ГЛАВА 21. Рождение Отдела «К»

Все шло как обычно. Военно-транспортный «Ил», приняв на борт в аэропорту Тушино свой военный груз, плюс одного пассажира с грузиком, взмыл в небо поздно ночью и взял курс на юг. Эдик редко летал с полковником, чаще один – полковник улетал раньше. Устроившись на ящиках с какой-то взрывчаткой, Эдик тут же уснул, как обычно.

В южный военный аэродром приземлились под утро. Эдик остался возле самолета охранять груз – два ящика с золотыми изделиями, ожидая полковника, но вместо Онищенко подошел вертолетчик Саня Ивакин, тот самый, что всегда доставлял их на курганы.

– Здорово, олигарх! – Он улыбался от уха до уха. Полковник отстегивал ему штуку баксов за каждый полет, но Саня думал, естественно, что платит Эдик. Хозяин-то он. Саня единственный, без подсказок, кто догадался звать Эдика олигархом. Пусть скорее в шутку. Народ не ошибается.

– Здорово, Саня. – Эдик задержал рукопожатие, возвращая улыбку. – Рад тебя видеть.

– А уж я-то как! – Саня чуть не прыгал. – Я вас заждался. Давненько не было. Штука баксов на дороге не валяется.

– А где Степан?

– Он уже уехал на курганы. Степан Ильич своим ходом, на джипе укатил. Просил встретить. Он уже договорился с начальством. Можем лететь хоть сейчас. Помогу с погрузкой.

– Джип? – переспросил удивленный Эдик. Правда, археолог давно просил пригнать ему джип, для ускорения работ, но полковник все колебался, боясь, как бы археолог не заехал ненароком из любопытства на старые места, с запечатанными взрывами курганами. Ничего необычного он не увидит, «грабитель могил» заметает следы, но мало ли… Теперь вот надумал. Странно, что не предупредил. – Ах, джип…я и забыл.

– Новенький джип, американский… – с завистью сказал Саня. – Для рабочих, чтоб катались…Это ж надо!

– Чтоб крутились быстрей, – поправил Эдик.

– Все равно. – Саня неуверенно почесал в затылке. – Максимыч, давно тебя спросить хочу – ты что – миллионер?

– Ну да, – удивился Эдик. – А ты не знал?

– Я имею в виду – долларовый?

– А какой же еще?

– Ну да. Значит, эти древности для тебя – просто увлечение?

– На вроде хобби. Интересно же клад найти, пусть и дороже встанет. А что?

– Да ничего. – Саня заухмылялся. – Один знакомый мне говорил, что все миллионеры – ненормальные.

– Может, и есть немного, – согласился необидчиво Эдик. – Хорошо, что ты с миллиардерами не встречался. Те вообще сволочи.

– Почему сволочи? – удивился Саня.

– Миллион долларов у нас в стране еще можно заработать… – Эдик поморщился, подыскивая слова, – более менее честно. Относительно честно. А любого миллиардера, если по-честному, можно хоть сейчас расстреливать, за все хорошее.

Конечно, настоящих олигархов Эдик не знал, однако не сомневался, что миллиарды в наше время и в нашей стране не могут достаться так же просто, как разным американским Биллам Гейтсам, которым только и нужно, что работать в поте лица, честно и терпеливо, над вскрытием Клондайка в своей области. У нас нужно другое – грызть, давить, обманывать, прессовать, опять обманывать, всегда обманывать и – убивать, когда не получается все предыдущее. Пусть и не своими руками. Иначе убьют тебя. Эдику не хотелось быть миллиардером, он заранее тосковал. Он не хотел убивать. Но – уже сейчас к его ноге прикручен «Питон». Он казался гирей.

Через час взлетели, загрузив в вертолет ящики с золотом и всего ящик с продуктами – видимо, продовольствие увез на джипе полковник. Однако, Эдик ошибся. Он понял это, когда к приземлившемуся вертолету, радостно улыбаясь, двинулись встречавшие бомжи, одетые непривычно «по парадному» – в чистое, городское, а не в обычные свои грязные обноски. Кажется, они собрались на «большую землю». Полковник дал, видимо, долгожданную передышку в виде отпуска, всего вторую за все время. Странно, что в разгар сезона. И опять – почему не предупредил Эдика? В голове снова всплыли опасения майора Гольцова – пришлось их отгонять. В конце концов, почему нет? Финансирование точно прекратилось, это ясно.

Каждый бомж поспешил поздороваться с Эдиком за руку, с готовностью улыбаясь – как же! Кормилец…И – скорее в вертолет, пока олигарх не передумал с отпуском. Хороший парень, но шизанутый ведь на этих кладах. Залез в вертолет и археолог, прокричав Эдику – вертолет не заглушал мотора: – Все у вашего помощника! Спасибо за премию!

Эдику пришлось делать вид, что он в курсе, только кивнул головой и рукой махнул на прощание. Отошел к полковнику Онищенко, который сидел в сверкающем синем джипе – и вертолет понес свой грохот в облака.

– Все нормально? – спросил полковник, пожимая руку. – Извини, предупредить не успел про отпуск. Ребята тут чуть бунт не устроили. Даже джип не помог.

