Глава седьмая

Бринд и Эйр терпеливо ждали в коридоре возле Атриума – палаты, где обсуждалась вся политика не только города, но и всей империи. Совет заседал уже несколько часов. Именно тогда Бринд особенно ясно понял, что всю свою жизнь на службе у империи только и делает, что уезжает, приезжает и ждет.

Они двое проводили время в угрюмом молчании, и Бринд очень жалел Эйр из-за того, что она, такая молодая, видела смерть отца. Он сделал попытку убедить ее, что это не ее вина, а несчастный случай. Она не плакала при всех, но, когда утром Бринд пришел за ней в ее покои, из-за двери до него донеслись ее рыдания.

Однако к нему она вышла настолько спокойной, насколько можно было ожидать в данных обстоятельствах.

После отъезда сестры Рики, много лет назад, младшая девочка остепенилась, но стала более замкнутой. Не ей следовало бы приглядывать за Джохинном, не юной девушке вроде нее. Бринд даже подумал, что со временем она может начать рассматривать смерть отца как освобождение от его эмоциональной власти над ней.

Наконец большие дубовые двери Атриума распахнулись, и их обоих пригласили войти.

Атриум представлял собой белокаменную палату с куполообразным потолком, шагов пятьдесят в длину и столько же в ширину. Двадцать пять советников, каждый от одного района города по старой карте, сидели перед ними в амфитеатре.

Заседание длилось почти весь день, советники с тревогой взвешивали возможные последствия смерти Джамура Джохинна. Останки последнего императора было решено захоронить как можно скорее. Большей части населения Виллджамура так и не сообщили, что Джохинн покончил с собой. Дворцовым слугам под страхом медленной мучительной смерти запрещено было выносить эту весть за стены Балмакары.

Бринд и Эйр тихо заняли места в дальнем конце зала, на деревянном подиуме для почетных гостей, хотя Бринд чувствовал себя здесь, скорее, пленником. Подиум украшал герб Джамурской империи: семиконечная звезда.

Волна шепота прокатилась по залу Совета.

На Эйр был скромный наряд: черное платье и темно-красная шаль; Бринд воспользовался случаем смыть с себя грязь, шрамы и воспоминания о недавней засаде и облачился в чистую черную форму.

С годами Бринду удалось заслужить доверие императора, но он так и не понял, как к военачальнику-альбиносу относится Совет. А теперь, после происшествия на мысе Далук, у него стало еще больше причин опасаться его членов. Так что надо следить за ними в оба: вдруг виновный выдаст себя жестом или взглядом?

Молчание наступило, когда поднялся канцлер Уртика.

Бринд втайне презирал его. Судите сами, можно ли доверять тому, кто в юности, по слухам, год служил помощником палача инквизиции, смешивая для него яды. Сейчас Уртике перевалило за сорок, он был смугл, хорош собой, седеющие черные волосы стриг коротко. Зеленая туника и серый плащ – одеяние, принятое в Совете, – хорошо сидели на его поджаром теле.

–  Джамур Эйр. Командующий Латрея, добро пожаловать в Атриум, – начал он ровным глубоким голосом. – Как вы понимаете, мы обсуждали ситуацию, в которой оказалось наше государство, и я сразу перейду к подробному изложению выводов, к которым мы пришли. Возможно, для вас не будет сюрпризом наше решение вернуть в город старшую дочь покойного императора Джамур Рику. Традиция и закон, установленные еще самим Бором, нашим божественным отцом, предписывают, чтобы трон наследовал старший кровный родственник последнего императора, обеспечивая тем самым непрерывность цепи правления. Императрицей Виллджамура станет Джамур Рика, чья кандидатура, как мы считаем, является наиболее верным выбором в наши ненадежные времена.

Бринд предвидел такой поворот событий.

