Глава 5. Знаток древностей

В космопорт «Дикое поле» Габлер прибыл еще до рассвета. Выбрался из такси в прохладный сумрак, поднял воротник и еще ниже, чуть ли не нос, натянул каскетку. Подлетая к космопорту, он спрятал нэп под курткой. Пусть окружающие считают его горбатым или крылатым – это лучше, чем если Годзилла обратит внимание на знакомую вещь из экипировки файтеров; у Юрия Гальса был точно такой же нэп.

В здание порта Крис заходить не стал, только взглянул сквозь стеклянную стену на толкущуюся там публику. Годзиллы нигде видно не было, но это и понятно – тот вряд ли станет бродить туда-сюда, имея при себе такую «ценность». Небось, сидит в уголке, в каком-нибудь кафе, и ждет не дождется посадки на шаттл до орбиталки.

Отойдя от стеклянной стены, Крис окинул взглядом площадь и нашел нужный шоп. Выяснил через витрину, что Годзиллы там нет, вошел и, особенно не выбирая, приобрел арт-очки чуть ли не на пол-лица. Очки были квадратными, с серыми псевдолинзами, они казались массивными, но на самом деле ощущались не больше, чем усевшийся на переносицу жук. В них можно было смотреть объемки и тиви, и одновременно довольно сносно видеть окружающее. Габлер посмотрел на себя в зеркало и убедился в том, что стал вполне безликим. Обыкновенный пассажир, ничуть не похожий на файтера.

И все равно болтаться по космопорту не стоило, чтобы лишний раз не светиться, а стоило выкупить билет и засесть в кафе. Но в таком, разумеется, где не расположился Годзилла. Попивать себе кофеек, а на досмотр направиться только тогда, когда уже объявят посадку.

Крис, соблюдая все меры предосторожности, так и сделал. А перед этим зашел в сувенирку и приобрел еще три декоративных меча все тех же славейнов. А что тут такого? Подарки родственникам, проживающим в глуши, где нет таких сувенирок. Одинаковые, дабы никому не было обидно. Чтобы не перепутать, он сделал пилкой для ногтей метку на мече-обманке.

Устроившись с большой чашкой кофе за столиком в углу, Габлер стал дожидаться, когда напиток остынет – горячий кофе он не любил. Наконец-то он позволил себе немного расслабиться. Арт-очки надежно отгораживали его от внешнего мира, Годзиллы поблизости не наблюдалось. Через стол от Криса двое мужчин в возрасте пили что-то явно покрепче кофе – судя по их раскрасневшимся лицам и не очень уверенным движениям. Неподалеку от входа остриженная чуть ли не наголо остроносая женщина потягивала какой-то зеленоватый напиток, провожая равнодушным взглядом тех, кто проходил мимо прозрачной стены кафе. Свободных столиков было гораздо больше, чем занятых, поэтому Габлер внутренне досадливо поморщился, когда его уединение нарушили. Человека, молча плюхнувшегося за его столик, он хорошо разглядел сквозь свои невключенные очки. Это был сухощавый бородатый мужчина средних лет с узким лицом, на котором застыла мировая скорбь. Темные волосы мужчины забавным коротким хохолком топорщились на макушке, как у серой птички лапи, которых было полно в лесах под родным Супергольмом, а по бокам головы отдельными прядями свисали чуть ли не до плеч. На переносице краснело непонятное пятно размером чуть ли не с асс – какой-то символ? – а в зарослях бороды просматривалось серебристое колечко, испещренное черными точками. То ли оно там было приклеено, то ли держалось каким-то иным образом… Длинным распахнутым синим плащом явно не того размера можно было накрыть половину вигии в полном боевом снаряжении и еще осталось бы место. Под плащом багровел свитер. Мужчина принес с собой вместительную чашку бульона и тарелку с белым хлебом, но отведать этот «завтрак туарера» не спешил. Поставил все это чуть ли не под нос Габлеру и скорбно уставился в непроницаемые псевдолинзы его очков, изредка длинно и совершенно непонятно по какому поводу вздыхая.

Габлер просидел минут пять, отставив чашку, – кофе не лез в горло под этим тоскливым взглядом – и наконец не выдержал.

