Глава двадцать восьмая

Один мертвый лес за другим, и все покрыты снегом. Ландшафт повторялся, как в дурном сне. Все листопадные растения давно уничтожил мороз, и лишь редкие хвойники еще противились его власти, превращая пологие холмы на горизонте в темную даль. Вперед сквозь частый гребень фолкского леса они пробирались благодаря лошадям – эти безразличные к враждебному окружению животные знай себе топали вперед, не пугаясь ничего.

Рандуру стало казаться, что, кроме их четверки, на всем свете не осталось в живых никого, хотя он и знал о тварях, укрывавшихся за зубчатыми рядами еловых стволов. Мунио, который начинал каждый день с неудержимой болтовни, часа через два выдыхался и умолкал, и тогда они продолжали путь в приятной тишине. Провожатый лишь изредка прерывал ее своими указаниями: то командовал свернуть на утоптанную тропу, то помогал преодолеть трудный участок.

Металлические конструкции, похожие на циклопические ржавые скелеты, чьи ноги вросли глубоко в землю, вдруг встали перед ними, доставая вершинами едва не до неба. Кроваво-красный солнечный свет сочился сквозь прямые клетки их решетчатых оснований, а натоптанная тропа вела путников прямо под них, туда, где залегли густые тени. Растительность не успела поглотить эти осколки прошлого, первые следы деятельности человека, увиденные Рандуром и его спутницами за долгое время.

Ему доводилось слышать о таких штуках и раньше, но тогда речь шла о постройках, обнаруженных в море, к югу от острова, где их давно уже заселили кораллы, превратив в рифы, почти живые организмы, и тем самым снова заставив вносить свою лепту в природные циклы. По слухам, в море встречались и целые подводные города, осколки былых цивилизаций. И вот теперь он воочию убедился в древности человеческих корней на Земле, древности столь наглядной, что сам он на ее фоне казался себе едва существующим.

Однако еще более странным был сон, который он видел ночью: ему снилось, будто шерстистые крылатые создания спускаются, чтобы поглазеть на него; а когда он вскочил, чтобы рассмотреть их поближе, рядом никого не оказалось и лишь небесный свод сиял над ними вечным покоем. Более того, сон снился ему уже две ночи подряд: все время, пока они пробирались меж древних руин. Их призрачное присутствие внушало ему тревогу.

На третий день они снова вышли на старые тропы, то и дело исчезавшие в подлеске. Тем не менее они провели путников через две мертвые деревушки, а потом слились с открытым трактом, который шел мимо заброшенных лагерей лесорубов и шрамов от рудных карьеров. Рика и Эйр, интересовавшиеся буквально всем, что встречалось им в огромной и разнообразной империи, тотчас захотели узнать, почему брошены деревни.

Рандур объяснил им, как воспринимали империю здешние жители:

– Когда имперские войска явились на этот остров сотни лет тому назад, они заявили, что построят здесь дороги и наведут порядок. Местные племена они попросту разогнали – все, кроме цивилизованных, то есть тех, которые отказались от своих старых обычаев и приняли законы и образ жизни Виллджамура. Многих обратили в рабство.

– Я слышала, что пленники зачастую совершали непозволительные жестокости по отношению к взявшим их в плен солдатам лишь потому, что те заставляли их работать, – заметила в оправдание Рика.