–  Командующий, мы поручаем вам немедленно отправиться на Южные Фьорды и привезти оттуда леди Рику. Это займет у вас несколько дней, а сразу по возвращении мы устроим торжества, чтобы воздать долг памяти покойному императору и приветствовать новую императрицу. Важнее всего рассматривать появление наследницы престола не как кризис, но как перемену к лучшему. Как старший член Совета, я сам буду наставлять молодую императрицу во всем. Мы будем рады приветствовать в ее лице нашу новую правительницу.

«Да уж, особенно ты, – подумал Бринд. – Уж ты-то наверняка не упустишь возможности воспользоваться невинностью и доверчивостью новой императрицы, чтобы от ее имени воплощать решения, выгодные тебе».

–  Командующий, – продолжал Уртика, – мы предприняли все необходимые шаги для того, чтобы ускорить ваш отъезд, и в порту Гиш уже стоит корабль, готовый принять вас на борт. Возьмите столько ночных гвардейцев, сколько сочтете необходимым.

–  Спасибо, – ответил Бринд. – Кстати, о Ночной Гвардии: полагаю, вы слышали о том, что случилось с нами на мысе Далук.

–  Да, конечно. Один из ваших офицеров – некий капитан Апий Хой, кажется, – не преминул проинформировать об этом вчера вечером посетителей нескольких баров, а заодно и всех служащих главного обеденного зала Балмакары. Я сам услышал об этом от работников кухни. Чрезвычайно неприятный способ узнавать новости для человека моего…

–  Я хочу знать, – перебил его Бринд, – как случилось, что на нас устроили засаду. О нашей миссии не должен был знать никто, кроме членов Совета самого высокого уровня.

Бринд смотрел на Уртику в упор. Тот слегка помялся, но сохранил выражение озабоченности:

–  Это и в самом деле трагедия, однако подобные вещи случаются в военном деле, командующий. Если бы существовал способ…

–  Мне нужен только ответ на вопрос: кому понадобилась бессмысленная гибель моих людей, канцлер?

–  По вашей просьбе, командующий, мы начнем расследование по этому делу, но сейчас вам надлежит немедленно отправляться за Джамур Рикой.

–  А что, если она не захочет вернуться? – предположил Бринд. – Ни для кого не секрет, что она ненавидела своего отца за то, как тот обращался с ее матерью.

–  Императора больше нет с нами, а в вашу задачу входит убедить ее вернуться. Она нужна нам здесь. Виллджамур нуждается в ней.

Бринд не понимал причин такой срочности – всеми государственными делами давно уже заправлял Совет, от Джохинна только и требовалось что подпись.

–  Отправляюсь завтра утром, – согласился он.

Тут вмешался советник Болл, щупленький коротышка, который сошел бы за мальчика, если бы не его седые волосы и увядшая кожа.

–  Командующий, в последнее время имело место немало феноменов, в природе которых мы не вполне уверены, – начал он. – Нам доложили о серии убийств на Тинеаг’ле, – пояснил он. – И о массовом исчезновении людей. Хотя пока это лишь слухи, распускаемые безответственными аборигенами и не подтвержденные иными, более достойными доверия источниками.

–  Вы хотите, чтобы я занялся расследованием? И доложил о том, что увижу? – К поручениям такого рода Бринд не привык.

–  Более или менее, – подтвердил Уртика. – Ничего срочного, разумеется, – дело вполне подождет до вашего возвращения. Но вы ведь понимаете нашу тревогу: что-то происходит там, на том конце империи. Кто-то с какой-то целью убивает наших благонадежных подданных.

–  Которых и так может не остаться, когда наступит Оледенение, – отрезал Бринд.

–  Именно так, – кивнул Уртика и повернулся к Эйр. – Джамур Эйр, обращаясь к вам в столь тяжкое для вас время, я прошу, чтобы вы взяли на себя правление городом от имени вашей сестры до ее прибытия.

–  Конечно, канцлер Уртика, – без всякого выражения отвечала Эйр. – Я сделаю все необходимое.

–  С публичным заявлением мы выступим позднее, – подвел черту под разговором Уртика. – Благодарю вас обоих за то, что нашли для нас время.

Довольно неожиданный финал, зато скорый. Выходя следом за Эйр из Атриума, Бринд едва сдерживал смех. Только он вернулся в Виллджамур, как его снова выпроваживают.

