ГЛАВА 50
Следующий день — воскресенье, и Анна, как подобает, проводит утро за молитвой. Я бы тоже с удовольствием помолилась, но мне не сидится на месте. Я стою у окна, рассматривая густые леса, среди которых приютился охотничий домик. Достигло ли обители мое письмо? И если да, то поверила ли мне матушка аббатиса? Как же жаль, что перед отъездом я не успела получить весточку от Аннит! Даже если она сумела что-нибудь выяснить, Вэнтс меня здесь ни за что не отыщет.
Мысли донимают меня с настойчивостью больного зуба. Как там Дюваль? Должна ли я была как-то по-другому вести себя при нашем расставании? И что поделывает Крунар? Он ведь подозревал, что с исчезновением Дюваля что-то нечисто. Может, мы уехали, а он тут же начал перетряхивать замок, разыскивая беглеца, и, конечно, не прошел мимо моей комнаты?
Или Дюваль погибнет от яда еще прежде, чем его отыщет Крунар.
Устав сыпать соль на свежие раны, я подхватываю плащ и устремляюсь наружу. Охотничий домик венчает собой гряду скалистых холмов, отсюда открывается вид на долину Луары и на саму реку. Холодный ветер треплет мои волосы и плащ. Я разглядываю бастионы далекой крепости. Вот бы узнать, что замышляют засевшие там заговорщики. И как нам обезопасить от них Анну, ведь они так близко…
Позади хрустит снег. Я оглядываюсь и вижу герцогиню: она пробирается по тропинке, закутавшись в подбитый горностаями плащ.
— Вы бы отдохнули, ваша светлость.
— Не могу, — отвечает она. — Мысли одолевают.
Она подходит, и мы вместе смотрим в долину, туда, где вздымаются могучие стены Нанта. Над бастионами вьются желтые и голубые знамена.
— Знаешь, я ведь родилась там, — говорит герцогиня. — В ту ночь отец принес меня на самую высокую башню и поднял над головой, чтобы я узрела свое королевство, а жители — свою будущую правительницу.
В голосе Анны звучит недоумение: в самом деле, как же так вышло, что в ее доме поселились враги?
— Видишь, вон те ворота, дальние? — спрашивает она. — Восемь лет назад сквозь них проскакал Дюваль, увозя нас с Изабо от убийц. — Ее голос прерывается. — Вот бы он оказался здесь! — страстно шепчет она. — Мне еще никогда не был так нужен его совет! — И она бросает на меня взгляд, полный отчаяния. — Я была уверена, что он выехал вперед и встретит нас по дороге. Наверняка ему известно, что Дюнуа не исполнит приказ, не возьмет его под стражу. Почему его нет с нами, Исмэй?
Я смотрю в карие глаза и понимаю, что таиться больше нельзя. Ее советники слишком достаточно скрывали от нее правду, и следовать их примеру я не намерена.
— Он болен, ваша светлость. И очень серьезно.
Ее ладошка взлетает ко рту:
— Мор?
Я качаю головой:
— Его отравили.
Глаза у нее становятся круглыми от невыразимого ужаса, она даже отступает на шаг.
— Отравили?.. — еле слышно повторяет герцогиня.
— Да, но это не я, — спешу заверить ее.
— Что же ты раньше мне не сказала?
— Он не хотел, чтобы вы знали. А я рассчитывала найти противоядие, чтобы вам совсем не пришлось огорчаться.
— Я так понимаю, — говорит она, — спасительного лекарства ты не нашла.
— Не нашла.
Она молчит, глядя вниз, на город. Потом собирает все свое мужество и задает следующий вопрос:
— Он умер?
— Не исключено, потому что, по сути, он был при смерти, когда мы оставляли Геранд.
Я вспоминаю его бледное лицо на подушке и борюсь с чудовищным искушением вскочить на ближайшую лошадь. Скорее в Геранд, оградить его, беззащитного и беспомощного, от дальнейших поползновений Крунара.
Она поворачивается ко мне и спрашивает голосом, хриплым от гнева:
— Кто же посмел сотворить такое?
Я набираю полную грудь воздуха:
— Канцлер Крунар, ваша светлость.
И рассказываю Анне, как самый доверенный советник предал ее.
На другой день герцогиня отправляет в Нант посланника, требуя, чтобы родной город открыл ей ворота для переговоров с маршалом Рье. Парламентером она выбрала де Лорнэя. Все любят его за обходительность и редкую красоту; герцогиня надеется, что он сумеет склонить жителей Нанта на ее сторону.
Мы провожаем де Лорнэя до последнего холма, с которого виден Нант. Здесь останавливаемся и смотрим, как он едет дальше, направляясь к городским воротам.
— Ты же не думаешь, что его там убьют, даже не выслушав? — обращаюсь я к Чудищу.
Он в преувеличенном изумлении вскидывает брови:
— Только не говори, что наш красавчик сумел растопить твое сердце.
— Еще не хватало! Просто хочу убедиться, что послание герцогини, по крайней мере, будет услышано.
— Ну, — отвечает Чудище, прекрасно понявший, что у меня на уме, — поскольку Рье и д'Альбрэ надеются использовать Нант, чтобы заставить герцогиню принять их условия, думается мне, они с распростертыми объятиями встретят де Лорнэя!
Он прав: городские ворота распахиваются, и оттуда навстречу де Лорнэю и сопровождающим его двоим стрелкам выезжает небольшой конный отряд.
