ГЛАВА 14
Я спускаюсь по узкой лестнице и оказываюсь в тесной захламленной прихожей, потом упираюсь в толстую дверь. Вне сомнения, за ней кухня. Час уже достаточно поздний, и, если мой святой ко мне хоть чуть-чуть милостив, большинство работников должны были уже уйти. Я приоткрываю дверь, мысленно готовя благовидный предлог для своего появления. Однако внутри и в самом деле никого нет, только в углу возле мойки двое мальчишек драят котлы почти с себя самих высотой.
Я подмигиваю им и прижимаю палец к губам, затем показываю два медяка. Глаза у мальцов тотчас разгораются: заработок! Нечаянный заработок! Красными пальцами, распухшими от воды, они выхватывают у меня грошики и согласно кивают — дескать, договорились, могила!
Обеспечив себе таким образом тыл, я прокрадываюсь к двери, за которой, будем надеяться, меня ждут все тайны Дюваля.
За ней — короткий коридор, что ведет из кухни в общую комнату. Отлично! Я перешагиваю порог и, хоронясь в потемках, неслышно крадусь на голоса.
Дюваль только-только вернулся, как раз усаживается за стол. Бенабик поднимает глаза и морщится:
— Слушай, позови-ка вон ту служаночку да вели принести еще вина! А то она, бедняжка, до того боится меня, что предпочитает притвориться глухой, а господина Задаваку разве допросишься?
— Потому и не допросишься, что она, чего доброго, потом явится к нему в спальню, — ворчит Дюваль.
Не обращая внимания на очередную подначку, де Лорнэй подается вперед:
— Ты что, в самом деле собрался выставить девчонку напоказ при дворе? Твое происхождение слишком известно, чтобы кто-нибудь купился на подобный обман!
Дюваль фыркает:
— Пусть они услышат «кузина», а подумают «любовница»! Мне-то что?
Чудище склоняет голову к плечу:
— Слушайте, что тут вообще происходит? Всем давно известно, что твоя единственная возлюбленная — это политика, а не какая-нибудь крестьяночка, даже самая что ни на есть прехорошенькая.
Я жарко краснею в темноте. Как хорошо, что никто не может этого видеть!
— Вот в том-то и закавыка, — вздыхает Дюваль. — Сколько ни пытался я объяснить аббатисе Святого Мортейна, что никто не поверит в мою пылкую страсть, — все как об стену горох!
У меня перехватывает дух. Насколько запросто он выложил своим друзьям, кто я на самом деле такая! Как же беспредельно он им доверяет! Или ему просто все равно, что со мной станется?
У Чудища попросту отпадает челюсть:
— Так эта девочка — из обители Святого Мортейна?
Дюваль мрачно смотрит в кружку:
— Да. Она служанка Смерти, друг мой.
Настает черед Бенабику присвистнуть:
— Ее решили напустить на тебя?
— Сама она это отрицает, как и ее настоятельница. Но доверчивости в девке примерно как во французской регентше, так что сомнения меня все-таки гложут.
А он точно не дурак, как я погляжу.
Дюваль тем временем наливает себе еще вина и рассказывает друзьям, как ловко наша матушка обвела его вокруг пальца. Дослушав до конца, Чудище откидывает безобразную голову и громким хохотом нагоняет на бедную служанку пущего страха.
Дюваль угрюмо разглядывает осадок на дне своей кружки:
— Не смешно!
— Еще как смешно, — хмыкает де Лорнэй. — У тебя было больше заговоров, чем у гулящей девки любовников, — и вот так вляпаться!
Дюваль терпеливо ждет, пока иссякнет веселье его друзей. Держится он вообще-то молодцом. На его месте я бы давно уже тумаков им надавала.
— Еще будете смеяться, или мне продолжать? — спрашивает он наконец.
— Прости, — бормочет Чудище, утирая пудовым кулаком слезы. — Делать-то ты что теперь собираешься?
— Врать самым убедительным образом, — отвечает Дюваль. — И молиться, чтобы она не прикончила какую-нибудь важную птицу.
Эти слова заставляют Чудище заново скорчиться в приступе смеха. Дюваль пинает его под столом.
— Сейчас из гостиницы гости побегут, — ворчит он. — Выкладывай лучше, что за новости вы из Англии привезли. Я ведь с Раннионом так и не встретился и ничего до сих пор не знаю.