– У тебя какие-то проблемы? – не снимая очки, спросил он не самым дружелюбным тоном, на всякий случай насторожившись. События последних дней сделали его пуганой птицей.

Последовал еще один затяжной вздох, от которого бульон в чашке пошел волнами. И сухощавый человек, похожий на птичку лапи, ответил утомленным голосом, тоже полным скорби:

– Это не у меня проблемы, брат мой. Это наши общие проблемы…

Обращение «брат мой» не сулило ушам файтера ничего хорошего. Кажется, Лапи был приверженцем одного из множества религиозных учений, имеющих хождение в мирах Ромы Юниона. Благо на кострах за это не сжигали, не вешали и не расстреливали, как бывало в иные времена. У Габлера был некоторый опыт общения с подобными зациклившимися типами, и он вовсе не намеревался этот опыт приумножать. Но просто встать и уйти, демонстративно не допив кофе, было бы невежливо. Попросить заткнуться – тем более. В любом случае, с реагированием Крис опоздал (хорошо еще, что не в боевой ситуации), потому что Лапи тут же продолжил, причем достаточно напористо, навалившись грудью на стол. Это была целая возмущенно-обвинительная речь, этакая филиппика, которыми так славились древние, и ей позавидовал бы и сам Цицерон. Габлера чуть не снесло потоком слов, и он проклял тот момент, когда решил перекантоваться именно в этой кафешке.

Да, файтер не ошибся. Человек-лапи, судя по всему, действительно был из числа тех ромсов, которые религиозные вопросы ставили выше всего другого в жизни. Он был неофитом общества «Ценители Христа» и посетил Землю для того, чтобы собственными глазами увидеть разные места и сооружения, связанные с древним богочеловеком. (У Габлера невольно холодок прошел по спине – ведь в его нэпе покоилось оружие, которым якобы проткнули плоть этого богочеловека.) Лапи сыпал названиями, в большинстве своем Крису неизвестными, но кое-что знакомое он все-таки уловил: Голгофа… храм Гроба Господня… Нотр-Дам… Кельнский собор… И конечно – Рим. Хотя до этого Габлер понятия не имел, что в этом земном городе находится собор Святого Петра, имеющий самое прямое отношение к христианству. Неофит возмущался состоянием этих святынь, по сути, превратившихся в развалины. Сыграла ли тут свою роковую роль разрушительная война, потрясшая Землю и в конечном счете лишившая ее главенствующего положения среди обитаемых миров, – или все дело было в отсутствии внимания со стороны местных властей? Габлер этого не понял, а расспрашивать не стал. Во-первых, ему это было неинтересно, а во-вторых, вряд ли удалось бы вставить хоть слово.

Но не только плачевное состояние памятных мест вызвало гнев «ценителя Христа».

– Представляешь, тут в разных храмах хранится чуть ли не полтора десятка крайних плотей Спасителя! Три терновых венца! Сотня гвоздей из креста, на котором его распяли! Откуда их там могло быть столько?! И никто так и не удосужился выяснить, где действительно бесценная реликвия, а где пустышка!

Поклонник древнего бродячего философа и лекаря, которого, может, никогда и не было на свете, так кипятился, словно речь шла о его собственной крайней плоти. И его бульон, и кофе Габлера дрожали от от шлепков ладонями по столешнице. Как любой старательный новичок, Лапи тщательно изучил жизнь и учение того, кому поклонялся – это было заметно. Крис тоже кое-что знал об этой древней вере. И в школе они это проходили, и всякие истории из евангелий он помнил, и вообще, христианство отнюдь не ушло в прошлое. Но Габлеру, конечно же, было далеко до настоящего знатока. В Роме Юнионе не было никакой официальной религии, сам Император никогда не делал никаких заявлений по поводу своих пристрастий в этом вопросе, и каждый ромс сам решал, в кого ему верить. Насколько Габлер помнил из какой-то тивишки, не верящими ни в каких богов считали себя, согласно опросу, только процентов семь или восемь жителей Империи.

– Так ты действительно думаешь, что Иисус Христос это бог? – полюбопытствовал он.

