Глава 3
– Учтите, я не могу орать подсказки на весь бассейн. Понимание должно приходить к вам изнутри. Разговаривайте с собой в воде. Будьте сами себе тренерами.
Такие беседы Клайв называет «разогревом». Эту он устроил перед финальным заплывом сегодняшней тренировки. Мы стоим на мостиках, а он расхаживает перед нами. Его прекрасно слышно, но даже сейчас он выкрикивает слова, и выложенные плиткой стены бассейна откликаются эхом.
– Я все сказал. И хочу видеть потрясающие результаты у каждой из вас. Хочу видеть вашу преданность плаванию.
Я поворачиваюсь, делаю шажок вперед и пальцами ног ощущаю край мостика. Жара за стенами бассейна, странное поведение отца, утонувшая сверстница и даже Гарри, наблюдающий за мной со спасательского насеста, – все отходит на задний план. Есть лишь короткий миг, предшествующий старту, мостик под ногами, вода, ждущая меня, и воздух, отделяющий от воды.
– На старт… Внимание… Марш!
Свисток Клайва срывает нас с места. Он еще звучит в ушах, а я уже лечу вниз. Слышится знакомый шумный плеск. Я прорезаю поверхность воды и погружаюсь в любимую стихию.
Для меня это лучшая часть тренировки. В заплыве не нужно обгонять других девчонок. Задача совсем другая: показать лучшее время, чем прежде. Побить свой же рекорд. Но тот факт, что я плыву не одна, накачивает меня адреналином. Конечно же, я хочу обогнать всех и прийти к финишу первой.
Говорить с собой в воде. Быть тренером самой себе.
Ты можешь. Ты можешь. Я слышу свой голос. Он непрерывно звучит в голове, подстегивая и ободряя.
Сквозь овальные стекла очков мне видна цепь синих плиток, вытянувшаяся в бирюзовой воде. Она – как дорожка на дне, чьи очертания слегка искажены водой.
Вперед. Не сбавлять темпа.
Я выныриваю, и в уши бьет лавина звуков. Плеск, крики. В бассейне все это звучит по-особому.
Делаю шесть быстрых гребков под водой и снова высовываю голову. Обнаруживаю, что Кристи меня обгоняет. Ее ноги равномерно шлепают по воде, брызгая в лицо. И не только в мое. Мне мешают чужие плески, я не хочу плыть следом, как будто после Кристи вода становится… второсортной. Хочу вырваться вперед. Обогнать ее.
Ты это можешь.
Напрягаю мышцы, стараясь увеличить скорость. Руки одеревенели, стали похожи на весла. Молочу ими по воде, ноги двигаются все быстрее.
Вперед. Вперед.
Высовываю голову за очередной порцией воздуха. Кристи отрывается от меня. Или она тоже увеличила скорость, или я сбавила свою.
Нет! Так не должно быть!
До поворота совсем немного. Набираю побольше воздуха, делаю пару широких взмахов и вырываюсь вперед, кувыркаюсь в воде. Мои ноги касаются спины, и я отталкиваюсь от стенки бассейна.
Мне не хватает воздуха. Я вынуждена все чаще высовывать голову. Стремясь это компенсировать, увеличиваю скорость гребков. Руки и ноги гудят от напряжения. Я двигаюсь как плавательная машина, как робот. Мышцы деревенеют все сильнее.
Плыви. Плыви во что бы то ни стало.
Ритм дыхания совсем сбивается. Я вынуждена высовывать голову после каждого третьего гребка, затем после каждого второго. Такое ощущение, что воздух совершенно не задерживается в легких, свистит в дыхательных путях и куда-то исчезает. Я вынуждена дышать чаще.
Разрыв между мной и Кристи увеличивается, и ее всплески мне больше не мешают.
Ты позволила ей обойти тебя! Идиотка! Лузерша несчастная!
Я настолько поглощена разговором с собой и настолько сердита на свое неподатливое тело, что стенка бассейна становится для меня полной неожиданностью. Пальцы ударяются о плитку. Торопливо упираюсь руками в стенку, чтобы не удариться головой. Глотаю воздух, а вместе с ним и воду. Она попадает не в то горло. Я кашляю и отплевываюсь, выставляя себя круглой дурой, впервые попавшей в бассейн. Девчонки уже лежат на спинке, слегка дрыгают ногами, восстанавливают дыхание и сердечный ритм. Наслаждаются покоем.
