— Есть какие-нибудь перемены в поведении?

— Она стала вставать с постели.

— А дальше?

Их разговор происходил на одном из верхних этажей стеклянного замка, в коридоре, залитом солнцем. Обычно улыбчивый, Ресс был мрачен.

— А дальше она садится возле огня и сидит. Так было и вчера. Просидела до заката, глядя на огонь. Потом вернулась в постель.

— И по-прежнему не говорит?

Ресс покачал головой, затем помолчал, дожидаясь, пока мимо не пройдет придворный.

— Я передаю слова Фалипы: сидит и смотрит на огонь. Говорить не желает. К еде почти не притрагивается.

Ресс с беспокойством поглядывал на пострадавшую щеку командира. Две борозды от ногтей Селены почти зажили, третья была близка к этому, зато четвертая оказалась на удивление глубокой и только недавно начала затягиваться. Возможно, останется шрам. Шаол решил, что вполне его заслужил.

— Возможно, я перехожу рамки дозволенного… — начал Ресс.

— Тогда помолчи! — огрызнулся Шаол.

Он догадывался, какие слова услышит от караульного. То же говорила ему Фалипа и другие, награждая его сочувственными взглядами. «Вам стоило бы поговорить с ней».

Удивительно, как быстро в замке узнали, что Селена пыталась его убить. И о глубокой пропасти, возникшей между ними, все тоже почему-то знали. Откуда? Селена все эти дни молчала. Фалипа — не из болтливых, да и его гвардейцы языками чесать не станут. Наверное, его чувства к Селене были написаны у него на лице. Пожалуй, его даже жалели… Шаол едва сдержался, чтобы не дотронуться до покалеченной щеки.

— Охрану возле ее двери и ближайших окон не снимать, — приказал он Рессу.

Шаола ждало очередное собрание, где придворные опять будут кричать о недопущении эйлуэйских мятежей, которые могли вспыхнуть после убийства принцессы.

— Если она выйдет, не препятствуйте. Только постарайтесь немного задержать.

Ресс понял: задержать настолько, чтобы ему стало об этом известно. Если кто и заговорит с ней (о Нехемии или о чем-либо другом), это Шаол. А пока он будет держаться в стороне, чего бы это ему ни стоило. Невозможность видеть Селену и говорить с ней были для капитана худшей из пыток. Слишком тесно его жизнь переплелась с жизнью Селены, начиная от бега по утрам до совместных обедов и поцелуев украдкой (их любимое развлечение в коридорах). Без нее жизнь Шаола стала пустой. Но он и сейчас не представлял, как посмотрит Селене в глаза и заговорит с ней.

«Отныне ты — мой враг».

Это не было словами, брошенными сгоряча.

— Будет исполнено, — отчеканил Ресс.

Молодой караульный отсалютовал, а Шаол поспешил на очередное собрание. Их сегодня будет еще предостаточно. Советники и придворные яростно спорили о том, какую линию действий должно избрать Адарланское королевство в ответ на убийство Нехемии. Шаол не хотел признаваться даже себе, но у него, помимо непрекращающейся скорби Селены, появился и другой повод для беспокойства.

Король созвал в Рафтхол всех правителей южных земель… в том числе и отца Шаола.

Обычно Дорин не возражал против охраны его королевского высочества. Но ему очень не нравилось днем и ночью находиться под бдительными взорами гвардейцев Шаола. Вид у тех был такой, словно наследного принца на каждом шагу подстерегала опасность. Убийство Нехемии показало, что замок более не является неприступной крепостью. Королева и Холлин сидели взаперти в своих покоях. Большинство знати делали то же самое. Многие поторопились уехать из Рафтхола.

Рулан остался. Мать Рулана покинула замок на следующее же утро, едва узнав об убийстве принцессы. А вот двоюродный брат не уехал, объяснив матери, что сейчас Дорин, как никогда, нуждается в его поддержке. Так оно и было. На нескончаемых собраниях и заседаниях (а они становились все многолюднее за счет прибывающих правителей с юга) Рулан безоговорочно поддерживал точку зрения принца и соглашался со всеми его замечаниями. Оба противились отправке в Эйлуэ дополнительного числа солдат «на случай мятежа». Рулан поддержал предложение Дорина, чтобы Адарланское королевство официально извинилось перед семьей Нехемии.

Услышав такое предложение, король накричал на сына, однако Дорин от себя написал родителям принцессы, выразив им свое глубочайшее соболезнование. Раньше бы он не отважился на такое. Но сейчас его не пугал отцовский гнев.