– А кто же еще?! – взвился Лапи. – Разумеется, бог, самый настоящий! Доказательств можно привести множество…

Габлер, словно защищаясь, выставил перед собой ладони:

– Не надо, я о них слышал. – При этом он не забывал следить за всеми проходящими мимо кафе. – А вот интересно, что было бы, осуди Пилат на казнь не Христа, а того разбойника… как его?…

– Варавва. Но…

– Да, Варавву, – вновь прервал собеседника Крис. – Вот предположим, что народ не захотел терять превосходного лекаря и подал голос не за Варавву, а за Христа. Того отпустили, не распяли, и он не смог искупить своей смертью первородный грех. Продолжал проповедовать, исцелять, рассказывать всякие притчи апостолам и прочее там… Воду в вино превращать… Шли годы, и апостолы постепенно его покинули. Кто вернулся домой, кто женился, кто умер. Да и сам Иисус постарел, и в конце концов закончил, так сказать, свой земной путь и вернулся к родителю. Не выполнив своей миссии. И проповеди его благополучно забылись, и главным стал, например, этот… буддизм. А потом главный буддист принял решение о переходе всего человечества в нирвану для соединения с Буддой. И все подчинились и чикнули себя ножичком по горлышку. Могло ведь такое быть, да?

Крис не импровизировал, а просто пересказывал то, что плел когда-то в кабаке Граната. Он ожидал, что сейчас последуют громы и молнии, но собеседник только снисходительно усмехнулся:

– Предположить можно что угодно, – тон его был менторским. – Ева отказалась есть плод с древа познания добра и зла, Понтий Пилат отпустил Иисуса… Но случилось именно так, как случилось, потому что иначе случиться просто не могло.

Габлеру оставалось только развести руками. Собственно, в разговор он вступил лишь для того, чтобы скоротать время до посадки на шаттл. И никогда не был силен в подобных делах. Вот если поспорить о достоинствах и недостатках ходовой части боевых кораблей, информерах, рексах и прочем оборудовании…

– Вот ты говоришь, три терновых венца, сотня гвоздей, – неторопливо начал он, почти физически ощущая таинственный наконечник в нэпе на своей спине. – А что-то еще с тех времен сохранилось? Ну, там, одежда Иисуса… Стражники ее забрали, так ведь?

– Да, забрали и разделили между собой, – кивнул знаток. – Только, опять же, истинные ли куски тут хранятся? О плащанице не говорю – не та она, сто процентов. А вот частицы ризы… Когда-то были, но сейчас найти невозможно… при этом бардаке… – Лапи вновь протяжно вздохнул. – Мало, ох мало заинтересованности. И наша задача – раздуть пламя веры.

«Боже упаси от такой напасти», – усмехнулся про себя Крис.

Неофит окинул его медленным взглядом:

– Вижу, брат мой, интересуешься. Неравнодушен к Господу нашему?

– Нет-нет, – торопливо ответил Габлер. – Мой интерес с верой никак не связан. Это я так, из чистого любопытства. Что-то где-то слышал…

Лапи явно напрягся. Файтер почувствовал, что еще миг – и неофит набросится на него, оплетет сетями слов и утащит в болото собственных убеждений. И поспешил отвести внимание «ценителя Христа» от своей персоны:

– Не берусь судить, бог Иисус или нет. Мне просто интересно… Если считать описанное в евангелиях правдой… Его ведь копьем под ребра ткнули, да? Что-то я слышал об этом копье, только уже не припомню.

Знаток кивнул:

– С копьем тоже… Одно в музее хранилось, тут, неподалеку, в Хофбурге. Другое – в монастыре. Какое истинное? Еще два – подделки. А может, оба первые именно те, с Голгофы. Может, Спасителю на кресте не один удар нанесли, и не только Гай Кассий…

– Так копье не одно? – удивленно пробормотал Крис.

– Увы, не не одно, а ни одного, – вздохнул человек-лапи. – Их давным-давно никто не видел… Во всяком случае, мы о них ничего теперь не знаем. С этой войной… – Знаток удрученно махнул рукой, а потом придавил ладонью свой хохолок. – Правда, Хофбургское копье еще до войны пропало… В Нете вообще никакой инфы нет, у нас другие источники… Только проверить ничего невозможно. Есть такие сведения, что было совершено очень тщательно спланированное нападение на музей, и Хофбургское копье похитили. Кто? Зачем? Неизвестно. Никаких следов…

Габлер едва удержался от того, чтобы не поежиться. Наверное, именно Хофбургское копье и покоилось в его нэпе. Если бы только знал этот «ценитель Христа»…

– А то копье, что в монастыре? – спросил он.

