Глава 26
Из-под кровати торчат задние лапы Мисти.
– Ты чего здесь разлеглась? – спрашиваю я собаку. – Тебя все ищут. Внизу тебя ждет персональная колбаска. – Я деликатно умалчиваю, что колбаска попросту свалилась с шампура, отчего и стала персональной. – Поднимайся, хватит дрыхнуть.
Обычно Мисти восторженно реагирует на каждое мое слово. Сейчас она должна бы мгновенно вылезти, запрыгать и завилять хвостом. Да что там слово. Как правило, достаточно звука моих шагов! Но эта чертова жара сморила колли. Даже на предложение о колбаске не отозвалась. Я и сама жутко устала от жары.
Обхожу кровать. Под батареей стоит таз, в него натекло ржавой воды – не много, всего на пару дюймов. Рядом с тазом на боку лежит неподвижная Мисти. Ковер вокруг ее головы темный и мокрый.
– Мисти! – зову я.
Она не поднимает головы, даже уши не вздрагивают. Остекленевшие глаза устремлены в одну точку. Я наклоняюсь, трогаю шерсть на шее. Ощущения привычные, тело Мисти не остыло и не одеревенело, но собака лежит неподвижно. И она не спит. Во сне бы она дышала и подрыгивала лапами. Говорят, колли часто снится охота на белок…
– Нет, нет, нет, нет, нет, нет! – повторяю я, как будто мое отрицание что-нибудь изменит. – Прошу тебя, не делай этого. Слышишь? – Я опускаюсь на колени рядом с собакой. – Давай просыпайся. Все хорошо. Никто на тебя не сердится за то, что ты пробралась наверх. Просыпайся.
Я глажу ее морду, удивительно мягкую черную кожу вокруг пасти. Мисти не дышит, не издает никаких звуков. Ее кожа мокрая и немного липкая. Мисти вытошнило. Потом она легла в то, что исторгла из себя, – и все.
Смотрю на таз. Скорее всего, Мисти захотела пить и налакалась этой дряни.
– Мама! Папа! Ма-а-а-а-ма!
Мне стыдно, что я так веду себя возле мертвой собаки, но удержаться не могу. Склоняюсь над ней, у меня текут слезы вместе со слюной.
В комнату вбегают родители.
– Что такое? Что… Боже!
– Она…
Оба опускаются на корточки.
– Надо отвезти ее к ветеринару. – Отец протягивает руки, чтобы поднять Мисти.
Мама качает головой:
– Ветеринар ей уже не поможет.
– Но почему? Почему? Откуда все это? Конечно… Вода! Вода из батареи. Я подставил таз, чтобы слить воду. А там – очищающий реагент…
– Ты же не знал, что Мисти проберется в комнату. Ей настрого запрещено сюда подниматься.
– Я должен был предусмотреть! Должен был закрыть дверь. Он убил ее. Он убил Мисти. Прямо в доме! В комнате Ник!
Отец хватает таз и выбрасывает в окно. Слышу треск сломавшейся пластмассы. Папа упирается лбом в подоконник, у него трясутся плечи. Он плачет.
Мама подходит к нему, гладит по спине:
– Кларк, успокойся. Ник и так тяжело. Не добавляй ей страданий.
– Я знаю! – выпаливаю я. – Знаю про Роба.
Родители поворачиваются ко мне, вид у них ошеломленный.
– Вы же о «нем» говорили? Вы только что сказали «он». Вы его боитесь. Я знаю, кто «он» такой.
– О чем ты?
– Папа, не ври мне хотя бы сейчас. У тебя был старший брат. Семнадцать лет назад он утонул в озере, но каким-то образом вернулся с того света. Вернулся и убивает… убивает. Это он убил…
Не могу заставить себя произнести ее имя.
Родители молчат. Стоят, разинув рты, и смотрят на меня. Пару часов назад я требовала от Милтона, чтобы он никому не разболтал моей тайны. Сейчас это уже не имеет значения. Мне все равно.
– Я его видела. В бассейне. В воде. Он говорил со мной.
Мама вскрикивает. Отец вцепился в край подоконника.
– Я знал, – выдыхает он. – Знал, что он вернется.
– Помолчи, – одергивает его мама. – Пусть Ник расскажет. Ник, продолжай.
– Он говорит… у него осталось незавершенное дело.