К нашему огорчению, разговор получается очень коротким, и парламентеры поворачивают обратно.
Когда они возвращаются, глаза де Лорнэя мечут молнии, и у меня обрывается сердце.
— Маршал Рье не намерен ничего со мной обсуждать. Он настаивает на встрече с герцогиней с глазу на глаз и будет говорить только с ней. Предлагает встретиться завтра в полдень, вон там, внизу, в поле. До этого места мы можем ее проводить, но в город впустят только герцогиню и десять стрелков при ней. Ни капитан Дюнуа, ни я, ни де Варох не должны сопровождать ее. Это касается и убийцы.
Лишь мгновение спустя я понимаю, что он говорит обо мне.
— Не нравится мне это, — ворчит капитан Дюнуа. — Попахивает ловушкой!
— Значит, нужно сделать так, чтобы нас не застали врасплох, — говорит герцогиня. — Передайте маршалу Рье, что я согласна на встречу.
Утро занимается морозным и ясным. Капитан Дюнуа опасался, что наползет туман и скроет от нас город, а с ним и все хитрости, которые могли приготовить Рье и д'Альбрэ; он считает, что честной игры нам от них ждать не стоит. Однако боги к нам благосклонны — в небе ни облачка.
Герцогиня твердо намерена встретиться с маршалом Рье. Даже собирается извиниться за то, что не прислушалась к его мнению. Это серьезный шаг, но она хочет убедить отступника, что остается непреклонной лишь тогда, когда это действительно необходимо.
Весь наш отряд следует за ней в долину. Остановившись на некотором расстоянии от городских стен, мы ждем. Точно в полдень ворота распахиваются, и в сопровождении четверых солдат выезжает маршал Рье. Мы собираемся кругом герцогини — вдруг и тут подстроена ловушка? Но других всадников в воротах не видно, и мы расступаемся, чтобы Анна могла встретиться с маршалом.
Рье останавливает коня в нескольких футах от герцогини:
— Ваша светлость.
— Маршал Рье.
— Если вы оставите своих спутников здесь, взяв с собой лишь десять безоружных стрелков, я буду рад сопроводить вас в город.
Дюнуа стребовал с нее слово, что без вооруженной охраны она с места не сдвинется.
— Но ведь это же мой город, маршал, — произносит Анна. — Мои люди и мой дом. Мне подобает прием, сообразный моему положению. Я не тать в ночи, а герцогиня, приехавшая навестить собственную столицу.
— Тогда мы в тупике, ваша светлость. — Он хочет отвернуться, но звонкий молодой голос останавливает его:
— Вам известно, что французы перешли наши границы?
Он наклоняет голову:
— Очень надеюсь, это известие вернет вам здравый рассудок и заставит примириться с д'Альбрэ.
Капитан Дюнуа с отвращением фыркает, но герцогиня вскидывает руку, призывая к тишине:
— А известно вам, что они взяли Ансени?
Маршал Рье медленно разворачивает коня обратно:
— Ансени?
Герцогиня кивает:
— Да, маршал. Они захватили ваши владения.
Ее слова действуют именно так, как и следовало ждать. Потрясение сменяется на его лице недоверием.
— Это ложь.
— Маршал Рье! Не забывайте, с кем разговариваете! — напоминает ему капитан Дюнуа.
— Но почему я должен вам верить? — спрашивает тот.
— А зачем бы нам лгать? — отвечает герцогиня. — Более того, вы легко можете все проверить. Если сомневаетесь, пошлите гонца.
Рье медлит, потом кивает двоим из своих людей. Те отделяются от его свиты и без промедления направляются к дороге, что ведет в Ансени.
— Вы этим все равно ничего не выиграете, — говорит маршал, но былой твердости в его голосе не слыхать.
Капитан Дюнуа выезжает вперед.
— Жан! — говорит он. — Неужели ты допустишь, чтобы твоя ссора с герцогиней сыграла на руку французам?
Маршал что-то отвечает, но очень тихо, и я не могу расслышать. Двое мужчин съезжаются вместе и что-то обсуждают негромкими, напряженными голосами. Не знаю, что заставляет меня отвернуться от них, занятых ожесточенными переговорами. Уж не сам ли Мортейн шепнул мне на ухо: «Туда! Посмотри во-он туда!..»
И я обращаю взгляд к городской стене как раз вовремя, чтобы заметить, как от каменной башни отделяется тоненькая тень. Стройная фигурка подходит к самому краю стены, и я даже пугаюсь: не надумала ли она броситься вниз?
Но нет. Она стоит в промежутке между зубцами и смотрит через реку на поле. На вооруженных мужчин. На меня.
Даже на таком расстоянии я чувствую, как скрещиваются наши взгляды, и в тот же миг понимаю: это Сибелла. Она двигается украдкой, очень опасливо, — должно быть, находясь там, подвергается немалой опасности. Убедившись, что привлекла мое внимание, она как бы перечеркивает свое тело рукой, потом выпрямляет ее в сторону. Семена на ветер бросает? Хлебные крошки в крепостной ров? Я перевожу взгляд вниз, надеясь что-нибудь рассмотреть на поверхности.
И тут-то я замечаю потерну — скрытые ворота. Они открываются, и наружу двумя колоннами выходят солдаты. Их накидки окрашены в желтое и голубое. Цвета д'Альбрэ!
Я снова нахожу глазами Сибеллу, и она повторяет свой жест.
Она ничего не бросает. Она без слов кричит нам: бегите!
