Глава 25
Дверь ванной открывается не сразу, налегаю на ручку, поворачиваю, толкаю, и только тогда она распахивается. Меня встречает мамин вопль:
– Нет!
Она сидит на бортике ванны, совершенно голая.
Я не впервые вижу мать голой. Точнее, видела в детстве. Сейчас же мы обе в шоке. Это, конечно, нелепо. Могут ли две женщины стесняться своей наготы? Я не помню, чтобы у мамы были предрассудки на данный счет. Но сейчас ей почему-то стыдно.
– Мама, извини, пожалуйста, – бормочу я и уже собираюсь выйти из ванной.
Но тут до меня доходит вся странность ситуации.
– Мам. А что ты делаешь?
– Я?… Я моюсь.
– Как? Без воды?
Ванна пуста. Душ не включен. В руках у мамы влажная гигиеническая салфетка. Я застала ее за обтиранием подмышек. Мытьем это никак не назовешь.
– Мы с тобой потом поговорим, хорошо? Я приду к тебе в комнату. А сейчас, пожалуйста, оставь меня.
Я выхожу, закрываю дверь. У меня вдруг тоже возникает яростное желание счистить с себя не только пот, но и ощущение чего-то постыдного. Как будто я увидела то, что не предназначалось для моих глаз. Иду к себе, сажусь на кровать. Через несколько минут заходит мама. На ней тонкий летний халат, подвязанный кушаком.
– Ник, в следующий раз обязательно стучись, – просит она.
– Я думала, там пусто. Что же ты не закрылась на защелку?
– Я закрывалась… Кажется. Наверное, защелка сломалась. Плохо держит.
– Извини. Я же не специально. Конечно, нужно было постучаться.
– Ладно. Проехали.
Сидим молча. Между нашими словами и реальностью – пропасть.
– Так ты… – начинаю я, хотя на языке вертится совсем другой вопрос: «Мама, что за странные ритуалы?»
– Я… я не решилась наполнить ванну.
– И принять душ тоже?
– Да.
– И ты не могла налить воды и помыться с мылом?
– При жаре влажные салфетки помогают лучше воды.
– Или… или ты так же боишься воды, как отец?
Мама смотрит на меня испуганно, потом отводит взгляд. Глядит куда угодно: влево, вправо, вниз, но только не в глаза. Затем теребит свое ухо.
– Мам, не нужно больше врать. Ты сама учила меня, что лучше всего говорить правду. Вот и скажи мне сейчас правду. Ты боишься воды?
Она закрывает глаза. Глубоко дышит.
– Да. Боюсь. И не хочу, чтобы твой отец узнал. Он и так на грани срыва. Я пытаюсь его отвлекать, успокаивать. А если он поймет, что я тоже…
Это все из-за Роба. Не воды они боятся, а того, что Роб умеет делать с водой. Но никто из них не решается называть его имя. Может, пора признаться, что и это мне известно?
– А в чем причина? Почему вы оба так боитесь? И чего вы боитесь?
– Давно, еще до твоего рождения, вода дважды чуть не погубила меня.
– Озеро. Я видела в Интернете старые статьи.
– Да, озеро. И наводнение. Оно разрушило дедушкин дом, а я в тот момент была внутри.
– Ты мне об этом не рассказывала. Наверное, я еще очень многого не знаю.
– Для меня это уже далекие события. А для тебя и вовсе история.
– И все равно я не понимаю. Сколько я помню, ты никогда не боялась воды. Да?
– И да и нет. Есть ужасы, которые не забываются, остаются с тобой, сколько бы лет ни прошло.
– Но, мама, я же помню, как ты любила мыться. Приходила с работы и сразу вставала под душ. И никогда не обтиралась влажными салфетками вместо того, чтобы принять ванну. Мы с тобой вместе купались. Помнишь? Когда я была маленькая…
Ее глаза полны сомнения. Чувствую: она решает, сказать ли мне правду или снова увильнуть.
– Ты боишься не воды. Зла, обитающего в ней. Я угадала? Вы с отцом оба его боитесь.
Мама кусает нижнюю губу.
– Я вполне это допускаю, – признает она. – Нам всем нужно быть осторожными. Тебе, мне, папе. Ник, если ты вдруг увидишь в воде… что-то… или кого-то, кого там не должно быть, обязательно скажи мне. Мне, а не отцу.
Кого-то. Может, рассказать ей? Надо ли?
– Мам, в бассейне есть парень…
– Тот, кто тебе нравится?
– Нет, совсем нет…
– А я думала, ты встречаешься с Милтоном. Ник, он хороший мальчик. Только не надо его дразнить. Все эти девчоночьи приемчики… Ты понимаешь, о чем я? Не давай ложных надежд, если Милтон тебе безразличен, не обманывай его. Он очень восприимчив. Ему и так непросто живется.