– Миледи, а вы когда-нибудь задумывались над тем, из каких источников поступает к вам информация? Это были простые аборигены, которые вовсе не хотели, чтобы чужеземные солдаты врывались на их землю, рушили привычный для них уклад и навязывали им свои законы. Люди империи клялись, что это приведет к процветанию всех. Что ж, большие торговые города вроде Виллджамура и Виллирена действительно получили свою прибыль. Хотя и там она распределилась неравномерно, большей частью осев в карманах владельцев железоделательных предприятий и оружейных мастерских. Те нажились изрядно, для них всякая война означала новые барыши. Фактически им было выгодно, чтобы война вообще никогда не кончалась. Настоящая история, а не та, которую написали по заказу империи купленные ею ученые, гласит, что народ Фолка год за годом морили голодом, пока не сломили его волю к сопротивлению. Но и потом на острове то и дело вспыхивали восстания, так что на Фолке пришлось организовать постоянную военную базу имперской армии, и лишь несколько десятилетий назад, когда население острова покорилось окончательно, процветавший прежде местный рынок вдруг захирел – возможно, не без помощи Совета. Теперь империи требовались совсем иные металлы, и местные карьеры опустели, а жители покинули деревни. Все просто. Огромные толпы людей вынуждены были переехать отсюда на другие острова. Вот почему здесь теперь повсюду можно видеть брошенные деревни и города, а может, и на других островах тоже, не знаю.

Пока он говорил, Мунио сохранял молчание – эта история была ему не внове.

– А здешние жители… они очень злы на империю? – спросила Рика.

– Да нет, от прежней злости ничего не осталось, одна горечь. Да и что они могут поделать? Их собственная жизнь им неподконтрольна. Но больше всего меня раздражает то, что в Виллджамуре никто даже понятия не имеет о происходящем здесь. Совет скармливает столичным жителям официальную версию насчет окраинного мира, а они знай себе хавают. И никому в голову не приходит усомниться, так ли это. Все, что сообщают о здешней жизни жителям центра, – это либо преувеличение, либо вранье. Вот они и думают, что всякий, кто пытается оказать хотя бы какое-то сопротивление давлению, пестует и умножает зло. А несогласных с методами империи и вовсе заклеймили как террористов.

– Если ты так ненавидишь империю, – снова спросила Рика, – то почему же ты помогаешь мне сейчас?

– Потому что Эйр хочет тебе помочь, а раз она этого хочет, так тому и быть. – И он послал взгляд своей любимой, но она не знала, как на него отвечать. Он и так многим пожертвовал ради нее. Опасно было так думать – он и сам это знал, – но, кроме любви, у него в данный момент ничего больше не было.

– Кроме того, ты ведь не принимала никакого участия во всей этой истории лично, да и сама на опыте знаешь, до чего коварны могут быть люди из Совета.

– Думаю, что я сумею все это изменить, – заявили Рика. – Но для этого мне надо сначала вернуться в Виллджамур, к власти.

– На мой взгляд, лучшее, что тут можно сделать, – это децентрализовать власть. То есть отдать людям земли, которые принадлежали им испокон веку.

Рика задумалась, и они продолжали путь в молчании.

Вниз по заросшей тропе, задушенной папоротником, меж крутых склонов холмов, из которых камни торчали подобно черным переломанным костям. Снег несло волнами сквозь мертвый лес.

На пятый день, уже почти в сумерках, они решили укрыться среди развалин того, что когда-то, вероятно, было охотничьим домиком. Пристроенный к отвесной скале, домик стоял в окружении хилых зарослей колючего дрока, но теперь как-то подался вперед, словно гора за ним вдруг ожила и решила оттолкнуть от себя постройку. В кладку стен была замешана цветная галька, окна перебиты, дверь сломана, но все же это было убежище.

Поднялась буря; неожиданная и свирепая, она металась по округе, как дикий зверь. С помощью извести и серы путники развели в старом очаге огонь, и Эйр, не слишком хорошо представляя себе, как это делается, взялась приготовить трех зайцев, которых поймал накануне Мунио. И это несмотря на уговоры встревоженного Рандура, который заявлял, что не прочь заведовать кулинарными делами и дальше. Рика села в дальний угол, скрестив ноги, и быстро погрузилась в медитацию. Пока старый мечник изучал карту, Рандур, как умел, загородил разбитые окна кусками старого дерева. Ему нравилось заниматься этим – улучшать что-то, устраиваясь на новом месте. Отношения между ним и Мунио улучшались день ото дня, и теперь они весело обменивались шутками.

