ГЛАВА 20. Курганная технология
Схему действий или технологию закладок Эдик с Онищенко выработали еще во времена первых вылетов в район курганов. Интереса для археологов этот район не представлял – древние могильники за полторы тысячи лет не по одному разу раскапывались и обворовывались. Такие обворованные отличали боковые штольни-раскопы с одного или двух боков, вновь осыпанные временем, либо свежие, недавние, не заваленные еще землей. Впрочем, многие курганы остались неповрежденными, и виновато в этом не уважение людей к своим предкам, а нищета скифов. Онищенко не зря пенял Эдику за «золотой век» – большинство курганов и курганчиков хранило только, кроме костей, одни лишь глиняные горшки с истлевшими зернами и высохшими винами. Редкие курганы, возможно, хранили прах необычных покойников – там могло быть золото, но немного. Все крупные, богатые вожди скифов имели и крупные, приметные курганы – и потому давным давно ограбились. Раскопать курган – дело очень трудоемкое, тяжелое, но искатели удачи все не переводятся, потому могильникам так и не удается поспать спокойно. Эдик знал, что на черном рынке южных городов постоянно появляется всякий хлам из курганов – медные побрякушки, чашки-плошки, вроде амфор, даже золотые вещицы, большинство поддельные. Подделать гораздо легче, нежели, надеясь на удачу, копать землю, как последний дурак. Впрочем, раньше тут и впрямь копались «дураки на зарплате» – археологи…вот уж кому делать нечего! Они тоже не находили ничего ценного.
Надежды мечтателей-копателей подогревали несколько крупных находок золотых кладов, сделанных еще до революции, и вскоре после гражданской войны. С тех пор – все, как обрезало. Нашли не Египет, конечно, нашли мизер по сравнению, скажем, с золотом Вавилона, Месопотамии или Троянским золотом фон Шлимана, однако, найденные золотые фигурки и украшения тем не менее позволяли уверенно говорить о «скифском золоте», как о реальности. Впрочем, Эдик был уверен, что до революции хватало умных и богатых людей, патриоты родины и ее прошлого, трезвых и расчетливых, которые знали простую вещь – чтобы найти клад, его сначала нужно закопать. Расходы окупятся, ибо цена раскопанной «древности» в глазах покупателей подскакивает невесть как. Порой Эдик думал – а сам легендарный археолог фон Шлиман? Тот, что нашел древнюю Трою, руководствуясь «Илиадой» Гомера, а затем раскопал ее развалины? Он же не один год раскапывал эти стены. Хватало времени и подумать, и сообразить, и сделать. Может, пару побрякушек из золота ему и удалось найти. Ну, затоптали древние солдатики после штурма и грабежа самой Трои. Но не больше, это ж ясно. Зачем им золото оставлять какому-то будущему Шлиману, пусть он невесть какой фон? Естественно, золото с собой утащили. Эдик верил фон Шлиману. Наверняка тот заинтересовал достаточно богатого спонсора своей идеей – и раскопал, наконец, «троянское» золото из своих чемоданов, тайно привезенных на подводной лодке из родимой Германии. Фон Шлиман – немец и патриот. И родина его поддержала. Наверняка в лице германской разведки и подводного флота. Понятно, ради чего все – престиж Германии, это святое, никаких денег не жалко, тем более, что престиж всегда окупается. Тот германский музей, что прикрывал своей физией воплощение гомеровской ахинеи, он же это золото наверняка потом у себя выставил, а может, оно до сих пор в его витринах не развалилось, выкачивая деньги из бездельников-туристов. Мало того, его еще и катают по всему свету для тех лентяев, что нипочем не полетят в Германию глазеть на Троянское золото, но в своем городе наверняка прискачут посмотреть. И денежку за это заплатят. Да это золото окупилось тысячу раз! И будет приносить прибыль еще невесть сколько лет.