– Я знаю. Я не… Это совсем другое.
Дверь моей комнаты открывается. Входит отец с пластиковым тазом и инструментами в руках. Смотрит на нас.
– Что у вас тут? Девичьи секреты? Я помешал? – И, не дождавшись ответа, продолжает: – Никак не получается отключить бойлер. В него словно бес вселился. Решил спустить воду из труб отопления. Если воды не будет, он выключится. – Отец подходит к батарее.
– Может, лучше вызвать водопроводчика? – спрашивает мама. – Вдруг ты выпустишь воду, но бойлер не выключится? Не думаешь, что это опасная затея?
– Не волнуйся, я справлюсь. Такой вызов обойдется нам фунтов в сто. У нас что, есть лишняя сотня? Говорю тебе, сделаю сам.
– Кларк, ты все-таки не специалист по отоплению.
– Сарита, я достаточно поработал на стройках. Мы монтировали подобные системы. Не волнуйся по пустякам. Кстати, о чем вы тут шептались?
– Ни о чем, – хором отвечаем мы и переглядываемся.
И обе чувствуем себя маленькими девчонками, которых застукали на горячем. Но отец тут же забывает о вопросе. Все его мысли поглощены батареей. Он встает на колени, подставляет таз под место слива и пытается разводным ключом открутить заржавевшую гайку, та не поддается. Отец кряхтит от напряжения.
– Ничего. Девочки, мне нужны еще тазы и ведра. Я решил слить воду из всех батарей. Это зашло слишком далеко. Чем быстрее в трубах не останется воды, тем быстрее утихомирится чертов бойлер.
Мы с мамой идем за ведрами и тазами.
– Мам, а не проще ли вырубить в доме электричество? Или хотя бы отсоединить бойлер. Он же не сможет нагреваться самостоятельно.
– Отец нашел себе занятие. Не будем ему мешать. Пусть лучше воду сливает, чем опять уткнется в компьютер или начнет приставать к тебе с мерами предосторожности.
– Значит, снова вода? Он хочет избавиться от воды в трубах?
Мама не отвечает, заглядывает в шкафчик под раковиной.
– Ник, по-моему, у нас есть еще ведра в сарайчике. Сходи туда. И заодно вытащи мангал для барбекю. Мы давно не жарили колбаски, надо устроить себе хоть небольшое развлечение. Если хочешь, пригласи Милтона. – Она улыбается уголками рта.
– Мама!
– Я пошутила. Тебе решать…
Мне не хочется говорить на такие темы, и я ухожу с кухни. Мисти, конечно же, увязывается за мной. В сарае она деловито обнюхивает все подряд, но я немедленно выпроваживаю ее на двор. Мне хватило памятного случая, когда Мисти опрокинула металлическую банку с белой краской, перепачкалась сама и понеслась оставлять белые следы по всему дому. Достаю ведра, мангал и запираю сарай. Мисти прячется под тень кустов.
День проходит вполне нормально. Отец возится с батареями. Мы с мамой устанавливаем мангал, раскрываем большой уличный зонт и готовим салаты. Мама отправляет меня в ближайший магазин за булочками и замороженными гамбургерами. Обычно я беру Мисти с собой, но сегодня иду одна. Зачем мучить собаку прогулкой по раскаленному тротуару? Она и в тени тяжело дышит, высунув язык.
Подошвы моих шлепанцев прилипают к асфальту. Идти становится труднее. Можно их снять, но тогда я обожгу ступни.
Из магазина выходит Милтон, придерживает мне дверь:
– Привет, подружка.
– Привет, – краснею я.
– Тяжелый день?
– Да. Слышал, что случилось с девчонками из команды?
– Этим заполнен весь «Твиттер». Ты-то нормально себя чувствуешь?
– Вроде да.
Милтон закрывает дверь и ведет меня под витринный тент. Мы прислоняемся к стене.
– Ник, я начинаю думать, что твой отец не напрасно поднял панику. Он что-то почувствовал. Что-то действительно происходит. И это вовсе не цепь трагических случайностей. Все серьезнее и… страшнее.
– Я знаю.
– Ты тоже так думаешь?
– Есть кое-что…
– Ну?
– Не могу тебе рассказать.
– Можешь. Со мной ты можешь делиться чем угодно.
– А если это бред сумасшедшего?
– Тоже подойдет… Значит, послушаю бред. Мне не привыкать, каждый день слушаю. Давай, Ник, колись…
Не знаю, с чего начинать. Мысленно пытаюсь составить рассказ, но слова куда-то разбегаются.
– Это связано с твоим отцом?
– Да. Нет… Со мной.
