Глава 5
Номер шестнадцать
– А нам все еще нужно Орудие? – Я делала вид, что мне всего лишь любопытно, но меня уже захлестнули тяжелые воспоминания.
Лукас снова поймал мой взгляд в зеркале:
– Нет. Орудие служит своим целям. Но мы решили, что оно должно быть у нас.
– На всякий случай, – добавил Прист.
– На какой же? – Мои плечи напряглись, Джаред прижал меня к себе, и я удобно устроилась у него под мышкой. – Вы нашли в дневниках что-то новое?
– Прист, да что с тобой? – Лукас предупреждающе посмотрел на Приста. – Она же была заперта несколько недель!
– Виноват… – Прист нахмурился и затолкал волосы под оранжевый капюшон. – Даже если оно бесполезно, его, скорее всего, создал кто-то из Легиона. И мне даже подумать страшно, что его найдет в развалинах какой-нибудь ребенок много месяцев спустя.
– Да ему просто хочется разобрать эту штуковину и выяснить, как она работает, – сообщила Алара, устроившаяся позади, в третьем ряду.
– Но это же отпадная хреновина, чудо механической инженерии! – воскликнул Прист. – Конечно, мне охота ее разобрать.
Я с облегчением заворочалась под рукой Джареда. Прист оставался Пристом.
– А чем вы, ребята, занимались, после того как… – Мне не хотелось говорить о той ночи в тюрьме. – После того, как мы расстались?
Джаред сжал мое плечо:
– Искали тебя.
– А я понятия не имела, чем они занимаются, пока не начала им помогать, – взмахнула руками Элль. – Но последние четыре дня чего только мы не делали! Искали свидетельства о рождении, составляли списки всех городов, где взбесилась погода, в общем, искали следы демона.
– Составляли схему, – уточнил Лукас.
– Точно, – кивнула Элль и наклонилась ко мне. – А Алара врала священнику. Рассказала ему жалостную историю о том, что ей нужна святая вода для лечения больной собачки, так что он освятил для нас ведро водопроводной воды.
– Если мы наткнемся на мстительного духа, вы меня поблагодарите, – парировала Алара.
– О каком количестве мстительных духов мы говорим? – Я повернулась к Джареду, не сообразив, насколько близко могут оказаться друг к другу наши лица.
Его голубые глаза на миг остановились на моих губах.
– До того как мы взяли с собой Элль, нам встретилось всего несколько. И никого похожего на Андраса.
Вроде духа в зеркале моей спальни?
Я еще не рассказала о нем друзьям. Джареда и без того порезали куском стекла, потому что он думал обо мне больше, чем о себе самом. Если узнает о зеркале, станет еще рассеяннее.
– Я прослеживал преступления и всплески жестокости, которые могут быть связаны с Андрасом, – сообщил Лукас. – Все массовые убийства случились между…
– Западной Виргинией и Пенсильванией, – закончила я за него. И представила стены своей спальни, жалея о том, что друзья не могут их увидеть. – Я тоже изучала эти схемы. Если мы купим карту на заправке, я восстановлю некоторые из них.
Лукас на меня странно покосился:
– Хорошо.
Прист покачал головой:
– Сколько бы всего я смог сотворить, будь у меня память, как у тебя!
Лукас не обратил на него внимания и поймал в зеркале мой взгляд:
– И в этой же области исчезли девушки.
При упоминании о пропавших я отвернулась.
– Знаешь, они все похожи… – начал Прист.
– Знаю, – резко перебила я.
– Нам незачем говорить об этом сейчас. – Алара перегнулась через спинку сиденья и взглядом заставила Приста умолкнуть. – Перед следующим городом есть стоянка для грузовиков. – Она показала на дорожный знак.
– Слава богу! – откликнулась Элль, наматывая на пальцы рыжие локоны. – Я нуждаюсь в хорошей порции кофеина!
– А где сейчас Фэйт Уотерс? – спросила я, осторожно глотая черный кофе.
Я была не готова называть ее своей тетей.
