ГЛАВА 31
Покинув часовню, я чувствую, что меня тянет в покои погибшего — словно бы подталкивает туда невидимая рука. Я не знаю причины, но ощущаю что-то вроде зуда, побуждающего спешить. Может, это мой Бог наконец-то велит действовать?
И вот я уже совсем рядом с апартаментами бедного Немура, и зуд все сильней. Я не мешкаю даже для того, чтобы постучать: просто открываю дверь и вхожу.
Один из охранников Немура сидит у стола, роясь в седельной сумке. Он одет в кожаный костюм для верховой езды, дополненный стальным нагрудником, а шлем держит под мышкой. Я тотчас замечаю небольшую темную метку, украшающую его лоб.
Улыбаясь, притворяю за собой дверь.
Ему полагалось бы виновато вздрогнуть, но он лишь хмурится в раздражении и спрашивает:
— Ты кто такая?
Запускаю пальцы в разрез верхней юбки, и они смыкаются на твердом дереве приклада.
— Я — возмездие, — отвечаю тихо.
Мои слова заставляют стражника слегка округлить глаза, потом в них возникает тревога, ибо я вытаскиваю арбалет из его ухоронки. Дальше все происходит в одно мгновение. Я оттягиваю тетиву, вкладываю в прорезь ложа стрелу и целюсь прямо в метку посередине лба. Еще успеваю на миг усомниться: Дюваль и герцогиня определенно захотели бы допросить этого человека, мне же надо послужить монастырю и моему Богу. И все-таки спрашиваю:
— Кто заплатил за то, чтобы ты толкнул своего господина навстречу смерти?
Он резко бледнеет:
— Не понимаю, о чем ты.
— В самом деле? А по-моему, очень даже понимаешь. Я имею основания полагать, что ты — изменник, погубивший герцога Немурского. Если ответишь на мои вопросы, обещаю, я убью тебя быстро и по возможности безболезненно. Если будешь молчать, смерть окажется медленной и мучительной. Так что выбирай, только помни: тебе так и так умирать!
Кровь звенит и поет в венах — наконец-то выдался случай послужить моему Богу!
Не сводя с меня глаз, мужчина выбирается из-за стола:
— Кто сказал, что это я убил моего господина? Разве мне не позволено оправдаться перед лицом судей и выслушать приговор?
— Ты уже осужден, — говорю я ему. — Самим святым Мортейном. А теперь спрашиваю в последний раз: кто дал приказ столкнуть Немура вниз?
Я всматриваюсь в глаза охранника и застигаю момент, когда он решает броситься. Раздраженно крякнув, выпускаю маленькую стрелу. Прицел точен — она летит прямо в лоб, впиваясь в метку, оставленную Мортейном. Уже падая, страж переводит взгляд на дверь, что у меня за спиной. Это срабатывает как предупреждение: бросив самострел, я хватаюсь за кинжал в ножнах на голени.
И это спасает мне жизнь.
Я ощущаю движение воздуха у себя за спиной, потом — жгучую боль. Оборачиваюсь к нападающему и, не успев даже приглядеться, бью ножом снизу вверх.
Моя рука верна — клинок погружается в живот. Теперь я вижу, что это еще один солдат. Его карие глаза лезут из орбит, сперва от изумления, потом от боли. Направляю нож дальше вверх, ускоряя конец. Что бы я ни говорила тому первому, долгих и мучительных смертей я по возможности избегаю.
Прежде, нежели я могу еще что-то предпринять, душа первого убитого истекает из тела. Она бросается прямо ко мне, клубясь холодной враждебностью. Я заставляю себя сосредоточиться на мириадах разрозненных образов, которыми она наполняет мой разум; я ищу мельчайшие намеки, которые помогут нам выяснить наконец, кто же стоит за всеми нынешними бедами. Пока я этим занимаюсь, в атаку бросается вторая душа. Ощущение такое, будто меня сунули в прорубь. Шатнувшись назад, я прислоняюсь к стене. Душа солдата окутывает меня, источая гнев, боль, сожаление и мучительное чувство утраты. А поверх всего — страх, да такой, что во рту становится горько.
Так же быстро, как нахлынули, они удаляются, а меня трясет так, что впору бессильно сползти по стене. Где-то за стенами невнятно звучат охотничьи рога; это возвратились добытчики.
