Книга: Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни
Назад: ГЛАВА 31
Дальше: ГЛАВА 33

ГЛАВА 32

Я лихорадочно обдумываю только что услышанное. Даже сами ангелы не понимают, зачем они здесь. Значит ли это, что их все-таки можно убедить уйти? Мог ли Раффи стать ключом для разжигания гражданской войны между ангелами? Я изо всех сил пытаюсь понять ангельскую политику и те возможности, которые она могла бы предоставить.
Однако я обуздываю свои мысли, ибо ни одна из них не поможет мне найти Пейдж.
—    Ты все это время говорил с ним и задал лишь один вопрос о моей сестре? — Я в бешенстве гляжу на Раффи. — Он явно что-то знает.
—   Ровно столько, чтобы вести себя осторожнее.
—   Откуда тебе известно? Ты даже не пытался выдоить из него информацию.
—   Я знаю Иосию. Что-то его напугало, и больше он все равно ничего не скажет. А если бы я попробовал давить, не было бы и этого.
—   Ты не думаешь, что он как-то с этим связан?
—    С похищениями детей? Не в его стиле. Не беспокойся. Сохранить что-либо в тайне среди ангелов практически невозможно. Мы найдем кого-нибудь, кто нам все расскажет.
Он направляется к двери.
—   Ты в самом деле архангел? — шепотом спрашиваю я.
Он самоуверенно усмехается:
—   Что, впечатляет?
—   Нет, — лгу я. — Но я хотела бы подать жалобу на действия твоего персонала.
—   Обратись к среднему руководству.
Я иду следом за Раффи, испепеляя его взглядом.
Мы выходим из двустворчатых дверей, оставляя позади удушливую жару и шум, и направляемся через прохладный мраморный вестибюль к ряду лифтов, стараясь держаться возле стен, где тени гуще.
Раффи ненадолго задерживается возле стойки, за которой стоит светловолосый человек в костюме — словно робот, мысли которого заняты чем-то другим, пока мы не оказываемся рядом. Его лицо оживляется, превращаясь в вежливую профессиональную маску.
—   Чем могу помочь, сэр?
Вблизи его улыбка кажется слегка натянутой. Почтительный взгляд, обращенный к Раффи, тут же становится холодным, как только портье переводит его на меня. Вполне могу его понять — ему не нравится работать на ангелов, а льнущие к ним люди нравятся еще меньше.
—   Дай мне номер, — надменно требует Раффи.
Он стоит во весь рост, даже не удостаивая собеседника взглядом. Либо хочет припугнуть портье, чтобы тот не задавал лишних вопросов, либо все ангелы ведут себя так и ему не хочется выглядеть иначе. Скорее всего, и то и другое.
—   Верхние этажи уже все заняты, сэр. Чуть пониже подойдет?
Раффи вздыхает, будто для него это наказание:
—   Вполне.
Портье снова косится на меня, записывает что-то в старомодный гроссбух, протягивает Раффи ключ и говорит, что наш номер 1712. Хочется попросить еще один для себя, но я предпочитаю не раскрывать рта. Судя по тому, как женщины ищут себе сопровождающих для прохода в здание, подозреваю, что из людей разрешено свободно передвигаться только слугам. Так что ничего не поделаешь.
Повернувшись ко мне, портье говорит:
—     Можете подняться на лифте, мисс. Электричество здесь работает надежно. Единственная причина, по которой мы используем ключи, а не электронные карточки, — так предпочитают хозяева.
Он что, в самом деле назвал ангелов хозяевами? При мысли об этом у меня холодеют пальцы. Несмотря на всю мою решимость схватить Пейдж и убраться отсюда ко всем чертям, очень хочется как- то поучаствовать в расправе над этими мерзавцами.
Меня и в самом деле не оставляют мысли о том, что они подчинили себе наш мир. Они могут снабжать электричеством освещение и лифты, а также обеспечивать регулярные поставки изысканной еды. Можно назвать это магией — объяснение ничем не хуже других. Но я пока что не готова отбросить столетия научного прогресса, начав думать подобно средневековой крестьянке.