Лукас запихнул в рот горсть луковых колец, запил их вторым стаканом клубничного молока. Стоянка грузовиков почти опустела, и официантка радовалась, когда Лукас заказывал что-нибудь еще.
– Мы не знаем, – пожал он плечами. – У нее нет банковского счета или кредитных карт, даже водительских прав не имеется. Никаких цифровых отпечатков.
Прист оттянул от уха наушник:
– Что означает: скорее всего, она именно та особа, которую мы ищем.
– Но тогда как же мы найдем ее? – удивилась я.
Все, кроме Элль, уставились на меня, как будто я уже знала ответ. Элль же была занята флиртом с незнакомым парнем, сидевшим в углу кафе.
Лукас бросил в нее скомканную салфетку:
– Эй, ты можешь сосредоточиться на наших делах?
– Я способна заниматься двумя делами сразу, большое спасибо, – пробормотала Элль, улыбаясь.
Лукас достал из кармана серебряную монетку и повертел ее между пальцами:
– Если мы хотим найти твою тетю, логичнее всего начать с твоего отца.
При этих словах Элль повернулась в мою сторону. Она единственная знала всю правду о дне, когда ушел отец, о том, что он увидел меня в кухонном окне и все равно уехал. Я даже маме об этом не рассказывала.
Записка, оставленная отцом, все ей объяснила: «Все, чего я хотел для нас – и для Кеннеди, – это нормальная жизнь».
Я покопалась в жареной картошке на своей тарелке.
– Я ничего о нем не знаю. Он ушел, когда я была совсем маленькой.
– Ладно. Но ты помнишь что-нибудь до его ухода? – спросил Лукас.
– Она же сказала, что ничего о нем не знает! – Элль предостерегающе посмотрела на Лукаса.
Но Лукас не обратил внимания на огненный взгляд.
– Давай же, Кеннеди! У тебя фотографическая память. Ты должна что-то помнить.
Элль со стуком поставила на стол стакан:
– Отец их бросил, когда ей было пять лет! И даже открыток ко дню рождения не присылал! Он просто задница! Вот что она помнит!
Я покраснела:
– Элль, заткнись!
Джаред под столом сжал мою руку. Я уставилась в окно, за которым лил дождь. Я готова была на что угодно, лишь бы не видеть в его глазах жалости и вопросов.
– Извини…
Лукас произнес это неловко, с сочувствием, как мои друзья, когда узнали о смерти мамы.
Мое смущение обернулось гневом. Я не видела отца двенадцать лет. Он не потрудился объявиться, даже когда мама умерла. И все равно он до сих пор причинял мне боль.
– Хочешь знать, что я помню об отце?
– Кеннеди, все в порядке… – начал Джаред.
Я вскинула руку, заставляя его замолчать:
– От моего отца пахло сигаретами «Мальборо» и мятной зубной пастой. Иногда сильнее «Мальборо», иногда – пастой, в зависимости от того, насколько он старался избавиться от табачного духа. Он любил хрустящий бекон и черный кофе. Брился не каждый день, так что лицо у него было то гладким, то колючим, и у него были самые зеленые глаза на свете. Его любимым шоколадным батончиком был «Гранд-100», и он разрешал съесть мне его перед обедом, хотя и думал, что это разозлит маму. Он любил Джонни Уокера, «Пинк флойд» и Эдгара Алана По. И еще ненавидел мюзиклы, рубашки с воротниками и фокусников. – Я встала. – И еще он говорил, что любит меня больше, чем луну и звезды и все, что под ними. Но он лгал.
Никто не произнес ни слова, когда я бросилась к грязной стеклянной двери ресторана.
– Кеннеди! – наконец окликнул меня Джаред.
– Дайте ей минутку, – произнесла Элль, прежде чем за мной закрылась дверь.
Я прислонилась к стене под матерчатым навесом, рядом с водителями грузовиков, которые делали последние затяжки перед тем, как войти внутрь.
Боковым зрением я заметила зеленую армейскую куртку Джареда. Он схватил меня за руку и потянул, привлекая к себе.