Бринда пригласили отобедать с Эйр, временной правительницей Виллджамура. Он часто ел с покойным императором, и всегда их разговор в конечном итоге сворачивал на последнюю проведенную им операцию или выполненное задание, но, когда к ним присоединялась она, Бринд чувствовал себя неловко, так как считал, что в ее присутствии не следует говорить о войне. Сегодня она сидела на стуле так прямо, словно проглотила линейку, и ковыряла омара, а ее кожа по контрасту все с тем же черным платьем казалась почти такой же бледной, как его собственная.

–  Как вы себя чувствуете? – спросил он наконец.

Взгляд, точно издалека, рассеянный.

–  Прекрасно, – проронила она. И снова уставилась в тарелку.

Шкуры разных зверей покрывали стены и пол. В камине шипел и плевался огонь, бросая на стены отсветы, из-за которых казалось, будто зал полон оживших туш животных.

–  Вы рады скорому возвращению сестры?

–  Да, очень рада. – Эйр подняла голову, ее взгляд внезапно просветлел. – Столько времени прошло с тех пор… с тех пор, как она уехала.

–  Думаете, она когда-нибудь простит его?

–  Надеюсь. Возможно. Вступив в Церковь Джорсалира, она сильно изменилась.

Бринд задумался:

–  Что ж, быть может, империя только выиграет от правления человека с твердыми религиозными убеждениями. А вы его прощаете, позвольте вас спросить?

–  Раньше я его ненавидела. – Эйр отодвинула тарелку и откинулась на спинку стула. – Вам не обязательно сидеть здесь со мной, командующий.

–  Знаю. Но с вами куда лучше, чем со многими в этом дурацком месте.

–  Вряд ли кому-то сейчас может быть хорошо со мной. – Она явно боролась с собой, чтобы не выдать своих чувств.

Бринд не стал заполнять паузу.

Наконец она заговорила снова:

–  А теперь, когда его нет… Это ужасно, то, что я скажу…

–  Ничего, давайте выкладывайте.

–  У меня как будто камень с плеч свалился.

–  Да, кажется, я понимаю вас. Говорите.

–  Мне все время надо было присматривать за ним. А значит, у меня самой не было никакой жизни.

–  Эйр, ваше детство было ничуть не хуже, чем у любого ребенка вашего положения. Ваша мать гордилась бы, если бы могла вас видеть.

–  Но теперь, – продолжала она, – когда его нет, мне больше не нужно это делать. Мне не надо следить за тем, чтобы он не напился, не надо извиняться перед слугами, когда он изгаживает простыни. Мне не надо стоять у запертой двери и слушать, как он беснуется там внутри от страха. И все же каждая свободная минута – а их у меня теперь много – напоминает мне, что его больше нет.

–  А значит, у вас теперь есть своя жизнь.

Она горько улыбнулась:

–  Вот как? Ничего подобного. Конечно, из-за того, чья кровь течет в моих жилах, со мной обращаются чуть лучше, чем со многими другими женщинами Виллджамура. Но представьте, что существует целый список людей, желающих в этом году взять меня в жены, а я и половины из них в глаза не видела. Подумайте, какой я теперь ценный для них приз. Я неплохо разбираюсь в имперской политике, командующий. Я знаю, что моя жизнь важна для правительства лишь постольку, поскольку мое существование обеспечивает приток денег в казну.

–  Не каждому из нас выпадает шанс найти любовь в этом мире, – проговорил себе под нос Бринд и вдруг понял, что обращается не только к ней, но и к самому себе. – Мы не всегда имеем возможность распоряжаться своими сердечными делами самостоятельно. Обстоятельства не всегда позволяют.

–  Любовь. – Она почти выплюнула это слово. – Вы же мужчина, где уж вам понять.

Бринд сделал слуге знак унести тарелки. Как только мальчик вышел, он продолжал:

–  Это ничего, что вы расстроены, Эйр. В вашем положении естественно горевать.

