10
Каурен, Коннек
В Коннеке из уст в уста передавали новости: собор совершенных постановил, что мейсаляне должны воспротивиться, если зло перейдет в наступление. Пусть себе епископ Антье обличает ересь в своем храме или строит козни в загородном поместье, но если его люди нападут на мейсалян, те не станут подставлять другую щеку.
Хотя брат Свечка считал, что многие непременно подставят. Среди ищущих свет не было воинственных и жестоких, они мечтали о мире, где нет места алчности, ненависти и всем тем непотребствам, которые человек свершает с себе подобными.
Свечка был против любых уступок гибельному влиянию плоти, но с волей собора не мог поспорить. Господь всех рассудит. Как бы то ни было, незваные гости из Брота чаще всего преследовали в Коннеке даже не мейсалян, а сторонников своей же церкви.
Епископ Серифс ничего не предпринял с самого покушения на жизнь бротского посланца, хотя патриарх без устали требовал искоренить ересь.
Посланец шел на поправку, но очень медленно.
В Антье все было спокойно. Граф Реймон Гарит гостил в Каурене у герцога Тормонда — тот удерживал его подле себя, чтобы вспыльчивый юноша не вытворил какую-нибудь глупость и не вызвал тем самым гнев церкви.
Ясным утром брат Свечка шел по оживленным улицам Каурена. Последний раз он был здесь двадцать лет назад. Он шел один, без свиты или спутников, но прохожие выказывали ему почет и уважение гораздо большие, нежели те, которых удостаивался когда-то Шард анде Клэрс.
Ему улыбались и кланялись и епископальные чалдаряне, и мейсаляне. Некоторые даже приветствовали монаха на старинный имперский манер. Коннектенцы, вне зависимости от вероисповедания, уважали тех, кто сумел сделаться совершенным. Даже дэвы и дейншокины, которые встречались во всех крупных городах Коннека, и те почитали святых.
Старый замок Метрелье стоял на высоком холме в излучине широкой реки Верс, которая лениво и неторопливо несла вдаль свои коричневые воды. С незапамятных времен здесь располагалась резиденция правивших Коннеком герцогов. Нынешнюю крепость выстроили четыре века назад из известняка, добытого в местных каменоломнях. Возводили ее прямо на фундаменте древнебротской твердыни, которую растащили на камни за два века, последовавшие за развалом Древней Бротской Империи.
Непогода оставила на грязных стенах из рыхлого известняка свой след. «Вряд ли замок продержится еще сто лет», — подумал брат Свечка.
Стены Метрелье словно отражали характер его обитателя. Во всяком случае, так говорили в Каурене. В народе герцога прозвали Великим Недотепой.
Тормонд IV никогда не совершал ничего грандиозного.
Но именно за это Тормонда IV и любили в Коннеке.
Герцог не лез ни в чьи дела, а коннектенцам весьма нравилось в правителях это качество.
Начало своеобразной традиции положили еще отец и дед Тормонда. Хотя дед (его тоже звали Тормонд, Тормонд III) в юности и отправился в священный поход. Его собственный дед был одним из основателей Кагьюра и Гровса — государств, заложенных в отвоеванных чалдарянами землях. Они до сих пор существовали, к радости нынешних патриархов, хоть и значительно уменьшились по милости Индалы аль-Суля Халаладина. Правили там князья, назначенные Братством Войны.
Брат Свечка поднялся к замковому барбикану. Охраняли Метрелье лишь двое сонных, грузных и далеко не молодых стражников, которые, сидя возле подъемной решетки, лениво наблюдали за редкими путниками. Эту решетку им вряд ли удалось бы опустить даже в случае большой нужды.
На памяти старожилов ворота в крепость Метрелье никогда не закрывались.
Но сегодня в городе царил страх. Жители Каурена чувствовали, что близится конец векового мира и процветания. Всех волновало недавнее неудачное покушение на жизнь антипатриарха Непорочного II.
Говорили, что браунскнехтам удалось благодаря невероятной удаче и милости господней одолеть коварных убийц. Еще говорили о чуде и божественном вмешательстве.
Разумеется, в покушении подозревали Безупречного V, а он, само собой, ничего такого не собирался признавать.
Стражники спросили у Свечки, что ему нужно в замке.
