Первые детские воспоминания у Марио Капеччи начинаются с того, что немецкий офицер стучит в двери их дома в Итальянских Альпах и арестовывает его мать. Ее отправили в концентрационный лагерь, в Дахау. Марио тогда было три с половиной года. Он с детства говорил на двух языках – итальянском и немецком, и хорошо понял, что сказал эсэсовец.

Люси, мать Марио, была поэтессой и убежденной антифашисткой. За отца Марио она не вышла замуж потому, что он был офицером ВВС Муссолини. Можете представить, какой это вызвало скандал в довоенной католической фашистской Италии. Ожидая неприятностей, Люси приготовилась к ним заранее, распродав многие свои вещи, а вырученные деньги доверила одной местной крестьянской семье. Когда она исчезла, эта семья оставила Марио у себя. Какое-то время он рос, как все итальянские крестьянские дети, на себе познав тяготы деревенской жизни.

Через год деньги его матери закончились, и Марио пришлось оставить деревню. Его забрал к себе отец. Но потом Марио решил, что лучше жить на улице: «Среди всех ужасов войны хуже всего для меня было то, что отец был очень груб со мной». Вскоре после этого его отец Лючано погиб в воздушном бою.

Таким образом, в возрасте четырех с половиной лет Марио стал обитателем улиц. Многие из нас довольны уже тем, что их дети могут поесть, не пролив на себя суп, или не плачут, когда их оставляют в детском саду. Марио выжил, питаясь объедками, присоединяясь к бандам и меняя один детский дом за другим. В возрасте восьми лет он заболел тифом и год провел в больнице, то и дело впадая в лихорадочное беспамятство. Условия были ужасные: ни одеял, ни простыней, койки стояли вплотную друг к другу. Иногда удавалось съесть только корочку хлеба и выпить кофе из цикория. В таких больницах многие итальянские сироты умирали.

Но Марио выжил. Когда ему исполнилось девять лет, в больнице появилась странного вида женщина, которая искала его. Это была его мать, которую после пяти лет концлагеря невозможно было узнать. Последние полтора года она провела в поисках своего сына. Она купила ему традиционный тирольский костюмчик, от которого у него до сих пор сохранилась шляпа с пером, и вместе они отправились в Америку.

Прошло 20 лет, и вот Марио уже в Гарвардском университете, полный желания изучать молекулярную биологию под руководством великого Джеймса Уотсона, одного из открывателей ДНК. Скупой на комплименты Уотсон однажды сказал, что за годы аспирантуры Капеччи сделал больше, чем другие ученые успевают сделать за всю жизнь. Он также сказал, что Капеччи будет «психом», если продолжит свои исследования где-либо за пределами интеллектуальной атмосферы Гарварда.

Тем не менее через пару лет Капеччи решил, что, несмотря на мощные ресурсы, прекрасный коллектив и поддержку Уотсона, Гарвард не для него. Он посчитал, что в Гарварде слишком торопят с результатами. Это неплохо, если ты хочешь идти по пути, проторенному другими. Но если ты хочешь добиться чего-то стоящего, изменить мир, то нужно иногда давать себе небольшую передышку. По словам Капеччи, Гарвард превратился в «оплот краткосрочных удовольствий». Поэтому он отправился в университет штата Юта, где в это время открывался новый факультет. В этом университете он разглядел «галапагосский остров», на котором можно будет развивать свои идеи.

В 1980 г. Марио Капеччи обратился за получением гранта к Национальному институту здравоохранения, который использует бюджетные средства для финансирования жизнесберегающих исследований. Капеччи предложил три отдельных проекта. Два из них были проработаны очень хорошо, буквально с пошаговым описанием предстоящих действий. Их успешная реализация была просто гарантирована.

Третий проект был довольно любопытным. Капеччи хотел показать, что можно получить конкретное, заданное изменение гена в ДНК мыши. Трудно переоценить всю важность этого проекта, особенно с позиций 1980 г.: в ДНК мыши столько же информации, сколько содержится в 70 или 80 томах энциклопедий. Капеччи стремился на молекулярном уровне сделать то, что можно сопоставить с поиском единственного предложения в одном из томов энциклопедии. Он поставил перед собой задачу создать ген-двойник того гена, который он хочет изменить. Он предполагал вставить ген-двойник в клетку мыши, заставить его найти своего партнера, выбить того из цепочки ДНК и занять его место. Успех этого проекта был маловероятен.

Национальный институт здравоохранения посчитал, что планы Капеччи звучат как научная фантастика. Он низко оценил заявку ученого и посоветовал ему не заниматься третьим проектом. Однако согласие на финансирование его заявки было дано, поскольку два других проекта выглядели в научном плане респектабельно и были ориентированы на результат. (Дела могли бы обернуться и хуже, поскольку почти в то же самое время Медицинский научно-исследовательский совет Великобритании отверг аналогичную заявку, поданную Мартином Эвансом. Но два научно-исследовательских агентства всегда лучше, чем одно, поскольку они финансируют огромное множество проектов.)

Что сделал Капеччи? Он, нарушив свои обещания, почти все полученные деньги сразу направил на реализацию третьего проекта. Позже Марио вспоминал, что с его стороны это было рискованным шагом, потому что, если бы в первые три-пять лет он не получил значимых результатов, на которых настаивал институт, финансирование сразу прекратилось бы. А без положительной резолюции института найти другие источники финансирования было бы невозможно, и его карьера на этом закончилась бы, его ассистенты стали бы искать новое место работы, а лабораторию пришлось бы закрыть.

В 2007 г. Марио Капеччи была присуждена Нобелевская премия по медицине за работу над генами мышей. Незадолго до этого экспертный совет института, решивший продолжить финансирование, сказал: «Мы очень рады, что вы поступили вопреки нашей рекомендации».