–  Я не расстроена. – В ее тоне зазвучало нечто новое, и он понял, что она отгораживается от него, прячет свои мысли за высокими стенами.

Течение разговора замедлилось, то и дело прерываясь неловкими паузами. Эйр сидела, глядя перед собой в пустоту, и время от времени прикрывала глаза, будто хотела забыть об окружающем.

Минуту спустя он встал.

–  Уже уходите? – спросила она, по-прежнему не глядя на него.

–  Боюсь, что кто-нибудь вроде меня может нагнать на вас еще большую тоску, – пошутил он, и улыбка, скользнувшая по ее лицу, казалось, означала, что шутка удалась. – Даунир хочет меня видеть. Поскольку завтра я снова уезжаю, мне лучше пойти и повидаться с ним сейчас. А вы поспите, если сможете.

Он оставил ее одну в обеденном зале, где некоторое время еще были слышны звуки его удаляющихся шагов, а потом остался лишь треск пламени в камине.

Бринд долго шел извилистыми каменными коридорами, пока наконец не оказался у входа в покои даунира, располагавшиеся в уединенном гроте, врезанном в каменный утес вдали от богато украшенной части Балмакары. Пещера была остатком более древней постройки, каменная кладка которой стерлась за сотни лет.

Бринд стукнул кулаком в железную дверь, ведущую в подвал даунира. Такая дверь была бы уместна в тюрьме.

По ту сторону послышались медленные шаги. Дверь отворилась. Луч фонарного света упал на его лицо.

–  Селе Джамура, это командующий Бринд из дома Латрея.

–  Пожалуйста, входи, – отозвался хрипловатый голос.

Сразу за дверью, немного ссутулившись, стоял даунир.

–  Селе Джамура, – повторил Бринд и скользнул внутрь.

–  Я очень рад, что ты смог прийти навестить меня, командующий Бринд Латрея, – сказал даунир. – Времена сейчас интересные.

–  Как всегда, – заметил Бринд, наблюдая, как даунир запирает за ним дверь.

С ног до головы покрытый коричневой шерстью, даунир носил лишь набедренную повязку. Он на полкорпуса возвышался над Бриндом.

Казалось, что он всегда стоит и ходит, чуть согнув колени, – наверное, потому, что вокруг не было никого одного роста с ним и ему не с кем было поговорить. Его глаза напоминали черные мячи, посаженные на узкую, очертаниями напоминающую козью голову, из пасти торчали клыки в локоть длиной.

–  Как поживаешь, Джарро? – спросил Бринд. – Мне передали, что ты хотел меня видеть.

Невозможно большой ладонью даунир показал на стул. Три стены его пещеры от пола до потолка занимали полки с книгами; еще больше книг было навалено вокруг каждого предмета простой деревянной мебели. Среди них часто попадались очень красивые, хотя и потускневшие от времени переплеты.

На столе в дальнем конце комнаты лежал труп овцы, от которого в помещении дурно пахло.

–  Не мешало бы покурить тут благовониями, – проворчал Бринд.

Джарро нахмурился, подумал с минуту, потом сказал:

–  А, это шутка. Очень хорошо, Бринд Латрея, очень хорошо. «Ирония» – кажется, так это у вас называется?

Откинувшись на спинку стула, Бринд подобрал с пола книгу, но обнаружил, что она написана на незнакомом ему языке. Судя по шрифту, она могла быть откуда-нибудь с Болла, Тинеаг’ла или другого дальнего аванпоста империи.

–  Это об истории танца на Фолке, – пояснил Джарро.

–  Что-то не похоже на фолкский.

–  Ты прав, Бринд Латрея. Но этот труд написан больше тысячи лет назад, а языки меняются.

Бринд поджал губы и отложил фолиант.

–  Я обратился к ней из-за Снежного бала, который устраивают высокородные люди и румели. Надеюсь, я тоже смогу его посетить.

–  Почему бы и нет, – сказал Бринд. – Ты ведь не пленник.