— Я брат Свечка. Герцог…
— А, господин хороший, запаздываете. Нашенский-то вас заждался уже. — Толстяк разговаривал на западном диалекте — наверное, был родом откуда-нибудь из-за реки Пейм, что в Трамейне. — Идем, господин хороший.
— Как ты оказался в Каурене? — спросил монах.
— Так ведь в Каурене-то я и дотумкал: все, хватит с меня — не хочу больше приключений. — («Искателями приключений» в этих краях обычно вежливо именовали наемников.) — А надо бы лет на двадцать пораньше спохватиться. У герцога нашего служить хорошо.
— Я слыхал.
Напоследок страж испросил у брата благословения.
Патриарх прав: мейсаляне повсюду.
Свечка шел по пыльным залам, где не убирались уже добрых полвека.
У Тормонда были несколько необычные взгляды на жизнь.
Тощему герцогу едва перевалило за пятьдесят, седая шевелюра его лысела. В юности он слыл тщеславным красавцем, но после смерти жены Артезии перестал обращать внимание на собственную внешность. Герцогиня умерла четыре года назад во время родов. Ей было сорок четыре года. Обезображенный ребенок появился на свет мертвым. Те жители Коннека, которые любили по-своему толковать волю божью, конечно же, имели свое мнение на сей счет. Тормонд их презирал.
Герцог ужасно постарел. В его серых глазах застыло затравленное выражение.
— Шард анде Клэрс, — поприветствовал он монаха, отойдя от группки дворян.
— Ваша светлость, теперь я зовусь брат Свечка.
— Правду, значит, говорят: вы пьете кровь девственниц. Ты не постарел и на год.
— Вы мне льстите, ваша светлость. Косточки у меня как у восьмидесятилетнего старика. Суставы чуть что — скрипят. Увы, лучшие мои годы позади.
— А я вот, — продолжал, не слушая его, герцог, — состарился за нас обоих. Я так устал, Шард. С самого дня смерти Артезии каждое утро просыпаюсь в тоске. Мирская суета утомила меня.
Если бы речь шла о ком-нибудь другом, брат Свечка точно обратил бы Тормонда на путь ищущих свет, и тот обрел бы покой. Но то был герцог Коннека, любимый своими подданными. Герцог, чей единственный наследник родился мертвым. Скорее всего, его преемником станет Реймон Гарит, граф Антье. Граф водил дружбу с ищущими свет, но был еще молод и горяч — ему едва минуло двадцать. Юноша предавался несбыточным мечтам о независимом Коннеке, процветающем под защитой короля Питера Навайского.
— Отправьте посыльного во Флемонт, — посоветовал Свечка. — Тамошние монахини приготовят вам травяной настой, и уже через три месяца к вам вернется юношеский задор.
— Твоя жена сейчас там?
— Да, именно там. Она приняла послушание.
— Хорошо, так и сделаю. Ты явился в совершенно идеальный момент. Видимо, поэтому вас и называют совершенными. — Чувство юмора еще не совсем покинуло Тормонда. — Здесь моя сестра, — кивнул герцог на собравшихся в стороне дворян, с которыми разговаривал перед приходом монаха.
Возле окна стояла красивая женщина лет тридцати с небольшим.
— Простите мои поспешные слова, ваша светлость, но ваша сестра стала настоящей красавицей.
Изабет была на двадцать один год младше Тормонда и походила скорее на его дочь, чем на сестру.
— Я не знал, что она гостит у вас.
— Это неофициальный визит. Она должна сейчас быть в Оранье и управлять страной, пока король Питер осаждает Камаргару. Пожалуйста, не говори никому, что видел ее здесь.
— Конечно. Если такова ваша воля.
— Да. Пойдем, нам надо многое обсудить.
Вместе с герцогом монах подошел к столу, за который только что уселись королева Навайская и шестеро ее собеседников. Среди них были дейншо и двое дэвов — один, судя по наряду, прибыл вместе с Изабет из Диреции, а другой, Микаэль Кархарт, был видным богословом и старейшиной дэвов в Каурене.
Еще там сидели двое церковников и какой-то мужчина, очень похожий на солдата. Их брат Свечка не знал.
Монах и герцог присоединились к остальным, усевшись в два последних свободных кресла.
— Вижу, я прибыл последним, — сказал Свечка. — Для чего же созвано столь почетное общество?