Путники зажгли лампы. Внутри дома сохранились кое-какие украшения, остатки картин, мебели, охотничьего снаряжения, однако все предметы носили следы намеренной порчи, и Рандур все ломал голову, зачем кому-то понадобилось повреждать их.

– Так что, по-твоему, здесь произошло? – Рандур поднял оловянную тарелку и стал разглядывать ее на свет. – Глянь, на металле даже следы от зубов остались.

– Кто-то, наверное, сильно проголодался, – предположила Эйр. – А с нашими лошадьми ничего не случится там, на холоде, в такую погоду?

– С ними все будет в порядке, – успокоил ее Рандур. – Укрыться от ветра они могут за домом, а еды я им дал достаточно. Ну, как там наши успехи, Мунио?

– Хорошо, – с непроницаемым лицом сказал старик. – Идем строго по расписанию.

– Ты уверен, что это самая короткая тропа?

Мунио повернулся и уставился на него:

– Мы не должны уходить с нее ни на шаг, если хотим куда-нибудь добраться, да и вообще остаться в живых. Или ты все еще не доверяешь моим старческим мозгам?

– Доверяю.

– Вот и хорошо. А вина у нас не осталось?

– Вчера вечером ты допил последнее.

Мунио фыркнул и опять уставился в карту. В последнее время он очень заботился о том, чтобы они шли строго по составленному им расписанию, но с чего это старого пьяницу охватила вдруг такая пунктуальность, Рандур не мог и предположить. Может, с того, что все вино кончилось, а без него это было его нормальное состояние – трезвый, собранный, злой.

Эйр внесла готовое мясо и наклонилась над столом – золотое украшение на ее шее блеснуло в свете свечей. Еда оказалась подгорелой снаружи и сыроватой внутри.

– Еще пару минут на огне, и все будет в порядке, – сказал Рандур, отчасти чтобы утешить девушку, отчасти чтобы избавить себя от необходимости всю ночь бегать на улицу блевать в такую пургу.

Рика, закончив медитацию, принялась уточнять вместе с Мунио маршрут. Она провела пальцем по жирной линии на карте и спросила:

– Это дорога, которой пользуются военные? Я предпочла бы держаться подальше от тех мест, где мы можем их встретить.

Мунио качнул головой, глядя в карту:

– Нам надо пересечь ее, выбора у нас нет, но и солдат в этой части острова тоже нет. Сейчас по этой дороге в основном возят руду.

С робкой, но заметной гордостью Эйр во второй раз принесла еду.

– Ранд, кажется, ветер немного стих. Ты бы не мог посмотреть, кончилась ли пурга и где наши лошади? Пожалуйста!

Рандур вздохнул. «Не мог бы ты…» – этот вопрос он то и дело слышал в последнее время и раньше наверняка ответил бы в таком духе: «Нет, я бы не мог. Я и так уже полчаса стараюсь не думать об этой дурацкой буре. И предпочитаю сидеть в сухости и тепле, большое спасибо». Но теперь, когда отношения между ними стали куда теснее, чем раньше, все изменилось.

– Да, дорогая, – покорно ответил он, встал и прошел в соседнюю комнату, где была входная дверь.

Пинком он вышиб из-под двери два полена, которые удерживали ее закрытой, и отбросил крючок. На поляне в смутном свете лун стояли какие-то люди и озирались. У Рандура екнуло сердце. Он прикрыл дверь осторожно, чтобы она не скрипнула. Приложив глаз к щели, он снова разглядел людей с… белоснежной кожей? Что они все, альбиносы, что ли?

Еще один взгляд: так и есть, мужчины и женщины, голые и очень стройные. Их белесые тела четко выделялись на фоне темного леса, но, когда позади них оказывались сугробы, они пропадали из виду, как будто одетые в камуфляж. Их движения были резкими, точно рваными. Позади них шумно раскачивались на ветру деревья.

Он поманил к себе Мунио и жестом велел ему посмотреть. Пригнувшись, чтобы лучше видеть, Мунио приложил к щели глаз и тут же заметно вздрогнул.

– Призраки? – выдохнул он.

