Правительство России сокращает больничные, и никто не вышел на улицы, а рейтинг премьера высок и крепок, как лингам Шивы. Французское правительство добавляет два года работы до выхода на пенсию, и пол-Франции бастует, нет бензина в баках, багетов в булочных, бургундского в бокалах, темно и утешиться нечем.

Первое и простое объяснение: мы — люди экономически сознательные, понимаем: в Европе холодно, на улице кризис, в бюджете дефицит. А французам — им бы как можно меньше работать и побольше бастовать и митинговать за свою халяву. А студенты их — те вовсе анфан террибль, им только дай что-нибудь пожечь. Это объяснение отчасти верное, но слишком очевидное, поэтому сразу перейду к следующему.

Французы очень гордятся своей цивилизацией. В конце концов, Франция — единственная (ну, может, вместе с обоими Нидерландами) страна на континенте, про которую и сами ее жители, и иностранцы одинаково говорят: «Европа». Даже англичанин, пересекая Ла-Манш, а итальянец — Альпы, мог сказать, что он едет «в Европу», и пришлет весточку «из Европы». А на весточке сами знаете что: Нотр-Дам и Тур Эйфель. В самой Германии сомневались, а Европа ли она. Поделом пруссакам геополитическая мука: то у них крепостное право и феодальная раздробленность до XIX века, то диктатура, то разделятся на Западную и Восточную, то на федеративную и демократическую. Какая еще Европа — у нас за Загром, вдалеке от Фраты — под Карл-Маркс-Штадтом, Гродно и Шауляем? В Европу за три дня не доскачешь.

А вот французам ехать некуда — уже приехали. Здесь Ван Гог и Гоген, Шанель и Жизель, Вольтер и Мольер, Сирано и Пикассо, бургундское и шампанское, Лувр и фуа-гра, увидеть и умереть.

И частью вот этой высокой галло-римской, франко-европейской цивилизации — совокупного объекта коллективной гордости для французов — является их блистательная социальная система. Французская социальная система росла одновременно с французской культурой и европейской цивилизацией. Снизить здесь стандарты — это как смотреть «Кармелиту» вместо Франсуа Трюфо и есть чикен-нагетс вместо магре-дю-канар.

Социальная система — это победа просвещенного разума; ее гибель — это наступление тьмы и варварства. Это добровольная деградация. Это как взять и снизить скорость междугородних поездов TGV, не латать больше дороги и не стричь газоны. Как перестать мыть руки перед едой, экономя воду. Как согласиться на отключение канализации: времена нынче трудные, а водоотвод нынче дорог. Взять почту, телеграф, телефон — да и закрыть. Жили же раньше люди без этого, как без восьмичасового рабочего дня и оплачиваемого отпуска, и ничего: и экономика росла, и от двуполья перешли к трехполью, от сохи к плугу.

Но потом изобрели французские парки, паровую машину, электрическую лампочку, живопись маслом и восьмичасовой рабочий день с детскими садами. Для Западной Европы, и особенно для Франции, человеческий комфорт — это часть прогресса, они не понимают, как можно делать микросхемы и дизайнерский галстук и не оплачивать отпуск для родов. В Индии понимают, у нас тоже могут войти в положение. А французы думают: не нужен нам без этого и престижный дизайнерский галстук, наденьте его себе на лингам, засуньте в русскую рифму к Европе.

Если не вдаваться в детали, то французская социальная система — это очень просто. Во-первых, рабочая неделя из пяти дней и 35 часов, по семь часов в день. Остальное время человек имеет право посвятить таким важным делам, как семья, католическая месса, сексуальная революция, самосовершенствование или гастрономия. Именно за пределами этих 35 часов происходит потребление бургундского и магре-дю-канар. Особенно по воскресеньям. В этот день французы привыкли к долгим и вкусным семейным обедам. Даже аптеки в этот кулинарный день господень закрыты. Тот самый случай, когда современный социализм растет напрямую из католического средневековья и Людовика XIV.

Во-вторых, это оплачиваемый ежегодный отпуск в пять недель, три из которых работодатель обязан предоставить летом. В-третьих, житель Франции, который платит все положенные налоги, причастен к благам государственного медицинского страхования: походы к врачу, обследования, лечение оплачиваются на 60, 70, 100% в зависимости от случая. По страховке платят 100% зарплаты и при онкологических заболеваниях, и при полной потере трудоспособности; оплачивают «сборку», если француза надо собирать из деталей и запчастей после автомобильной аварии. Правда, надо посидеть в очереди, подождать несколько недель-месяцев по предварительной записи,если сборка не срочная.