У меня дерет в горле. Чертова вода так и лезет в дыхательные пути. Снова пытаюсь вдохнуть, выкашливаю воду, а заодно и комок слизи. Хорошо хоть отвернулась.
– Что случилось?
Поворачиваюсь и вижу Клайва. Он сидит на корточках у кромки воды, сжимая в руках секундомер и пюпитр. Я даже не посмотрела свое время заплыва. Не до того было.
Сдвигаю очки на лоб.
– Сама не знаю, – отвечаю я Клайву. – Пыталась говорить с собой и только все испортила. Потом увидела, что Кристи меня обгоняет. Стало досадно. Я рассердилась. Дальше все пошло наперекосяк. Дыхание сбилось, руки и ноги гудят до сих пор. В общем, провалила заплыв. Не получилось у меня. Не получилось, хоть тресни.
От досады ударяю ладонью по воде. Фонтан брызг заставляет Клайва отпрыгнуть подальше.
– Эй, уймись! – кричит он, и я понимаю, что хватила через край.
Не могу смириться с поражением. Тренер может говорить что угодно, это не имеет значения. Я уже отругала себя последними словами. Нагибаюсь над водой. Жаль, здесь мелко, а то бы погрузилась на дно и лежала бы, зная, что от макушки до поверхности еще целый метр воды. Вместо этого складываю ноги перед собой и сажусь на плитки. Злость сменилась жалостью к себе. Очки защищают глаза от хлорированной воды, но сейчас они на лбу, и вода щиплет глаза. Зато не видно слез.
Оглядываюсь по сторонам. Девчонки продолжают нежиться на спине. Черные плавательные костюмы, бледные руки и ноги. Вся растительность на ногах тщательно выбрита. У меня узкие бедра, икроножные мышцы едва выступают наружу. Я с детства была худышкой. Такой и осталась. Но сейчас я сильнее, да и фигурой больше похожа на женщину. Мне это нравится.
Срываю с себя очки, потом купальную шапочку. У меня сегодня был скверный день. Очень скверный. А ведь я уже привыкла считать себя пловчихой. Если отобрать у меня плавание, если не пускать в бассейн, что вообще от меня останется?
Мои волосы убраны в косу. Тяну за эластичную резинку, которая их держала. Освобождаю гриву, провожу по ней пальцами, распрямляю, пока прическа снова не становится русалочьей. Встряхиваю головой, волосы послушно рассыпаются по спине, успокаивая.
Это мое место. Я здесь не случайный человек. Сегодня у меня дрянные результаты, но всего лишь в одном заплыве. И только на тренировке. Я ничего не проиграла. Просто в следующий раз должна показать, на что способна.
Я отталкиваюсь от дна и выбираюсь из воды.
Клайв уже здесь, хмурится:
– Твое счастье, что тренировка закончилась, а не то я бы просто вытурил тебя.
– Извините. Мне очень хочется победить.
Его лицо теплеет.
– Я понимаю. Всякое бывает. Ты победишь. Поверь мне, Никола, ты победишь, но только не таким способом.
Я смотрю на галерею. Отец собирает вещи. Даже издали чувствую грозовые тучи, сгущающиеся в его душе. Меня ждет малоприятная поездка домой.
Тащусь в раздевалку, не собираясь нагонять девчонок. Краешком глаза вижу, что Гарри спускается со своего насеста. Головы к нему я не поворачиваю, но замедляю шаг, украдкой слежу за ним. Он идет ко мне вдоль боковой стены бассейна. На углу мы встречаемся.
– Привет, – окликает он.
Я поднимаю голову, делая вид, что только сейчас его заметила.
– А, привет.
– Смотрю, ты сегодня решила показать характер.
Я морщусь и краснею.
– Ты чего? – удивляется он. – Мне это нравится. Нравится, когда есть немного… страсти.
Последнее слово он произносит таким тоном, будто оно самое грязное и непристойное в английском языке. Лицо у меня сейчас наверняка ярко-красное.
Не знаю, что ответить.
