В грузовом отсеке фургона становилось жарко. Полуденное солнце нагревало металл кузова, и внутри уже было прямо как в печке. Воздух стал затхлым. Ребекке совсем плохо приходилось, она с трудом могла дышать, да и мне тоже было несладко, ушибленные ребра давали о себе знать.

– Откуда ты узнал про Тир? – спросила Ребекка, запинаясь и хрипя.

– Шиммин сказал, – ответил я. – Он приезжал ко мне утром. Ему было известно, что мы к ней заезжали вчера вечером.

– Он относился к тебе как к подозреваемому?

– Нет.

– А меня не подозревал?

– Не думаю. Но он собирался с тобой побеседовать.

Ребекка приняла эту информацию спокойно. Ее это, кажется, совсем не потрясло. Может быть, опыт закалил ее, приучил без эмоций воспринимать скверные вести. Может, ее уже больше ничто не удивляло.

– Он тебе не сказал, как погибла Тир? – спросила Льюис.

– Судя по всему, на нее напали прямо у нее дома. Шиммин обнаружил ее у подножия лестницы, как будто она пыталась вырваться и убежать. И еще одного типа там нашел. Тоже мертвого. Шиммин показал мне его фото. Я его узнал.

– И кто это?

– Фельдшер. Тот самый, который разговаривал со мной после ДТП с байком. Тот, что захватил Лену.

– Кто-то аккуратно заметает следы, – заметила Ребекка.

– И при этом оставляет кучу новых.

– У них нет выбора. Они, кажется, уже в отчаянном положении.

– По поводу чего?

– По поводу того, что записано на флешке.

Фургон резко затормозил и замедлил ход, свернув вправо. Потом начал осторожно снова набирать скорость и дальше поехал неспешно. Покрышки шуршали и гудели, постукивали и подскакивали. Я слышал шорох рассыпчатого гравия, потом пустой звук «бам!», когда колесо ввалилось в ямку, а затем «рра-та-та», постукивание кенгурятника. Снова торможение, левый поворот, и машина остановилась.

Я напряженно прислушивался, но ничего не мог различить из-за рокота работающего на холостом ходу двигателя. Ребекка тоже насторожилась и прижала ухо к задней дверце.

Шаги. Удаляющиеся от фургона. Я попробовал плечом боковую сдвижную дверь. По-прежнему заперта. Шаги еще были слышны, потом последовал отдаленный стук закрывшейся дверцы. Но не нашего фургона. Видимо, там стоит еще одна машина. Вдруг наш двигатель взревел, заскрипел выключаемый ручной тормоз, и машина двинулась вперед.

Ребекка увидела вопросительное выражение у меня на лице.

– Вчера вечером они были на «Ленд Ровере», модель «Дискавери», с затемненными стеклами. Машину вел Андерсон, значит, сейчас «Ленд Ровером» правит Лукас.

Фургон дернулся, подпрыгнул и закачался. Камни постукивали и грохотали под его шинами. Мои инструменты и запасные детали тряслись и тоже постукивали и позванивали в своих ячейках и гнездах. Я упал на колени и зацепился рукой за деревянную стойку. Ребекка ударилась головой о заднюю дверцу.

– Мы почти приехали, – сказала она немного изменившимся из-за вибрации голосом.

– Куда?

– Куда-то в отдаленное место. Туда, где никто не сможет побеспокоить.

Фургон резко наклонился набок. Потом выправился. Словно преодолел глубокую рытвину.

– Но Андерсон не знает остров, – заметил я.

– Такое место, которое они ищут, нетрудно найти. Надо просто ехать и ехать, пока не заедешь на совсем узкие дороги.

– Значит, нас могли завезти куда угодно.

– Могли. Но если впереди едет Лукас, думаю, он направляется в такие места, которые уже знает. И которые мы тоже знаем.

В итоге до меня дошло.

– В коттедж, – сказал я. – Им известно, что он стоит на отшибе. За ним никто не наблюдает. И нас не услышат.