В свете таких мыслей Эдик одно время подумывал – быть может, такой, с дальним, государственным и патриотическим, прицелом – и есть настоящая причина операции «Ежик в тумане»? Может быть, нефть – только камуфляж? Но по зрелому размышлению он отбросил эту мысль. Выходит, олигарх Хуторковский – патриот? Ибо государство наше, оно же вечно нищее и захапистое, наверняка объявит все найденное госсобственностью. Но олигархи в России по определению не могут быть патриотами, ибо деньги свои не заработали – хапнули, стащили, взяли – и неизбежно мечтают только сдернуть с ними из страны, пока не отобрали обратно. У них почвы твердой патриотизма нет под ногами.
Эдик, в отличие от естественных олигархов, детей государственной дурости, так сказать, или лучше – детей пьяного зачатия, дебилов в некотором смысле, являлся нормальным, рабочим олигархом, пусть пока маленьким, и потому, едва появлялась возможность, он и поступил, как и положено поступать нормальному российскому олигарху, а именно – договорился пока что с двумя местными областными музейчиками о будущих открытиях во славу России. С директоршей первого, Настасьей Петровной, пришлось даже переспать, несмотря на ее превосходство в возрасте и весе – что делать, если женщина не может поверить мужчине, пока не переспит с ним. Настасья Петровна пробавлялась в свободное время археологией, по-любительски – в летописях упоминалось, что неподалеку от Сестринска находилась долгое время ставка хана Бугучуя, сборщика дани – и честолюбивую женщину честолюбивые мечты заставили взяться за лопату. Эдик верил людям, и потому на все ее благородные мечтания о прояснении темных пятен родного края предложил четверть стоимости от всех найденных ею и юными археологами кладов на территории области на общую сумму в четыре миллиона долларов, идет? Больше пока денег нет. Ровно четверть заплатит государство, таков закон. Это почти миллион долларов, с налогами – нехилая прибавка к нищенской зарплате. Лопату поновее купите. С условием пригласить экспертов из Российского музея, а потом ему же и толкнуть, за чисто символические рубли. Ну как, идет?
В Институте стали и сплавов спецы-ученые начеканили на всю сумму золотых монет, древних до изумления, с полустертым в пескоструйной машине профилем неизвестного бородача, и за два рейса Эдик все это богатство и перевез в багажнике автомобиля в тихий городок Сестринск. Настасья Петровна обещала Эдику, что в течение года сделает Сестринск одним из самых древних городов Руси, вроде Пскова или Твери. Директор второго музейчика в городе Тихоновске такого не обещал – Тихоновск и так был достаточно древним – он планировал из Тихоновска целую историческую Мекку устроить. Пусть маленькую, но для туристов сойдет. Целую крепость из земли вытянуть, согласно трем найденным древним кирпичам, крепость с башнями, подвалами, скелетами и винным погребом с дегустацией местных сыров, которых пока нет, но куда деваться – будут, когда туристы хлынут. Возможно, Павел Егорыч малость отрывался в таких мечтаниях от земли, но пусть лучше это, чем равнодушие и недоверие, как у большинства его коллег. Старикан отверг советы Эдика и решил поступить по-своему – туристы и кладоискатели будут выкапывать клады местного разбойника, казненного в шестнадцатом веке, Федьки Ветра. Много кладов, но мелких, в фирменных глиняных горшках с вензелем березового листика сбоку. Древних горшков в запаснике музейчика хватало, только наполняй монетой и царапай вензеля – и Эдик решил потрудиться – вместо золота, в основном, привез серебряную монету, чтоб побольше. Целый грузовик, в пяти тяжеленных ящиках с грозными надписями: «Не кантовать!».
На более масштабные проекты по возрождению российской культуры пока не хватало времени и денег. Но хоть что-то. Иначе станешь вторым Пузыревым.
