Глава двадцать девятая

Она могла обратить камень в расплавленную лаву, морскую воду – в ледяные статуи, могла заставить растения стать размером с дом в считаные часы. Она могла затопить землю потоком огня и так же быстро потушить его.

Но найти Дартуна Сура, годхи ордена Равноденствия, не могла.

Сидя во тьме и тишине своих каменных палат, Папус мрачно обдумывала ситуацию, сложив ладони домиком и глядя в пол.

Она не поделилась с красноглазым командующим всеми своими тревогами касательно того, что задумал Дартун. Она не сомневалась, что именно он поднял мертвых. Весь вопрос в том, сколько живых мертвецов ходит сейчас по земле по его милости и каких от этого ждать последствий?

Папус знала о Дартуне почти всю жизнь; с тех самых пор, как вступила в орден Даунира, до нее непрерывно доходили слухи о его странном образе жизни и злоупотреблении технологиями древних. Ей самой не было равных в обращении со старинными реликвиями, – по крайней мере, так она считала до недавнего визита Верэйн. Годами она взбиралась по иерархической лестнице своего ордена, наблюдая, как вокруг нее гибнут от несчастных случаев коллеги, неаккуратно обошедшиеся с той или иной реликвией, – в их числе и ее великая любовь, человек, на бегство с которым она надеялась. Главное для нее было сохранить лицо, остаться культисткой, ведь вся ее семья с незапамятных времен из поколения в поколение принадлежала к одному и тому же древнему ордену, старейшему из всех. Все ее живые родственники давно уже находились в отставке на Исле, острове, изолированном от остальной империи. Лишь она одна по-прежнему жила в Виллджамуре, где трудилась наперегонки с другими, чтобы только не отстать, не быть хуже.

И все же Папус любила свою работу. Она нуждалась в возбуждении, испытываемом ею при мысли о том, что в один прекрасный день она может открыть что-нибудь такое, что позволит ей лучше понять устройство вселенной или хотя бы немного поспособствует развитию цивилизации.

Оказывается, все это время Дартун тихо трудился в ее тени и посмеивался над ней.

Об ордене Равноденствия давно уже ходили разные слухи. Его члены пользовались дурной славой. Их этика подвергалась сомнению. Но, зная, как любит Дартун развивать свой собственный миф, она старалась до поры до времени не обращать внимания на всю эту ерунду.

Но теперь он зашел слишком далеко.

Он подделал живую материю, а это уже преступление против общества. Если он начал поднимать мертвых, его надо остановить, и как можно скорее. Если та девчонка, Верэйн, не врала, он пытается повлиять на расстановку сил во Вселенной. Среди культистов существовало правило, древнее, как сам город: во всех сомнительных случаях советоваться с коллегами.

Если орден Даунира не отреагирует на ее требования прекратить любую деятельность, связанную с оживлением мертвецов, это будет равносильно объявлению войны.

Все вдруг страшно усложнилось.

Она вздохнула. Как просто все было много лет назад, на Исле, во времена ее молодости. Населенный культистами, остров не походил на другие острова архипелага ни строением, ни флорой, ни фауной. Начать с того, что климат там был более теплым. К тому же живущие на Исле приверженцы самых разных культов оказали на него сильное воздействие магией и реликвиями. И теперь остров мало чем напоминал себя прежний, каким его создали когда-то дауниры. Зеленые луга, поросшие сочной травой, хребты огненных гор, белые полумесяцы прекрасных пляжей, рощи листопадных деревьев, расцветающих и сбрасывающих листву в соответствии с ритмами искусственно организованных времен года. А главное, голубая ширь небес, видимая с горных вершин хоть зимой, хоть летом. Все ордены имели право пользоваться землей на этом острове. Усадьбы, принадлежавшие им, были разбросаны по острову, где по одной, где группами, напоминавшими деревни. Их жители могли заниматься сравнительным изучением реликвий в относительном одиночестве.

Теперь все это казалось таким далеким, как в другом мире.

Мыслями она вернулась к Дартуну и приняла решение. Он просто не имел права вмешиваться в вопросы жизни и смерти, а его попытка отворить врата в неведомые миры может погубить все острова, живущие в лучах красного солнца. А значит, Папус должна призвать его к ответу.

Она шла темными переулками, где еще не появлялись уборщики снега со своими лопатами, и несла составленное ею недвусмысленное письмо. Ни один фонарь не горел в этой части города, но вечер был ясен, и свет двух лун серебрил предательский снег. Сверкающая дорожка убегала из-под ее ног далеко вперед. Было еще не так поздно, но пешеходы уже попрятались, и даже отпечатков следов на снегу почти не было видно. Оно и понятно – у людей наверняка были дела поинтереснее, чем бродить здесь, на холоде. Ультиматум лежал у нее в кармане, на ходу она придерживала его рукой. Предъявить его ей полагалось лично, одной, но в нескольких шагах за ней шли другие члены ее ордена, все как один со стеркрами. Она не идеализировала ситуацию. Конечно, она нуждалась в поддержке, но не хотела, чтобы ее визит походил на акт устрашения. Пока.

Подойдя к невзрачной двери, Папус постучала несколько раз, пока окошко в двери наконец не открылось и из него не донеслись слова приветствия, тут же улетевшие прочь облачками пара.

–  Мне нужен Дартун Сур по срочному делу, – заявила она.

–  Нельзя без приглашения, – услышала она в ответ.

–  Если вы не пропустите меня к нему немедленно, это будет означать полный разрыв отношений между нашими орденами, – сказала она и просунула письмо между прутьями решетки.

–  Подождите, – буркнул голос, и тот, кто открыл дверь, удалился.

Дожидаясь на холоде ответа, Папус думала о том, что Дартун уже давно на каком-нибудь далеком острове, как и предположила Верэйн.

Наконец дверь распахнулась, и один из членов ордена Равноденствия встал перед ней.

–  Его здесь нет, – сказал он, в его руке белело ее письмо.

–  Где же он?

Из раскрытой двери падало так мало света, что она скорее угадала, чем увидела, как он пожал плечами.

–  Я пришла сюда за ответами и не уйду без них. Может быть, ты сможешь дать мне их.

–  Послушайте, леди, я понятия не имею, что вам надо. Я же говорю, когда он вернется, я передам ему все, что вы хотите сказать.

–  Ты меня не понял, – перебила его Папус, тайком опуская реликвию из рукава в ладонь. – Я никуда не уйду, пока ко мне не выйдет кто-нибудь из старших представителей ордена.

–  Я же говорю… – начал он с угрозой.

Папус выбросила вперед руку с зажатой в ней реликвией, из нее вырвался фиолетовый луч, и потрескивающая световая сеть окутала тело мужчины.

Его рот открылся широко в беззвучном вопле. Через миг человек уже лежал на земле, безмолвно корчась.

Рядом с ним медленно спланировал вниз листок с ультиматумом, она нагнулась и захлопнула дверь. Потом подсунула ультиматум в щель, а разряды энергии продолжали сковывать соперника-культиста. Тем временем из темной ночи вышли ее помощники и, набросив на поверженного веревочные петли, поволокли его по снегу прочь, а фиолетовые вспышки освещали его сопротивляющиеся руки и ноги.

–  Око за око, – с удовлетворением промолвила она, присаживаясь на корточки у выхода в переулок и пристраивая в снегу еще один механизм, который тут же словно разостлал по земле сплошную сиреневую простыню. Когда пламя погасло, снег был первозданно свеж, на нем не осталось ни единого следа.

Белые хлопья снега падали с неба так неспешно, словно все время во Вселенной принадлежало им.