Я припадаю на колени у второго тела, вытаскиваю из брюха кинжал и насухо вытираю его о накидку стража. Поднимаясь на ноги, удивляюсь неожиданной волне дурноты, затем поворачиваюсь к двери и вижу красный потек на стене в том месте, где мне довелось к ней прислониться. Оказывается, я ранена!
Мне до смерти хочется скорей убраться отсюда. Хватаю с кровати шерстяной плащ и его уголком как могу затираю багровый потек. Потом накидываю плащ на плечи и прячу в юбках арбалет. Я слышу, как снаружи стучат по мостовой копыта и возбужденно лают охотничьи псы. Удовлетворенно оглядевшись, покидаю герцогские покои и пускаюсь в долгий путь коридорами — подальше от места своего служения.
По дороге я раздумываю — отправиться ли в покои Дюваля, или встретить его снаружи. Наконец решаю, что ему следует как можно скорей узнать о случившемся, причем от меня, а не от кого-нибудь постороннего. Опять же и тела кто-то должен прибрать.
На спине расползается влажное пятно, рана тянет и жжет. Я все время оглядываюсь: по крайней мере, за мной не тянется по полу кровавый след.
Во внутреннем дворе замка царит полная неразбериха: гарцуют и отдуваются кони, всадники покидают седла, лают и виляют хвостами собаки, кто-то выкрикивает приветствия. С шестов свисают два крупных оленя. Я улыбаюсь. Нынче явно день удачной охоты — как за пределами дворца, так и внутри. Я держусь подальше от толкотни, высматривая Дюваля.
С таким же успехом я могла бы позвать его по имени. Он поворачивается в мою сторону, я перехватываю его взгляд. Между нами установилась связь, и мне это очень не нравится.
Дюваль спрыгивает с седла и направляется ко мне:
— Ты что тут делаешь?
Я молча смотрю ему в глаза.
— Боже милостивый, — вырывается у него.
Уж эта мне его способность проникать в мои мысли!
Дюваль наклоняется вплотную — пусть всем остальным кажется, что он целует меня, — и я вынуждена напомнить себе, что это лишь предосторожность от слишком чутких ушей.
— Кто?.. — спрашивает он.
— Охрана Немура.
Темная бровь ползет вверх:
— То есть не одного?..
— Одного — за измену. Второго — из самозащиты.
— Это тебе из обители прислали приказ?
— Нет. Я пошла помолиться о душе Немура. Потом меня потянуло в его покои. Там я увидела охранника с меткой на лбу — и перешла к действиям. — Я не могу истолковать выражение его лица и на всякий случай поясняю: — Я пыталась задавать ему вопросы, господин мой, но он не пожелал говорить. По крайней мере, в тот момент.
Эти слова для Дюваля — что для собаки косточка, упавшая перед самым носом.
— Ты пообщалась с его душой?
Сглотнув, я продолжаю:
— Ему дали целый мешочек дукатов. Те, кто заплатил, взяли в заложники его жену и ребенка. Его последние мысли были о них; умирая, он вознес кратенькую молитву, чтобы им позволили жить, ведь он сделал все, что от него требовали.
— А о тех, кто требовал, он перед смертью не думал?
Я отрицательно качаю головой, потом вздрагиваю и морщусь — движение потревожило порез на спине.
— Стражник их не знал. Человек, с которым он имел дело, носил низко спущенный капюшон, а встречались они всегда в глубоких потемках.
Дюваль вздыхает:
— Где же тела? Полагаю, я нужен тебе, чтобы прибраться?
— Они в покоях Немура. Если ты ими займешься, я лучше пойду.
Тут он в первый раз замечает незнакомый плащ, в который я кутаюсь:
— Это чей плащ?
Я хочу передернуть плечами, но боль мне мешает:
— Одного из людей, которых я…
Нетерпеливо буркнув, Дюваль срывает плащ с моих плеч и тотчас ахает. Я выворачиваю шею и вижу, что вся спинка платья промокла от крови.
— Надо этим заняться, — говорит он, поспешно водворяя плащ на место.
— Не следует ли тебе сперва заняться телами, пока их кто-нибудь не нашел?
Мгновение он это обдумывает. Потом бережно подхватывает меня под локоть:
— Мы пойдем вместе. — И ведет меня ко дворцу.
— Куда?
— В мои покои. Промоем твою рану, и я избавлюсь от тел. Будет на мне должок перед Чудищем.
