Книга: Когда придет дождь
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

Глава 20

– Карл, ты что делаешь?
В проеме двери стоит мама. У нее измятое, красное лицо. Она босая и в старой футболке.
Роб смотрит на нее.
«Мамочка пожаловала».
Мама его не видит и не слышит. Но может, чувствует его присутствие? Она вздрагивает, обхватывает плечи.
– Какая холодина. Карл, не валяй дурака. Идем в дом. Ты же весь промок.
Я наклоняю голову. Спортивные штаны хоть выкручивай. Дождь хлещет по голой груди.
Мама сбегает с крыльца, берет меня за локоть. Я пячусь, глядя на Роба. Слышу его шепот: «Ты и я. Ты и…»
Мама втаскивает меня в дом, хватает полотенце и бесцеремонно вытирает мои волосы. Второе полотенце обматывает вокруг моих плеч. Фигура Роба меркнет. Его голос еще звучит, но все слабее.
«Ты и я…»
Он исчезает под шквалом маминых вопросов.
– Зачем ты шлялся по двору? И чего тебя понесло в эту гребаную школу? Карл, что с тобой происходит?
Она не дает мне времени на ответ. Это хорошо. Мне не до разговоров.
Потом она умолкает. Стоит с полотенцем в руках и смотрит на меня. Глаза у нее красные от выпивки, да и на ногах держится нетвердо. Но вопросы задает совершенно здравые. Она хочет услышать объяснения.
– Что происходит?
– Ничего. Мам, ничего не случилось.
– Не делай из меня дуру. Что на тебя сегодня нашло? Как угораздило руку на мать поднять? А потом струсил и сбежал?
– Мама, это случайно вышло. Недоразумение. Прости меня. Я думал, это не ты…
– А кто? Дебс? Считаешь, тебе позволено бить свою тетку? Чем она тебя обидела?
– Я не про нее. Я подумал, это был…
– Мало того, что ты дома натворил, тебя еще понесло школу поджигать. Карл, что все это значит? Я надеялась, случившееся тебя хоть чему-то научит. Думала, наконец-то ты поймешь, что нельзя себя вести как… как головорез. А ты так ничему и не научился. Ни-че-му!
Она кричит, срывается на визг. Вот и тетка проснулась.
– Керр, ты что кричишь? Что-то случилось?
– Все нормально, Дебс. Спи.
– Долго она собирается торчать у нас? – спрашиваю я.
– Она? Между прочим, это моя сестра, и гостить может столько, сколько захочет. Она приехала, чтобы мне помочь. Мне не справиться одной. Я не знаю, как дотяну до похорон. От нее помощь, а от тебя, Карл, никакой. Я всего-то прошу не мотать мне нервы.
– Прости. Прости. Прости. Прости…
– Ты только бросаешься словами. Сегодня ты меня так подвел. Мне перед Дебс стыдно. Карл, я очень тебя прошу подумать над моими словами. Так дальше продолжаться не может.
Мама тащится в кухню. Я пользуюсь моментом, чтобы удрать наверх. Плотно закрываю дверь, но мне все равно слышно, как поскрипывают ступеньки под мамиными ногами. Стаскиваю мокрые спортивные штаны. Мама и Дебби разбирают меня по косточкам. Забираюсь в спальный мешок и пытаюсь отстраниться от их голосов, превратить их разговор в обычный шум. Но я слышу не только мать и тетку. Появляется третий голос. Совсем тихий.
Выпивка сделала свое дело. Галдеж за стенкой все тише. Паузы между ответами удлиняются. Вскоре до меня доносится парный храп.
А шепот остается. Третий голос. Я напрягаю слух, улавливаю тон, ритм, особенности голоса.
«Ты и я, Карл. Ты и я…»
Сажусь и ощупью ищу выключатель. Зажигаю свет и тут же прикрываю ладонью глаза, давая им привыкнуть. Свет проникает во все уголки захламленной комнаты. От него не спрячешься. Смотреть здесь не на что, не считая двух матрасов со спальными мешками, вороха нестираной одежды, двух удочек и сырого пятна в углу. Однако теперь это не просто пятно. Оно соединяет пространство между матрасами. Тянется к моей половине комнаты. Его рваные края ползут вперед, вытягиваясь и стремясь что-то схватить. Я прикладываю руку к стене в полуметре от мокрого пятна. Тоже сырая, холодная и липкая.