Кто знает, может, поколение спустя люди будут полагать, что всё в этом здании приводится в действие силой магии. Я стискиваю зубы, осознавая, во что превратили нас ангелы.
Я разглядываю идеальный профиль Раффи. Ни один человек не может выглядеть столь совершенным. Лишнее напоминание о том, что он не один из нас.
Отвернувшись, я замечаю, что взгляд портье чуть теплеет, будто тот одобряет мрачное выражение лица, с которым я смотрела на ангела. Снова придав своей физиономии профессиональный вид, он говорит Раффи, чтобы тот звонил ему, если что-то понадобится.
Короткий коридор возле лифтов ведет к просторной площадке. Нажав кнопку вызова, я быстро осматриваюсь. Надо мной тянутся до самого куполообразного потолка бесчисленные ряды балконов.
Наверху кружат ангелы, совершая короткие перелеты с этажа на этаж. Внешнее кольцо ангелов поднимается по спирали вверх, внутреннее опускается.
Видимо, они это делают, чтобы избежать столкновений, — так же, наверное, выглядит сверху наше уличное движение. Но несмотря на практический смысл, вся сцена напоминает идеально срежиссированный воздушный балет. Если бы Микеланджело увидел подобное при свете дня, в струящихся сквозь стеклянный купол лучах солнца, он упал бы на колени и рисовал бы, пока не ослеп...
Двери лифта со звонком раздвигаются, и я отвожу взгляд от величественной картины.
Раффи стоит рядом, наблюдая за полетом своих соплеменников. Прежде чем он закрывает глаза, я успеваю заметить в них нечто похожее на отчаяние. Или тоску...
Я отказываюсь жалеть его, отказываюсь испытывать к нему какие-либо чувства, кроме злобы и ненависти за все то, что его народ сделал с моим.
Но ненависти нет.
Вместо нее я ощущаю странное сочувствие. Какими бы разными мы ни были, мы все равно во многих отношениях родственные души. Мы — всего лишь два человека, стремящиеся вернуться к своей прежней жизни.
Но тут я вспоминаю, что он на самом деле не человек.
Я вхожу в лифт — с зеркалом, деревянными панелями и красным ковром, каким и должен быть лифт в дорогом отеле. Двери начинают закрываться, но Раффи продолжает стоять снаружи. Я протягиваю руку, не давая дверям сдвинуться.
—   В чем дело?
Он смущенно оглядывается по сторонам:
—   Ангелы не пользуются лифтами.
Конечно, они просто летят на свои этажи. Я игриво хватаю его за запястья и кружусь в пьяном танце, хихикая на случай, если за нами кто-то наблюдает. А потом я затаскиваю его в лифт.
Я нажимаю кнопку семнадцатого этажа. Внутри у меня все переворачивается при мысли о том, что, возможно, придется бежать с такой высоты. Раффи тоже явно не по себе. Вероятно, тому, кто привык летать в открытом небе, лифт кажется стальным гробом.
Когда двери открываются, он быстро шагает наружу. Судя по всему, желание покинуть похожую на гроб машину перевешивает опасения, что его могут увидеть выходящим из лифта.
Номер оказывается люксом со спальней, гостиной и баром. Повсюду мрамор и мягкая кожа, пышные ковры и широкие окна. Два месяца назад отсюда открывался бы захватывающий вид на Сан- Франциско во всей его красе.
Теперь же хочется плакать при виде развернувшейся передо мной панорамы всеобщего разрушения.
Я сомнамбулически подхожу к окну и прижимаюсь к холодному стеклу лбом и ладонями, словно к могиле отца.
Обугленные холмы усеяны накренившимися зданиями, похожими на сломанные зубы в обожженной челюсти. Хейт-Эшбери, Мишн-Норт-Бич, Саут-Маркет, парк Золотые Ворота — ничего больше нет. Где-то глубоко внутри меня что-то ломается, как хрустящее под ногами стекло.
