ГЛАВА 9

Он проснулся с раскалывающейся головой и ощущением, будто вместо мозгов у него кусок льда. Вздрагивая, потёр глаза... и его чуть не стошнило: комната поплыла и закружилась. Он вспомнил сначала убийственные слова Терезы, потом свой короткий сон и почувствовал себя маленьким и несчастным. Был ли это взаправду только сон? Кто были те люди? И что за гадости они говорили о его мозге?

— Здóрово! Я вижу, у тебя талант кемарить в любое время суток.

Томас прищурился: над ним стоял Ньют.

— Я долго спал? — спросил Томас, загоняя мысли о Терезе и... сне? воспоминании? — подальше, в тёмный закоулок сознания. У него ещё будет время поразмыслить и помучиться — потом когда-нибудь.

Ньют взглянул на часы.

— Пару часов. Когда народ усёк, что ты завалился поспать, то все как-то расслабились. Всё равно делать нечего, сидим и ждём — чем чёрт не шутит, вдруг что интересное произойдёт. Отсюда ведь нет выхода.

Томас приподнялся и сел, ухитрившись при этом не заскрипеть зубами. Оперся спиной о стенку в голове кровати.

— А хоть какая-нибудь еда у нас есть?

— Нет. Но я уверен: те отморозки устроили такой тарарам и притащили нас сюда не для того, чтобы уморить голодом. Вот увидишь — скоро что-нибудь случится. Помнится, так же было и в Приюте. Я же входил в самую первую группу — знаешь? Алби, Минхо и другие-прочие... Коренные приютели! — Последние слова он пробормотал с изрядной долей сарказма.

Томас был заинтригован: интересно, как это было — в Начале?

— А в чём сходство?

Ньют вперил невидящий взгляд в кирпичную кладку за окном.

— Очнулись среди бела дня — валялись вповалку вокруг закрытого Ящика. Память у всех была стёрта — ну, вот как у тебя в день прибытия. Ты бы удивился — мы очень быстро пришли в себя и прекратили паниковать. Нас было около тридцати человек. И никакого понятия, как мы сюда попали, что случилось и на каком суку повеситься. Перепуганные, сбитые с толку... Но поскольку мы все были в одной лодке, то быстренько сорганизовались. Через несколько дней хозяйство пошло как по рельсам, и каждый был занят своим делом.

Томас с интересом слушал рассказ Ньюта о первых днях в Приюте. Отрывочные воспоминания, вернувшиеся во время Превращения, не давали полной картины. Головная боль начала потихоньку утихать.

— А скот, растения и всё прочее? Это уже было там или как?

Ньют кивнул, по-прежнему не отводя взгляда от замурованного окна.

— Да, было, только с нас сто потов сошло, прежде чем всё заработало как надо. Ведь пришлось действовать на ощупь — методом проб и ошибок.

— Так... в чём сходство с нынешней ситуацией? — снова спросил Томас.

Ньют перевёл на него взор.

— Мы чувствовали, что нас не за здорово живёшь послали туда, а с какой-то важной целью. Если кому-то было так невтерпёж прикончить нас, то почему было не сделать этого сразу? Зачем посылать нас не-поймёшь-куда, да ещё с домом, хлевом и скотом? А поскольку ничего другого не оставалось, мы приняли случившееся как факт и начали работать и исследовать своё жильё.

— Но мы уже всё тут исследовали, — возразил Томас. — Ни животных, ни еды, ни Лабиринта.

— Ну и что? Принцип тот же. Мы здесь не штаны протирать, а с какой-то целью. Постепенно выясним, с какой.

— Ага, если прежде не положим зубы на полку.

Ньют махнул в сторону санузла:

— Воды хоть отбавляй, так что на несколько дней нас хватит. За это время хоть что-нибудь, да изменится.

Глубоко в душе Томас был полностью согласен, а спорил только чтобы укрепиться в вере.

— Но как же все эти мертвецы? Может, они и в правду спасли нас, и за это их убили? И нам теперь конец? Может, нас действительно для чего-то предназначили, но теперь всё пошло кувырком, и нас бросили на произвол судьбы?

Ньют расхохотался.

— Не, ну, послушай, голова с дырой, что за плюк ты несёшь! Пессимист хренов. Ага, как же: шустрые трупы как по волшебству вынимаются из петель и делают ноги, потом эти кирпичные стенки в окнах и тэ дэ. Как хочешь, но что-то уж больно это смахивает на Лабиринт. Такой же дурдом и так же необъяснимо. Загадка на загадке загадкой погоняет. Наверняка следующий тест. Вот увидишь — нам предоставят шанс, точно как в долбаном Лабиринте. Гарантирую.

— Ну да... — пробормотал Томас, раздумывая, не рассказать ли ему про свой сон. Нет, позже. — Надеюсь, ты прав. Если только гриверы ниоткуда не вывалятся, то с нами всё будет хорошо.

Томас ещё не договорил, а Ньют уже замотал головой:

— Потише, приятель! Осторожней с желаниями, не то, неровён час, свалится на наши головы чего похуже.

Но тут в голове у Томаса возник образ Терезы, и ему стало не до разговоров.

— И кто у нас теперь пессимист? — через силу усмехнулся он.

— Поймал! — признал Ньют и встал. — Ладно, пойду понадоедаю кому-нибудь другому, а то скукотища. Случилось бы уж что-нибудь, что ли! Я голоден, как волчья мать.

Ньют отошёл, а Томас вновь улёгся на спину и уставился взглядом в дно верхней койки. Потом опустил было веки, но из мрака его мыслей тут же возникло лицо Терезы, и он снова открыл глаза. Если он намерен выйти из нынешней ситуации живым, нужно забыть о девушке. Пока.