Лапи столь же удрученно пожал плечами:

– Эчмиадзинского монастыря больше не существует. Там все сгорело и расплавилось во время войны… Даже камни… Может, успели копье вывезти, может, нет… Никто ничего не знает.

Он понурился, придвинул, не глядя, к себе свой бульон, уже подернувшийся пленкой жира. Покрутил чашку в руках и вновь поставил на стол.

– Мда-а… – протянул Габлер. – Загадок в мире хватает…

Лапи вздернул подбородок:

– Не загадок, а безответственности хватает, брат мой, маловерия и, возможно, злых умыслов.

Габлер промолчал.

– А что касается Хофбургского копья, – вновь заговорил «ценитель Христа», – то есть один документ, посвященный его похищению. Ни автор, ни время создания неизвестны… и вряд ли его можно считать документом, то есть истинным свидетельством… Однако текст весьма любопытный в том, что касается схемы похищения. Хотя остальное автор, конечно же, нафантазировал. Иисус Христос вечен… Но, во всяком случае, о копье самое главное узнаешь. Давай качну. – Лапи порылся в кармане плаща и вытащил унидеск.

– Хорошо, почитаю на досуге, – согласился Габлер и достал свой. – Новые знания никогда не помешают.

– Истинно так, брат мой.

Теперь голос у Лапи был довольным. Он уже видел Криса в рядах своего общества.

Покончив с перекачкой инфы, человек-хохолок убрал унидеск, но рука его пустой из кармана не вернулась. Теперь он извлек визитку.

– Если не утратишь интерес, держи с нами связь. – Он протянул серый прямоугольник файтеру. – Мы поможем встать на истинный путь. Я ведь тоже очень долго блуждал во мраке.

Габлер взял визитку, кивнул:

– Спасибо.

Прочитал бегущие под гладкой поверхностью золотистые строки:

Адрес… Все реквизиты связи… Картинки из жизни, смерти и посмертия Спасителя…

Планету для своего офиса «ценители Христа» подобрали с вполне соответствующим названием: Парадиз. То есть Рай. А на Парадизе-XII в той же системе Латоны размещалась база легиона «Латона». Крису в тех краях бывать еще не приходилось.

– Спасибо, – повторил Габлер. – Возможно, когда-нибудь воспользуюсь.

Он сказал так только из вежливости. Он был уверен, что ни в каких богах не нуждается.

Лапи подался к нему:

– Чем быстрее это произойдет, брат мой, тем лучше для тебя, для души твоей. А чтобы ускорить этот процесс, позволь мне кое о чем тебе поведать. Растолковать мысли Спасителя нашего.

– Нет-нет, – невольно поморщился Габлер. – В другой раз. Уж очень арта интересная. – Он легонько постучал пальцем по псевдолинзе своих очков. – В другой раз.

Сказано это было таким тоном, что «ценитель Христа», кажется, понял: здесь ему не обломится.

– Вот от этих арт-объемок, от мусора этого дьявольского вся и беда, – заявил он. – Каленым железом выжигать, под корень!

Лапи в последний раз длинно вздохнул, встал со стула, так и не притронувшись к своей еде, и удалился искать новых собеседников.

Габлер тоже вздохнул – облегченно, и вернулся к кофе. Но, сделав глоток, поставил чашку и полез в карман за унидеском. Ему не терпелось прочитать инфу о Копье Судьбы. Эта вещь действительно могла стать для него судьбоносной. И причем неизвестно, со знаком плюс или минус. А то и с двумя. Минусами…

Текст был коротким, без заголовка. Еще раз бросив взгляд вокруг, Крис приступил к чтению. И сразу понял, что никакой это не документ, а рассказ, наподобие тех, что были в книжках, оставшихся от прадедов. Очень старый рассказ, некоторые слова были ему даже незнакомы.

«В телефонной трубке прозвучало:

– Избавитель, груз на борту, идем к вам. У нас без потерь. Сейчас будем.