— Да что же с ним произошло, в конце концов? — спрашивает де Лорнэй.
Дюваль указывает глазами на потолок, туда, где расположена моя комната.
У Чудища округляются глаза:
— Так это она и есть беда, о которой ты говорил?.. Но погоди, ведь ее монастырь стоит за Бретань.
— Ну да. То есть я в это верю. И я с ними даже вроде договорился о совместных действиях… в результате чего мне и навязали эту соплячку-послушницу.
Де Лорнэй наклоняется вперед, его лицо светится любопытством:
— Ты с ней уже переспал?
Чудище мечтательно закатывает глаза:
— Говорят, возлечь с прислужницей Смерти — значит получить ни с чем не сравнимое удовольствие.
— В самом деле? Не слыхал, — удивляется Дюваль.
Ну а я — я просто вне себя. Никто в обители мне на это даже не намекал, почему?
Де Лорнэй качает головой.
— Слухи, — говорит он. — Это всего лишь слухи.
Впрочем, он напускает на себя вид глубокого знатока, и остальные двое живо поворачиваются к нему.
Он пожимает плечами:
— Я и не подозревал, что она из монастыря. А наутро продажного военачальника нашли мертвым.
Понимаю, что меня это никаким боком не касается, но помимо воли гадаю, с кем же он переспал? С Сибеллой? С кем-нибудь из старших послушниц?
— Ну ладно, хватит. — Дюваль вскидывает ладонь. — Давайте лучше ваши новости от английского короля! Что он сказал?
На лицо Чудища набегает тень.
— Сам он не пожелал нас принять, — говорит рыцарь.
— По крайней мере, так утверждал его канцлер, — добавляет де Лорнэй. — В чем именно было дело, нам выяснить не удалось.
— В любом случае, официальные пути для нас были закрыты.
— А неофициальные?
— Ну, тут мы много чего разузнали. Правда, новости в основном невеселые.
Повисает тишина, потом вновь подает голос Чудище:
— Английский король начал переговоры с регентшей Франции. Он не намерен препятствовать захвату Бретани.
Кулак Дюваля с такой силой опускается на стол, что не одна я подскакиваю от неожиданности.
— И это после всего, что мы для него сделали, когда он стремился к трону?
Чудище кивает:
— Вот именно.
— Но есть и хорошие новости, — произносит де Лорнэй.
— Они должны быть очень хорошими, чтобы хоть как-то уравновесить плохие, — ворчит Дюваль.
— Английский король не намерен помогать французам задаром.
Дюваль пристально рассматривает свою кружку:
— Похоже, у всего в этом мире есть цена.
— Да, но пятьдесят тысяч — цена в любом случае высоковатая. Даже для французского престола.
Теперь наступает черед Дюваля присвистнуть.
— Да уж!.. — Он некоторое время молчит, потом добавляет, тряхнув головой: — Боюсь, эпохе королевств и герцогств наступает конец. Франция пожирает Европу, как нищий — яства на богатом пиру. — Он откидывается к стене и задумчиво глядит на своих друзей. — Французская регентша пускается на всякую хитрость, лишь бы не дать нам обзавестись союзниками. Спрашивается, она просто осторожничает и наперед просчитывает каждый наш шаг? Или кто-то с нашей стороны нашептывает ей на ушко?
Чудище переглядывается с де Лорнэем.
— А я думал, — говорит он, — помимо тайных советников, только мы и знали, что затевается.
— Вот и я о том же, — кивает Дюваль. — Поняли теперь, насколько жгучий стоит перед нами вопрос? Если у нас в самом деле есть французский шпион, он угнездился среди ближайших советников Анны. Второй вопрос — это тот же изменник, который самовольно объявил державный созыв, или их двое?
Некоторое время они молча раздумывают над этой невеселой проблемой, потом Дюваль одним махом допивает вино и морщится — он забыл об осадке на дне.
— Что ж, — говорит он, — давайте в самом деле укладываться, а то завтра рано вставать.
Они поднимаются из-за стола и с топотом уходят наверх. Я покидаю коридорчик и тоже направляюсь к себе. К подслушиванию я прибегла в надежде изобличить в чем-либо Дюваля. Вместо этого я убедилась в прямо противоположном. То, что он говорил в мое отсутствие, ничуть не противоречило тому, что он говорил при мне.
