Отчасти ответом на этот вопрос служит существующая традиция прогона спектаклей за пределами Нью-Йорка, что соответствует идее «Сканк уоркс». Таким образом создается экспериментальное пространство, в котором любая неудача, во-первых, поучительна, а во-вторых, поправима. Как писала Тарп в своей книге «Привычка творить» (The Creative Habit), «самые лучшие неудачи – это те, которые происходят с вами лично, в тишине вашей комнаты, в одиночестве, когда никто чужой этого не видит. Личные неудачи – это здорово!» Действительно, из них можно извлекать уроки, нисколько при этом не страдая. На втором месте стоит неудача, которая происходит на глазах небольшого количества людей. Если ваше новое шоу вот-вот потерпит провал, то будет лучше, если это случится подальше от Бродвея, поскольку это даст вам дополнительный шанс все исправить прежде, чем спектакль будет сыгран на большой сцене.

Желание потерпеть неудачу – это необходимый первый шаг к тому, чтобы применить в повседневной жизни идеи, изложенные в этой книге. Твайла Тарп делала все, чтобы ее ежедневные неудачи никто не видел. Она поднималась в полшестого утра, чтобы импровизировать в танце, а когда ей было за 50, танцевала с молодыми партнерами, пытаясь таким способом обрести новые идеи. Она снимала на пленку три часа импровизаций и была рада, когда ей удавалось найти хотя бы 30 секунд записи, которые она могла в дальнейшем использовать. «Как джазовый музыкант, который играет целый час, чтобы найти несколько интересных нот, так и хореограф старается найти интересные движения… Вдохновение возникает из молекул движения, иногда длящихся наносекунды».

Следующий этап – это поиск относительно безопасных пространств, в которых можно потерпеть неудачу: когда наступало время показать ее новую творческую работу публике, она начинала не сразу с Бродвея, после которого исправлять ошибки было бы неизмеримо труднее, а так, чтобы заранее учесть возможность того, что шоу не будет соответствовать ее ожиданиям.

По сути, метод Тарп повторял принципы Пальчинского: сначала нужно испробовать новое, затем сделать это в условиях, когда неудача не будет катастрофической. А третий и решающий принцип – необходимо уметь реагировать на неудачу. И Тарп сумела совладать с тем свойством человеческого мозга, которое обычно не дает нам извлечь уроки из неудач и стать более успешными.

Во-первых, человеку хочется отвергнуть неприятную информацию. Именно поэтому сэр Джеймс Кросби уволил Пола Мура, а не воспринял его предупреждение. Именно поэтому Сталин приказал расстрелять Петра Пальчинского за то, что тот правильно оценил советские проекты индустриализации. Именно поэтому Дональд Рамсфельд запрещал своим генералам использовать термин «партизаны». Похоже, труднее всего признаться в своих собственных ошибках и исправлять их. Твайла Тарп объясняет, почему так: потому что «для этого нужно по собственной воле нарушить статус-кво».

Тарп, которой на момент провала «Выхода из игры» был 61 год, имела безупречную репутацию и успела поработать с разными людьми: Филипом Глассом, Дэвидом Бирном, Милошем Форманом, Михаилом Барышниковым. Она вполне могла бы не согласиться с мнением критиков, отказаться менять спектакль, потерять деньги инвесторов, пожертвовать карьерой своих молодых танцовщиков и умереть с мыслью о том, что мир не смог оценить ее шедевр.

Почему желание не признать ошибку является столь естественным? У психологов для этого есть название, которое стало столь известным, что его знают многие неспециалисты: когнитивный диссонанс. Когнитивный диссонанс описывает неспособность мозга свыкнуться с двумя противоположными мыслями одновременно. В случае с Тарп это: «Я талантливый, опытный и уважаемый хореограф» и «Мое последнее творение откровенно неудачно». Впервые такая ситуация была описана в лабораторных условиях полвека назад. Леон Фестингер и Джеймс Карлсмит просили участников эксперимента по полчаса одной рукой класть на поддон и снимать с него шпульки. Одной трети участников эксперимента они предложили за $1 (сумма небольшая даже для 1959 г.) сказать другому участнику (на самом деле это была актриса), как хорошо они провели время, ставя шпульки на поднос в течение получаса. Второй трети участников за то же самое была предложена значительно бо́льшая сумма – $20. Оставшаяся треть просто перешла к анкете, в которой спрашивалось, понравилось ли им проведенное за работой время.