–  В самом деле, не пленник, хотя иногда у меня такое чувство, будто я в плену. Никто не заходит ко мне просто так, только когда хотят получить от меня помощь в решении их мелких проблем. А ведь я не оракул. И не владею магией. И кроме того, я ведь не знаю…

Даунир отошел к полке поставить книгу на место:

–  Как идут занятия?

–  Ничего нового. Никаких открытий. Хотя истории Бореальского архипелага довольно занимательны. В текстах много несовпадений, и это наводит меня на мысль о том, что реальная жизнь была куда богаче, чем история, написанная о ней, а история короче, чем жизнь. К тому же у меня… очень много времени. Поэтому я не тороплюсь. Книги, которые я прочел в предыдущие Оледенения, были очень интересны. Похоже, что луны погубили немало цивилизаций до нас, и каких цивилизаций! Так что у нашего Совета есть все причины для волнения.

Джарро подтолкнул вперед огромный стул из кованого железа, с толстой подушкой на сиденье. Испустив вздох, громкий, как дальний раскат грома, даунир сел и откинулся на спинку стула. В руке он держал книгу, том в кожаном переплете, размером с крышку небольшого стола.

–  Это «Книга чудес земли и неба», и речь в ней идет о веках столь далеких, что нам они кажутся легендарными. Сегодня я прочел здесь, что некогда наши леса были уничтожены полностью. И мы зовем наши сегодняшние деревья именами тех семян, в виде которых они были схоронены тогда в земле. А еще я прочел, что солнце когда-то было намного желтее нынешнего. Если это правда, то наше светило постепенно теряет силу, а значит, умирает. Но и на этих страницах – возможно, предсказуемо – нет ничего о моем происхождении. Я по-прежнему полон печали.

Бринд не раз уже выслушивал философские рассуждения Джарро. Говорили, будто он провел в стенах города больше тысячи лет, почти столько, сколько эта груда камней зовется Виллджамуром. То же говорит и сам Джарро. Его нашли, когда он в полном беспамятстве бродил по обледеневшему северному побережью Джокулла. Он прожил такую долгую жизнь, что теперь его считали бессмертным, но Бринд мрачно думал, как жить, когда не знаешь своих корней. В этом отношении у них с дауниром было кое-что общее. Богатые родители усыновили Бринда в раннем детстве, и он понятия не имел о своем истинном происхождении. Хотя кому интересно, откуда мог взяться альбинос?

–  А как у тебя со здоровьем? Хорошо себя чувствуешь? – спросил Бринд.

–  Нет, мало двигаюсь. Завидую тебе, ты всегда спешишь то с одним поручением, то с другим.

Одной фразой Джарро умудрился обесценить всю карьеру Бринда.

–  Ты должен как-нибудь взять меня с собой, потому что мне хотелось бы увидеть архипелаг своими глазами. Может быть, это подтолкнет мою память, – возможно, я узнаю что-нибудь из того, что видел в прошлом. Было бы забавно.

–  Почему бы и нет, если это поможет? Но судя по всему, ты еще ничего не слышал о нашем последнем задании.

И Бринд в подробностях изложил дауниру все, что приключилось с ним за последние дни.

–  В самом деле ситуация сложная, – согласился Джарро. – Что ж, как говорится, я приложу для тебя к земле мое ухо.

–  Спасибо, – сказал Бринд. – Слышал об императоре?

–  Да. И снова любопытно. Но он ведь был не в своем уме, так?

–  Теперь я еду за его старшей дочерью, она будет нашей императрицей.

–  Джамур Рика? Конечно. А разве она не ребенок?

–  Нет, ей уже двадцать.

–  Как быстро растете вы, люди! – Собственная проницательность, похоже, привела даунира в восторг.

Они обсудили последние городские новости, события в лагере беженцев за его стенами. Потом Джарро принялся что-то бормотать о диких цветах Джокулла и Маоура. Бринд послушал-послушал и мягко прервал его излияния:

–  Джарро, а ты, случайно, не слышал ничего об убийствах на Тинеаг’ле, а?

–  Убийствах? – Джарро задумчиво сложил домиком могучие ладони.