– Нормально, – сказал Эдик. – Так мы обратно – что, на джипе?

– Придется, – пожал плечами полковник. – Не оставлять же.

Тревога улеглась. В самом деле, глупость…все объясняется просто…чертовы непонятки, только нервы треплют.

Черная точка вертолета еще не скрылась за горизонтом, а они уже принялись привычно распаковывать ящики. Эдик снаряжался не спеша, основательно. Полковник Онищенко сверял каждую мелочь со списком. Ничего лишнего. Если при раскопках обнаружат хотя бы окурок, это перевернет всю историю скифов, а Россия станет и родиной табака. Брезентовый комбез с многочисленными карманами, каска с мощным фонарем, инструмент по списку – весь на резинках, а их петельки – к карманным пуговкам. Работали не торопясь. Густой горький полынный ветер трепал курчавые с сединой волосы полковника. Он работал внимательно, несмотря на кажущуюся рассеянность и задумчивость. Ничего не пропустил. Наконец, сверившись еще раз со списком, кивнул: – Теперь готов. Вперед?

– С Богом, – сказал Эдик, взял в руку тяжеленный дипломат со «скифским золотом» и шагнул в наклонную штольню у подножия кургана. Через два десятка шагов пришлось сгибаться, затем – еще ниже, наконец – чуть не на четвереньках ползти. Да, бомжи явно разленились. Или действительно устали. Раньше Эдик ходил по проходам, не сгибаясь. Наконец, в свете фонаря зачернел провал – вход в усыпальницу. Прежде, чем спуститься по земляным полуобвалившимся ступенькам вниз, Эдик высветил каждый угол, напряженно вслушиваясь в могильную тишину. В одну из прошлых экспедиций в могиле его ожидала степная черная гадюка. Хорошо, вежливая попалась. Предупредили шипением, и Эдик успел остановиться. Выгнать ее из могилы оказалось целой проблемой. С тех пор Эдик всегда брал с собой пару одноразовых шприцев с сывороткой от яда. Укус гадюки редко бывает смертельным, но уж если Эдик верил людям, то тем более верил в гадюк.

В этой могиле, кроме скелета, его никто не ждал. Эдик видел остатки этого древнего воина на фотографиях. Неизвестный солдат тех времен. Череп разрублен, ребра переломаны…кто он был? Поскольку всем плевать, Эдик придумал ему имя, предков и подвиг. Все это, записанное на золотом горшочке, должны будут расшифровать эти лентяи-археологи, которые вечно хнычут, что денег на раскопки нет, что предков и свою историю никто не уважает, только разве что в виде осквернения могил и обворовывания покойников…кто бы вякал! Они – первые осквернители – могилы предков раскапывают и грабят…воры в законе с дипломами. В отличие от них, Эдик по настоящему уважал предков, как и подобает Россу, и пришел к предку не с пустыми жадными ручонками, а с благодарной щедростью и почитанием. Он требует только такого отношения от своего потомка. Храбрый Склиф из рода Дикой Кобылицы, сын Астора и Меды, перебил два десятка греческих негодяев, вторгшихся на его землю, прежде чем сам упал мертвым. Греки не прошли. В противном случае в могильнике лежал бы скелет грека, а сам Эдик говорил бы по-гречески в лучшем случае, а, скорее всего – вообще не родился бы на свет. За свой подвиг племя его хоть после смерти – но почтило. Пусть руками Эдика, это неважно. Эдик уверен, что будь скифы побогаче, они сделали бы тоже самое. Такой курган воздвигнуть – это сейчас обойдется, при нынешних ценах на горючее и аренду техники, куда дороже золота, что он притащил. Тогда воинов уважали. Родимцы и защитники, ничего не жалко. Даже золотые наконечники для стрел для загробной охоты, наверняка украденные, которые Эдик просто вернул Склифу. И текст зашифровал на золотом горшке, текст-пророчество, чтобы уворовавший этот горшок археолог поразился прозорливости древнего предка, предрекающего наступление гнилых времен, когда собственных воинов перестанут уважать, примутся грабить их могилы и продавать их кости.