Мне не понравилось то, что говорит Льюис, но определенная логика в ее словах была. И я помнил, что чувствовал, когда ехал в фургоне через лес в коттедж, по грунтовой дорожке. Все эти дерганья, толчки и раскачивание на ухабах. Удары, подпрыгивания, резкие наклоны и сотрясения.

– И что будем делать? – спросил я.

– Вооружимся. Какие у тебя тут есть инструменты?

Инструментов у меня тут было множество, и многими из них можно нанести серьезную рану. Тут и молотки с лапкой-гвоздодером, молотки с круглыми головками, резиновые молотки. Разводные ключи и тяжелые гаечные ключи. Приспособления для гнутья труб; острые, как бритва, пилы-ножовки и ножницы по металлу. Имелись также штангенциркули, тиски и струбцины. Разнообразные пассатижи и отвертки, множество разных ножей и прочих режущих инструментов. И электрические дрели хранились. И даже паяльная лампа.

Я с трудом поднялся на ноги и ухватился за что пришлось, поскольку фургон продолжал подпрыгивать и раскачиваться. Передал Ребекке пистолет-гвоздомет и нож с убирающимся лезвием. Себе я выбрал разводной ключ. Сунул его под толстовку и уложил в перевязь, под поврежденную руку, плотно прижав к груди. В правую руку взял электрическую дрель, но потом заменил ее резиновым молотком. Молоток был увесистый и хорошо лежал в руке. Его рукоятка достигала почти фута в длину, давая возможность хорошо и быстро размахнуться и придать молотку очень приличное ускорение при ударе. Резиновый боек-набалдашник был подсохший и потрескавшийся, но приличного веса. Идеальный инструмент, чтобы заставить старый медный трубопровод гнуться куда надо. И великолепное оружие, если врезать кому-то по башке, по локтевому суставу или по коленной чашечке.

Фургон взбирался по крутому склону. Потом дорога выровнялась, и мы набрали скорость. Колеса снова застучали, загремели и заскрипели.

Наконец машина замедлила ход и остановилась. Фургон сдал задом, описав крутую арку. Задним ходом он двигался очень быстро. И тут тяжело ударился обо что-то задом. Раздался громкий металлический звон и сухой треск ломающихся досок. Меня швырнуло на пол. Ребекка нырнула вперед, оберегая голову. Задние дверцы затряслись, задрожали и застучали.

Мотор заглох. Фургон замер на месте. Я слышал завывание мощного двигателя «Ленд Ровера» и подвывание усилителя руля, скрежет и шорох его покрышек по сухой земле и камням. Потом все стихло. Открылась и захлопнулась автомобильная дверца. К фургону приблизились чьи-то шаги.

В металлическую перегородку, отделяющую грузовой отсек от пассажирской кабины, ударил кулак.

– Слушайте там, вы! – раздался громкий голос Андерсона. – Сейчас вот что произойдет. Я отопру центральный замок, и вы откатите боковую дверцу. Но перед этим вы выбросите все оружие, которым там запаслись. Мой коллега держит в руке автоматический пистолет, «беретту М-92». Если он заметит что-то у вас в руках, то есть все, что угодно, он нажмет на спусковой крючок. И будет продолжать на него нажимать. Понятно?

Мы ничего не ответили. Были слишком заняты, глядя друг на друга.

– Бросайте все, что у вас есть, – прокричал Андерсон. – Не заставляйте его стрелять.

Я покачал в руке резиновый молоток, потом пожал плечами и отбросил его в сторону. Ребекка тоскливым взглядом поглядела на гвоздомет, прежде чем отложить его. Но оставила у себя рабочий нож-резак, засунув его в рукав кожанки. Нож был небольшой. Компактный. Лезвие убиралось в прочную пластиковую рукоятку.

Я смотрел, как Льюис сложила ладонь ковшиком и потренировалась, выкидывая нож из рукава. Ее большой палец удобно ложился на мощный металлический рычаг, с помощью которого лезвие выдвигалось наружу. Кажется, Ребекке очень понравилось это упражнение. Удовлетворившись его результатами, она засунула нож обратно под манжету куртки и с трудом взгромоздилась на ноги.

– Готовы? – выкрикнул Андерсон.

– У нас ничего нет! – крикнул я в ответ.