–  Не думаю, чтобы это была межплеменная рознь. Может, какая-то неизвестная тварь или еще что?

–  Я ничего об этом не знаю, но, признаюсь, хотел бы узнать больше. Согласно тому, что я читал, на архипелаге уже много тысяч лет не водилось существ, способных на убийства в больших масштабах. Их окаменевшие останки сохранились, конечно, на Й’ирене. Попытаюсь узнать.

–  Спасибо, – сказал Бринд. – Мне пора. Вернусь, зайду к тебе снова.

–  До свидания, Бринд Латрея, – рассеянно отозвался даунир.

– Знаешь, в чем твоя беда?

Они стояли у стойки в «Кресте и полумесяце». Время было ближе к полуночи, трактир почти опустел. Ветеран Девятого драгунского полка спал в углу, не выпуская из рук крэжки и все еще в форме, которая ему больше не понадобится. Рядом сидели двое пожилых румелей и дружески молчали. Неподалеку уютно потрескивало пламя в очаге, клинк-клинк-клинк – перезванивались стаканы на подносе у официантки, которая несла их в кухню. Трактир был из тех, где обращали внимание на декор: зеркала в резных рамах, привозное черное дерево, освещение достаточно яркое для того, чтобы женщины, которые заходили сюда выпить, чувствовали себя спокойно.

–  Так в чем же? – переспросил Бринд. Апий уже не в первый раз объяснял ему суть его проблемы. И разумеется, не в последний.

Бринд сделал глоток пива.

–  Ты слабак, – продолжал Апий. – Вот кто ты есть, слабак. Принимаешь все слишком близко к своей жопе и никогда не жалуешься. Служишь этим советникам.

–  Правда? Спасибо за поддержку.

–  Да скажи ты им «нет» хоть раз в жизни! Я бы на твоем месте давно уже надрал им задницы!

–  Дипломатическое решение проблем не по тебе?

–  Дипломаты еще никогда не выигрывали войну за солдата.

Бринд задумался над мудростью слов капитана:

–  Может быть, ты и прав. – Тут он заметил, что вниманием товарища всецело завладела официантка, протиравшая столы. – Эй, ты еще со мной?

–  Душой я с ней, – признался Апий. – С тех самых пор, как она вошла сюда.

Бринд уставился на него:

–  Прекрати. У тебя что, совсем стыда нету?

–  Нет, стыд меня не защищает, – сказал Апий. – Может быть, именно поэтому мои чувства так остры.

Бринд рассмеялся, покачал головой, затем снова задумчиво уставился на бар.

Веселились они на верхнем уровне города, и до казарм Балмакары было рукой подать. Бринд считал такое привилегированное расположение своих солдат напрасной тратой ресурсов, ведь они редко бывали в городе. Лучше бы отдали места беженцам. Но нет, помещение, занимаемое ими, было врезано в склон горы к северу от покоев последнего императора, и обычно минимум двое гвардейцев несли там вахту на случай, если вдруг понадобятся его величеству. На памяти Бринда такого, правда, еще не случалось, но осторожность не помешает.

Квартира самого Бринда как командира гвардейцев была довольно экстравагантна и отделена от остальных. Ему нравилось ее внутреннее убранство: сплошь полированный мрамор вперемешку со сланцем, пурпурные драпировки на каждой стене. За ними скрывались карты дальних территорий империи, чтобы всегда были под рукой, если он вдруг захочет изучить их на досуге. Это занятие нередко помогало ему скоротать бессонную ночь. Укрепляло его чувство долга. С зеркала на туалетном столике свисали военные медальоны.

Потом он заметил письмо, оставленное для него на столике. Он зажег лампу, открыл конверт и нашел в нем написанные рукой канцлера Уртики подробные координаты поселка Хайюк на Южных Фьордах, где жила леди Рика. Кроме того, в письме канцлер выражал желание побеседовать с Бриндом до его отъезда о трагическом происшествии у мыса Далук.