— Мы получили послание от патриарха, — отозвался Тормонд. — От Безупречного, не от Непорочного.
Монах внимательно вгляделся в лица сидящих за столом. Интересно, как же Изабет удалось так быстро сюда добраться?
— Изабет уже гостила у меня, когда до нас дошли эти вести. Она приехала, потому что король Питер получил от патриарха похожее послание.
— Понятно.
— Безупречный приказывает мне, герцогу, очистить Коннек от еретиков и неверных. Он не впервые отдает подобный приказ, но в этот раз сопроводил его угрозами. И, как всегда, не пишет, кого именно, с его точки зрения, мы должны считать врагами.
— Круглый дурак, — пробормотал себе под нос один из священнослужителей, второй церковник при этом сверкнул на него глазами. — Неужели он надеется, что Йоханнес это стерпит?
— Послание патриарха, — заметил незнакомец с военной выправкой, — явно должно было попасть к нам уже после покушения на Непорочного. Но покушение сорвалось. Его угрозы пусты.
— Безупречный слишком много о себе возомнил, — вмешалась королева Изабет. — Поверил в собственные проповеди и не понимает, как на самом деле обстоят дела.
Брат Свечка вопросительно посмотрел на герцога.
— Этот глупец, — пояснил Тормонд, — приказал Питеру собрать армию для вторжения в Коннек.
— Питеру Навайскому?
Да уж, значит, патриарх действительно не понимает, как на самом деле обстоят дела. Думает, Питер по его приказу забудет о Чалдарянской Реконкисте и нападет на брата собственной жены? К тому же король, хоть и ярый чалдарянин, проявлял достаточную терпимость и не притеснял в своих владениях иноверцев (даже праман), если те ему подчинялись. Ходили слухи, что его жена сама была мейсалянкой. И в королевстве Питера жило много мейсалян, бо́льшим количеством еретиков мог похвастаться разве что Коннек да, может, еще праманская недореспублика Платадура — крупный портовый город на побережье Диреции рядом с восточной оконечностью Версейских гор.
— Наверное, король Питер теперь жалеет, — предположил монах, — что его отец решил переметнуться от Вискесмента к Броту.
— Ему пришлось так поступить лишь потому, — сказала королева, — что этого требовали некоторые важные вассалы. И они по-прежнему настаивают на союзе с Бротом.
— Пойдет ли ваша армия войной на собратьев-чалдарян? — спросил военный.
— Нет, сэр Эарделей. Наши военачальники думают лишь о Реконкисте. Они не подчинятся Безупречному. К тому же у большинства родня в Коннеке. Но он найдет себе другое войско.
— Где? — спросил герцог.
— В Арнгенде, брат, среди тамошних воров.
— Но Арнгенду сейчас не до нас, они погрязли в своих распрях с Сантерином.
— Но только там наберется достаточно продажных солдат. Надо как-то поспособствовать тому, чтобы их вражда с Сантерином не утихала.
— Но зачем же нас собрали здесь? — спросил Свечка.
— Потому что именно на ваших людей обрушатся силы Безупречного. Отец Клейто порицает Брот, хотя и подчиняется бротскому патриарху. А вот епископ Лекро колеблется.
Какая глупость! Свечка не знал епископа в лицо, но имя его слышал. Лекро был кауренским епископом вискесментского патриарха, ведь в этом городе поддерживали именно Непорочного.
Отец Клейто осуждал Брот и планы бротского патриарха относительно Коннека. За это его сослали в самый бедный приход Каурена и назначили помощником пастора.
Правое дело никогда не остается безнаказанным.
— Я хочу знать, — сказал Тормонд, — что каждый из вас намерен делать, если Безупречный все же нападет на нас?
— Этому человеку нет дела до еретиков, — отозвался Микаэль Кархарт. — Им движет алчность. Патриарх хочет ограбить Коннек, на эти средства развязать войну с Кальзиром и устроить очередной поход на Суриет. Он пытался силой вынудить дэвов из епископальных государств ссудить его деньгами. В Сонсе Братство Войны чуть не разграбило и не уничтожило целый дэвский квартал.
Там, где торжествовала бротская церковь, ужесточались законы, касающиеся тех, кто не исповедовал чалдарянскую веру. Из-за чего, в свою очередь, в конечном итоге страдали и сами чалдаряне.