Ребекка сделала пару шагов ко мне. Я слышал, как тяжело она дышит. Медленно, с хлюпаньем и всхлипами, в нос. Секунду было тихо, потом последовала серия металлических щелчков – с места водителя открывались замки всех дверей. Я направил луч фонаря на ручку замка боковой двери. Установив ее местонахождение, я выключил фонарь и уронил его на резиновый коврик под ногами. Потом протянул руку и откатил дверь вбок.

Внутренность фургона залил дневной свет. Я заморгал и прикрыл глаза ладонью. Мы находились на маленькой полянке перед коттеджем. Сам коттедж и заросший сад были слева от нас. Я высунул голову наружу. Задок фургона вмазался в гаражные ворота. Листы гофрированного железа прогнулись и смялись там, где он врезался в них, когда сдавал задним ходом. Черный «Ленд Ровер-Дискавери» был припаркован справа, мордой в сторону густых лесных зарослей.

Человек по имени Лукас находился в десяти шагах от нас спиной к лесу и остывающему «Дискавери». Он стоял, широко расставив ноги, правая чуть выдвинута вперед, обе руки подняты на уровень подбородка. И сжимал в обеих руках огромный и грязный пистолет. Пальцы правой руки обхватывали рукоятку, указательный палец согнулся вокруг спускового крючка. Левой рукой Лукас поддерживал правую.

Его поза показалась мне вполне профессиональной, но сохранял он ее с трудом. Я не слишком хорошо разбираюсь в пистолетах – никогда даже в руках не держал, не говоря уже о том, чтобы из них стрелять, – но любому идиоту было бы понятно, что этот ствол мощный и тяжелый. Лукас не отличался особой мускулатурой, так что руки у него тряслись, описывая небольшие неровные круги, и пистолет в них ходил ходуном. Он облизал губы. Помотал головой, так что его длинные волосы рассыпались по плечам. Я подумал, что вскоре ему придется опустить пистолет, чтобы дать рукам отдохнуть. И спросил себя, сколько времени я сам мог бы вот так стоять, не двигаясь.

Недолго.

Открылась и захлопнулась водительская дверца, и Андерсон обошел передок фургона. Он держал в руке бейсбольную биту, положив ее на плечо. Бита была длинная, с мою руку, сделанная из светлого дерева и покрытая лаком, сияющая и блестящая. Выглядела она очень солидно. Твердая такая. Не обещающая никаких компромиссов.

Лицо Андерсона выглядело точно так же.

Он остановился шагах в пяти от боковой дверцы фургона. На нем были отглаженные штаны из плащовки и коричневые мокасины. Темно-синяя рубашка с воротником поло, застегнутая до самого горла и заправленная в штаны. Его мощные бицепсы так и распирали рукава рубашки. Выглядел американец так, словно оделся для барбекю-вечеринки.

Андерсон глянул на Лукаса, проверяя, надежно ли тот его прикрывает. Я узнал одежду, в которой был Лукас. Старый синий свитер и джинсы. Он их забрал из моего фургона. Насколько я мог видеть, одна штанина джинсов была вся в пятнах. Они окрасили джинсу в темно-ржавый, красноватый цвет, и ткань, кажется, прилипала к его ляжке.

Андерсон поманил меня, предлагая выйти из машины, сделал жест «давай сюда» согнутыми пальцами свободной руки. Я вышел наружу, ступив на ссохшуюся грязь. Андерсон снял биту с плеча и ее концом поднял мою здоровую руку повыше. Потыкал ей мне между ногами, пока я не расставил их пошире.

– Сами понимаете, мне нужно все проверить, – сказал он. – Убедиться, что вы выполнили мои инструкции. Положеньице-то у вас опасное, верно?

Я ничего не ответил.

– Для меня вот не слишком опасное. Я-то в отличном положении. Тут мой приятель стоит, а у него в руке «беретта». А у меня – бита. Но вот для вас оно опасное. Так что не делайте никаких ошибок. Будет плохо, если вы вздумаете игнорировать мои советы и указания. А то вдруг вам пришло в голову вооружиться и навалиться на меня, если выпадет шанс…

Американец склонил голову к плечу. И посмотрел на меня таким взглядом, словно его крайне интересовала моя реакция на его слова.