Тут и там к небу поднимаются столбы черного дыма, словно тянущиеся из-под воды пальцы утопающего.
И все же есть районы, которые не выглядят полностью сгоревшими и где могли бы разместиться небольшие сообщества из пригородов. Сан-Франциско славится своими пригородами. Не могли ли какие-то из них пережить стремительную атаку астероидов, пожаров, бандитов и болезней?
Раффи задергивает занавески:
—   Не знаю, почему окна оставили незашторенными.
Зато я знаю почему. Горничные тоже люди. Им хочется испортить иллюзию цивилизации, хочется, чтобы никто никогда не забывал о том, что сделали ангелы. Я бы тоже оставила шторы раздвинутыми.
Когда я отхожу от окна, Раффи кладет трубку телефона. Плечи его опускаются, словно на них вдруг навалилась усталость.
—   Почему бы тебе не принять душ? Я только что заказал еду.
—      Здесь что, есть обслуживание в номерах? Как в настоящем отеле? На земле творится кромешный ад, а вы заказываете себе еду в номер?
—   Ты хочешь есть или нет?
Я пожимаю плечами:
—   Ну... в общем, да.
Меня нисколько не смущают мои двойные стандарты. Кто знает, когда удастся поесть в следующий раз?
—   Как насчет моей сестры?
—   Всему свое время.
—   У меня нет времени, и у нее тоже.
И у тебя тоже нет. Сколько еще часов осталось, прежде чем борцы за свободу нанесут удар по обители?
Как бы ни хотелось, чтобы Сопротивление хорошенько врезало ангелам, при мысли о том, что под удар попадет Раффи, внутри у меня все переворачивается. Я едва не поддаюсь искушению признаться ему, что видела здесь бойцов Оби, но подавляю это желание в зародыше. Сомневаюсь, что он не поднял бы тревогу, — точно так поступила бы я, узнав, что ангелы собираются атаковать лагерь Сопротивления.
—    Ладно, мисс Торопыга, где ты собираешься искать? Начнем с восьмого этажа или с двадцать первого? Как насчет крыши или гаража? Может, просто спросишь портье за стойкой, где ее могут держать? В этом районе есть и другие уцелевшие здания. Стоит начать с одного из них, как думаешь?
К своему ужасу, я осознаю, что от моей решимости не осталось и следа, и слезы подступают к глазам. Я широко раскрываю их, чтобы не расплакаться перед Раффи.
Его голос смягчается:
—     Чтобы найти ее, потребуется время. Если мы умоемся, на нас меньше будут обращать внимания, а если поедим, у нас будет больше сил для поисков. Если тебя это не устраивает — вот дверь. А я приму душ и подкреплюсь, пока ты ищешь.
Я вздыхаю:
—   Ладно, — и иду мимо него в ванную, застревая каблуками в ковре. — Приму сперва душ.
Я едва удерживаюсь, чтобы не хлопнуть дверью.
Ванная — настоящее олицетворение роскоши из камня и меди. Могу поклясться, что она больше, чем наша квартира. Стоя под горячими струями, я смываю с себя грязь. Никогда не думала, что от горячего душа и шампуня можно получить такое наслаждение.
В течение долгих минут я почти забываю о том, насколько изменился мир, делая вид, будто выиграла в лотерею и провожу ночь в лучшей гостинице города. Однако куда больше утешения доставляют воспоминания о жизни в нашем маленьком загородном доме до того, как мы переехали в квартиру, до того как Пейдж лишилась ног и когда папа о нас еще заботился.
Я заворачиваюсь в плюшевое полотенце, больше похожее на одеяло. За неимением лучшего снова натягиваю облегающее платье, но решаю, что чулки и туфли на каблуке могут полежать в углу, пока снова не понадобятся.
