Как и подобает настоящему профессионалу, Людас Нарбутис волновался только до того момента, когда наступала пора браться за дело. И тогда уже не оставалось места волнению. И пусть сердце билось учащенно – это не мешало сохранять ясность ума, быстроту реакции, а руки как бы сами собой порхали над панелью управления, совершая отработанные сотни раз движения.

Посадка «шмеля» – так Нарбутис окрестил посадочный модуль – прошла безукоризненно. Модуль осел на грунт рядом с котлованом с элегантностью устроившейся подремать кошки.

– Превосходно, босс! – с одобрением сказал Бастиан Миллз, сделал несколько шагов и остановился за спиной пилота. – Спасибо за классную посадку. Словно фарфор вез… Или богемское стекло… Та-ак, все то же самое, – добавил он уже другим тоном, глядя на показания наружных анализаторов. – Плюс десять и три. Обожаю стабильность!

Его напарник молча смотрел на дисплей, где, кроме наружной температуры, уже появились данные о составе забортного воздуха. Да, это был именно воздух, вполне земной воздух, та самая атмосферная аномалия, которая присутствовала здесь и во время работы Первой марсианской экспедиции. И теперь, спустя год, эта аномалия оставалась неизменной. Или же вновь появилась совсем недавно, когда «Арго-2» вышел на ареоцентрическую орбиту?…

В отличие от своих предшественников, Нарбутис и Миллз были к этому готовы. Размышлять о происхождении аномалии не входило в поставленную перед ними задачу. Такими размышлениями (вполне, впрочем, безуспешными) занимались ученые. А Нарбутис и Миллз просто должны были принять этот факт к сведению, не более того. Факт относился к категории благоприятных, потому что позволял работать без шлемов и заплечных баллонов и чувствовать себя чуть ли не как дома, на той же базе. А фактом неблагоприятным могли стать сбои, а то и полное отсутствие радиосвязи с кораблем-маткой, как это было у первых «аргонавтов».

Однако связь пока не прерывалась, и Нарбутис, на правах руководителя группы, состоявшей из двух человек, доложил командиру «Арго-2» о благополучном финише.

…Астронавты, расположившись у самого «шмеля», заканчивали сборку экскаватора и нет-нет да и поглядывали по сторонам и на розоватое, все больше светлеющее небо. Они еще не привыкли к Марсу, новые впечатления еще не отстоялись, и хотелось смотреть, смотреть и смотреть вокруг, любоваться красотами иного мира. Да, пейзаж был знакомым – они не раз и не два видели «картинки», переданные в хьюстонский ЦУП с модуля Первой марсианской. Но одно дело – рассматривать со стороны, на экране, и совсем другое – находиться внутри такой «картинки» и наблюдать все собственными глазами. Никакая, даже самая совершенная аппаратура не может заменить непосредственного восприятия. Однако вволю наглядеться на Марс они могли себе позволить только после загрузки «шмеля» золотым нектаром…

Миллз в очередной раз поднял голову и бросил взгляд в сторону Сфинкса. И издал настолько странный звук – какой-то гибрид вздоха и стона, – что Нарбутис резко повернулся к нему:

– Что такое?

Нанотехнолог молча показал рукой, не выпуская из нее универсальный ключ.

– Господи… – севшим голосом выдохнул Нарбутис. Такая интонация, наверное, была у апостолов, узревших воскресшего Иисуса.

По ржавой равнине, освещенной немощным солнцем, брела к модулю, отчетливо выделяясь на фоне Сфинкса, далекая оранжевая фигура. Такая же оранжевая, как комбинезоны Нарбутиса и Миллза. Брела спотыкающейся деревянной походкой, словно зомби из фильмов. Фигура была столь же немыслимой, как и появление зомби на улицах Нью-Йорка или Чикаго – не в кино, а в обычной повседневной жизни.