– Понял. Жду.

Высокий темноволосый мужчина в длинном черном плаще убрал мобильник в карман и прислонился к гладкому боку серого «опеля», застывшего на обочине. Его жесткое, словно высеченное из гранита лицо было сосредоточенным, бледные губы плотно сжаты, а по вискам, несмотря на весеннюю предвечернюю прохладу, медленно стекали струйки пота. Он был напряжен, как солдат, которому через мгновение предстоит броситься со связкой гранат под танк. С покрытых лесом холмов тянуло тонким чесночным ароматом молодой черемши. Солнце падало за деревья, и высоко над Венским лесом летел самолет, оставляя за собой белую пушистую тропинку.

«А оно тоже оставит след? – подумал мужчина. – Или сразу исчезнет?»

Вдалеке, над крышами зданий древней Вены, показалась темная точка. Она приближалась, приобретая очертания вертолета, и вместе с ней нарастал торжествующий рокот двигателей.

Этот рокот звучал прекрасней венского вальса!

От дворца Хофбург до столичной окраины путь не так уж далек.

Избавитель оттолкнулся от бока «опеля» и шагнул навстречу несущейся во весь опор, будто норовя догнать солнце, винтокрылой машине. Он был бледен, но не от страха и не от слабости, а от осознания умопомрачительной важности того, что предстояло ему совершить.

Летающий синий зверь с красной нашлепкой сверху и белыми полосами по бокам фюзеляжа завис над серым жуком-«опелем». И гремела над лесом симфония двигателей, и вздымалась пыль, и чуть ли не разрывалась в клочья невысокая еще трава, и воздушные волны неистово плескались в ветви дубов и буков, теребя хвосты удирающим белкам. Трепетали полы черного плаща, развевались длинные с проседью волосы, но лицо Избавителя оставалось таким же сосредоточенным, словно и впрямь было из камня.

Отъехала в сторону дверца – и вниз, в весеннюю траву, полетело что-то узкое, продолговатое… Брезентовый сверток полуметровой длины. Мелькнула в проеме рука в пятнистом, темно-зеленом, махнула приветственно, и вертолет, постепенно набирая высоту, устремился к зеленым холмам, продолжив погоню за недосягаемым солнцем.

Но Избавитель уже не видел его. Черным вороном, черной пантерой метнулся он к тому, что лежало в траве в десятке шагов от автомобиля. Схватил, торопливо открыл клапан специально сшитого чехла… и замер.

Но только на два-три мгновения. Осторожно, медленно выдохнул – и извлек на свет…

В голове крутилось одно и то же, словно звучал бесстрастный голос экскурсовода, повторявшего эти слова не первый год, изо дня в день:

«…железный наконечник состоит из двух частей, скрепленных серебряной проволокой и стянутых золотой муфтой…»

Копье Судьбы.

Копье святого Маврикия.

Копье Власти.

Святое Копье.

Копье Лонгина.

Копье Христа…

На этом наконечнике осталась кровь распятого на кресте Спасителя.

Так писал Иоанн.

Бесценная реликвия. Ее обладатели могли вершить – и вершили! – судьбы мира, могли творить великое добро или столь же великое зло…

Человек в черном плаще, боясь дышать, держал в руках оружие, равного которому не было под земными небесами. Он знал об этом древнем железном наконечнике буквально все, что только можно было узнать.

Финеес, третий первосвященник Иудеи, сын первосвященника Елеазара и внук Аарона, маг и каббалист, в стародавние времена приказал изготовить это чудесное копье. Его держал в руке Иисус Навин, глядя, как с грохотом рушатся стены иерихонские. Им любовался Ирод Великий. А центурион Гай Кассий проткнул им тело распятого Христа.

Это копье приносило победы тем, кто владел им – Константину Великому и Теодориху… Юстиниану и Карлу Мартеллу… Карлу Великому и Генриху Птицелову… Оттону Третьему и Фридриху Барбароссе… Наполеону Бонапарту и Адольфу Гитлеру…

А потом копье оказалось среди множества христианских святынь в сокровищнице Габсбургов – венском дворце Хофбург.