Их стало больше, человек десять в общей сложности, и теперь они энергично обменивались знаками, словно аборигены на тропе войны или на охоте, готовые убивать. Для путников это была плохая новость.

– Ага, призраки, как же, – фыркнул Рандур. – Призраки так не разговаривают.

– А когда, мой дорогой мальчик, тебе в последний раз доводилось видеть, как призраки делают хоть что-нибудь?

– Очко, – согласился молодой человек. Откуда-то сбоку донесся шум, причина его была неясна, пока один из белокожих не вывел вперед лошадь – их лошадь. Пришельцы сгрудились вокруг нее с примитивными орудиями – копьями, луками, каменными топорами в руках, – и вдруг животное дернулось, споткнулось и упало, кровь из артерии на шее брызнула струей. Пришельцы яростно принялись отрубать голову лошади, кровавые брызги скоро окрасили их кожу.

Небо быстро темнело.

– Вот блин, что нам теперь делать? – напуганно зашипел Рандур. Конечно, он предпочел бы остаться в убежище и оборонять его от чужих, но готов был выйти наружу и драться. Понятно, что без лошадей они просто погибнут в этой глуши.

Мунио смерил его жестким взглядом, прежде чем ответить:

– Их больше, чем нас. А мы и вчетвером могли бы усесться на трех лошадях.

– Значит, твое решение, о великий мечник, сидеть здесь и ждать, когда чужаки съедят наш транспорт. А затем, может быть, закусят и нами.

– А ты хочешь, чтобы нас перебили сразу, Капп…

– Не называй меня так! Я Рандур. И я не собираюсь просто сидеть и смотреть.

И Рандур вернулся в комнату – рассказать сестрам о том, что случилось. Эйр поспешно зашнуровала сапоги и взялась за меч. Рика сохраняла обычное невозмутимое выражение лица.

– Не хочешь нам помочь? – поинтересовался Рандур.

Она покачала головой:

– Прости меня, Рандур. Но это не в моих правилах.

Улыбнувшись своим мыслям, он только кивнул ей в ответ. Скоро он и двое других уже стояли у выхода, готовясь к бою. Рандур распахнул дверь, и все белокожие как один мгновенно повернулись к нему. У некоторых вокруг рта виднелись багровые пятна – они пировали сырой кониной. Тут их головы склонились набок и как-то странно задергались.

– Что теперь? – прошептала Эйр. – Их трудно разглядеть при таком свете.

– Юная леди права, – сказал Мунио. – Об этом ты не подумал, так? Рвешься в бой, как всегда…

– Заткнись. – «Он хуже Денлина».

Белесые силуэты подошли ближе, потом рассыпались, держа оружие наготове, и образовали широкий полукруг перед дверью охотничьего домика. Когда они приблизились, Рандур смог лучше разглядеть их. Кожа призраков была абсолютно лишена какой-либо пигментации, так что сквозь ее бледную поверхность ясно виднелась синеватая сетка сосудов. Их глаза обладали пугающим свойством: они светились синим светом. Они походили на людей – повадками, способностью к взаимодействию, и эта похожесть тревожила и даже пугала. Фигура в центре с длинными бесцветными волосами обращалась к остальным на непонятном гортанном языке. Слова звучали как заклятие.

– Это была наша лошадь! – закричал Рандур, не зная, что еще сказать. И он вытянул руку, указав на останки животного.

Верхушки деревьев вздрогнули от ветра. Он протянул вперед меч, наставил его на предводителя и сказал:

– Оставьте нас. Просто уходите, и все.

Предводитель, точнее, предводительница, теперь это было очевидно, сделала по направлению к ним несколько легких, но удивительно медленных шагов, словно земля служила ее ногам недостаточно надежной опорой. Остановившись на расстоянии вытянутой руки от Рандура, она снова заговорила прямо с ним, и опять он не понял ни звука из ее таинственной речи. Ее горящие синим огнем глаза, казалось, питала какая-то реликвия. Красные струйки стекали из ее рта, сбегали по шее, словно она исходила лошадиной кровью вместо слюны. Ее взгляд заворожил его – то ли из-за ее непривычного вида, то ли из-за скрытой ментальной силы, которой она пользовалась для того, чтобы обездвижить его, он не знал.