Я чувствую: если произнесу эти слова вслух, со мной что-то случится. Что-то ужасное. Например, невидимый топор рассечет меня надвое. Если расскажу о том, что со мной происходит, то потом не смогу жить как нормальный человек. Я уже ненормальная. И все, что творится вокруг меня, тоже ненормально.
– Я вижу… своего дядю. Утонувшего. Он делает… делает жуткие вещи. Не знаю как, но это его рук дело.
– Объясни подробнее.
– Я вижу его в воде. Он нашел меня в бассейне. И с тех пор… начались эти происшествия.
– Какие?
– Я… я дала Кристи воды, которая ее убила. Я толкнула Гарри, и он ударился головой.
– И он… твой дядя… заставлял тебя это делать?
– Да! Нет… Не знаю. Он понимает мои чувства. Умеет читать мои мысли. Тут девчонки из команды ополчились на меня, наговорили гадостей, вытолкнули из своего круга… и теперь они в больнице.
– Но я читал, они чем-то заразились. Ты же их не заражала.
– Я – нет. Это сделал он. Наверное, отравил воду в бассейне. В том месте, где они плавали.
Милтон запрокидывает голову, зажмуривается и медленно выдыхает:
– Ну и ну!
– Ты мне веришь?
Он снова открывает глаза. Искоса наблюдаю, как струйка пота скользит по его лбу, перетекает на нос. Я не решаюсь взглянуть Милтону в глаза, но мне нужно знать, считает ли он меня сумасшедшей или же встал на мою сторону.
Его карие глаза внимательно меня изучают. Мне вспоминаются все случаи, когда я была груба с Милтоном, осаживала его, насмехалась. Сейчас ему представился отличный шанс поквитаться со мной.
Милтон сдвигает очки и слизывает пот с верхней губы.
– Я верю тебе, Ник, – отвечает он. – Верю всему, что ты говоришь.
Сейчас слишком жарко, чтобы обниматься, и я просто беру его за руку. Милтон слегка стискивает мне пальцы.
– Но ты никому не должен рассказывать о том, что узнал. Отец и так на грани срыва. А мама… Мама тоже напугана. Они оба… Я еще не видела их такими. Поэтому, Милтон, я тебя очень прошу: никому ни слова. Я с этим как-нибудь справлюсь.
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю.
– Помни, ты не одна. Тебе не придется распутывать клубок в одиночку.
– Спасибо.
– Я понимаю, тебе надоели предостережения. Но я тоже должен тебя предостеречь. Ник, будь осторожна, предельно осторожна. Я не хочу, чтобы ты пострадала.
Некоторое время мы стоим, взявшись за руки. Потом я захожу в магазин, а Милтон ждет меня снаружи. Я покупаю все, что заказывала мама. Обратно мы идем вместе, Милтон несет свои и мои покупки.
– Если хочешь, приходи к нам на чай. И на барбекю от семейства Энсон.
– Или от семейки Адамс?
– Наверное, это правильнее. Так хочешь поучаствовать в нашем маленьком шоу ужасов? Приходи с мамой.
– Мама точно не пойдет. А мне не хочется оставлять ее одну.
– Уверен?
– Да.
– Горячие гамбургеры…
– Это, конечно, вкусно… Может, в другой раз. Мне еще нужно кое-чем заняться. Пороюсь в «Гугле», поищу материалы по теме «столкновение с призраком». Может, чего-нибудь и нарою.
Не знаю, шутит он или говорит всерьез. Милтон отдает мне пакет с покупками.
– Свяжись со мной по скайпу, – предлагает он. – Или пошли сообщение. Мобильник всегда при мне. Круглые сутки.
– Ладно. Спасибо.
Милтон толкает калитку, входит на свой участок и идет по дорожке. У двери дома он поворачивается:
– Будь осторожна, подружка!
На этот раз он улыбается. И я отвечаю ему улыбкой.
Над крышей нашего дома поднимается струйка серого дыма. Обхожу сад и толкаю заднюю калитку. Отец, одетый в шорты, бейсбольную кепку и старые сандалии, кочергой ворошит угли в мангале. На складном столике стоит открытая бутылка пива.
Из дома выходит мама, неся два блюда с салатом.
– Ты все угли в порошок сотрешь, – поддразнивает она отца.
– Я знаю, что делаю. Мужчина разводит огонь. Мужчина готовит еду.
Отец выразительно похлопывает себя кулаком по голому торсу.
Я улыбаюсь. В детстве я часто видела отца таким. Тогда многое было по-другому. Удастся ли нам вернуть прежнее состояние счастья? Все возможно.
– Что ж, мужчина, начинай готовить. Ты знаешь, насколько опасны голодные женщины, – смеется мама.
Я отдаю отцу пакет, а сама сажусь на пластиковый стул, разрезаю булочки пополам и выкладываю их на тарелку.