Избавитель готовил операцию тщательно, не один год, строя планы похищения Святого Копья в узком кругу единомышленников. Все было рассчитано и расписано буквально по сантиметрам и секундам. Каждый участник предстоящей операции четко знал, что и в какое мгновение он должен сделать. Все они не один раз побывали в Хофбурге и могли выполнить то, что от них требовалось, даже с закрытыми глазами.

Вертолет, перекрашенный в цвета полиции. Гранатомет. Гранаты со слезоточивым газом. Тросы бойцов спецназа. И прочее…

Допустимо ли творить зло во имя последующего бесконечного торжества добра?

Избавитель был твердо уверен: не только допустимо, но и необходимо.

Он бережно провел пальцем по приглушенно поблескивающей золотой муфте. Дотронулся до острия, которое некогда касалось плоти Христа.

Дрогнуло ли что-нибудь в душе Гая Кассия, когда он нацеливал копье на тело Искупителя?

Гай Кассий… Когда Иисус принял смерть на кресте, этот римлянин сказал: «Истинно человек сей был Сын Божий». Так писал евангелист Марк. Уверовав в Иисуса Христа, Гай Кассий при крещении принял имя Лонгин. Лонгин-копейщик.

Владелец Копья Судьбы, оси развития человечества, может сотворить добро или зло.

Избавитель намеревался сотворить величайшее добро, какого еще не видел этот мир.

Стряхнув оцепенение, он зажал реликвию под мышкой, бросил взгляд в ту сторону, откуда прилетел вертолет, и шагнул к «опелю». Открыл заднюю дверцу и вытащил приготовленное древко.

Тихо было вокруг, словно в первые дни творения, и лишь изредка перекликались в ветвях весенние птицы.

Когда возник вдалеке, над городом, шум новых моторов, Избавитель уже стоял на дороге, отведя назад руку с копьем.

Полицейские вертолеты налетели роем рассерженных ос и понеслись дальше, продолжая погоню. Сидящие в них люди скользнули взглядом по серому «опелю» и черной фигуре неподалеку – и только. Мало ли кто ездит и бродит в окрестностях Вены…

А Копье Судьбы, пущенное рукой Избавителя, уже отправилось в свой последний полет. Взмыв в воздух, оно тут же перенеслось в иной слой бытия и ринулось к престолу, где восседает Единый в трех ипостасях, некогда давший человечеству возможность и дальше плодиться и размножаться на теле планеты, созданной Им из вселенской пустоты.

На лице Избавителя застыла блаженная улыбка.

Копье Судьбы достигло престола и вновь, как когда-то, на Голгофе, пронзило божественную плоть. Теперь уже бесплотную плоть.

И вновь погиб Сын Божий, и в этот раз – навсегда. И теперь людям нужно было жить, не уповая на Христа. И рассчитывать только на самих себя».

Габлер закрыл текст и задумчиво уставился в пространство.

Эрик Янкер рассказывал о римском центурионе Гае Кассии и обо всех этих королях и императорах – владельцах чудесного Копья… Там, в норе грэндов на Карабинерной. Просвещал перед тем, как отправить его, Габлера, за грань бытия.

Мда-а… Такое не мог написать посторонний. Такое мог написать только сам Избавитель. А скорее всего, это была литературная выдумка. Нет, возможно, именно так похищение и произошло, но никуда этот Избавитель Копье Судьбы не швырял. Полиция погналась за ложной целью, а человек этот, забрав реликвию, преспокойно удалился. Концовка явно рождена фантазией неизвестного автора. И автор этот отнюдь не жаловал Иисуса Христа.

Литературная выдумка… А не так ли поступали и те, кто писал евангелия? Они ведь не присутствовали при распятии Христа. И чем руководствовались? Слухами? Габлер вновь, как и при последнем общении с Янкером, подумал о том, что этот кусок древнего железа вовсе не обладает какой-то чудодейственной силой. Слухи – не более того. Насколько Габлер помнил из истории, и Наполеон, и Гитлер в конечном счете потерпели крах. В случае с Наполеоном он был не уверен, но Гитлер-то точно проиграл в третьей, кажется, земной мировой войне.

Слухи, в которые верили… и верят. Верит Император Ромы Юниона.

А может, все-таки не слухи? Может, Копье действовало избирательно, по каким-то своим неведомым правилам?