Когда я выхожу из ванной, на столе ждет поднос с едой. Я подбегаю и поднимаю куполообразную крышку. Тушенная в соусе грудинка, шпинат со сливками, картофельное пюре и солидный кусок шоколадного торта. От одного запаха я едва не падаю в обморок. Жадно начинаю поглощать еду и сажусь уже с набитым ртом. Пища, судя по всему, невероятно калорийная. В прежние времена я бы постаралась воздержаться от всех этих блюд, за исключением, может быть, шоколадного торта, но в мире кошачьего корма и сухой лапши за эти деликатесы я готова отдать все. Это лучшее, что я когда-либо ела на своей памяти.
—   Не жди меня, пожалуйста, — говорит Раффи, наблюдая, как я уплетаю за обе щеки.
Он идет в ванную, прихватив кусочек шоколадного торта.
—   Не беспокойся, — бормочу я с набитым ртом.
Когда он возвращается, я уже съела все и с трудом сдерживаюсь, чтобы не позаимствовать немного из его порции. Я отвожу взгляд от стола и смотрю на Раффи.
Стоит мне его увидеть, и я забываю о еде.
Он стоит в дверях ванной, окруженный легким облачком пара, и на нем ничего нет, кроме свободно обернутого вокруг бедер полотенца. Капли воды на его коже подобны бриллиантам. В мягком свете, льющемся позади него из ванной, и в ореоле поднимающегося от кожи пара он кажется мифическим водяным богом, явившимся в наш мир.
—   Можешь съесть все, — говорит он.
Я несколько раз моргаю, пытаясь осознать услышанное.
—   Я решил, что стоит заказать еще две порции, пока есть возможность.
В дверь стучат.
—   А вот и заказ. — Он выходит из гостиной.
Он говорит, что вторая порция моя. Ну конечно. Само собой, он хотел съесть свой ужин горячим.
Снова перевожу взгляд на еду, пытаясь вспомнить, как страстно я ее желала всего лишь мгновение назад. Еда... Да, еда. Я запихиваю в рот огромный кусок мяса. Сливочный соус сейчас для меня королевская роскошь, когда-то воспринимавшаяся как должное.
Я выхожу из гостиной и говорю с набитым ртом:
—   Ты просто гений, что заказал столько...
В гостиную входит альбинос Иосия вместе с самой прекрасной женщиной из всех, которых я когда-либо видела. Наконец-то у меня появилась возможность увидеть ангелицу вблизи. Черты ее столь совершенны и изящны, что от нее невозможно отвести взгляд. Она могла бы послужить моделью для Венеры, богини любви. Ее длинные, по пояс, волосы переливаются при каждом движении, подчеркивая золотистое оперение крыльев.
Синие, словно васильки, глаза могли бы стать отражением чистоты и невинности, если бы в них не мелькал намек на то, что она — образцовый представитель расы хозяев.
Глаза эти ощупывают меня с мокрой макушки до босых пяток.
Внезапно я осознаю, что переусердствовала, запихивая мясо в рот. Пытаюсь как можно быстрее прожевать его, раздувая щеки и с трудом смыкая губы. Я не удосужилась расчесать волосы или даже высушить их перед тем, как наброситься на еду, и теперь они липнут к моему красному платью. Женщина продолжает оценивающе разглядывать.
Раффи тоже косится на меня, потирая пальцем щеку. Я провожу по щеке ладонью, и на ней остается мясной соус. Здорово...
Женщина переводит взгляд на Раффи, утратив ко мне всяческий интерес. Его она так же долго рассматривает, явно упиваясь зрелищем почти полной наготы, мускулистых плеч, мокрых волос. Несколько мгновений она снова глядит на меня, словно в чем-то обвиняя.
Подойдя ближе к Раффи, она проводит пальцами по его мокрой груди.
—   Значит, это действительно ты. — Ее голос мягок, словно коктейль из мороженого. Коктейль, в который подмешано толченое стекло. — Где ты был все это время, Раффи? И что такого натворил, чтобы тебе отрезали крылья?