Кто знает, как реагировали бы оба астронавта на такое невероятное явление, если бы их не предупредили о возможности чего-то подобного. Правда, возможность эта представлялась – не только им, но и остальным посвященным – совершенно иллюзорной, из области фантастики. Но иллюзия обернулась реальностью, фантастическая книжка на деле оказалась телефонным справочником, содержащим подлинные номера.

Не сговариваясь, инженер-пилот и нанотехнолог побросали инструменты и чуть ли не бегом устремились навстречу тому, кто каким-то невероятным образом умудрился целый земной год провести на Марсе, не умерев от голода и жажды. Утверждение о том, что течение времени в Сфинксе существенно замедляется по сравнению с привычным, уже не казалось голословным. Эта гора была действительно не просто горой. Не мертвой горой…

Они шагали молча, слабый ветерок овевал их лица, но не мог осушить лоснящийся от пота лоб Бастиана и нарушить пробор Людаса. Расстояние между ними и неопознанным пока человеком сокращалось. Тот не делал никаких попыток ускориться, продолжая неторопливо переставлять ноги размеренными, чуть неуклюжими движениями робота.

– Батлер, – присмотревшись, сказал Нарбутис. – Это Алекс Батлер…

– Точно, Батлер, – чуть помешкав, подтвердил нанстехнолог. – Вроде как в отключке. На автопилоте.

– Сейчас увидим…

Когда расстояние между экипажем «шмеля» и «аргонавтом» сократилось до нескольких десятков шагов, Нарбутису и Миллзу стало окончательно ясно: с ареологом предыдущей экспедиции действительно не все в порядке. Комбинезон его был распахнут чуть ли не пояса. На боку, как безделушка, болталась расстегнутая, явно пустая кобура. Лицо с короткой темной щетиной казалось окаменевшим, а застывшие глаза стеклянно смотрели перед собой, подобно автомобильным фарам, и, похоже, ничего не видели. Батлер и в самом деле больше напоминал механизм, какой-нибудь заводной манекен, чем живого человека, – вот-вот до слуха Нарбутиса и Миллза могли донестись шорох и скрип деталей, из которых был собран этот манекен.

Пилот и нанотехнолог, переглянувшись, остановились на пути человекомеханизма. Хотя у Миллза вдруг возникло острое желание отойти в сторону – мало ли что… Нарбутис, комплекцией своей превосходивший и напарника, и Батлера, через две-три секунды сделал еще один шаг вперед, выставил перед собой руки и произнес довольно нелепо прозвучавшую фразу:

– Эй, мы здесь, мистер Батлер. – Словно тот был слепым.

Под шорох ветра ареолог, не меняя выражения лица, приблизился к ним почти вплотную. И в следующее мгновение Нарбутис и Миллз стали свидетелями метаморфозы наподобие той, которую описал Андерсен в сказке «Снежная королева»: горячие слезы Герды упали Каю на грудь, проникли в сердце, растопили его ледяную корку и расплавили осколок зеркала злого тролля – и Кай узнал Герду… И тогда же пилот и нанотехнолог окончательно прочувствовали, что именно глядящие осмысленно глаза делают таким живым и неповторимым каждое человеческое лицо…

Манекен, робот, зомби стал человеком. И остановился.

– Джейн… – надтреснутым голосом произнес Алекс Батлер. – Джейн…

– Что? – Нарбутис опустил руки.

Женщину, участвовавшую в Первой марсианской, звали Флоренс. Не Джейн.

Батлер отступил назад и некоторое время переводил взгляд с Нарбутиса на Миллза и обратно. Причем смотрел он так, будто внезапно обнаружил перед собой зеленых, с десятком щупалец, марсиан. Пилот и нанотехнолог молча наблюдали за ним.

«Хорошо, что кобура у него пустая…» – подумал Бастиан Миллз.

Внезапно лицо Батлера покраснело, он шумно и прерывисто задышал и, пробормотав: «Кажется, вырубаюсь…» – тяжело осел на песок цвета запекшейся крови.