«Убей эту суку».
Он здесь. В комнате. Он никогда не отстанет от меня.
Куда бы я ни отправился, чем бы ни занялся, он будет рядом.
Сую руку в мокрые джинсы на полу. Пальцы находят клочки разорванной фотографии. Вытаскиваю их. С ладони на меня смотрит глаз. Темно-карий. Он искрится светом. Нейша. Моя Нейша. Вспоминаю о других снимках; тех, что у него в телефоне.
Ползу по полу, вытаскиваю из кармана куртки мобильник. Включаю, листаю меню, добираюсь до галереи и самих снимков. Сейчас я не смотрю на ее тело, только на лицо. На боль в глазах.
«Он меня бил».
Решаю удалить все снимки. Вызываю нужный пункт меню. «Вы уверены, что хотите это удалить?» Да. И так, пока все фото не исчезают из памяти телефона. Тогда я возвращаю его в карман.
Я бы никогда ее не ударил и никому не позволил бы подобного. Но я поступил еще хуже: нагородил вранья, поддался ревности и совершенно детскому чувству обиды. Я разозлил брата, и он взорвался. Подобные стычки происходили у нас постоянно, и эта окончилась как обычно: мне досталось от Роба. Я и подумать не мог… я даже не представлял…
Это надо прекращать. Но как мне его остановить?
Комната пропиталась им. Она заражена им, и я тоже. Он вползает мне в голову. Как червяк. Он и есть червь в моих мозгах.
Может, его притягивает место? Надо убраться отсюда. Но он здесь не останется, последует за мной. Я ношу его в себе. Это я тащу его в парк, на улицу, в школу.
Я… ношу… его… в себе.
Теперь я знаю, как поступить. Отец Нейши отчасти прав, но ядовит не город, а я. Нужно убраться из города, из дома, и забрать Роба с собой, чтобы он не дотянулся до Нейши.
Бежать. Немедленно. Найти место, где я никому не причиню зла, ничего не разрушу и ни во что не вляпаюсь. Попробовать начать жизнь заново. Только я и моя тень. Я и он… навсегда.
«Ты не можешь свалить. Я тебя не отпущу».
Он по-прежнему здесь. Он знает о моих планах. Естественно, знает. Я отскакиваю от стены и выпрямляюсь во весь рост.
«Я сказал, что прикончу тебя, и я это сделаю».
Оглядываю комнату и решаю, что́ из вещей возьму с собой. Надеваю трусы, носки, джинсы. Нахожу еще одну футболку, добавляю к ней две пары трусов. Все это умещается в кармане куртки. Там есть место и для моей книги. Единственная вещь, которая действительно моя. Больше у меня ничего нет. Никаких безделушек и сувениров. Я хочу все оставить за спиной. Все, кроме порванного снимка. Фотографии моей девушки.
Нейша.
Могу ли я бросить ее и уехать? Увижу ли я ее когда-нибудь снова? Не раньше чем найду способ навсегда избавиться от Роба. Может, тогда и вернусь.
Я могу позвонить ей завтра, когда буду далеко отсюда. Попробую все объяснить. Она обязательно поймет. Возможно, даже согласится меня ждать.
Не уверен. Зато знаю точно другое: бегство из города – единственное верное решение.
Поднимается ветер. Он скулит и ударяет в угол дома, но стука дождя я не слышу. А мне сейчас нужен дождь. Нужно, чтобы он лил на волосы и кожу, чтобы я снова промок. Мокрый, я утащу с собой Роба.
Смотрю в щель между шторами и думаю. У меня нет ни грусти, ни сожаления. Я принял правильное решение.
И как по заказу, в стекло ударяет крупная капля. Вот и дождь. Пора уходить. Я подпоясываю куртку, останавливаюсь на пороге и окидываю взглядом комнату. Пятно на стене превращается в темную, сырую пещеру. Если останусь, задохнусь. Пора уходить.
Храп в маминой комнате стих, слышно лишь сопение. Интересно, скоро ли она поймет, что я уехал? Она очень расстроится, если я не приду на похороны. Пожалуй, надо оставить записку, иначе мама поднимет шум и начнет меня искать. Возвращаюсь, нахожу старый учебник. Последняя страница чистая. Вырываю ее. Затем роюсь в поисках ручки или карандаша.