Я даже рта не открыл.

– Ну а теперь у вас есть шанс выжить, – сказал он. – Сейчас я буду вас обыскивать. Начну с ног и пойду вверх. У вас может возникнуть мысль пнуть меня ногой, когда я присяду перед вами. Или ударить меня ножом, который вы спрятали в рукаве. Но это скверная идея. Опасная. И знаете почему?

Я по-прежнему молчал.

– Вот вы сами скажите, почему, – потребовал американец.

– Из-за пистолета, – сказал я.

– А еще?

– Из-за вашей биты.

– Верно. Битой можно причинить серьезный вред здоровью. – Американец махнул концом биты в сторону Ребекки. Она стояла в открытых дверях фургона, прикрывая заплывшие глаза от солнечного света. Выглядела она скверно – избитая, растрепанная и перепачканная в грязи. Ей явно требовалась срочная медицинская помощь. – А что до пистолета, – продолжал Андерсон, – то девятимиллиметровая пуля, выпущенная с короткой дистанции, гарантированно убьет. Может, не сразу. Она же может оказаться такой, которая убивает медленно. Но в конце концов она вас все равно прикончит. Понятно?

Я кивнул.

– Отлично. – Американец потыкал битой воздух. – Значит, стойте и не двигайтесь. Даже не дышите. Ясно?

Он сделал движение, собираясь шагнуть ко мне, но ему помешал громкий стук, раздавшийся в фургоне. Руки Ребекки бессильно повисли вдоль тела, пальцы были расставлены в стороны. Рабочий нож выпал у нее из рукава и загрохотал по доскам пола.

– Ой, поглядите-ка! – сказал Андерсон. – Неплохо, неплохо, моя милая!

Он улыбнулся Льюис, продемонстрировав все зубы. Потом снова обернулся ко мне:

– А у тебя тоже что-нибудь есть, что ты мог бы уронить, а, приятель? Что мы сейчас имеем, так это официально объявленную амнистию. Твоя приятельница уронила свой нож, и я могу ее простить. Значит, если у тебя имеется что-то, что ты готов мне продемонстрировать, то давай показывай. И брось это на землю, прямо в грязь.

Я ничего не ответил. И не пошевелился. Я просто смотрел на американца, пытаясь не обращать внимания на перемещения ствола пистолета, которые ясно видел краем глаза.

– Ладно, хорошо, – кивнул Андерсон. И завертел в воздухе своей бейсбольной битой. Она описала полный круг, триста шестьдесят градусов. Он хорошо и цепко держал биту в руке. Потом перекинул в левую руку. – Все. Время амнистии истекло. План меняется.

Он сделал несколько шагов в сторону, поближе к Лукасу. Забрал у него «беретту» и направил ствол на меня, зажав биту под мышкой.

– Лукас, ступай обыщи его.

Лукас, кажется, заколебался.

– Давай! Выполняй!

Лукас чуть пошевелил руками и двинулся ко мне. Он явно предпочитал наступать на правую ногу, словно левая была повреждена. Поэтому двигался довольно неуклюже, скованно. Это, видимо, объясняет происхождение кровавого пятна на бывших моих джинсах.

– Вот и хорошо, – сказал ему Андерсон. – Я тебя прикрываю. А теперь начинай с его ног. Пощупай вокруг лодыжек. Проверь носки.

Лукас с трудом присел. Ему пришлось руками вытянуть вперед левую ногу, потому что коленка не сгибалась. Теперь я понял, что имел в виду Андерсон, когда предупреждал меня. И впрямь возникло искушение пнуть Лукаса ногой в лицо. Проделать это было бы совсем нетрудно. Такого легко свалить. Но вот пистолет, который в меня нацелен человеком, явно умеющим обращаться с оружием…

То, что они обменялись ролями, было разумным шагом. Но это имело и свои отрицательные стороны.