—   Можешь пришить их обратно, Лейла? — сдавленно спрашивает Раффи.
—   Ну вот, прямо к делу, — говорит Лейла, подходя к широкому окну. — Я в последнюю минуту нахожу для тебя место в своем плотном графике, а ты даже не спросишь, как у меня дела?
—   У меня нет времени на игры. Можешь или нет?
—   Теоретически это возможно — конечно, если предположить, что все звезды расположатся как надо. А звезд для этого потребуется немало. Но на самом деле вопрос в том, зачем мне это нужно? — Она отдергивает шторы, и мне в глаза вновь бросается панорама разрушенного города. — Вдруг за это время тебя переманили на другую сторону? Какой смысл помогать падшему?
Раффи подходит к барной стойке, где лежит его меч, и достает клинок из ножен, стараясь, чтобы его жест не выглядел угрожающе, что не так-то просто, учитывая остроту обоюдоострого лезвия. Он подбрасывает меч в воздух и ловит за рукоятку, затем снова убирает в ножны, выжидающе глядя на Лейлу.
—   Хорошо, — кивает Иосия. — Меч его не отверг.
—    Вовсе не обязательно, чтобы меч отверг его, — говорит Лейла. — Порой оружие хранит верность дольше, чем следовало бы. Это вовсе ничего не значит...
—   Это значит все, что должно значить, — возражает Раффи.
—   Мы не созданы для одиночества, — говорит Лейла. — Так же как не созданы для него волки. Ни один ангел не может долго вынести одиночество, даже ты.
—   Мой меч меня не отверг. И точка.
Иосия откашливается:
—   Так как насчет крыльев?
Лейла хмуро смотрит на Раффи:
—   У меня о тебе недобрые воспоминания, Раффи, на случай, если ты забыл. После столь долгого перерыва ты вновь появляешься в моей жизни и чего-то требуешь. Ты оскорбляешь меня, развлекаясь со своей человеческой игрушкой в моем присутствии. Почему я должна для тебя что-то делать, вместо того чтобы поднять тревогу и сообщить всем, что у тебя хватило наглости вернуться?
—   Лейла, — нервно бросает Иосия, — тогда они узнают, что ему помог я.
—     Тебя я вмешивать не стану, Иосия, — говорит Лейла. — Ну так что, Раффи? Никаких аргументов? Никаких просьб? Никакой лести?
—   Чего ты хочешь? — спрашивает Раффи. — Назови цену.
Я настолько привыкла к тому, что ситуация всегда под его контролем, настолько поверила в его гордость и самообладание, что мне тяжело видеть его таким — во власти женщины, которая ведет себя словно отвергнутая любовница. Кто сказал, что небесные создания не могут быть столь мелочны?
Ее взгляд скользит ко мне, словно она хочет сказать, что цена — моя жизнь. Затем она снова смотрит на Раффи, взвешивая возможные варианты.
Раздается стук в дверь.
В глазах Лейлы вспыхивает тревога. Иосия выглядит так, будто его приговорили к низвержению в преисподнюю.
—     Это всего лишь мой ужин, — говорит Раффи и открывает дверь, прежде чем кто-либо успевает спрятаться.
В дверях стоит Тра-Тру. Вид у него профессионально-бесстрастный. На нем все тот же костюм лакея, с длинными фалдами и белыми перчатками. Рядом тележка, на которой лежит поднос с серебристой крышкой и завернутые в салфетку приборы. Комната снова наполняется запахом теплого мяса и свежих овощей.
—   Куда поставить, сэр? — спрашивает Тра-Тру, ничем не показывая, что кого-то узнал, и никак не реагируя на почти полную наготу Раффи.
—   Я возьму.
Раффи берет поднос, тоже ничем не выдавая, что узнал официанта. Возможно, Раффи не обращал внимания на близнецов в лагере, но, вне всякого сомнения, близнецы обратили внимание на Раффи.
