32
Панигони взял стул и поставил его возле Клариной кровати.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — сказал он, садясь.
Клара безразлично смотрела перед собой.
— Вы знакомы с Александром Дебером?
— Нет, — уронила она сухо.
— Ваш жених произносил когда-нибудь это имя?
Клара отрицательно покачала головой.
Инспектор открыл конверт, достал фотографию и показал Кларе.
— Вам знаком этот человек?
Клара скользнула равнодушным взглядом по фотографии и узнала мужчину, который заходил к ней в бокс. Инспектор внимательно следил за ее реакцией.
— Вы его уже видели, не правда ли? — спросил он, по-охотничьи насторожившись.
— Да.
— При каких обстоятельствах?
— Несколько дней назад он зашел сюда.
— Что он хотел от вас?
— Хотел утешить, как все другие.
— Утешить? — не поверил своим ушам Панигони.
— Да, он сказал, что понимает мое состояние, что тоже потерял в аварии женщину, которую любил.
Панигони нахмурился.
— А еще что он сказал?
— Больше ничего.
— А вы видели его раньше?
— Нет.
Инспектор почесал в затылке. Чем дальше в лес, тем больше дров. Ну и дельце ему досталось!
— Машина этого человека врезалась в вашу, — сообщил инспектор.
Клара вздрогнула.
— А как же…
— Да, да, да, я могу понять ваше удивление.
Почему убийца Габриэля пришел к ней? Из-за угрызений совести? Да, наверное. Удивление прошло, и ей стало совершенно безразлично, по какой причине приходил к ней этот человек.
— Мы вчера обнаружили его в квартире вашего жениха, — объявил инспектор, надеясь что-то понять по реакции Клары.
Клара собралась задать вопрос, но не задала его.
— Он сказал, что им двигало чувство вины, что ему хотелось посмотреть, где вы живете, а когда он нашел ключи на электросчетчике, то не мог устоять перед искушением.
Клара выслушала сообщение равнодушно. Она не хотела вникать, правду говорит этот человек или лжет. Ее это не интересовало.
Панигони понял, что Кларой вновь завладевает мрак отчаяния. Ее взгляд потух, она ушла в себя. Торопясь задержать ее, инспектор поднялся и пошарил у себя в карманах.
— Когда мы осматривали квартиру вашего жениха, то нашли там два письма.
Клара мгновенно вернулась к действительности.
— Одно было адресовано его родителям, а другое вам.
* * *
Дженна подождала, пока Элоди уйдет к себе, и заговорила наконец о том, что ее мучило:
— Теперь мы одни. Скажи, ты знаешь, кто намеревался… с тобой расправиться?
Даже при мягком приглушенном свете, царившем в гостиной, было видно, как Дженна взволнована.
— Мне подумалось…
— Говори же!
— Луи.
— Луи? — удивилась Дженна. — Но… Нет, быть этого не может!
— Он не хочет, чтобы я продавал фирму.
— Да, от продажи он не в восторге. Но чтобы дойти до…
— Я тоже ни в чем не уверен. Но в тюремной камере какие-то обрывки памяти ко мне вернулись. Мы с ним крупно поссорились незадолго до аварии. Чуть ли не до драки.
— Вы часто ссорились. У Луи тяжелый характер. Но он не способен…
— Говорю тебе: это всего лишь предположение.
— Ты поделился им с полицией?
— Нет. Обвинение слишком серьезное, голова у меня сейчас не в порядке, я не могу себе полностью доверять и не хочу делать из Луи подозреваемого.
— Что ты собираешься предпринять?
— Пока не знаю. Подумаю. Сейчас я слишком устал.
* * *
У Габриэля оставалось очень мало времени. Он понятия не имел, как отреагировали на его письма Клара и родители. Лежа в темноте, он старался придумать самый действенный способ. Теперь он уже не мог увидеться с Кларой. Дженна ему сказала, что у нее был Панигони, и уж он наверняка показал ей фотографию Александра…
Внезапно он почувствовал, что не один в комнате. Дженна скользнула к нему на кровать, прижалась к нему. Габриэль, смутившись, застыл в неподвижности. Она губами искала его губы.
— Не стоит, Дженна, — прошептал он.
Оскорбившись, она приподнялась.
— Извини, — сказала она. — Глупое и ненужное желание нежности.
— Я понимаю, но…
— Я идиотка, Александр. Я так за тебя переживаю, а твое отношение в последние дни… И я подумала… — На глазах у нее блестели слезы. Она уже собиралась встать с постели, но он взял ее за руку и удержал.
— Подожди. Ты ни в чем не ошиблась. Но все, что со мной произошло, так на меня подействовало, что сейчас я не могу заниматься любовью. И все-таки… останься со мной.
Дженна колебалась.
— Останься. Мне не хочется быть одному.
И она сдалась, легла, прижалась.
Смущение, неуют, владевшие Габриэлем, оставили его, он внезапно почувствовал глубокий покой.