Ему давно пора иметь собственную позицию и не бояться ее отстаивать. Дорин думал об этом, сидя у себя и просматривая бумаги. Завтра состоится встреча с правителями южных земель. Принц морщился, читая длинные, витиеватые и совершенно бессмысленные фразы. До сих пор он старался любым способом избегать конфронтации с отцом. Пора менять это положение. Кем он будет в собственных глазах, если продолжит слепо подчиняться отцовской воле?

«Дальновидным человеком», — ответила часть его существа, сверкая холодной, древней силой.

Хорошо еще, что четверо его телохранителей не торчали у него в покоях. Башня, в которой он жил, была довольно высокой. К балкону по отвесной стеклянной стене не доберешься. В башню вела только одна лестница, которую легко охранять. Впрочем, при иных обстоятельствах все это делало жилище принца идеальной клеткой.

Дорин вертел в руках стеклянное перо. Тогда, в спальне убитой принцессы, он вовсе не собирался перехватывать руку Селены. Он просто сознавал, что дорогая ему женщина может вот-вот убить друга его детства. Беспричинно, из-за недопонимания. Он находился достаточно далеко и не дотянулся бы до Селены. И вдруг из него вылезло нечто похожее на призрачную руку, которая и сомкнулась вокруг ее запястья. Но Дорин чувствовал кожу Селены, покрытую запекшейся кровавой коркой.

Все его действия происходили на каком-то инстинктивном уровне, порожденные отчаянием и желанием помочь.

Какой бы ни была эта сила, он должен научиться ею управлять. Если научится — сможет держать ее в узде и не давать ей заявлять о себе в неподходящее время. Сколько раз во время дурацких собраний принц чувствовал бурление этой силы, готовой вот-вот прорваться наружу.

Дорин набрал в грудь побольше воздуха, сосредоточился на стеклянном пере, желая, чтобы оно передвинулось. Если он сумел остановить руку Селены, если в библиотеке вызвал настоящий «книгопад», ему ничего не стоит заставить легкое перо передвинуться.

Перо не шелохнулось.

Дорин смотрел на перо, пока у него не зарябило в глазах. Застонав, принц откинулся на спинку кресло и прикрыл глаза руками.

Может, он просто сошел с ума и напридумал себе невесть что?

Нехемия однажды пообещала ему помочь. «Когда настанет время». Время настало… вот только Нехемии больше нет.

Неужели убийца принцессы убил и его надежду найти ответы?

Селена согласилась встать с кровати только из-за сетований Фалипы. Служанка жаловалась, что давно пора сменить постельное белье. Конечно, можно было бы прогнать Фалипу. Потом Селена вспомнила, кто делил с нею постель, и даже обрадовалась замене простыней и наволочек. Пусть не останется никаких следов его присутствия.

Солнце село. По мере того как за окнами темнело, угли, мерцающие в камине, становились все ярче.

Как странно текло время. Иные дни мелькали, словно час, а то вдруг час тянулся, будто целая жизнь. Вчера ей захотелось вымыться самой и вымыть голову. Фалипа стояла в купальной, следя, как бы Селена не утопилась.

Она водила пальцем по подлокотнику кресла. У нее не было намерений сводить счеты с жизнью. Она еще не сделала всего, что надо.

За все дни, проведенные в молчании и во сне, она подспудно продолжала думать об убийстве Нехемии и поняла: убийца принцессы явился извне.

Возможно, его нанял тот, кто угрожал Нехемии. Возможно, и нет. Но это никак не было связано с королем.

Ногти Селены впились в полированное дерево подлокотника. Это не был кто-то из ассасинов Аробинна. Почерк другой. И потом, люди Аробинна не склонны к излишним жестокостям. Селена мысленно вернулась в спальню Нехемии, вспоминая все до мелочей, что увидела, вбежав туда.

Она знала, кто способен на такое чудовищное убийство!

Могила.

Она успела достаточно изучить этого ассасина, пока они готовились к состязаниям за титул королевского защитника. Она слышала о его пристрастии к издевательствам над телами своих жертв.

Могила хорошо знал замок. Возможно, даже лучше, чем она. И еще он знал, кого убивает и над чьим телом издевается. Более того, он знал, как убийство Нехемии отзовется на Селене.

Внутри ее вспыхнуло знакомое темное пламя, распространившись по всему телу. Это пламя тянуло ее в бездонную пропасть.

Селена Сардотин встала с кресла.