Хорошо, но почему со мной он обсуждал не все? Объяснение напрашивается только одно: монастырю этот человек действительно не доверяет. Я с трудом удерживаю разочарованный вздох. Окажись он явным изменником, насколько все было бы проще! Так и этак верчу каждое услышанное слово, доискиваюсь скрытого смысла, но ничего не нахожу.
На другое утро мы встаем затемно и пускаемся в путь еще до зари. Дюваль посылает Чудище и де Лорнэя вперед. Он тихо кипит из-за того, что я вынуждаю его ехать медленнее, но тут уж ничего не поделаешь.
От недавних дождей проселочные дороги размокли, и распутица задерживает нас еще больше. К наступлению сумерек становится ясно, что, несмотря на все усилия Дюваля, Геранда до темноты не достичь. Сдавшись наконец, он сворачивает с большака, и мы едем в Ла-Рош-Бернар.
Городок расположился на скалистом холме над рекой Вилэн. Его главная достопримечательность — новый замок, выстроенный семейством Джеффой после того, как их прежняя твердыня была до самого основания разрушена во время первой войны за престол.
В замке нас сразу ведут в большой зал. Стены завешаны яркими шпалерами, в камине ревет жаркий огонь. Я вижу полноватого русоволосого бородача и рядом с ним — изысканно одетую женщину. Она что-то говорит, и он буквально ловит каждое слово. В это время объявляют о нашем прибытии, и картина сразу меняется. Женщина отступает назад и скромно опускает глаза, тогда как вельможа — барон, надобно полагать? — торопится нам навстречу.
— Дюваль! Что за приятная неожиданность! — восклицает барон Джеффой, однако лицо выдает его: на самом деле он не очень-то рад. И даже более того. Вид у барона едва ли не испуганный, и я догадываюсь, что именно Дюваля ему сейчас хотелось бы видеть менее всего. А он продолжает: — Нынче нам необыкновенно везет на гостей, вхожих ко двору. У нас уже несколько дней живет госпожа Иверн.
Дюваль резко вскидывает голову, пристальный взгляд серых глаз останавливается на красавице.
— Ей слишком тяжко сейчас находиться при дворе… ну, вы же знаете, — понизив голос, добавляет Джеффой.
— Да, так она утверждает, — бормочет Дюваль, и я слышу в его голосе горькие и гневные нотки, которых до сих пор не замечала.
Я тоже смотрю на женщину у очага. Госпожа Иверн сидит опустив голову — ну просто воплощение благочестивой задумчивости. Точно в такой же позе я сиживала на скучных уроках в монастыре, когда меня уличали в шушуканье с Сибеллой или Аннит.
— Барон, позвольте вам представить мою кузину, девицу Рьенн!
Заслышав слово «кузина», Джеффой понимающе улыбается.
— Весьма польщен, — говорит он, и в его взгляде появляется нечто сальное. — Прошу, дорогая, чувствуй себя как дома. Ты с нами поужинаешь, Дюваль? Или вы так притомились в дороге, что предпочтете ужинать у себя?
Дюваль по-прежнему не сводит глаз с печальницы у камина.
— Нет, — говорит он. — Мы с удовольствием присоединимся к вам, а заодно и послушаем, что нового при дворе.
Я уверена, что мадам Иверн чувствует его взгляд. Почему она даже головы не поднимет?
Стоит мне об этом подумать, как она, словно услышав, именно это и делает. Внешне она само очарование, но ее враждебное отношение к Дювалю физически ощутимо.
— Отлично! — восклицает барон. — Сейчас кто-нибудь покажет ваши комнаты, чтобы вы могли освежиться! — И тянется к уху Дюваля: — Спорю на что угодно, вы с кузиной желали бы расположиться в смежных комнатах, mais oui?
И он подмигивает до того нагло, что у меня руки чешутся взяться за кинжал. Ни дать ни взять почувствовав это, Дюваль крепко берет меня за локоть и увлекает наверх.
Мне достается просторная комната, к тому же великолепно обставленная. Я с тоской оглядываю широкую кровать с пологом, воспользоваться которой мне предстоит лишь через несколько часов. Тяжко вздыхаю и, делать нечего, принимаюсь готовиться к вечернему застолью. Раздеваясь, я все думаю о неловкости, обуявшей барона при виде Дюваля, о явной враждебности госпожи Иверн… и о непроницаемой выдержке моего спутника. Чего доброго, нынче вечером мне предстоит узнать что-нибудь важное!