Голод.

«Как будто внутри сидит зверь и жрёт тебя» — размышлял Томас. Они уже три дня ничего не ели. Юноше казалось, что у него в желудке поселилось рыкающее, когтистое чудище, старающееся прогрызть себе путь наружу. Томас постоянно бегал пить воду из-под крана в ванной, но чудище не унималось и терзало его непрерывно — каждую секунду каждой минуты каждого часа. Пожалуй, выпитая вода только делала монстра сильнее, и голод становился ещё мучительнее.

У других дела обстояли не лучше, хотя большинство держали свои жалобы при себе. Облизывали губы, надавливали руками на животы, будто стараясь утихомирить грызущее изнутри чудище. Понурив головы, брели в туалет с таким видом, словно каждый шаг сжигал тысячу калорий. Если не считать походов по нужде или чтобы выпить воды, приютели вообще не двигались, валялись, как и Томас, на своих койках — бледные, с отвисшими челюстями и впалыми глазами.

Все они были больны, тяжело, смертельно больны. Глядя на своих товарищей, Томас остро чувствовал: от этого страдания не отмахнёшься, не загонишь в пыльный угол сознания, смерть — вот она, за углом.

Сон, не прибавляющий сил. Туалет. Вода. Тягостная дорога обратно к койке. Снова сон без сновидений. И так без конца, замкнутый круг, прерываемый только думами о Терезе, о её безжалостных, грубых словах — и тогда мысль о смерти не казалась такой уж страшной. После того, как умер Чак, Тереза была единственным, что привязывало его к жизни, что давало силы и надежду. Теперь ничего этого не было. И голод. Так прошли три долгих-долгих дня. Голод. Страдание.

Он перестал смотреть на часы — время почти остановилось, и проклятый циферблат только напоминал, как давно он последний раз ел. По его прикидкам, была вторая половина третьего дня, когда из общей столовой раздался зудящий, настойчивый звук.

Он уставился на дверь, ведущую туда, понимая, что надо бы подняться и сходить узнать, в чём дело. Но его сознание замутилось, мир вокруг затуманился...

Может, никакого звука и не было, пригрезился. Но он явственно слышал его!

Приказал себе подняться.

Но вместо этого уснул.

— Томас!

Голос принадлежал Минхо. Слабый, но чуть сильнее, чем когда он слышал его в последний раз.

— Томас. Чувак, проснись.

Томас открыл глаза, поразившись, что ещё жив, что не умер во сне. Первую секунду в глазах стояла пелена, а когда зрение сфокусировалось, он не поверил тому, что увидел. В нескольких дюймах от его лица находилось нечто круглое, красное, с зеленоватыми крапинками, рассыпанными по глянцевитой поверхности. Нет, он, наверно, всё же умер и попал на небо.

Яблоко.

— Где ты... — Закончить предложение он даже и не пытался — эти два слова высосали из него все силы.

— Ешь. — Вслед за приказом раздался смачный хруст с прихлюпом.

Томас поднял глаза: его друг грыз другое яблоко. Тогда, собрав остатки сил, чудом сохранившиеся где-то на потаённых складах организма, он приподнялся на локте и схватил лежащий на его постели фрукт. Поднёс ко рту и откусил крохотный кусочек. Рот наполнился не просто соком — он наполнился блаженством.

Со стоном он набросился на яблоко и сожрал его, не оставив даже огрызка, прежде, чем Минхо расправился со своим, хотя и начал есть раньше Томаса.

— Ты бы того, сбавил обороты! — сказал Минхо. — Будешь так лопать — тут же сблюёшь всё на фиг. Вот тебе ещё одно — и постарайся помедленнее.

Он протянул Томасу второе яблоко. Тот взял его, даже не сказав спасибо, и отгрыз здоровенный кусок. Потом как следует прожевал, проглотил и только тогда укусил ещё раз. Он почти физически ощутил, как в тело вливается тонкая струйка энергии.

— Ох, как классно, — промямлил он. — Просто хрень, как классно!

— Вот не удаются тебе приютельские словечки, — заметил Минхо, откусывая от своего яблока. — Всё равно выглядишь идиотом.

Томас пропустил комплимент мимо ушей.

— Откуда они взялись?

Минхо помычал, прожёвывая.

— Нашёл в общей столовой. Там теперь вообще много чего... интересного. Шенки утверждают, что заглядывали туда пятью минутами раньше и ничего этого не было. Ну и фиг с ним, мне фиолетово.

Томас свесил ноги с койки.

— А что такое это самое «интересное»?

Минхо грызнул яблоко, потом мотнул головой в сторону двери:

— Пойди сам посмотри.

Томас закатил глаза и медленно поднялся. Он всё ещё был слаб — как будто из него высосали внутренности, остался только мешок с костями, непонятно каким чудом держащийся в вертикальном положении. Впрочем, по сравнению с его последним, долгим и изматывающим, походом в туалет сил явно прибавилось.

Обретя устойчивость, он направился к двери в столовую. Ещё три дня назад в комнате было полно покойников, теперь же посреди неё возвышалась огромная груда продуктов, сваленных как попало — фрукты, овощи, какие-то упаковки — и сновали приютели, выхватывая из груды то одно, то другое.

Но его внимание было привлечено куда более странным зрелищем. Пришлось даже опереться о стенку рукой.

У дальней стены, напротив двери в маленькую спальню, стоял большой деревянный письменный стол.

За столом, водрузив на столешницу скрещенные в лодыжках ноги, сидел тощий человек в белом костюме и читал книгу.