Чаще всего в чалдарянских государствах образованные люди не были чалдарянами. Чалдарянская знать презирала учение. Если какому-нибудь дворянину или церковнику нужно было что-нибудь написать, прочитать или сосчитать, он нанимал коварного и алчного пройдоху-дэва.
— До вас уже дошли слухи о том, что весной прошел собор совершенных? — спросил монах.
Кое-кто из сидевших за столом кивнул, лорд Эарделей покачал головой.
— На этом соборе совершенные решили, что все, кто вступил на путь, обязаны противостоять злу и, если понадобится, даже применить силу в ответ на силу. Если патриарх или кто-либо еще нападет на ищущего свет только за то, что тот вступил на путь, ищущий может противостоять ему, на нем не будет греха.
— Вы объявляете церкви войну? — спросил Клейто.
— Святой отец, не говорите глупостей и не искажайте мои слова. Собор лишь решил, что мы обязаны защищаться, если на нас нападут. Никто не станет благословлять походы на Брот, чтобы свергнуть Безупречного и вздернуть его на виселице.
— Вполне разумный подход, — вставил Микаэль Кархарт. — Дэвы займут такую же позицию.
— Полагаю, дэвы из Сонсы, — отрезал отец Клейто, — заявляли нечто подобное, перед тем как учинить там свои непотребства.
— А сколькие из этих непотребств, — спокойно отозвался Кархарт, — произошли за пределами дэвского квартала, святой отец? Ответьте мне. Сколько сожгли чалдарянских домов? Объясните, как так получается: мы всего лишь защищаемся, когда наших дочерей насилуют, а сыновей грабят и убивают, а ваши люди при этом всегда ухитряются доказать, что этим самым мы совершаем преступление против вашего бога?
— Довольно, — вмешался герцог. — Я просто хотел выяснить, собираетесь ли вы что-нибудь предпринять, если Безупречный перейдет от слов к делу. Я отправил посланников в Брот. В который уже раз. Хотя после первого посольства ничего не изменилось и епископ Серифс продолжал творить что хотел, а после второго мне привезли абсурдные требования патриарха. В последний раз в Брот ездил сэр Эарделей. Он произвел хорошее впечатление в Фиральдии, епископальных государствах и Броте.
Брат Свечка слышал имя Эарделея, но видел его сегодня впервые. Сэр Эарделей Данн был родом из Сантерина. Этого мелкопоместного дворянина изгнали оттуда по неким причинам, известным лишь ему самому, его королю и, по всей видимости, герцогу Тормонду. Он возглавлял герцогское ополчение вот уже двадцать лет, но ни разу за это время не принимал участия в сражениях. Имя его мало кто знал за пределами Метрелье.
— Безупречный вообразил, — сказал сэр Эарделей, — что сможет устроить поход на Коннек, но у него ничего не выйдет. Он верит в собственные обличения и проповеди. Господь якобы на его стороне лишь потому, что он патриарх. У него нет армии. Все те солдаты, которым он еще в состоянии платить, со дня на день ждут нападения Йоханнеса Черные Сапоги. Спят не разуваясь и не раздеваясь, чтобы в случае чего успеть унести ноги. Не буду вас обманывать, император интересуется Кальзиром. Его аламеддинская марионетка Вондера Котерба вербует войска.
Брат Свечка стал припоминать, что ему известно о Фиральдии. Аламеддин — это, по всей видимости, чалдарянское королевство, граничащее с праманским Кальзиром к северу от Вейлларентиглийских гор.
Сэр Эарделей умолк, когда перед ним поставили кофе. Его варил сам герцог, пока его военачальник рассказывал о путешествии в Брот. Тормонд предложил этот напиток всем присутствующим, и все согласились, даже брат Свечка, который вот уже много лет не прикасался к кофе.
— Превосходный вкус, — сказал он. — Я уже и забыл его. Ворогу бы не радостями плоти соблазнять смертных, а кофе.
— Быть может, мы тут зря теряем время? — спросил герцог. — А патриарх лишь хвастливый болван?
— Так и есть, — кивнул сэр Эарделей. — Беда лишь в том, что сам он об этом не знает и искренне верит в то, что все порядочные чалдаряне рвутся истреблять иноверцев. Это не так. Даже самые истовые чалдаряне просто хотят спокойно жить в мире друг с другом.
