ГЛАВА 13
Растительность в Калифорнии в основном хвойная, но опавшей листвы все равно хватает, и она хрустит под ногами при каждом шаге. Не знаю, как в других частях света, но, по крайней мере, в наших холмах у меня не возникает сомнений, что все истории о лесных обитателях, умеющих ходить бесшумно, — миф. Во-первых, осенью в лесу попросту не найти места, где нет опавших листьев. Во- вторых, даже белки, птицы и ящерицы производят достаточно шума, чтобы их можно было принять за более крупных животных.
Хорошая новость состоит в том, что дождь намочил листья, приглушая звук шагов. Плохая — я не могу управляться с коляской на мокром склоне.
Палые листья застревают в спицах коляски, которую я изо всех сил толкаю вперед. Чтобы облегчить ее, я привязываю меч к рюкзаку, который взваливаю на спину. Второй рюкзак я бросаю Раффи. Но коляска все равно скользит по мокрым листьям, так и норовя скатиться вниз, когда я пытаюсь двигать ее зигзагами. Наша скорость замедляется до черепашьей. Раффи не предлагает помочь, но и не делает никаких саркастических замечаний.
Наконец мы находим чистую тропу, которая, похоже, ведет куда нам нужно. Земля на тропе более-менее ровная, и листьев намного меньше, однако дожди превратили ее в сплошную грязь. Не знаю, как поведет себя в грязи коляска, а ведь хочется сохранить ее в рабочем состоянии, поэтому я складываю коляску и несу в руках. На какое-то время это помогает, хотя мне крайне неудобно. Прежде вот так мне приходилось преодолевать самое большее один-два лестничных марша.
Очень быстро становится ясно, что я не могу идти дальше с коляской в руках. Даже если бы Раффи предложил помочь — чего он делать не собирается, — мы не уйдем далеко, таща неуклюжую конструкцию из металла и пластика.
В конце концов я раскладываю коляску и ставлю ее на землю. Грязь сразу же начинает жадно засасывать колеса. Всего через несколько футов коляска окончательно застревает.
Схватив палку, я пытаюсь сбить грязь, но она лишь все больше налипает на колеса. Еще пара футов — и коляску уже не сдвинуть с места.
Я стою рядом с ней, чувствуя, что на глазах выступают слезы. Как мне спасти Пейдж без ее коляски?
Нужно что-то придумать, даже если мне придется нести сестру на руках. Самое главное сейчас — найти ее. И все же я стою еще минуту, обреченно опустив голову.
— У тебя есть шоколад, — мягко говорит Раффи. — Остальное — лишь дело техники.
Я не поднимаю глаз, не желая показывать слезы. Проведя на прощание пальцами по кожаному сиденью, я ухожу прочь от коляски Пейдж.
Мы идем почти час, когда Раффи вдруг шепчет:
— Что, хандра в самом деле помогает людям почувствовать себя лучше?
Мы разговариваем шепотом с тех пор, как увидели трупы на дороге.
— Я вовсе не хандрю, — шепчу в ответ.
— Ну конечно... Ты же в компании воина-полубога. чего хандрить? Подумаешь, коляску бросила! Мелочь.
Я едва не спотыкаюсь об упавшую ветку:
— Да ты шутишь!
— Насчет воина-полубога? По-твоему, о таких вещах можно шутить?
— О господи! — Я повышаю голос, забыв об осторожности. — Ты всего лишь чересчур возомнившая о себе птица. Ладно, мускулы у тебя есть, согласна. Но, знаешь ли, птицы — всего лишь эволюционировавшие ящерицы. Вот кто ты такой.
— Эволюция, — усмехается он и наклоняется, словно собираясь сказать что-то по секрету. — Тебе следует знать, что я был столь же совершенным в начале времен.
Он настолько близко, что его дыхание касается моего уха.
— Да ладно тебе! Твоя гигантская башка становится чересчур велика для этого леса. Скоро ты застрянешь между двумя деревьями, и снова придется тебя спасать. — Я бросаю на него усталый взгляд.
Я прибавляю шагу, чтобы у него пропало желание бросить в ответ какую-нибудь язвительную фразу, — а в том, что она возникнет, я не сомневаюсь.
Но Раффи молчит. Неужели позволил мне оставить последнее слово за собой?
Когда я оглядываюсь, Раффи самодовольно улыбается. Только теперь я понимаю, что он пытается поднять мое настроение. Я упрямо сопротивляюсь, но уже слишком поздно.
Я и в самом деле чувствую себя лучше.