– Когда ты говорила об отце, я и не подозревал, что все настолько плохо. Почему ты раньше ничего не сказала?
Потому что я до сих пор вижу, как папа садится в машину, и вижу ту записку и мамино заплаканное лицо. Потому что не хотела, чтобы ты знал, что мой родной отец от меня отказался. Потому что не хотела, чтобы ты смотрел на меня так, как сейчас.
– Да нечего говорить. Его не было рядом. И это не имеет значения. – Я дернулась, чтобы отойти, но Джаред удержал меня, сжимая мою руку, и прижал к себе.
Он взял меня за подбородок:
– Поэтому тебе кажется, что все хотят причинить тебе боль?
Меня охватил знакомый холод, возникавший каждый раз, когда я слишком долго думала об отце.
– Джаред, я не… Я не могу об этом говорить. Пожалуйста.
– Хорошо.
Мы молча стояли бок о бок и наблюдали, как на парковку въезжали грузовики и выезжали с нее. Я не хотела разговаривать о папе, не хотела отпускать боль, которая, похоже, никуда и не собиралась уходить. Но мои воспоминания, возможно, единственная зацепка, и если именно Андрас виноват в преступлениях, статьи о которых висели на стенах моей спальни, то он убил десятки людей.
Несколько минут спустя я вернулась в ресторан и была готова.
– Что еще вам нужно знать?
Алара перевернула сахарницу, высыпав в свою чашку не меньше половины ее содержимого.
– Ты не обязана об этом говорить, Кеннеди. Мы можем найти и другой способ отыскать ее.
– У нас нет времени. – Я расправила плечи и глубоко вдохнула. – Задавайте вопросы.
Прист повертел в руках наушники.
– Отец рассказывал о своем детстве?
– Нет. Я знаю, что он вырос в округе Колумбия, но бабушка и дедушка умерли еще до моего рождения.
Прист и Алара переглянулись.
– А еще что-нибудь? Помнишь места, куда вы ездили вместе? – спросил Лукас.
Я уже хотела сказать «нет», но в моей памяти вспыхнуло некое воспоминание. Фотография, которую я нашла заткнутой за мое зеркало, когда укладывала вещи после смерти мамы. Я сижу на плечах отца, а позади нас – старый серый дом.
– Была одна фотография…
Я закрыла глаза и сосредоточилась на деталях снимка, на что прежде не обращала внимания, и стала рассматривать их одну за другой.
Сломанный водосточный желоб сбоку на стене дома.
Наполовину скошенная лужайка позади нас.
У меня нет переднего зуба.
Розовые цветы на кизиле.
Серебряное обручальное кольцо моего отца.
Здоровенная дыра на колене моих джинсов.
Голубые кеды с развязавшимися шнурками.
Зеленая наклейка на моей футболке.
Я сосредоточилась на наклейке. Размытые буквы тянулись по ее окружности, а белая надпись в центре гласила: «Я видела самый большой в мире колпачок от бутылки».
– Была одна старая фотография – мы с папой перед каким-то домом. Понятия не имею, где это снято, но на моей футболке был стикер, из тех, что выдают в музеях или у исторических памятников.
– И ты помнишь, что ездила с ним в подобное место? – спросил Прист.
– Нет. Но на наклейке было написано: «Я видела самый большой в мире колпачок от бутылки».
– Это лучше, чем ничего. Кто готов продолжить путешествие? – спросил Лукас, когда Алара отпила свой пересахаренный кофе.
Она глотнула слишком быстро и закашлялась. Элль хотела похлопать ее по спине, но Алара оттолкнула руку.
Лукас тут же схватился за смартфон и навел справки в Интернете.
– Самый большой в мире колпачок от бутылки находится в штате Массачусетс, в Топсфилде, в Музее Войны за независимость, таксидермии и патриотизма.
– Гадость! – Элль сморщила нос.
– А чего ты хочешь? Это же музей, где находится гигантская крышка от бутылки. – Прист стащил с моей тарелки жареную мелочь. – Порадуемся хотя бы тому, что там не делают чучела из патриотов.
