35

Зима выдалась долгой и холодной, но объединенные войска Диреции, Платадуры и Коннека не ощутили этого на себе. Им почти не пришлось ничего делать — разве что сидеть в тепле и знакомиться с кальзирцами. В сражениях они не участвовали.

Брат Свечка не чувствовал себя на войне. Вместе со свитой короля Питера он жил в замке Аль-Ниджиси, стоявшем на вершине, откуда в ясный день открывался вид на далекие холмы, где раскинулся Аль-Хазен. Питер не собирался ближе подступать к городу. Прамане уже не могли внушить страх противостоящим им силам.

Монах понимал короля. Тот утроил свои земли, ровным счетом ничего не потеряв, а теперь налаживал отношения с иноземными дворянами и людьми вроде самого Свечки, епископа Лекро, Микаэля Кархарта и Тембера Ремака. Поскольку королевской армии не грозила опасность, многие любопытные из Диреции и Коннека отваживались пересечь зимнее море и заглянуть в Кальзир. Герцог Тормонд с сестрой целый месяц гостили на Шиппене: Изабет провела счастливые дни с мужем, а старый герцог посмотрел на большой мир и поближе познакомился с теми, кто должен был поддержать его в грядущие темные времена. Тормонд поразился тому, как возмужал граф Реймон Гарит.

— К весне мы будем уже дома, — говорил епископ Лекро. — Войне конец. Осталось только дождаться, когда прамане это поймут и сложат оружие.

Если только им на помощь не придут Люсидия с Дринджером.

Брат Свечка сомневался, что прамане ринутся отвоевывать обратно кальзирские земли. Ведь король Питер со своей Реконкистой завоевывал гораздо более богатые и гораздо менее унылые маленькие королевства в Диреции, а Обитель Мира никак на это не реагировала.

Монах как раз неторопливо завтракал, когда мимо проходил Лекро.

— Похоже, наше ничегонеделание закончилось, — сказал епископ. — Наконец-то в Кальзире что-то происходит.

Голос у священника был такой, что брат Свечка немедля отправился посмотреть, в чем дело.

Пришлось хорошенько поработать локтями — может, и не самое подобающее занятие для совершенного, но на смотровой площадке столпились уже все обитатели замка, которых тоже одолевало любопытство. Приглядевшись, монах увидел вдалеке взмывающий над пожарищем огромный столб черного дыма. Только вот… похож он был даже не на дым, а на сгустившуюся грозу.

— Что это?

— Ночь обезумела и пытается пожрать самое себя. Когда огонь еще не разгорелся, это выглядело даже грандиознее.

Король Питер, граф Реймон и другие военачальники заперлись в высокой башне и с жаром обсуждали происходящее.

Монах почувствовал, что перед ним дурное знамение. Мир вот-вот должен был снова поменяться. И скорее всего, к худшему.

Питер и его подручные послали гонцов выяснить, что происходит, а еще предупредить гарнизоны в разных крепостях о надвигающейся неизвестной беде. Пока никто из вставших лагерем на востоке союзников не спешил слать им вести.

Монах не очень хорошо ощущал присутствие Орудий Ночи, но люди более чувствительные, вроде Микаэля Кархарта, объяснили, что с полей Кальзира начисто исчезли все мелкие духи — их притянули силы, свирепствовавшие сейчас в Аль-Хазене. Никто не знал, что представляют из себя кальзирские волшебники и какая тьма стоит за Граальским императором, но в войсках патриарха точно присутствовали многочисленные члены коллегии.

Время шло. Брат Свечка буквально чувствовал, как покрывается льдом его мир — мир тех, чьи взгляды отличались от взглядов алчущих власти.

— Я чувствую, как на Коннек надвигаются льды, — сказал он Микаэлю Кархарту и Темберу Ремаку.

Они понимали: скоро жизнь станет намного тяжелее для мейсалян, язычников, дэвов, дейншокинов, терлиагских праман и даже тех епископальных чалдарян, кто осмеливался поддерживать вискесментского патриарха.

Но ни один из них не обладал настолько мрачным и унылым воображением, чтобы представить себе все возможные ужасы грядущего.