По поводу языка Эдик консультировался с лучшими древними лингвистами, долларами платил, расшифруют. Эх, жаль, средства у олигарха явно кончились, закрывается проект, а то Эдик бы с охотой поработал тут еще во славу Родины, которую эти мерзавцы-историки новейшего времени явно не взлюбили, ругают, что история у ней не та, да и Родина плохая. Где они родились и выросли, интересно, в Америке? Эдик – русский. Он любил Родину. Она всегда хорошая. Он уважал и любил всех предков, всех деятелей. Вот Ленин – отличный парень. Николай Кровавый. Которого он приказал расстрелять – ничуть не хуже, просто ему не повезло. А Сталин? Кремень мужик. Хрущев и Брежнев – твердые ребята. Горбачев – вообще молодец. Ельцин и путчисты – железные мужики, жаль, что малость поссорились, но это их дело. Эдик гордился всеми. Такой историей и такими личностями можно гордиться. У Эдика имелось свое, пусть странное видение истории – он видел не частями, как многие, не фрагментами и кусками – а все сразу и вместе. Потому Эдик мог гордиться свирепой беспощадностью красного террора, и это позволяло ему еще больше гордиться отчаянной и бесшабашной стойкостью, смертельным благородством белой гвардии. Эдик гордился репрессиями Сталина, и потому еще больше гордился теми, кто прошел эти репрессии, пропав безропотно в лагерях. Разве не видно, что они составляли одно, единое целое? Что их объединяла одна цель, ради которой одни давили, а другие – терпели? Что народ: даже репрессированный, верил, что репрессии необходимы? Только с ним ошиблись малость, ну да бывает, не повезло…В Америке – что? Репрессию не нагоняли волной. Пытались, да только народ не поддержал – и спала волна, едва поднявшись…не то, что у нас, волна за волной, да все выше, все круче! Как не гордиться такой страной, цельной, как единый организм? Это его Родина. Он любил ее за все, вот и все. Это просто, если ты занят делом и не забиваешь себе голову ерундой, как эти придурки-историки, спорящие до сих пор – кто в истории мерзавец, а кто нет. Там не может быть мерзавцев. Там, позади – только герои.

Что происходит? Что-то лопнуло в стране. Что-то утеряно. Нет уже того тяжелого, пусть даже по своим трупам, но продвижения вперед, единого движения. Страна замерла, как простреленная. Утрачена цель и смысл…пусть осужденные теперь, но они раньше были…будь то хоть призрак, вроде коммунизма. Или лучшая жизнь – для детей хотя бы. Или…но что-то было, чего теперь нет…и без чего страна…умирает?

Эдика испугала беспощадная ясность этой мысли. Он даже не стал ее обдумывать, сразу отбросил,…но она, подлая, вертелась на задворках сознания. Эх, еще бы годик поработать – но свободно, без скифских ограничений – и наглый патриот Эд – а все патриоты наглые! Продвинул бы историю своей Родины еще на тысячу лет назад, к рождеству Христову. А что? Самая дата для России. Эдик протянул бы – в реальности – ту нить, что стянула бы страну опять в единое целое, где грызня бедных и богатых только тянула бы ее вперед, а не разрывала в клочья, как сейчас.

В памяти Эдика всплыла картина, нарисованная в статье Ростовцева – образ белого, ледяного безмолвия…лютый мороз, скрипящий под ногами снег, иней на лошадиных мордах, дрожащие на них монголы…огромное войско, которое тянется за идущими вперед, по снегу, рослыми и упрямыми людьми. Это Россы. Их бороды тоже курчавятся инеем, их тоже бьет озноб – но на их губах вспыхивает злая веселая волчья улыбка, их глаза светятся и сияют верой…они верят, что впереди не белая смерть, а земля обетованная, страна, обещанная им Христом…и эта вера тащит, как на аркане трясущихся от страха и холода монголов…да! Он, Эдик, в силах соединить порванную нить, в силах снова зажечь в глазах людей тот огонь веры! У него же все есть! Есть деньги, есть возможности…к чему гадать – чем занимается этот бездельник отдел «К», да и существует ли он вообще, этот отдел? Он сам, Эдик – и есть теперь отдел «К»! К чему надеяться на тупое ФСБ? Это всего лишь машина из людей и средств, ей не нужна вера.

В этом пыльном древнем захоронении во время работы особенно хорошо думалось. Ясно. Все виделось очень ясно – и прошлое, и будущее. Эдик вынимал золотые предметы, устанавливал на предназначенное место, сверяясь по схемке только из тщательности – он помнил наизусть, где что должно лежать, вплоть до брошенных в пыль монет. Он редко читал газеты, почти не видел телевизионных передач, но информация оттуда все равно доставала – через других людей. Трудно не замечать воды, если в ней плаваешь. Переоценка исторических ценностей казалась ему дикостью. А переоценкой занимались все, кому не лень. Эти переоценщики, по сути, плевали в свою рожу. Если Сталин бесчеловечный изверг, тиран, палач и прочее, то кто тогда народ, который его так долго терпел? Рабы? Ублюдки? Кто ты сам тогда, переоценщик? Потомок ублюдков? Быть не может. Тот тяжеленный и страшный железный каток, который во время второй мировой вкатал в землю половину Европы, вспахал всю историю, все карты и рубежи стальным лемехом своего плуга – состоял из придавленных рабов? Быть не может. Беспощадность и твердость вождя лопнула бы мыльным пузырем, не встречая в народе готовности поддаться этой беспощадности. Потому что они ему верили. Это было единство, как и вся прошлая история – и переоценивать ее на свой манер – просто дикость. Прошлым можно только гордиться. Эдик не собирался переоценивать историю своей Родины. Он собирался еще сильнее гордиться. Он не собирался врать. Наврано уже давно и без него. Он собирался открыть истину. Настоящее. Он чувствовал его. Ложь началась еще с так называемого татарского нашествия, а потом ложь только усиливалась, пока не привела к теперешнему краху страны. Эдик чувствовал ложь. Он всегда был свободен. Как и его предки, которые создали его страну. Истина в этом.