Я стоял смирно, пока Лукас ощупывал мои ноги, продвигаясь снизу вверх, охлопывал мне колени и бедра под ворсистым материалом спортивных штанов. Сперва одну ногу. Потом другую. Кажется, он был сконфужен, выполняя эту работу. Лукас прятал глаза, занавесив лицо своими длинными волосами. Движения у него были резкие, дерганые, очень замедленные и сдержанные. Думаю, что сам Андерсон проделал бы все это гораздо лучше и тщательнее.

Лукас добрался до моей талии. Андерсон велел ему особо тщательно проверить резинку моих спортивных штанов. Лукас ничего там не обнаружил, после чего с трудом выпрямился, чтобы ощупать мне торс. Разводной ключ был по-прежнему упрятан под толстовкой и лежал в перевязи. Инстинкт рекомендовал мне прижать руку покрепче к груди, но я не хотел делать никаких движений, которые могли бы меня выдать. А Лукас теперь возился с рукавом моей здоровой руки. Потом он обхватил пальцами другую мою руку и ощупал ее от запястья до локтя. Нажимал он несильно, но ощупывал тщательно, как хирург, старающийся найти перелом. Я скривился, притворяясь, что мне больно. Он уменьшил силу нажима, а потом вообще оставил это дело. Сделал скованный шаг назад и длинно выдохнул, словно ожидал обнаружить на мне готовую взорваться мину, но все обошлось и его не разорвало на куски.

– Все в порядке? – спросил Андерсон.

Лукас кивнул.

– Хорошо. Теперь осмотри женщину.

Ребекка с трудом выбралась из фургона и, ошалело шатаясь, остановилась. Лукас повторил те же упражнения и с ней, начав с ног и продвигаясь вверх по всему телу до рук. Я заметил, что при этом он старается не смотреть в ее заплывшие глаза с жуткими синяками.

– Чисто? – уточнил Андерсон.

Лукас снова кивнул. На сей раз как-то даже судорожно.

– Отлично. Тогда закрой машину, иди сюда и забери у меня пистолет.

Лукас задвинул боковую дверцу, потом прохромал к Андерсону и забрал у него пистолет. Дул легкий ветерок, сосны раскачивались и шелестели ветвями и иголками. Небо над нами было светло-голубого цвета, почти без облаков. Слышалось пение птиц.

– Ну что ж, ребята, все отлично. – Андерсон чуть отступил вправо, ближе к дверям гаража. – Всего один ножик, верно? И ты уронила его во время объявленной амнистии, что означает снисхождение. Но это совсем не так. Мы не такие уж хорошие, как вам могло показаться. Потому что я соврал вам насчет амнистии.

И американец рванулся вперед, занося биту над головой, крутя и размахивая ею в воздухе. Биту уже не было видно, она превратилась в размазанную полосу. И со свистом разрезала воздух. Я видел, как вращается его рука в локтевом суставе, как вертится его запястье. А потом почувствовал, как бита врезалась мне в поврежденное плечо.

Я этого совсем не ожидал. И не успел приготовиться или уклониться. И оказался полностью уязвимым, в самом невыгодном положении.

Боль была ужасная, внезапная и сбивающая с ног. Всю спину словно пронзило огнем. Мышцы сократились и судорожно напряглись. Голова откинулась назад, я вскрикнул и упал на колени.

Я никак не мог унять эту жуткую боль. Не мог даже зажать рукой поврежденное место. Просто не мог до него дотянуться. Тело развернуло влево, как будто бита Андерсона проткнула меня насквозь и оторвала кусок от торса. Левая рука онемела и повисла, как мертвая. Разбита напрочь. Если бы разводной ключ не был упрятан в перевязи, он бы точно вывалился и упал на землю.

Боль усилилась. Она разрасталась, охватывая меня всего. Глаза слезились. В ушах шумело.

Ребекка наклонилась ко мне, но я оттолкнул ее. Потому что понимал, что если кто-то ко мне сейчас прикоснется, боль станет невыносимой. Я посмотрел Льюис в лицо. Вздувшаяся, обесцветившаяся масса, в которую это лицо превратила бейсбольная бита. Я даже не пытался представить себе, как ей было больно.

– Вставай! – рявкнул Андерсон.