– Твои бабушка и дедушка жили в Массачусетсе? – спросил Лукас.
– Да, в Бостоне, – кивнула я.
– Вот и связь. – В голосе Лукаса слышалась надежда.
Алара скрестила руки на груди:
– Но ты же не предлагаешь нам и в самом деле ехать в Массачусетс из-за какой-то наклейки? Чтобы посмотреть… на что именно?
– Я согласна с Аларой, – отозвалась я. – Слишком дальний путь.
Прист снял наушники и повесил на шею.
– Когда я был маленьким, мой дед таскал меня по самым странным местам, которые ему нравились. Может, и отец Кеннеди имел такую же привычку?
– Показывать самые большие в мире пробки от бутылки? – спросила Алара.
Лукас сунул в карман монетку.
– Орудие исчезло. Андрас резвится, убивает, а мы понятия не имеем, где его искать. Так что, если тебе известно нечто, чего остальные не знают, нам ничего другого не остается.
– Пойду заплачу по счету. – Алара выскользнула из нашей кабинки.
Лукас кивнул Присту, и они потопали за ней, желая убедить, что идея поездки вовсе не плоха. Иначе нам предстояло провести десять часов в машине, постоянно выслушивая ее саркастические замечания.
Десять часов в машине.
– Элль, ты привезла сменную одежду? – спросила я.
– Найдется парочка джинсов и еще кое-какие мелочи в моем кошельке. – Элль показала на черную кожаную сумку. – Набита битком. Лосьоны, увлажнители, патентованные зубные щетки. – Она сделала паузу, когда я подняла сумку. – Косметика.
Это был намек.
– А бальное платье прихватила, чтобы соответствовать всему этому? – поддразнил ее Джаред.
Элль уперлась руками в бедра. Я сдержала улыбку и поволокла ее «кошелек» в туалетную комнату.
Прежде чем дверь за мной закрылась, я услышала голос Элль:
– Ты определенно не читал «Десять правил выживания при нашествии зомби». Правило номер один…
Когда через десять минут я вышла, Элль с кем-то негромко разговаривала. Я остановилась в узком коридорчике, что вел в зал ресторана, и прислушалась.
– Она наблюдала за тем, как он уезжает.
– Не понял… – откликнулся Джаред.
– Я имею в виду – буквально наблюдала, – пояснила Элль.
– Но ты это не всерьез?
– Я, вообще-то, не должна это говорить, тем более тебе. – Элль нервничала. – Кеннеди меня убьет.
Это верно, Элль. Прекрати болтать.
Элль всегда была на моей стороне, но она уже не в первый раз проявляла излишнюю заботу, желая защитить меня. И мне следовало об этом подумать до того, как я оставила их наедине. Я сдержала дыхание, молясь, чтобы разговор закончился.
– Так вот почему она никого не подпускает к себе слишком близко, – пробормотал Джаред.
Потому что я изломана и разбита, и починить меня невозможно.
– Если Кеннеди пугается, она всех отталкивает от себя, – отозвалась Элль. – Всегда. Но ты не можешь ей позволить…
Джаред перебил ее:
– Я все делал неправильно.
Элль немного помолчала.
– Тогда, полагаю, тебе лучше начать делать все как следует.
Я приоткрыла дверь туалетной и хлопнула ею, будто только что вышла. Они замолчали.
Слава богу!
К тому времени как я вышла из коридорчика, Джаред и Элль уже переместились к выходу из ресторана.
И стояли там, таращась в дешевенький телевизор на стене, а официантка разбиралась со счетом.
– Генри! Поскорее! Мне пора заканчивать работу.
Водитель грузовика показал на телевизор:
– Погоди-ка минутку…
Журналистка стояла перед гаражом, вокруг мигали красные и синие полицейские огни. Я не слышала, что она говорила, но мне это и не понадобилось, потому что на экране появилась фотография девушки.
Водитель грузовика бросил на стойку десятидолларовую купюру, покачал головой:
– Еще одна девушка пропала.
Ее имя было написано под снимком: Хэйли Эдвардс.
Номер шестнадцать.