Курганы для закладок Эдика готовила группа так называемых «черных археологов». Бригаду набирал Онищенко, из московских бомжей, а руководителя земляными работами, настоящего археолога с дипломом и опытом, отыскал Эдик. Ельцинские дикие реформы круто повернули судьбу подающего надежды молодого кандидата исторических наук. Безденежье толкнуло на утаивание найденной во время раскопок какой-то исторической безделицы из золота. В принципе, дело в наше время вполне обычное – в годы реформ и по сию пору на раскопках вообще ничего ценного не находят, ничего, как обрезало. Понятно, денег и археологам не хватает, поэтому в иных археологических экспедициях почти открыто проповедовался принцип: «Нашел – приватизируй!», но этот попался с побрякушкой уж очень неудачно, при высоком начальстве – и его избрали на роль козла отпущения. И выкинули с работы. Обиженный на весь свет, парень тупо возил шмотки из Польши, тупо продавал их на московских рынках, и только водка помогала не рехнуться от идиотской для него жизни. За предложение Эдика он ухватился двумя руками, бросив на асфальт все шмотки, что висели в этих руках, тем более, что предложенный оклад втрое превышал тот, что получался от польской возни.
Археолога смущало только то, что работать предстояло в приграничном, по сути, районе – погранцы «черных археологов» не жалуют, но эту проблему уладил полковник Онищенко. Российской стороне хватило того комплекта липовых бумаг, что дал полковник, а сопредельные пограничники их и не спрашивали, предпочитая два-три раза в месяц получать свои пятьсот баксов в лице начальника местной заставы.
Бомжей Онищенко кормил бараниной и шоколадом, и те вкалывали от души весь световой день. За вскрытый курган каждый бомж получал по сто долларов, и за месяц раскопок бригада ухитрялась расковырять пять-шесть курганов среднего размера. Из этих вскрытых в половине находилась необрушенная могила, пригодная для закладки, сделав которую, Эдик безжалостно обрушал могилу.
В свое время, много веков назад, покойников укладывали в прямоугольные могилы размером с кухню в коммуналке, перекрывали ее известковыми плитами, а сверху всем племенем насыпали курган. Перекрывали и бревнами, но эти почти все обрушивались. Могилы с каменным перекрытием, необрушенные и неразграбленные, со скелетом-двумя в центре, археолог бегло осматривал, ничего не трогая, фотографировал все, что мог, и оставлял для исследования «хозяину», в роль которого вжился Эдик. Он изображал по дурному разбогатевшего «нового русского», коллекционера, профана и охотника за удачей, мечтающего найти древний золотой клад. Археолог только ему поддакивал, и не заикаясь о полной бесперспективности такой надежды в этих местах. Эдик каждый раз сурово бросал ему, грозя пальцем: «Смотри, стащишь что из могилки – там и останешься. Бомжи твои мне все продадут, понял?»
– Обижаете, Максимыч, – отвечал каждый раз археолог и с еле заметной насмешкой сочувствовал: – Ничего, в следующий раз непременно клад раскопаем. Сердцем чую. – Он считал Эдика дуралеем.
По присланным с юга фотографиям и отчетам Эдик еще в Москве намечал курганы для закладок, прикидывал нужное количество и тематику украшений и отвозил заказ на изготовление в филиал Центра, что находился в Институте стали. Воину – одно, женщине – совсем другое. Когда изделия «скифского золота» изготовлялись, они с Онищенко, который играл роль «шестерки» при «новом русском», летели на юг. Нанимали вертолет в воинской части, расположенной в ста километрах от зоны раскопок, и летели туда. Загружали бомжей и археолога, и вертолет отвозил их в новый, «более перспективный район». Километрах в двадцати, вместе с продовольствием и всем остальным, потом возвращался к раскопанным курганам и высаживал там Эдика с Онищенко, с несколькими ящиками и узлами. Через пару дней за ними возвращался вертолет. Все просто. Никому из «служебных» лиц и в голову не могло взбрести, что они не грабители могил, а совсем наоборот. Для этого надо было рехнуться.