С трудом оторвав от нее взгляд, он посмотрел на Эйр, потом снова на женщину. Он не знал, что делать дальше. Воздух наполняло глубинное напряжение, словно внезапно канули в Лету разделявшие их тысячи лет.

– Кто ты? – выдохнул он.

Белоснежная женщина вскинула топор, и он вдруг обнаружил, что уже стоит в защитной позе, а его клинок пронзил запястье протянутой к нему руки. Вопль, громче, чем у банши, прорезал ночной воздух, заглушив звуки непогоды. Остальные столпились с оружием вокруг предводительницы.

Когда они бросились на троих защитников, Рандур закружился в водовороте боя. Его противники не отличались физической силой, от его ударов они едва не разлетались в стороны, как сухие листья, и все же он обнаружил, что им постоянно удавалось блокировать линию его нападения и отбивать его меч.

Пауза в бою, неожиданное затишье.

Обернувшись, Рандур увидел Рику, она стояла в проеме двери с наспех сооруженным факелом в руках. Это видение почему-то подействовало на него, словно явление чего-то священного.

При виде пламени пришельцы с визгом бросились наутек, не забыв, однако, прихватить с собой лошадиный труп.

Рандур поглядел на Мунио, снова на Рику, потом на… стоп, а где же Эйр?

С опушки леса донесся приглушенный вопль.

– Твою мать, они ее утащили! Рика, покажи, что ты тоже умеешь приносить пользу, неси факел сюда.

Вплотную друг к другу, они втроем неслись по тропе вдоль песчаникового утеса, по правую руку от них тянулся лес. Заснеженная земля была темна, и только небольшой пятачок света впереди, выхваченный из тьмы пламенем факела, давал возможность что-то видеть. Белые существа оставили в снегу едва заметные следы, перемежавшиеся с многоточиями кровавых капель, которые, как надеялся Рандур, стекали с кусков конины.

Наконец они поравнялись с фигурой, неподвижно лежавшей на земле. Это не Эйр, с облегчением понял Рандур. Это была предводительница пришельцев, та самая, кого он ранил в руку. Помедлив над ее трупом, они решили, что она, скорее всего, истекла кровью в темноте.

Они двинулись дальше, следов становилось все больше, было ясно, что белые люди часто пользовались этой тропой. Тропа тем временем уходила все выше и левее, к верхнему краю утеса.

Там она ныряла в пещеру.

– Будь я проклят, если я туда полезу, – буркнул Мунио.

– Ну и пропади ты пропадом! – Рандур поспешил вслед за Рикой, оставив старого наставника в темноте. Ему было безразлично, что ждет его внутри, – он либо отобьет Эйр у похитителей, либо расстанется с жизнью, пытаясь это сделать.

Мгновение спустя раздался крик:

– Подождите!

Наконец Мунио догнал их, совсем запыхавшись, так быстро ему пришлось бежать. Он проговорил, хватая ртом воздух:

– Не могу же я позволить им разорвать вас на куски.

Рика уже приближалась к входу в пещеру, когда Рандур перехватил рукоять меча поудобнее и настроил свой мозг на убийство, готовясь проявить любую необходимую степень жесткости. Свет фонаря выхватывал из тьмы сталактиты и сталагмиты, так что казалось, будто, куда ни глянь, на них скалили пасти огромные каменные звери. Как они найдут Эйр в этом лабиринте? Поверхности были так обветрены, что казались морщинистыми. Местами камень просел. Они проходили мимо темных зеркал подводных озер и камер, залитых экскрементами летучих мышей. Тропа под их ногами была гладкой. Рандур сообразил, что белокожие пришельцы, должно быть, не просто пользовались этой пещерой для каких-то своих целей, они жили в ней, отсюда полное отсутствие пигмента в их коже.