Нет ничего удивительного в том, что большинству эта работа не понравилась. Неожиданным было то, что среди счастливцев оказалось больше тех испытуемых, которым предложено было солгать постороннему и которым заплатили всего $1. На уровне подсознания когнитивный процесс мог выглядеть следующим образом: «Почти безо всякой мотивации я сказал этой девушке, что мне очень нравится эта работа. Но это противоречит тому, что я испытал на самом деле. Значит, наверное, мне все-таки было хорошо». В отличие от этой группы те, кто получил $20, смогли лучше разделить эти события в своем сознании: «Если платят такие деньги, то почему бы не солгать?»

Одним из лучших примеров того, насколько велика сила отрицания, стало поведение некоторых адвокатов, когда в суде было разрешено предъявлять результаты теста ДНК и многие на первый взгляд убедительные алиби оказались опровергнутыми. Рассмотрим реакцию прокурора Техаса Майкла Макдугала, когда все указывало на Роя Крайнера как на насильника и убийцу, однако семенная жидкость, обнаруженная в теле жертвы, принадлежала не ему. Макдугал принял это доказательство, но сделал неожиданные выводы: «Это лишь означает, что сперма в ее теле не принадлежит ему. Но это не означает, что он ее не насиловал и не убивал». Председатель апелляционного суда Шарон Келлер указала, что Крайнер мог совершить повлекшее смерть изнасилование, пользуясь презервативом.

Такие отрицания далеко не единичны. Что из того, что ДНК обвиняемого не соответствует ДНК семенной жидкости, обнаруженной на жертве, а жертвой является восьмилетняя девочка? Все просто. Не исключено, что это был сексуально активный ребенок. А может быть, ее 11-летняя сестра была сексуально активной, и они носили одни и те же трусики. Может быть, их отец мастурбировал на нижнее белье своих дочерей. А может, обвиняемый был биологической химерой с двумя различными ДНК (в медицинской истории зарегистрировано 30 таких случаев). Каждая из этих гипотез, плюс еще много других, были высказаны Майклом Макгратом, главным прокурором штата Монтана, когда некто Джимми Бромгард, обвиняемый в изнасиловании девочки, был оправдан после того, как тест ДНК показал его невиновность. К этому времени он провел в тюрьме 14 лет.

Для прокурора сама мысль о том, что он обвинил не того человека, невыносима. Социопсихолог Ричард Офше поясняет: «Это одна из самых страшных профессиональных ошибок. Это все равно что хирургу ампутировать по ошибке не ту руку». Конечно, правильнее было бы разрешить очевидное противоречие, размышляя следующим образом: «Я хороший человек и опытный прокурор, но тем не менее я тоже совершаю ошибки». Человеческий мозг не может справиться с мыслью: «Я лгал, когда говорил, что мне нравилось перекладывать шпульки». Для Тарп, которая сказала о своем дебюте: «Я никогда не стремилась стать звездой. Я всегда воспринимала себя как звезду, но мне хотелось быть галактикой», – никогда не исчезал соблазн устранить противоречие между «Я – звезда» и «Мою новую работу можно улучшить».

Но есть и вторая ловушка, которую готовит нам мозг: в стремлении отыграться мы лишь умножаем проигрыш. Вспомните Франка, неудачливого участника игры «Возьми или откажись»: отказавшись от шкатулки, в которой лежало €500 000, он продолжал отказываться от других разумных предложений ведущего, пока его выигрыш не уменьшился почти до нуля. Это произошло потому, что, как свидетельствуют психологи Канеман и Тверски, он никак не мог смириться с потерей выигрыша.

Да, это почти невозможно – смириться с проигрышем, даже для Твайлы Тарп. В 1965 г. она состояла в романтических отношениях с художником Бобом Уо. Он хотел жениться на ней, завести детей, а она мечтала только о танце. Когда она случайно забеременела, то решилась на чудовищный криминальный аборт без анестезии, а потом с ужасным кровотечением была оставлена преступным врачом в кафе в Нью-Джерси. Как она писала в автобиографии: «Я долго не могла расстаться с этими переживаниями, и все время спрашивала себя: а нужно ли было платить за мою танцевальную карьеру такую страшную цену?»

После совершения ошибки наступает время, когда человеку хочется отыграться: Тарп выходит замуж за Боба Уо. Только много позже она смогла понять, что ею двигало в то время: «Боб и я потеряли ребенка. Брак позволил нам вновь утвердиться в нашей любви». Он продлился всего четыре года.