Но встать я не мог. Я вообще не мог пошевелиться. И невольно выдавал разнообразные звуки. Стонал и скулил, судорожно хватая ртом воздух.

– Вставай, или я тебе врежу еще раз!

На этот раз Ребекка не стала меня слушать. Она нагнулась, подхватила меня под здоровую руку и подняла на ноги. Я взвыл. Ребекка поддерживала меня в стоячем положении. Я удивился, как у нее хватает на это сил. Мне сейчас очень нужна была ее помощь. Ноги напоминали желе. Меня всего скрючило, я склонился набок, опустив лицо вниз и замерев спиной к Андерсону. Должно быть, со стороны это выглядело так, словно я съежился, как от холода. Может, так оно и было. Одно я понимал совершенно отчетливо: я не в состоянии выпрямиться, потому что тогда просто потеряю сознание.

– Это вам за нож, – пояснил Андерсон. – Вы ведь напарники, верно? Если один напортачил, другой будет отвечать за последствия. Понятно?

– Вполне, – ответила Ребекка. – Говорите, что вам от нас нужно.

– Что мне нужно? Ладно. Мне нужно, чтобы вы прошли в дом. Прямо сейчас. Лукас, ключ у тебя?

Лукас зашарил в кармане. Движения его были очень поспешные, он явно ощущал беспокойство. У меня возникло подозрение, что он хочет, чтобы Андерсон снова нас ударил, так же сильно. Лукас обошел передок моего фургона, тяжело прихрамывая и шаркая, и направился к входной двери.

Мы без задержки последовали за ним. Последнее, чего мне сейчас хотелось, это быть ударенным еще раз.

Андерсон запер машину и последовал за нами. Бейсбольную биту он держал перед собой, словно стрекало, которым подгоняют скотину. Ее конец был всего в нескольких дюймах от моей спины.

Лукас никак не мог вставить ключ в замок. Рука у него дрожала. Но в конце концов он все же открыл его и распахнул дверь. Потом неуклюже отступил в сторону и махнул нам стволом пистолета, чтобы мы проходили в холл.

Внутри было довольно темно и стоял сильный запах плесени, которого я раньше не замечал. Ковер был тонкий и вытертый до основы. Коридор узкий, двоим не разминуться. Я пошел первым. Ребекка двинулась следом.

– Ступайте в кухню, – велел Андерсон.

В кухне ничего не изменилось. Деревянный стол и стулья по-прежнему стояли в центре. Отделанные дешевой кафельной плиткой стойки были так же пусты. Все те же окна, низко прорубленные в стене и слишком маленькие, чтобы пропускать внутрь достаточно света.

– Проходите дальше, в гараж, – сказал Андерсон.

В замке внутренней двери торчал ключ. Ребекка повернула его, отворила дверь и помогла мне протащиться внутрь гаража.

В гараже царила кромешная тьма. Я споткнулся о ступеньку, ведущую из кухни, и чуть не вывернул себе плечо, которое и без того болело.

– Проходите вперед. В середину, – велел Андерсон.

Мы прошли, как он сказал. Раздался сухой щелчок вспыхнувших трубчатых флуоресцентных ламп, и широкий бетонный пол залил свет. Гараж пребывал почти в том же состоянии, каким я его видел в прошлый раз. Бойлер в углу, расширительный бак рядом с ним и переплетение труб вокруг них. Несколько секций пустых полок позади нас. Внешние ворота гаража справа.

Гаражные ворота были единственным, что здесь изменилось. В их центральной части красовалась горизонтальная вмятина примерно на высоте талии. Нижняя часть створки отогнулась назад от сильного удара, когда в нее врезался фургон, на дюйм оторвавшись он пола и образовав щель, в которую просачивался дневной свет. Теперь я понял, что Андерсон вовсе не скверный водитель. Он использовал мой фургон, чтобы перекрыть возможный выход.

Это оставляло нам единственный путь отхода, и Андерсон явно намеревался заблокировать и его.

– Посидите пока смирно, – сказал он.

После чего захлопнул за собой дверь в кухню, и я услышал щелчок ключа, поворачивающегося в замочной скважине.