Постепенно проход сузился, а потом сразу распахнулся в просторную пещеру. Несмотря на отсутствие света, они заметили на противоположной стороне несколько выходов.

– Там, внизу, смотри. – Рика показывала на воду.

Груда металлических объектов на дне подземного озера была едва различима во тьме, на берегу лежало недвижное тело. Сердце Рандура пропустило пару ударов. Они осторожно спустились вниз, вовремя заметив ступени в скале, гладкие от времени.

– Эйр! – позвал Рандур, эхо его голоса оказалось странно долгим.

Лежа на спине у самого подножия лестницы, девушка подняла руку и провела ею по лицу.

Он бросился к ней и рухнул рядом на колени. Ни крови, ни ран, ничего такого, что указывало бы на то, что ей больно.

– Как ты себя чувствуешь? – выдохнул он.

– Нормально. Голова только немного болит и шея, а так все в порядке.

Он помог ей сесть, девушка уткнулась головой в его плечо. Ее трясло, и он утешал ее, как мог.

Мунио только покивал, глядя на них, и сам сделал несколько шагов сначала в одну сторону, потом в другую, проверяя, не покажутся ли откуда белые. Рандур тоже не мог понять, куда они подевались, пока не взглянул наверх.

– Бор ты мой… – выдохнул он, и Эйр оторвалась от него, чтобы проследить его взгляд.

Свет их факела отражался от множества поверхностей – золотых, серебряных, медных и бронзовых монет и украшений, пряжек, колец и ожерелий. Сокровища были несметными, они простирались перед ними, словно пляж, но не из песка, а из денег. Уходя вниз, он переходил в дно озера, где вода уже заржавела, указывая на то, что все это копилось в ней не одно столетие.

Рандур помог Эйр подняться, и они медленно побрели по берегу озера, поддевая сокровище ногами, пораженные его изобилием.

Мунио, кряхтя, присел и начал разглядывать монеты, для чего попросил Рику опустить факел пониже.

– Некоторые из них… определенно древние. Отчеканены еще до императоров Гулиона и Халдуна. Смотри-ка, а на этих изображения Гольтанга! Глазам не верю! Никогда в жизни не видел столько богатства, – бормотал он.

– Мое ожерелье, – прошептала Эйр, проводя рукой по своей шее. – Его нет. Наверное, они его украли.

– Они, возможно, и схватили тебя только из-за ожерелья, – предположил Рандур. – Похоже, что эти люди веками сносили сюда побрякушки и никто ничего об этом не знал.

– Тысячелетиями! – Мунио при свете факела Рики изучал монетку. – Вот эта времен Азимута.

Рандур заметил, как старик тайком распихивает по карманам украшения, но решил не встревать.

Казалось невероятным, чтобы целое племя вело какое-то сорочье существование, одержимое всем, что блестит. Как давно они должны были отпасть от мира на поверхности, чтобы превратиться в белесых призраков, способных съесть целую лошадь?

– Поглядите-ка на эти знаки. – Рика поднесла факел ближе к светлому пятну на стене, где совершенно очевидно когда-то стесали камень. – Это надписи, символы или уравнения. Я никогда не занималась этим вопросом специально, но мне кажется, что это может быть язык Матема.

Ломаные линии были нарисованы какой-то удивительно яркой краской, желтой и красной – следы цивилизации, минувшей десятки тысяч лет назад. Нет, эта мысль казалась абсурдной, следы были явно свежими.

– Векторы, – шептала Рика. – Геометрические фигуры, алгебра. Интегральные уравнения… Но поверх всего нацарапаны граффити, как будто…

– Как будто писал маньяк, – закончил Рандур, разглядывая ломаный шрифт. Один из полустертых наборов символов выглядел приблизительно так.

Рандуру показалось, что это похоже на просьбу о помощи, и это нисколько не удивило его: еще бы, как тут не спятить от всей этой математики…

– Так, значит, вот что случилось с этой великой цивилизацией… – протянула Эйр. – А я всегда думала, что их убил недород или еще что-то в этом роде. Не могли же они просто провалиться сквозь землю, преследуя свое сокровище.