В-четвертых, это минимальная заработная плата: французу нельзя платить меньше 8,86 евро в час, это примерно 1300 евро «грязными» в месяц, а за вычетом налогов — чуть меньше 1000 евро. Хотя это лишь чуть больше минимальной зарплаты в Ирландии (8,65 евро), которая считается образцом экономического либерализма в ЕС (но в Ирландии действуют различные понижающие коэффициенты).

Налоги во Франции велики. Саркози провел законы, по которым подоходный налог не может превышать 50% личных доходов, до этого состоятельные граждане, случалось, платили и больше. Олланд поднял их в такую высь, что Депардье сбежал в Мордовию и Бельгию, а в 2013 году несколько тысяч французских домохозяйств заплатили налогов больше, чем получили доходов. Так бывало прежде и в Швеции.

У французских работников по найму, как правило, постоянные контракты. Специальные кратковременные гибкие контракты для молодежи попытался ввести в 2006 году Ширак и получил бунт.

Пенсия, за которую сейчас бьются французы, выглядит так: на нее можно выйти в 60 лет, но тогда получаешь ее не полностью, а полная пенсия выплачивается по достижению 65 лет при стаже не меньше 41 года. При меньшем стаже она опять-таки неполная. Все эти возрасты Саркози хотел увеличить, справедливо полагая, что раз они покорны любви, то и производительному труду — тоже. Поднял с 60 до 62 лет для некоторых категорий населения. Олланд вернул как было — для большинства.

Размер пенсии зависит от зарплаты и различных дополнительных отчислений. Мой знакомый француз, школьный учитель, получал жалованье в 2000 евро и на пенсии получает около 1500. У него полный стаж. Его жена брала несколько раз отпуск по уходу за детьми, и ее стаж не дотягивает до 41 года, поэтому ее пенсия будет около 900 евро. Парижские коммунальные платежи соотносятся с нашими так же, как парижские пенсии.

Сравнительно скромное достижение французского собеса — отпуск для рождения нового француза: 10 недель с сохранением полной зарплаты и дальше до трех лет без зарплаты, но с сохранением рабочего места.

Французская социальная система не китайская стена. В ней есть бреши, под ней — подкопы, внутри — изменники. Многие французы, как и трудящиеся в России и в Америке, работают до ночи, когда это нужно им самим или компании. Уволить работника можно, сократив его должность в штатном расписании (хотя все это будет обставлено долгими переговорами). Медицинского обслуживания приходится ждать — часами, неделями, месяцами — в зависимости от страхового случая.

В каком-то смысле французы бьются за символ. Франция не блещет показателями экономического роста, побед на полях мировой конкуренции ей на новую триумфальную арку не наскрести. За последние 20 лет темпы экономического роста во Франции чаще всего были значительно ниже, чем в Великобритании, Германии, США, а безработица, наоборот, выше. Финляндия, Тайвань, Великобритания, Бельгия, Ирландия, Австралия, Гонконг, Сингапур за последние 20 лет обогнали Францию по ВВП на душу населения. У бизнесменов и глобальных финансовых работников Франция считается налоговым и бюрократическим адом.

Но в Гонконге — с его подушевым ВВП, почти как в Швейцарии, лучшей биржей и идеальным для бизнеса законодательством — снесены последние остатки старого города, на улицах жилых районов забивают и ощипывают кур, а сносной квартирой считается разгороженные ширмами 20 метров общей площади с душем, привинченным над унитазом. А производительность труда во Франции между тем — одна из самых высоких в мире: 95% от производительности труда в США. В Великобритании, где социального государства меньше — 82%, в Греции (где его больше) — 59, в России (где его много, но убого) — 36%.

Французы умеют читать, и слыхали, что с ростом и конкуренцией у них не все в порядке. Но у «острого галльского смысла» другая логика. Нам ее трудно понять, так же как трудно постичь финна, который пишет инструкцию по пользованию котом домашним или грибом лесным и ставит в каждом дворе электрические прогреватели для моторов, без которых можно обойтись, — мы же обходимся.

Французы, разумеется, борются за свою нетрудовую пенсионную копейку. Но европейцы вообще, и французы в особенности, строят не компанию, не фабрику, а цивилизацию. А цивилизации нынче не бывает без тротуаров, урн, газонов, очистки сточных вод, светофоров, алгебры в школе, уличных фонарей, зоопарков, стихов, подземных переходов, бумаги в общественных туалетах, охраны памятников архитектуры, прививок от желтухи, лавочек в парках, музеев, платных парковок для всех, бесплатных парковок для инвалидов, liberté, egalité, fraternité социальной системы и других дорогих и, в сущности, необязательных вещей.