Ну или хоть позабавлюсь за ужином, разгадывая, что так рассорило Дюваля и госпожу Иверн. Интересно, в какой мере желание Дюваля трапезничать вместе с хозяином объясняется ее присутствием здесь? Я даже с другого конца большого зала рассмотрела, насколько красива эта женщина. Бледная кожа, волосы что золотые нити, а уж одета!.. И зачем я с таким усердием, достойным лучшего применения, удирала с уроков хороших манер и женского очарования?
Я смотрю на себя в зеркало из полированного серебра, висящее на стене. Мы с мадам Иверн — полные противоположности. Она похожа на драгоценный камень в изысканной оправе. Я — хмурая и серьезная; даже перед зеркалом стою, сдвинув брови. Заранее слышу, как захохочут барон и его жена, когда мое жалкое притворство будет разоблачено… Ну уж нет! Я ни под каким видом этого не допущу!
Разглаживаю складку между бровями, это делает меня чуть-чуть симпатичнее. И все равно — куда мне до Иверн!
Я обмакиваю льняное полотенце в теплую воду — та чуть заметно благоухает розовыми лепестками, это ли не роскошь! — и тщательно обтираюсь.
У меня с собой только одно платье, в котором не стыдно выйти к столу. Не хочется его надевать, я по нему отнюдь не соскучилась с того последнего раза, но куда денешься?
Прихотливую прическу, как у мадам Иверн, тоже не сделать, зато при мне та самая сеточка для волос, украшенная жемчугами. Я улыбаюсь. Все мои темные умения тоже при мне, а что есть у нее?
Как раз когда я заправляю последнюю упрямую прядь, раздается стук в дверь. Я открываю ее и вижу Дюваля, готового сопроводить «кузину» вниз. Он окидывает меня долгим внимательным взглядом — еще бы, ведь переодевание сильно изменило мой облик. Я, в свою очередь, рассматриваю его. Он тоже переоделся — сменил кожаный костюм для верховой езды на элегантный черный дублет, в вороте которого виднеется свежее белье. Уж не является ли черный его знаковым цветом? Дюваль все смотрит, и мне становится неуютно: в его взгляде мерещится пробудившийся мужской интерес.
— Не уверен, что позволил бы своей кузине выйти на люди в подобном наряде, — произносит он наконец.
Я напоминаю:
— Твоей кузине, господин мой, особо не из чего выбирать.
— Что ж, — говорит он отрешенно, — значит, судьба наша такая. — И протягивает руку: — Идем, нас уже ждут.
Чуть помедлив, я опасливо беру его под руку. Необходимость соблюдать все эти светские ритуалы ужасно бесит меня, и я не упускаю случая слегка помучить его.
— Кажется, мадам Иверн тебе не слишком обрадовалась, — замечаю я вполголоса. — Да и барон не в восторге.
Он фыркает. Кто бы мог ждать от него столь низменного проявления чувств в присутствии дамы!
— У нас с госпожой Иверн весьма разные взгляды очень и очень на многое. А вот от барона я подобного не ожидал! — Он смотрит на меня сверху вниз, в глазах возникают искорки смеха. — Ты же знаешь, кто она такая? Или нет?
Я готова проклясть свою неосведомленность. Это даже противнее, чем идти под ручку с Дювалем.
— Нет, — отвечаю я коротко. — Не знаю.
У Дюваля вырывается лающий смешок:
— Дорогая моя убивица, это же пассия покойного герцога!
Я так и ахаю:
— Французская шлюха?!
Его взгляд становится пристальным:
— Почему ты ее так называешь?
Я пожимаю плечами, глядя вперед, где уже виден большой зал. Теперь, когда я знаю, кто такая мадам Иверн, меня снедает непотребное любопытство.
— Так называли ее сестры в монастыре, — говорю я Дювалю.
Повисает пауза. Его глаза уже не смеются.
— Вот так, значит, — говорит он. — Для полноты картины добавлю, что я сын французской шлюхи.
У меня под ногами как будто разверзлась бездонная пропасть. Слова Дюваля гудят в голове, словно удары тяжкого колокола. Так он один из бастардов герцога! Единокровный брат герцогини!