Рядом раздался звук, словно кто-то сделал глубокий вдох, и Рандур обернулся в сторону темных выходов из пещеры. Там зажглась пара синих огней, сначала одна, потом две, четыре, пока наконец вспышки не замелькали со стремительной быстротой.

– Они не подойдут к нам – боятся факела. – Рандур бросил на Рику взгляд, точно спрашивая: «Надолго ли его хватит?»

– У меня есть запас серы и извести, а еще спички на случай, если этот потухнет, – сообщила она. – Так что мы в безопасности.

И оба опять повернулись к груде металла и надписям, независимо друг от друга изучая эти находки. Какое-то время они расхаживали между ними, точно патрулировали территорию.

Раздался странный далекий вой, похожий на прерывистое пение. Люди переглянулись, готовясь к бою, но ничего не произошло. Однако в воздухе ощущалось какое-то напряжение, точно кто-то привел в действие реликвию. Звуки сделались непривычными, голоса словно повисали в темноте. Эхо шагов заглохло.

И вдруг металл тихо зазвенел.

Монеты покатились по полу, наезжая друг на друга, прорывая поверхность воды. Бесчисленные металлические диски сами собой сливались воедино, образуя фигуру.

Их становилось все больше, они складывались в столбики, которые срослись вместе, превратившись в торс; торс выпростал две руки, те уперлись в берег зеркального озера. На макушке смутно угадывавшейся металлической головы сидела гнутая, тронутая ржавчиной корона.

Денежный голем?

Четверка суматошно откатывалась назад к лестнице, пока металлическое существо выбиралось на сушу, разминая затекшие ржавые ноги, обретая контроль над своими движениями. Рандур прикрывал их отход, чувствуя свою полную бесполезность: чтобы свалить этого металлического ублюдка, двух мечей мало. Тем временем вознесшаяся до самого потолка пещеры голова голема задевала макушкой камень, и с нее время от времени срывались и падали в озеро, точно капли, металлические диски.

Тяжело топая ногами и подняв такой лязг, что у беглецов заложило уши, голем двинулся на них.

Они побежали.

– Держитесь вместе, выбирайте проходы поуже! – крикнул Рандур. – Вряд ли он в них пролезет.

– И я тоже, – отозвался Мунио.

Пламя факела опадало каждый раз, как они вбегали в карман застоявшегося воздуха, возвращаясь назад по своим следам. Мгновения темноты сменялись новыми вспышками света. Тропа сужалась, потом расширялась снова. Рандуру отчаянно хотелось остановиться и поглядеть, в каком состоянии преследующий их голем. До него доносился звон металла, когда голем цеплялся за очередной выступ скалы, каждый раз расплачиваясь за это куском металлической плоти. Понятно, что он продолжал их преследовать, но Рандура интересовало, сколько его еще осталось.

Воздух становился свежее и холоднее с каждым шагом, свидетельствуя о близости выхода.

Вдруг над их головами вспыхнуло небо с вихрем звезд, вокруг засверкал снег, и они, вопя и задыхаясь, покатились по склону вниз. Голема позади них не было.

Рандур чувствовал, как его сердце колотится о ребра, и стоял на четвереньках до тех пор, пока оно не успокоилось.

– В другой раз, – проворчал Мунио, – давай не будем совершать глупости и лезть туда, где темно и тесно, ладно?

– Нам надо было спасти Эйр, – напомнил ему Рандур. – И вообще, мне было интересно узнать, кто они такие.

– Вот что я вам скажу, – пыхтя, выговорила Эйр, – я теперь по своей воле и близко к деньгам не подойду.

Они с Рандуром обнялись, он продолжал смотреть во тьму поверх ее плеча.

Она шепнула ему на ухо:

– Спасибо, что не бросил меня.

– Ты же теперь наша главная повариха, – ответил он. – Разве мы могли позволить тебе умереть?