 

Дорогая мама.

 

Другого обращения на ум не приходит. Пятнадцать лет мы прожили вместе, но я не уверен, что она для меня дорогая.

 

прости но я должен уехать. так будет лучше. поверь мне. не ищи меня. всем будет лучше если ты меня не найдешь.

 

Большего я написать не могу. Даже не могу заставить себя приписать обычное «с любовью» и просто ставлю свое имя: Карл Адамс. Зачем я написал фамилию? Глупость какая-то. Хочу порвать записку и написать новую, но еще сильнее мне хочется побыстрее отсюда убраться. Действительно пора уходить.
На цыпочках спускаюсь и кладу записку на кухонный стол.
Открываю входную дверь и выхожу. Потом медленно, очень медленно закрываю дверь. Замок негромко щелкает, и я свободен.
В лицо ударяет порыв холодного, влажного ветра. Черт! Я окочурюсь без шапки, но не возвращаться же за ней. Раз не подумал, иди с голой головой. Дождь хлещет по волосам, нашептывая, чтобы я остался. И тут во дворе появляется Роб.
Я пускаюсь бежать.
«Уносишь ноги?»
Трусцой несусь по проходу, затем вниз по ступеням. Оборачиваюсь: не перемахнул ли он через бетонные перила. Нет. За спиной никого. Он впереди. Смотрит на меня. Ждет.
«Ты всегда был трусом, братишка».
Он прав: я всегда был трусом. Потому и случилась беда. У меня не хватало смелости противостоять Робу. Но теперь я изменился. Я должен быть сильным. Ради Нейши.
Я не останавливаюсь. Заворачиваю за угол, иду к лугу. Ветер ударяет в лицо, принося с собой дождь. Я уже замерз. У меня саднит грудь. Я втягиваю в себя штормовой ветер и ни о чем не жалею. Несусь на волне уверенности. Я придумал план, и он удается. Впервые за долгое время я хозяин положения.
Успев продрогнуть и промокнуть, я держу путь к городской окраине. Туда, где железная дорога и фабрика. За ней начинаются поля. Роб тащится следом. Я в этом не сомневался.
В одном месте идти приходится совсем недалеко от дома Нейши. Но я не перехожу мост и не сворачиваю на ее улицу. Иду вдоль берега реки. Даже в темноте вижу, что воды в ней прибавилось. Это из-за дождей, льющих дни напролет. Течение у реки сильное и быстрое. Еще несколько сантиметров, и она достигнет уровня берега. Река блестит в свете уличных фонарей, похожая на большую, толстую змею.
Увидев, что я не свернул к дому Нейши, Роб нервничает. Его прозрачная фигура следует за мной по тротуару, размахивая руками и выкрикивая проклятия.
Нас настигает очередной порыв ветра. Он штопором закручивает охапки листьев и кружит их в безумном танце. Дождь усиливается.
Вокруг никого. Кому захочется вылезать из дома в такую погоду? Мимо проезжают две или три машины. В мокром асфальте отражаются огни светофоров. Разноцветные полосы кажутся нарисованными.
«Ты не посмеешь, трус!»
Его голос грохочет у меня в ушах и в голове, ударяет в лицо. Роб снова передо мной. Я бегу к нему не останавливаясь, приготовившись к столкновению. В последнюю минуту не выдерживаю и закрываю глаза. Когда открываю их снова, Роб стоит впереди, на мосту через объездную дорогу.
Бегу к нему. Здесь я целиком во власти ветра, он набрасывается на меня отовсюду, толкая в грудь и в спину. Внизу проносится автомобиль и быстро исчезает. Полоса белого света впереди, полоса красного света сзади. Я бы мог спуститься на набережную, остановить какую-нибудь машину и попросить меня подвезти. Нет, нельзя. Если хочу исчезнуть, меня не должны видеть.
Сзади приближается грузовик, въезжает на мост, забрызгав мне ноги. У него большие колеса. Кабина водителя высоко, и он вряд ли меня заметил. Хватаюсь за перила моста, и тут меня осеняет.