– Ладно. Мне… в общем… мне надо идти.
Гарри смеется и пытается загородить дорогу. Конечно, это шутка. Он отступает. Я прохожу мимо, проклиная свою неуклюжесть. Почему я не ответила какой-нибудь остроумной фразой? Могла бы сказать: «Еще бы тебе не понравилось!» – и он бы подумал, что я раскованная, сексапильная девица, а не глупый ребенок, бормочущий невнятную чушь. Умею же я все испортить.
Обнаруживаю, что костюм задрался, приобнажив ягодицы. Может, не трогать до раздевалки? Не могу. Оправляю эластичную ткань, возвращая ее на место. Слышу одобрительный свист Гарри. Держу пари, он думает, я сделала это нарочно. Во всяком случае, он еще раз посмотрел в мою сторону.
– Что у тебя стряслось?
Отцовские пальцы впились в рычаг скоростей. Даже костяшки побелели.
– Сама не знаю. Наверное, хотела показать лучшее время. Не рассчитала силы, а когда увидела, что отстаю от других, малость запаниковала.
– Сегодня ты покрыла дистанцию на полторы секунды позже, чем в прошлый раз.
– Да, папа. Я показала отвратительное время. Но это всего лишь один заплыв. Один неудачный заплыв.
Я устала. Хочу есть и не желаю выслушивать отцовскую критику. Особенно на голодный желудок.
– Тебе сегодня вообще не следовало тренироваться. Мы с мамой были правы.
– Думаешь, твои слова что-то изменят? Мои результаты они точно не улучшат. У меня сегодня был дрянной день. Только и всего. Дрянной день.
Жаль, нельзя открыть дверцу и выскочить из машины. Не хочу быть мишенью для отцовского недовольства. И допроса с пристрастием тоже не желаю.
Опускаю защитный козырек, но вечернее солнце висит низко, светит все еще ярко, режет глаза. Никакого намека на прохладу. В машине открыты все окна, но задувающий ветер лишь добавляет жара.
– Пап, ты бы починил кондиционер, – прошу я.
Отец вздыхает:
– Похоже, мы скоро вообще останемся без машины. Завтра дам объявление о ее продаже.
– Завтра?
– Нет работы, нет машины. Нам ее не потянуть.
У него, как всегда, включено радио. Круглосуточный канал новостей.
– …посмертное вскрытие тела несовершеннолетней Самми Ша подтвердило, что она утонула. Полиция сегодня заявила об отсутствии подозрительных обстоятельств, поэтому данная смерть отнесена к категории несчастных случаев с трагическим исходом…
Отец скептически усмехается и качает головой. Мы почти дома. Осталось проехать пару улиц. На тротуаре играют мальчишки, не подростки, на вид им лет десять-двенадцать. Устроили водяную войну, стреляют друг в друга из мощных водяных пистолетов. Пожалуй, это даже водяные автоматы! Игроки прячутся в садиках, пригибаются за стенами. Дав водяную очередь, исчезают. Мы подъезжаем ближе. Один мальчишка – помладше других, в промокшей футболке – отчаянно ищет, где бы спрятаться. Он бежит по тротуару вровень с нашей машиной и орет так, словно по нему палят из огнеметов. Нападающие тоже успели переместиться и теперь выскакивают из-за кустов, атакуют мальчишку с обеих сторон. Серебристые струи хлещут из стволов их пистолетов по мокрому мальчишке. По нам тоже.
Бывает, видишь, чтó тебя ждет, но все равно испытываешь шок. Сейчас именно такой момент. Струя ударяет мне в щеку, и я вскрикиваю. Вода на удивление холодная. Она расплескивается, попадает на приборную доску, защитный козырек и мою одежду.
Отец мгновенно тормозит. Задет лишь верх его плеча, но папа пригибается, чтобы получше рассмотреть нападающего. И тут же второй стрелок попадает ему в левый глаз.
Скрежет горячей резины на горячем асфальте. Передние колеса машины замерли, но задние еще двигаются. На миг возникает ощущение, что ты на балу в сказочном царстве. Это ощущение не завораживает. Наоборот, вызывает легкую тошноту, поскольку ты кружишься в одну сторону, а мир – в другую.