Тра-Тру кланяется, закрывая дверь, но его глаза продолжают обшаривать комнату. Уверена, что он запомнил каждую подробность, каждое лицо.
Раффи ни разу не поворачивается к нему спиной, скрывает шрамы, так что Тра-Тру все еще может считать его человеком, если только не видел Раффи в клубе, когда сквозь разрезы в пиджаке проглядывали крылья. Так или иначе, людям Оби вряд ли понравится, что двое сбежавших «гостей» их лагеря в итоге очутились в компании ангелов в обители.
Интересно, если Раффи прямо сейчас распахнет дверь, не окажется ли за ней Тра-Тру, приложивший ухо?
Лейла слегка расслабляется и усаживается в кожаное кресло, словно королева на трон.
—     Ты являешься без приглашения, ешь нашу пищу, обустраиваешься в нашем доме, словно крыса, и у тебя еще хватает дерзости просить о помощи?
Я знаю, что должна молчать. Для Раффи столь же важно вернуть крылья, как для меня — спасти Пейдж. Но, видя развалившуюся в кресле Лейлу на фоне обугленного города, я не выдерживаю.
—   Это не ваша еда и не ваш дом! — чуть ли не с отвращением бросаю я.
—   Пенрин, — предупреждающе говорит Раффи, ставя поднос на барную стойку.
—     И не оскорбляйте наших крыс. — Я с силой сжимаю кулаки, так что ногти врезаются в ладони. — Они имеют право здесь находиться. В отличие от вас.
В воздухе повисает столь напряженная тишина, что кажется, будто Лейла сейчас меня задушит. Возможно, я только что лишила Раффи шанса вернуть себе крылья. Вид у Лейлы такой, словно она готова разорвать меня пополам.
—    Ладно, — успокаивающе говорит Иосия. — Давайте сделаем перерыв и сосредоточимся на главном. — Из всех ангелов он выглядит наиболее зловеще со своими кроваво-красными глазами и кожей неестественной белизны, но внешность значит далеко не все. — Раффи нужно получить назад крылья. Теперь нам остается выяснить, что хочет взамен прекрасная Лейла, и все мы будем счастливы. Больше ведь ничего и не надо, верно?
Он смотрит на каждого из нас. Хочется сказать, что вряд ли я буду счастлива, но я и без того уже слишком много наговорила.
—   Отлично. Итак, Лейла, — спрашивает Иосия, — чем мы можем тебя осчастливить?
Лейла жеманно опускает ресницы:
—   Я подумаю.
Уверена, она уже готова назвать свою цену. К чему кокетничать?
—   Приходи через час в мою лабораторию. Мне нужно подготовиться. Но крылья возьму сейчас.
Раффи колеблется, будто ему предлагают подписать договор с дьяволом. Затем уходит в
спальню, оставив меня с Лейлой и Иосией.
К черту! Я иду следом за Раффи и нахожу его в ванной, где он заворачивает крылья в полотенца.
—   Я ей не доверяю, — говорю я.
—   Тебя могут услышать.
—   Не важно. — Я прислоняюсь к дверному косяку.
—   Есть идея получше?
—   Что, если она просто заберет твои крылья?
—   Тогда это будет уже моя проблема.
Он откладывает в сторону упакованное крыло и начинает заворачивать второе в полотенце размером с простыню.
—   Тогда у тебя не будет никаких рычагов.
—   У меня и сейчас их нет.
—   У тебя есть крылья.
—    Что мне с ними делать, Пенрин? Повесить на стену? Они бесполезны, пока их не пришьют обратно.
Раффи проводит ладонью по двум сверткам с крыльями и закрывает глаза.
Чувствую себя полным ничтожеством. Похоже, я лишь усилила его сомнения.
Он проходит мимо меня. Я остаюсь в ванной, пока не слышу, как за двумя ангелами закрывается входная дверь.
Назад: ГЛАВА 31
Дальше: ГЛАВА 33