– Быстро, тащи его к нам! – почти мгновенно принял решение Нарбутис. – Любой транквилизатор, инъекцию витаминов, даже две, и снотворное – на всякий случай. А я гляну, откуда он пришел, пока следы не занесло. Может, там и другие…

– А как же запрет? – заикнулся было нанотехнолог.

Но пилот так взглянул на него, что Миллз, больше не делая попыток возражать, подскочил к лежащему на боку Алексу. Присел и приложил палец к его горлу, проверяя пульс. Потом поднял голову, обернулся и сообщил:

– Живой…

– Это реакция, – сказал Нарбутис. – Давай, неси его. Только не вздумай выходить на связь с командиром. А я с тобой сам свяжусь.

Миллз молча кивнул.

С помощью Нарбутиса он взвалил бесчувственного ареолога себе на спину и пустился в недалекий, что было утешительно, путь к модулю. А пилот, вглядываясь в слабые следы, оставленные ботинками Батлера, двинулся в сторону Сфинкса.

По пути он несколько раз оборачивался, дабы убедиться в том, что Миллз справляется с задачей. Нанотехнолог справлялся. В конце концов он доволок Батлера до трапа, втащил наверх, к люку, и вместе со своей ношей скрылся в модуле. Предварительно помахав рукой Нарбутису: мол, все в порядке.

И Нарбутис, уже не оглядываясь, продолжил путь по следам ареолога Первой марсианской, давным-давно заочно похороненного теми, кто был осведомлен о судьбе проекта «Арго».

А хоронить-то, оказывается, было рано, – как и говорил таинственный незнакомец Стивену Лоу. Этот капитан Немо утверждал также, что живы и другие «аргонавты». С Маклайном, к величайшему прискорбию, все уже было предельно ясно, а вот насчет остальных… Может быть, у Батлера оказалось побольше сил, чем у Флоренс Рок, Торнссона и Каталински. Ареолог смог подняться на ноги и пойти к месту посадки «шмеля», а другие не смогли. И кем же он, Людас Нарбутис, потомок гордых латгалов, стал бы себя считать, если бы, неукоснительно следуя приказу, не сделал и шага в сторону Марсианского Сфинкса, где, возможно, находились участники миссии «Арго»? Руководители проекта «Дубль» были далеко, на уютной Земле, и командир экспедиции тоже был вне пределов Марса. А он, Нарбутис, был здесь, в Кидонии, и принимал решения самостоятельно, исходя из обстановки.

«И точка, – сказал себе инженер-пилот. – Пусть потом думают, что хотят».

Он предпочитал не размышлять о том, почему Батлер объявился только спустя три с лишним часа после посадки «шмеля». Увидел модуль в небе? Услышал шум двигателей? Откуда? Можно было надеяться, что ареолог очнется и сам все расскажет. А пока единственная его, Нарбутиса, задача – не терять из виду отпечатки подошв Батлера.

Впрочем, он уже почти со стопроцентной уверенностью мог сказать, откуда именно появился ареолог. В отдалении, под углом к курсу, которым следовал пилот, тянулся ряд темных, правильной формы столбиков, напоминающих старое дорожное ограждение. Людас был ознакомлен с радиоотчетами Маклайна ЦУПу и знал, что это на самом деле не ряд, а два ряда, и не столбиков, а верхушек занесенных песком древних колонн.

Следы ареолога вели именно оттуда. Нарбутис ускорил шаг и оказался перед проемом, в который свисал трос. Нижний конец троса лежал на ржавой насыпи с явно свежими углублениями-следами. Не оставалось никаких сомнений в том, что Батлер выбрался именно отсюда. Из глубины – к свету. К жизни…

Прежде чем спускаться в тоннель, Нарбутис связался с напарником:

– Баст, я прошел по следам. Он вылез из того самого перехода. Я – туда.

– Но…

– Расскажешь потом. Как там Батлер?

– Дышит. Я его уложил и накачал…

– Отлично, Баст. Давай к экскаватору, а я здесь посмотрю. Если что – выйду на связь.

– Но… – вновь попытался возразить нанотехнолог, но Нарбутис не дал ему блеснуть красноречием.