Я вцепляюсь в приборную доску, вскрикиваю и хватаю ртом воздух. Отец ревет, словно раненый лось. Машина останавливается по диагонали, перегородив проезжую часть.
Я разжимаю руки и успокаиваюсь. Отец тоже сидит тихо. Наверное, последствия чужой войны преодолены. Сейчас мы с папой глубоко подышим и поедем дальше. Но нет, это еще не конец.
В глазах отца зарождается гнев, и я замираю от страха. Это не вспышка раздражения, а холодная ярость. Таким я никогда его не видела. Он рывком распахивает дверцу.
– Нет, папа! Не надо!
Отец молнией обегает машину спереди. Он не пытается поймать водных стрелков, хватает за шиворот их жертву и со злостью сминает в большом кулаке мокрую ткань футболки. Я боюсь, что он сломает мальчишке шею.
– Папа, прекрати!
Одной рукой отец поднимает мальчишку в воздух. Оба стрелка смотрят, разинув рты. Водяные пистолеты опущены.
– Что за идиотская игра? Здесь дорога, по которой ездят машины! Как ты…
Отец кричит в лицо мальчишке, потом разворачивает его, чтобы тот видел дорогу. Я по-прежнему сижу в салоне. Задрав голову, я вижу перекошенную болью и страхом детскую мордаху.
– Папа, ты видишь, что у него нет пистолета? Это не он стрелял по нам! – кричу я. – Пожалуйста, отпусти его!
Отец меня не слушает. Я вылезаю наружу, подбегаю к мальчишке и хватаю за подмышки, чтобы ему было не так больно висеть.
– Отойди от него! – орет на меня отец. – Я сейчас с ним разберусь!
– Нет, папа, это ты отойди от него. Он не стрелял по нам. Он не сделал нам ничего плохого.
В уголках мальчишечьих глаз блестят слезы. На шортах появляется темное пятно, по ногам течет струйка. Мальчишка со страху обмочился.
– Папа, отпусти его. Ты меня пугаешь…
– Отпустите его.
Я оборачиваюсь на голос.
Говорит один из стрелков. Ему не больше двенадцати, но его голос звучит спокойно и даже властно. Стрелок не шутит, и дуло водяного оружия смотрит уже не в землю, оно направлено на моего отца. Второй стрелок тоже взял отца на мушку.
– Папа…
Отец оборачивается к стрелкам.
Мне хочется, чтобы он поскорее отпустил мальчишку. Глупо воевать с ребятней. Нам разумнее всего уехать. Я ловлю себя на том, что даже дышать перестала.
Но отец поднимает описавшегося мальчишку еще выше, чтобы я не могла дотянуться. Тот вопит.
– Жалкие пакостники! – кричит отец. – Вздумали угрожать мне своими брызгалками?
Он едва успевает спросить… Мальчишки дают очередь из обоих стволов, целясь в лицо. Струи делают свое дело. Отец выпускает мальчишку. Тот падает и распластывается на тротуаре. Отец заслоняется от новых выстрелов.
Мы вваливаемся в машину. Двигатель не выключен, и мы мгновенно покидаем поле битвы.
Молчим до самого дома. Доехав, отец глушит мотор. Промокшие, мы сидим в мокром салоне и смотрим перед собой.
– Они залили мне глаза, – возмущается отец. – Там и сейчас вода.
И лихорадочно вытирается подолом футболки.
– Пап, что ты так волнуешься? Это обыкновенная вода. Была и нет.
– Весь салон мокрый.
– Высохнет.
Отец вытаскивает ключ зажигания. На кольце надето еще несколько ключей, один врезается ему в ладонь.
– Пап, ты почему сорвался на них? Что с тобой случилось?
– Кто им позволил баловаться с водой? Они что, не знают про ограничения на ее использование?
– Ты многого от них хочешь. Они еще дети, просто играют.
– Доиграются, – угрюмо произносит отец.
– Дети любят играть с водой. Разве ты сам в детстве не любил брызгаться?
Он поворачивается ко мне. Кажется, хочет что-то сказать, но не решается. Только смотрит на меня. Я чувствую: в нем идет борьба, вижу это по его лицу. Зрелище тяжелое.
– Пошли в дом, – предлагаю я.