— Но что же с нами? С Коннеком? — продолжал Тормонд. — Осуществит Безупречный свои угрозы? Сумеет ли?
Никто не мог ответить на этот вопрос. Из всех собравшихся в Броте бывал лишь сэр Эарделей.
— Невозможно предугадать, что именно выкинет безумец, — высказал тот свое мнение.
— Так ли это важно — сумеет или не сумеет? — хмыкнул отец Клейто. — Весь вопрос в том, попытается ли. И боюсь, к сожалению, ответ на этот вопрос — «да».
— Шард, — обратился герцог к монаху, — тебя это все забавляет?
— Да. Весьма забавно, хотя от этого не менее страшно. — И, объяснив им, какую жестокую божью насмешку может усмотреть в сложившейся ситуации мейсалянин, он задал вопрос: — Что сделает император, если Безупречный устроит священный поход против Коннека?
— Прекрасный вопрос, — отозвался сэр Эарделей. — Мы надеемся выяснить это у самого императора. Ведь именно императорские солдаты расправились с убийцами, покушавшимися на жизнь Непорочного.
Монаху было любопытно, что именно произошло в Вискесменте. Видимо, стражников Непорочного заранее предупредили о покушении.
Народ дейншо всегда держался особняком и в коннекские дела не вмешивался. Постепенно их становилось все меньше, но они считали себя старшей расой, помнившей Эру Богов, что была еще до Эры Человека. Сидевший за столом дейншо вдруг поднял руку.
— Тембер Ремак, — представил его герцог. — Он желает нам что-то сказать.
— У Тембера Ремака, — сказал дейншо, — появился вопрос: что думает коллегия? Поддерживают ли они патриарха?
— Они его избрали, — отозвался отец Клейто.
— Результат выборов определили взятки. Эти выборы ничего не будут значить, когда наступит время голодных призраков. Мы пока не видели доказательств тому, что Безупречный служит Тирании Ночи. Он всего лишь хвастун в деревне мерзких псов, но не повелитель великой удачи.
Вопрос хоть и прозвучал странно из-за иносказаний дейншо, но был тем не менее очень важным. Без поддержки церковных колдунов Безупречному придется поумерить свои амбиции. Ведь именно волшебники, помимо всего прочего, отвечали за разведку. Когда речь шла о шпионаже, без союза с Орудиями Ночи было не обойтись.
— Можем ли мы как-то это узнать? — спросил Тормонд, внимательно глядя на Свечку.
— Наши связи с силами Ночи сильно преувеличивают, ваша светлость, — отозвался тот. — Ищущие свет отрекаются от Ночи, вступая на путь. Именно поэтому нас и называют «ищущие свет». Хотя некоторые мои коллеги, присутствующие здесь… Вот они-то, наверное, едят чалдарянских младенцев и бегают голышом под полной луной наперегонки с адскими демонами.
Говоря это, монах не смог сдержать улыбку. Отец Клейто всегда обвинял ищущих свет именно в этих непотребствах.
Святые отцы и богословы один за другим, и многие тоже с улыбкой, заявили, что и они не знаются с Орудиями Ночи.
— Значит, мы действуем вслепую, — кивнул Тормонд. — Придется просто ждать, что уготовила судьба.
Кое-кто из присутствующих посмотрел на него с осуждением: какая может быть судьба, если речь идет о воле божьей?
— Но ведь в Коннеке всегда так и поступали? — спросил монах. — Время и удача были к нам благосклонны, и нам не приходилось склоняться перед Тиранией Ночи.
На него тоже посмотрели с осуждением: какая может быть удача, если речь идет о воле божьей?
Странное у них получилось собрание. Никто не жаждал войны, наоборот — почти все желали мира, но в то же время ясно давали понять, что не отступят, если Безупречный все-таки нападет.
И только когда встреча закончилась, брат Свечка понял, что же именно произошло. Наверное, Тормонд и Изабет этого и добивались. Святые отцы были готовы противостоять тьме и захватчикам, а Тормонду при этом не нужно было принимать никаких решений.
Герцог славился своей нерешительностью и всегда откладывал дела на потом. В тихом и сонном Коннеке зачастую именно бездействие и решало все проблемы.
Но брат Свечка сомневался, что нынешние неприятности исчезнут сами собой. Разве что господь решит вдруг раньше времени забрать Безупречного к себе.