Через 30 лет Тарп уже научилась относиться к проигрышам спокойно. Конечно, она могла бы упорствовать в своем первоначальном видении «Выхода из игры» и обманывать себя тем, что нью-йоркским критикам спектакль понравится, а зрители полюбят его. Но вместо этого она смирилась с поражением и, не теряя времени и не жалея себя, стала завоевывать любовь критиков и зрителей.

Последней опасностью, которую Тарп сумела избежать, стало то, что можно назвать «гедоническим редактированием». Этот термин ввел экономист-бихевиорист Ричард Талер в своей книге «Подталкивание» (Nudge). Если отрицание – это неспособность признать ошибку, а стремление отыграться – это процесс, который может нанести еще больший ущерб при попытке избавиться от ощущения ошибки, то гедоническое редактирование – это более изящная попытка убедить себя в том, что ошибка для нас ничего не значит.

Один из вариантов такого процесса – смешение выигрышей и проигрышей. Так ребенок пытается съесть нелюбимую, но полезную еду, смешивая ее с более вкусной до тех пор, пока по вкусу она не станет и приемлемой, и неузнаваемой. Рассмотрим надежный инструмент офисной жизни, а точнее, жизни вообще: «сэндвич похвалы». Это когда критика располагается между двумя «слоями» похвалы: «Мне кажется, это прекрасная работа. Было бы здорово, если бы [здесь вы делаете важное замечание]… Но в целом, как я сказал, работа сделана прекрасно». Это хороший способ избежать отчуждения между вами и вашими сотрудниками, но между двумя похвалами критика может затеряться. Вы говорите: «Все прекрасно, но надо бы поправить…», – а я слышу, что в целом работа сделана нормально, и мне не хочется ничего переделывать.

Другой психологический процесс, также не дающий нам извлекать уроки из ошибок, – это восприятие наших неудач как успеха. Мы убеждаем себя в том, что все, сделанное нами, не так уж плохо и дело даже обернулось к лучшему. Твайла Тарп могла бы решить, что задуманное ею – художественно радикально и не предназначено для массового зрителя. Проигнорировав критику, она «согласилась бы» на то, что зрителей будет мало, но зато это будут настоящие зрители!

Насколько определяющей эта тенденция является для человеческого сознания, продемонстрировала группа исследователей, среди которых был психолог Дэниел Джилберт. Ученые предъявили участникам эксперимента шесть репродукций картин Клода Моне – с лилиями, зданием парламента на закате, стогами сена и др. – и попросили их дать оценку этим работам в зависимости от того, насколько они им нравятся. После этого участникам эксперимента как бы невзначай сообщили, что есть две «лишние» репродукции, и одну из них они могут взять с собой. Каждый раз выбирались репродукции, получившие среднюю оценку, – третья и четвертая в списке. И каждый раз участник эксперимента забирал репродукцию номер три, которая считалась более предпочтительной, чем репродукция номер четыре.

Некоторое время спустя испытуемых просили снова оценить набор из тех же шести репродукций, присвоив им номера от одного до шести. Оценки менялись. Репродукция, которую испытуемые брали с собой, получала более высокое место, а та, от которой они отказались, ставилась в самый конец списка. Как шутит Джилберт, «происходит синтез счастья – картина, которую я выбрал, намного лучше, чем я думал раньше! А та, которую я не взял, ерундовая». Мы систематически пересматриваем наше прежнее решение и считаем, что оно лучше, чем это есть на самом деле.

Это может прозвучать несколько неожиданно, но психологи отмечают и измеряют эту тенденцию уже полвека. Но самым удивительным является то, что участниками эксперимента были люди, страдающие антероградной амнезией, т. е. совершенно не способные запомнить только что с ними произошедшее. Джилберт и его коллеги возвращались к эксперименту не недели и месяцы спустя, а всего лишь через полчаса, и их испытуемые уже все забывали. Они совершенно не помнили, что выбирали одну из картин Моне. Но даже без осознанного знания о существовании такого выбора они все равно в первом и втором случае выбирали одну и ту же репродукцию. Наша способность пересматривать наше прошлое решение коренится очень глубоко.

Таковы три препятствия, которые не дают нам воспользоваться древней мудростью – учись на ошибках: отрицание, поскольку мы не можем отделить нашу ошибку от нашей самооценки; саморазрушительное поведение, поскольку, как игрок Франк или Твайла Тарп, когда она собралась замуж за Боба Уо, мы стараемся компенсировать проигрыш, и, наконец, видение мира через розовые очки, описанное Дэниелом Джилбертом и Ричардом Талером, когда мы воспринимаем наши прошлые ошибки как триумф или же смешиваем неудачи и успехи. Как же преодолеть все это?