Бринду не хотелось прямо сейчас думать о погибших сослуживцах и искать в себе силы справиться с известием о том, кто оказался предателем. Хуже нет для солдата, чем такие затишья, когда гибель товарищей, которой он стал свидетелем, вспоминается снова и снова. Надо будет распорядиться, чтобы написали письма соболезнования и отправили семьям погибших. Столько дел еще не сделано, а завтра уже уезжать. Бринд сел за письменный стол и решил пару часов поработать.

Сделав паузу, Бринд поднял голову и посмотрел на часы. Не прошло еще и часу, да и особенно уставшим он себя не чувствовал, но все же решил, что письма подождут. Хотелось глотнуть немного свежего воздуха, расслабиться. Может быть, Апий прав: Бринд воспринимает жизнь слишком серьезно. Начинало сказываться напряжение.

Он снял форму, надел неприметную коричневую тунику, набросил плащ с капюшоном и торопливо шагнул в холодную ночь.

Бринд постучал в дверь. Кругом стояла удушливая тьма, в ночи вроде этой всегда кажется, будто кто-то следит за каждым твоим шагом.

Тогда тайна Бринда выплывет на поверхность.

И его казнят на городской стене.

Он стоял перед непримечательной дверью у Гата-Гуля, недалеко от тех мест, где на пересечении Гата-Картану и Гата-Сентиментал веселились в бистро компании художников и поэтов. Поблизости на голой улице стоял плохой отель, откуда всегда доносился какой-нибудь шум: резкий смех, поспешные шаги, звяканье посуды или лязг металла. В зависимости от настроения города эти звуки могли означать как драку, так и любовь, а то и убийство. А еще каждый был волен интерпретировать их в зависимости от степени своей одержимости: Виллджамур – один из тех городов, которые обретают реальность только в сознании человека.

Дверь открылась, на пороге стоял стройный молодой человек в тонком халате на голое тело. Высокие скулы, тонкие губы, порочная усмешка, которая так манила Бринда. Юноша пальцами расчесывал гладкие черные волосы.

–  Ба, да это, никак, мой большой героический воин? Давненько тебя не было видно.

–  Неделя выдалась тяжелая, – выдохнул Бринд, опуская взгляд в землю. Не в последнюю очередь потому, что ему не хотелось видеть свое отражение в глазах Кима.

–  Судя по всему, так и было, – сказал Ким. – Видок у тебя тот еще. Да и пришел ты не в форме. Ну, чистый бродяга, да и только. Но это я переживу.

–  Если нас застукают вместе, когда я в форме, обоих повесят. И представь, что будут думать мои люди, когда узнают обо мне правду. Они и так уже что-то подозревают.

Отсутствие жены вызывало подозрения, Бринду еще повезло, что он был альбиносом, – хоть какая-то отговорка.

–  Ты просто психуешь из-за цвета твоей кожи, дорогуша, – заметил Ким. – Хватит, расслабься. Людям на тебя покласть, уж поверь.

–  Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться.

–  Ну, если так, заходи.

Все еще мешкая, Бринд спросил:

–  А ты… один? У тебя никого больше нет?

–  Конечно нет, а то я тебе сказал бы.

Бринд последовал за ним внутрь, внимательно оглядевшись, прежде чем закрыть дверь. Ким всегда проявлял такую беспечность, и в этой его легкости было что-то ужасно привлекательное. А может быть, это не легкость, а бесшабашность? Многие видели в этом признак силы. Женщин особенно привлекала к нему его глубокая уверенность в себе, порождавшая и его сарказм, и чувство юмора, и сверхъестественную мудрость. Им всегда хотелось, чтобы он обратил на них внимание, но он неизменно возвращался к Бринду.

–  Что это у тебя, порез? – спросил его Бринд, разглядев при свете тонкую линию под глазом Кима.

–  Да, стал жертвой грубости, ну, ты знаешь, как это бывает. Хотя нет, ты-то как раз не знаешь, ты ведь военный. Пристал тут один тип, обзывался, грозил донести инквизиции. А парень, с которым я тогда встречался, был здоровый и мускулистый. Ну, он и сломал тому ублюдку челюсть. Теперь он сам есть не может. – Лицо Кима осветилось нежнейшей из его улыбок.