По карте я помню, что бульвар Скайлайн идет через лес в сторону Южного Сан-Франциско. Скайлайн проходит выше того места, где мы сейчас. Хотя Раффи не говорил, где расположена обитель, он сказал, что нужно двигаться на север, а значит, через Сан-Франциско. Так что если мы просто поднимемся выше и направимся по Скайлайну в сторону города, то сможем держаться подальше от густонаселенных районов.
Мне нужно как можно больше узнать об ангелах, и у меня множество вопросов к Раффи, но главное сейчас — каннибалы, и мы сводим наши разговоры до минимума, ограничиваясь шепотом.
Я думала, что нам потребуется целый день, чтобы добраться до Скайлайна, но к середине дня мы уже там. И это хорошо, так как вряд ли я бы вынесла еще одну порцию кошачьего корма. У нас полно времени, чтобы обшарить дома на Скайлайне в поисках ужина до наступления темноты. Дома эти стоят дальше друг от друга, чем в пригородах, и большинство скрыто за деревьями, что лишь облегчает тайные поиски съестного. Я думаю о том, как долго следует дожидаться моей матери и найдем ли мы ее вообще. Она знала, что нужно подниматься на холмы, но других планов у нас не было. Как и во всем остальном, мне теперь остается лишь надеяться на лучшее.
Скайлайн — прекрасная дорога, идущая вдоль вершины горного хребта, что отделяет Кремниевую долину от океана. Это двухполосное шоссе, с которого видны как долина по одну сторону, так и океан по другую. Единственная дорога после Нашествия, которая не выглядит апокалиптически. Обсаженная по обеим сторонам красным деревом и пахнущая эвкалиптом, она смотрелась бы куда неестественнее с несущимися по ней автомобилями.
Однако вскоре после того, как мы добираемся до Скайлайна, нам встречаются машины, стоящие поперек дороги вплотную друг к другу и перекрывающие любое возможное движение. Они явно оказались здесь не просто так. Как будто оставлены на тот случай, если кто-то решит в них врезаться. Здесь есть жители, и вряд ли они рады гостям.
Ангел, неотличимый теперь от человека, оглядывается по сторонам, затем наклоняет голову, словно услышавшая что-то вдали собака, и слегка кивает вперед и влево.
— Они вон там, наблюдают за нами, — шепчет Раффи.
Я не вижу ничего, кроме пустой дороги между деревьями.
— Откуда ты знаешь?
— Я их слышу.
— Как далеко? — шепчу я. (Как далеко до них и как далеко ты слышишь?)
Он смотрит на меня, словно зная, о чем я думаю. Неужели вдобавок к великолепному слуху он еще и умеет читать мысли? Пожав плечами, ангел поворачивается и направляется обратно под укрытие деревьев.
В качестве эксперимента я мысленно называю его всевозможными именами. Он никак не реагирует, и я вызываю в мозгу мысленные картины, заставляя его бросить на меня озадаченный взгляд. Отчего-то я вспоминаю, как он обнимал меня ночью, когда мне снилось, будто я замерзаю в воде. В моем воображении я просыпаюсь на том диване и поворачиваюсь лицом к ангелу. Почему-то на мне ничего нет, кроме...
Я останавливаюсь и начинаю думать о бананах, апельсинах и клубнике, испугавшись, как бы он и впрямь не уловил мои мысли. Но он продолжает шагать по лесу, ничем не выдавая своих телепатических способностей. Хорошая новость. Плохая же состоит в том, что он не знает и того, о чем думают другие. В отличие от него, я не слышу, не вижу и не чую ничего, что хотя бы намекало на засаду.
— Что ты слышал? — шепчу я.
Он оборачивается и тихо отвечает:
— Двое о чем-то тихо говорили.
Я замолкаю и просто иду следом за ним.
Впереди растут одни красные деревья, и под ногами нет хрустящей листвы, зато есть как раз то, что нам сейчас нужно, — толстая подстилка из мягких иголок, заглушающая шаги.
Хочется спросить, приближаются ли к нам голоса, которые он слышал, но боюсь говорить без нужды. Мы можем попытаться обойти опасное место кругом, но, если мы хотим добраться до Сан- Франциско, нужно продолжать движение прежним курсом.
Раффи ускоряет шаг вниз по склону, почти переходя на бег. Я слепо следую за ним, предполагая, что он слышит нечто такое, чего не слышу я. А потом я тоже слышу.
Собаки.
Судя по лаю, они направляются прямо к нам.