интересно, что же такое надо говорить полковникам и генералам, чтобы они, чего-то там себе напридумывав, сделали вывод: легче помочь этому парню, авось успокоится и не будет перед глазами мельтешить… К начальнику Генштаба РЮО Миша бегал в кабинет чуть ли не каждый день, а иногда по три раза в день. «Товарищ полковник, разрешите?.. Иван Андреич, задолбали, ты когда отдал приказ, чтобы мне выделили „Тойоту“? Утром? Так шестнадцать часов уже, где машина?» — «Действительно, непорядок. Сейчас позвоню. Чего еще надо? Птичьего молока? Клубники со сливками?» — «Да ты мне вообще наградное оружие обещал!» — «Будет тебе наградной гранатомет, только отстань от меня!»

Но в целом Мише начало казаться, что фильм — тьфу-тьфу-тьфу — получится. В части интервью — точно. Такого шикарного материала не было еще ни у кого. Высшие должностные лица республики временно забыли, что они — «лица», и дали на камеру великолепный живой разговор. Миша был счастлив. Интервью прошли в таком виде только потому, что об этом просил он. Иначе группа получила бы скучный официоз или вообще осталась без доброй половины синхронов. Отдельно он гордился тем, что согласились на беседу люди, привыкшие уходить в тень: оперативники КГБ и офицеры спецразведки. Тоже Миша уговорил.

Скромным рабочим подвигом можно было считать визит на четвертую базу, где «Прайм-ТВ» по-прежнему не любили. Кое-как удалось вытряхнуть из Замполита разрешение отснять наших героев войны. Мимо самого колоритного персонажа Миша сначала пронесся галопом, не заметив: флегматичный громадный капитан стоял дежурным по КПП и, судя по выражению лица, размышлял о бренности всего земного. На вопрос, готов ли он дать интервью, капитан буркнул: «Будет приказ — будем разговаривать». На вопрос, почему не носит Звезду Героя России, удивился: «А зачем она мне тут, на дежурстве?» Миша дал себе зарок в лепешку разбиться, но устроить так, чтобы капитан попал в кадр.

Затасканная фраза «страна должна знать своих героев» была у Миши жизненным принципом. Он приехал в Южную Осетию, спасаясь от московской скуки и непонятной внутренней тоски, которую никак не хотел считать кризисом среднего возраста. А оказался — на самом подходящем для себя месте. Он снимал кино о подвиге замечательных осетин, отстоявших свой дом в безнадежной ситуации. И о замечательных русских мужиках, выигравших войну.

Только сама эта война ему не нравилась.

Неправильная она была.