Габлер вновь едва не поежился. Все-таки вряд ли оно было пустышкой. Эрик ведь говорил, что Копье уже давно изучают.

«Это не простой кусок железа. Это некий объект с необъяснимыми пока свойствами. Он действительно каким-то образом влияет на развитие событий», – вот что говорил Эрик. А зачем ему было бы врать приговоренному к смерти?

Крису на миг захотелось вытащить Копье из нэпа, тихонько оставить здесь и уйти.

Но только на миг. Копье и ему должно было принести победу.

«Железный наконечник состоит из двух частей, скрепленных серебряной проволокой и стянутых золотой муфтой…»

Раздолбать обманку и взглянуть на него…

«Ага, вот прямо сейчас, – сказал он себе. – Сиди и не дергайся».

Но мысли его продолжали вертеться вокруг Копья, которым, по слухам, проткнули когда-то божественную плоть.

Божественная плоть… Бог, пославший собственного сына на смерть…

Крис усмехнулся: хорош папаша!

И вообще, если разобраться, ерунда какая-то получалась с этим распятием. По убеждениям христиан, бог создал первых людей, а потом, когда они согрешили, лишил их бессмертия. И вот через сколько-то там лет он надумал отрядить к землянам своего сына, чтобы люди своими руками убили его, и за это убийство очистились от старого греха. Очистились от греха путем убийства сына бога! Причем этот сын каким-то хитрым образом был и самим отцом, да еще и некой эфемерной субстанцией. Три в одном! Убийство, значит, не грех? Убийство бога! Или он, Габлер, что-то напутал с этой историей, или же сочиняли ее с глубокого похмелья – антикрэпа-то тогда не было…

Впрочем, распяли кого-то там на кресте или нет, но Копье Судьбы существовало. И сейчас лежало в нэпе у него, Криса Габлера, и знать-то никогда не знавшего о подробностях всех этих давних дел.

У него вновь возникло желание взглянуть на Копье, и вновь он одернул себя:

«Успокойся. Попивай кофе и жди, когда объявят посадку».

…И после пятой или шестой чашки кофе Габлер дождался. Прозвучало объявление, продублированное вспыхнувшей на табло надписью, и народ потянулся к зонам досмотра. И вот тут Крис наконец-то увидел Годзиллу. Щекам стало горячо, кулаки непроизвольно сжались. Да, умом Габлер понимал, что Юрий Гальс старался поспособствовать умерщвлению сослуживца не по своей воле, но сердцем… Сердце требовало немедленно подскочить к Годзилле и навсегда вырубить его ударом по затылку.

Разумеется, Крис подавил свой порыв. Дождался, когда Годзилла, пройдя контроль, исчезнет за дверью, ведущей к накопителям, посидел еще немного, а потом встал, снял арт-очки и покинул свое убежище.

Досмотр Габлер прошел без проблем, хотя и здорово волновался. Но все это было внутри, а внешне он выглядел совершенно спокойным. Обманка была надежной, и приборы порсов ничего необычного не обнаружили.

Вновь нацепив арт-очки, файтер проехался по коридору на то и дело дергавшемся траволаторе и очутился в одном из накопителей. Народу тут было уже много, и Годзилла заметить его не мог – разве что если специально пялился на всех появлявшихся в этом круглом помещении. За стеклянной стеной виднелась цепочка обшарпанных басов, а дальше, до самого горизонта, простиралась равнина космодрома. Над ней ползли серые осенние облака, блокируя путь солнечному свету. Земное утро было невзрачным, каким-то вялым. Казалось, будь его воля, оно с удовольствием уступило бы место недавно прошедшей ночи.

Крис устроился в глубоком кресле с высокой спинкой – такие кресла рядами стояли по всему накопителю. Повертел головой, высматривая Юрия Гальса, но не обнаружил. Поработав с унидеском, выяснил координаты полиции Елисавета – пора было подумать и о пленниках на Карабинерной, 7. Не засвечивая свой адрес, послал сообщение об убийстве и даже немного посочувствовал тем парням: ничего хорошего их не ждало.

«Ты лучше о своем будущем переживай», – тут же сказал он себе.

А будущее пока было туманным.