Откровенный рассказ должен был принести мне облегчение. Но я ощущаю только нереальность происходящего. Я у себя в комнате, стою на коленях перед мертвой собакой. Напротив – ошеломленные, испуганные родители. Рассказываю им о призраке, убившем Мисти, тереблю ее шерсть, все такую же мягкую и податливую. Смотрю на волны шерстинок, отзывающихся на мое прикосновение. Чем не доказательство, что все происходит на самом деле? Но у меня сохраняется ощущение, будто я смотрю фильм о чужой жизни. Или живу в чужом кошмарном сне.
Убираю руку от Мисти. Впиваюсь ногтями в мякоть ладони – больно. Впиваюсь сильнее. Боль тоже усиливается, но ощущение нереальности сохраняется.
– Он здесь? – спрашивает отец. – Здесь? Ты его видишь? Слышишь? – Папа очумело смотрит на меня, потом озирается по сторонам.
Я по-прежнему чувствую себя лишь свидетельницей происходящего, как будто события разворачиваются по другую сторону толстого стекла. Буквально заставляю себя ответить на вопрос отца:
– Нет, я его не вижу. Здесь его нет. Во всяком случае, я не чувствую его присутствия.
– Но он был.
– Если только это не очередной несчастный случай, – замечает мама. Мы с отцом смотрим на нее. – Если бы не цепочка предыдущих событий, мы бы сейчас говорили по-другому. И никто бы не сомневался, что смерть Мисти – ужасный несчастный случай.
– Сарита, ты в своем репертуаре. Отказываешься верить. Но гибель Мисти – из той же цепи.
– Никто его здесь не видел. Ты лишь подставил таз под батарею, чтобы слить воду.
– И все равно я виноват! Есть же меры безопасности. А я ими пренебрег.
– Он не действует в одиночку, – бормочу я.
– О чем ты, Ник?
– Я оказалась его невольной сообщницей. Я дала Кристи воду. Я толкнула Гарри.
– Ник, мы это уже обсуждали, – отмахивается отец. – Твои поступки были непреднамеренными. Ты никому не хотела причинить зло…
– И ты, папа, тоже. Мы не злодеи, но, сами того не желая, творим зло. Возможно, мы и не виноваты, но и безвинными жертвами нас не назовешь. Ни меня, ни тебя. Мы – часть этого зла.
«Они тебе врали. Это был не несчастный случай, а убийство».
– Ник, ты не часть зла, – возражает отец. – Зато я кругом виноват. Теперь наша бедная Мисти. Я ведь люблю нашу собаку. Мы все ее любим… Любили. Конечно, ее уже никакими словами не вернешь. – Он сползает на пол и сжимается в комок.
– Прекрати! – Мама берет отца за локоть и трясет. – От твоего признания никому не легче. Кларк, ты неделями подряд твердил, что все это не просто так. Я тебе не верила. Теперь верю. Слышишь? Я тебе верю. И мне страшно. Он у нас в доме, подобрался к нашей дочери. Твои предчувствия оправдались. И что теперь? Что нам делать? Что?
Отец не может успокоиться. Мама трясет его, потом и сама принимается плакать. Я уже не помню, когда в последний раз видела ее плачущей. Она всегда такая собранная, уверенная в себе. Мама умеет оставаться спокойной в кризисных ситуациях. На ее сдержанность и помощь рассчитывают испуганные роженицы, и мама помогает их детям благополучно появиться на свет. Боль, страх, кровь, паника – мама справляется со всем. Все ей подвластно.
Она больше не пытается успокоить отца, стоит, раскачиваясь из стороны в сторону.
Мои родители – взрослые люди. Им уже за тридцать. Но сейчас я вижу двух беспомощных, испуганных ребятишек.
Медальон под футболкой холодит мне кожу. Я знаю, кто на самом деле виноват и с кого надо спрашивать.
Роб ушел из жизни моих родителей. Ушел семнадцать лет назад, остался в прошлом. Я вернула его. Можно сказать, сама позвала. Если бы я не рылась в маминых вещах, не совала бы любопытный нос туда, где ему нечего делать, Роб не нашел бы нашу семью. А сейчас… Кристи мертва… Девчонки в больнице. Роб сыграл на моей ревности, гордости и эгоизме. Получается, я не исполнительница. Зачинщица – вот я кто.
Мало человеческих трагедий. Теперь еще и Мисти – моя любимая собака, добрейшее создание… мертва. И снова из-за меня. Я отказалась сделать то, что он хотел. Сказала «нет». А Мисти расплатилась за мое «нет».
Я закрутила этот вихрь, и я должна его остановить.