– Никаких «но», – отрезал он. – Трудись. Я пошел, конец связи.

Нарбутис повернулся спиной к проему, лег животом на плиту и свесил ноги в дыру. Повис на руках, разжал пальцы – и благополучно спрыгнул на кизеритовую горку.

«А мог бы и по тросу», – сказал он себе.

Но это было бы для него все равно что спускаться с дивана на пол при помощи лестницы…

Плоский фонарик, который пилот извлек из набедренного кармана комбинезона, осветил уходящий в обе стороны тоннель. На пыльном каменном полу виднелись свежие полосы следов – прошедший здесь недавно Батлер почему-то волочил ноги. От усталости? От голода? Стараясь не загружать голову предположениями, Людас спустился с насыпи и направился к Сфинксу.

Прошагав полторы или две сотни метров, он внезапно ощутил какой-то внутренний дискомфорт. Еще не понимая, что к чему, Нарбутис остановился, прислушиваясь к своим ощущениям, – и в голове его неистово завыла сирена тревоги. Ему представилось, что там, наверху, вот-вот случится что-то ужасное, непоправимое… Возник в сознании образ какой-то высунувшейся прямо из бледного неба мохнатой лапищи, черной чудовищной лапищи с длинными кривыми когтями. Конечность космического монстра схватила крохотный по сравнению с ней модуль, сжала его и раздавила, как куриное яйцо, вместе с Батлером. А через мгновение огромный кулак обрушился на экскаватор – и превратил в лепешку Миллза.

Картина была настолько впечатляющей и яркой, а дискомфорт, вернее, не дискомфорт уже, а необузданная тревога, настолько сильной, что Людас со всех ног бросился назад, к проему, совершенно не контролируя свои действия. Ему даже в голову не пришло вызвать по рации напарника – всепоглощающая тревога заставляла его мчаться изо всех сил, потому что, как ему представлялось, только от него зависело, претворится ли привидевшаяся ему картина в реальность. Внутренняя сирена завывала, не переставая, как сотня голодных волков, луч фонаря плясал по полу и проносились мимо стены тоннеля…

Не снижая скорости, Нарбутис взлетел на каменный холмик. Засунул в карман включенный фонарь и с ловкостью циркача вскарабкался по тросу, цепляясь за узелки. Выбрался под жиденькое небо, споткнулся и чуть не упал, намереваясь мчаться дальше, к модулю…

И тут истошно вопившая сирена стихла. Словно ей одним махом перерезали горло.

Тяжело дыша, астронавт присел на каменный столбик. Согнулся, упершись ладонями в колени, и принялся сплевывать на рыжий песок. Все вокруг было тихо и спокойно, и никаких волосатых лап, прорывающих небеса, нигде не наблюдалось. Сердце постепенно нащупывало привычный ритм.

Отдышавшись, Людас Нарбутис связался с напарником.

– Я уже вернулся, Баст, – сообщил он, услышав голос нанотехнолога.

– Слава Господу нашему Иисусу Христу и великому Мулунгу! – с облегчением сказал Миллз, не забывший религии предков. – Ну и что там?

Нарбутис пожал плечами, будто Миллз мог из своего экскаватора разглядеть это.

– Знаешь, как инфразвук влияет на людей и животных? – еще раз сплюнув, спросил он.

– Слыхал о таком, – не сразу ответил Миллз. – Беспричинный панический страх. Ужас. В общем, Фобос и Деймос. Тебя шуганули оттуда?

– Даже не страх, Баст. Со страхом я, может, и справился бы. Хотя не уверен. Тут другое. Мне показалось, что если я оттуда не выберусь немедленно, и тебе, и Батлеру конец придет. Его – всмятку, тебя – в лепешку.

– Понятно. Думаю, еще раз пытаться не стоит. Не пройдешь. А если и пройдешь – без мозгов останешься.

– Да, – согласился Нарбутис. – Пройти я там, наверное, не сумею. Контроль теряется полностью. Ладно, возвращаюсь, пусть они меня простят…