–  Вот как. – Бринд не знал, сердиться ему или ревновать. Ни на то ни на другое он не имел права. – Ну как у тебя дела? Вижу, ты снова сделал ремонт.

Бринд кивнул на стулья с металлическим каркасом, непонятные фрески на стенах, стильные новые фонари, которые лили вокруг мягкий голубовато-зеленый свет. Его всегда впечатляла эта способность Кима из года в год вносить что-то новое в убранство своего жилища.

Когда они познакомились, Бринд был всего лишь капитаном Второго драгунского полка. Его репутация была не настольно безупречной, чтобы беспокоиться о ней, поэтому бывали хорошие дни, относительно безмятежные, когда он мог проводить вечера, занимаясь любовью и непринужденно общаясь. Вдвоем они ходили по галереям и даже поднимались на мосты в теплые вечера, чтобы быть ближе к звездам. Но и тогда тень палача незримо следовала за ними по пятам, а все из-за двух строчек в древнем джорсалирском тексте. Но все равно в те дни люди еще не помышляли об Оледенении, а ему не принадлежала ключевая роль в обороне и развитии империи, так что он меньше дрожал за свою репутацию.

В те сравнительно беззаботные молодые дни он ходил по городу и клеил мужика за мужиком. В Виллджамуре всегда полно было подходящих мест, закрытых клубов, таких темных, что там даже женатые мужчины могли позволить себе быть лицемерами. Осознание того, что его могут казнить просто за то, какой он есть, приятно щекотало нервы. И сосать чужой член, думая об этом, было просто здорово. Теперь Бринд остепенился и хранил верность одному мужчине – до того не похожему на него самого, что он и сам не хотел думать о причинах их союза. Может, как раз потому, что Ким был начисто лишен мачизма – качества, которое прямо-таки насаждалось в армии.

–  Я продал картину за приличные деньги… – Ким помолчал, следя за взглядом, которым Бринд обводил комнату. – Не то чтобы она была очень хороша, но вкус – это дело вкуса. – Он рассмеялся над собственной шуткой – еще одна черта, которая так нравилась в нем Бринду. – Вот я и решил обновить тут все. Тебе бы обновление не помешало.

Ким шагнул к Бринду, и они на мгновение застыли в объятии, а в выражениях их лиц появилось что-то примитивное. Бринд глубоко дышал, выжидая момента, знака, который подаст Ким, потом их лица сблизились, рты нашли друг друга, сцепились в мягкой агрессии, и время исчезло.

Наконец Бринд со вздохом отпрянул.

–  Терпеть не могу, когда ты вот так врываешься и разрушаешь мои вечера. – Пальцы Кима пробежали по плечу Бринда, задержавшись на бугре трицепса. – Терпеть не могу и обожаю. Надолго останешься?

–  На одну ночь, уйду очень рано утром. Завтра я опять покидаю город.

–  Знать ничего не хочу. – Ким приложил палец к губам Бринда, тот закрыл глаза и лизнул его.

Бринд распахнул на Киме халат и протянул руки, чтобы ощутить тепло его тела, – скорее по привычке, чем намеренно. Очень медленно он провел ладонями по торсу любовника вниз.

Ким вздрогнул:

–  Астрид, лед, а не руки.

Бринд улыбнулся:

–  Прости. – И продолжал гладить, пока Ким не стал готов, а тогда поцеловал его в живот. – У меня есть и кое-что тепленькое.

Бринд встал на колени и припал к Киму ртом.

Бринд всегда особенно любил путь по лестнице вверх, так как он продлевал предвкушение и обострял желание. Эти редкие моменты, когда он мог забыть о тяготах своего сложного и опасного существования, служили ему утешением. Вот и еще одна особая ночь из тех, которые он проводил только с Кимом, была впереди.

Солдат, герой многих сражений, он никогда не подвергался опасности большей, чем в такие моменты.