Грузовики. Они постоянно ездят на фабрику и с фабрики. Круглосуточно. Ежедневно.
Мне нужно найти грузовик и незаметно влезть в кузов. На фабрике есть охрана, но в такую дрянную погоду она предпочитает сидеть в теплой сторожке и распивать чай.
Подхожу к фабричным воротам. Открыто, как всегда. Я прячусь за кирпичным воротным столбом и разглядываю территорию. Само здание фабрики находится не у ворот, а на некотором расстоянии. К нему ведет дорога, обсаженная деревьями. Между ними светят фонари, но их света хватает лишь на ближайшие метры по обе стороны дороги. Вылезаю из-за укрытия и иду вдоль забора вправо.
Дождь хлещет во всю мощь. Ветер дует в лицо. Каждый шаг дается с трудом. Неожиданно ветер меняет направление и ударяет сбоку, вдавливая меня в забор. Раздается громкий треск, и в паре метров от меня падает большая ветка.
«Я не позволю тебе слинять. Я убью тебя».
Мелькает безумная мысль: природа на его стороне. Возможно даже, Роб управляет стихией. Ветер и дождь пытаются мне помешать. Отталкиваюсь от забора, перелезаю через ветку и снова пускаюсь бежать. Теперь на меня набрасывается холод. Ноги слабеют. Руки дубеют. Я не чувствую пальцев.
Добираюсь до здания фабрики. Возможно, у них по периметру поставлены телекамеры, но у меня нет времени проверять. В голове бьется только одна мысль: найти машину и уехать. Прохожу между корпусами, попадаю на задний двор. Там стоят целых три грузовика. Рядом никого. Пробираюсь к ним и соображаю, как попасть внутрь. Два – фургоны, дверцы заперты. У третьего обычный кузов, затянутый брезентом. Брезент держится на веревочных стяжках. Замечаю, что одна просела. Ее пряжка возле днища. Залезть несложно, но вначале нужно отпустить веревку, чтобы в брезенте появилась щель. Пальцы не гнутся. Дую на них, согревая дыханием, и пробую снова. Один узел поддается. В кровь обдираю большой и указательный палец, но ослабляю веревку. Теперь можно лезть.
Подтягиваюсь, хватаюсь за доски кузова и пролезаю под брезент. Там сухо. Только в том месте, откуда я забрался, мокро от струй дождя. Устраиваюсь на лужице. Нельзя высыхать, иначе не утащу Роба с собой. Оглядываюсь на него. Он сидит съежившись, подтянув колени к подбородку. Смотрит на меня, и я чувствую, как в нем бурлит ненависть. Голову пронзает холодная боль. Это плата за намерение увезти его отсюда.
«Игра еще не кончена».
Дышу, стараясь превозмочь боль. Слушаю ветер, бьющийся о брезент. Нет, Роб. Теперь моя взяла. Грузовик покачивается и скрипит. Совсем как корабль у причала. Стихия совсем взбесилась. Впереди долгая ночь.
Ночь вдвоем с братом, который вонзает мне незримые сосульки в голову. Который прикован ко мне лужей, что растеклась подо мной. На фабричном дворе по-прежнему никого. Вряд ли мы тронемся в путь раньше утра. Мне остается ждать. Я пережил все каверзы, подстроенные Робом. Выдержу и это ожидание. Мы уедем. Пока что все идет по плану.
Сажусь и надеваю вторую футболку. Джинсы достаточно мокрые. Футболка тоже скоро намокнет. Все это будет держать Роба на привязи. Расстегиваю пояс на куртке и делаю из нее подушку. Ложусь на бок, сворачиваюсь калачиком и подношу ладони к лицу, чтобы греть их дыханием.
Опять смотрю на Роба. Он сидит скрючившись. Молчит. Впервые за все эти дни меня не пугает его присутствие. Мы опять вдвоем, как раньше. Однако теперь поменялись ролями.
Закрываю глаза. Буря снаружи утихает. Шум ветра становится даже приятным. Он меня убаюкивает, и вскоре я засыпаю.
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21