4

Из Карон-анде-Лета брат Свечка отправился вместе с графом Реймоном Гаритом в Антье. У него просто не было выбора. Граф с подозрением относился к совершенному, да и к мейсалянам в целом, хотя в его собственном семействе были ищущие свет. Но граф воевал не ради веры, он просто был ярым коннекским националистом и отказывался терпеть бесчинства иноземцев на своей родной земле.

Решительность графа Реймона передалась и жителям Антье. В городе кипела жизнь, он процветал и не собирался сдаваться, несмотря на все те беды, которые учинила в нем горстка развращенных бротских епископов и две вражеские армии. Здесь успели восстановить бо́льшую часть разрушений, которые появились после той самой неудачной для Антье осады. Но собор восстанавливать не стали – на его месте так и лежала груда обугленных обломков, под которыми покоились тела невинно убиенных женщин, детей и стариков. Гарит объявил, что собор этот станет памятником, «окропленным кровью тех, кого патриарх-узурпатор почитал своею паствой и погубил».

Учиненная в Антье резня подорвала доверие коннектенцев к церкви на многие последующие века.

По-настоящему понимали, какие глубокие шрамы оставила она на душах уцелевших, только те, кто сам здесь побывал.

Страшные события выжгли свой черный след в их сердцах, и в особенности в сердце графа Реймона, ведь именно он не сумел предотвратить катастрофу.

В Коннеке его очень многие поддерживали.

Герцог же Тормонд никак не мог понять, как изменила тьма дух жителей Антье.

– Я знаю Тормонда с детства, – сказал брат Свечка. – Он не дурной человек и хочет блага. Просто герцог потерял связь с повседневной жизнью, несмотря на старания советников и свои возможности.

Брат Свечка и сам оказывался в числе таких советников, когда попадал в Каурен.

– Он глупец, – отрезал граф Реймон. – Быть может, он хочет блага столь же сильно, как сам Аарон Чалдарянский, но Тормонд слепец и глупец.

Обсуждать герцога они принялись после того, как граф получил от своего сюзерена письмо с повелением явиться пред очи герцога и отчитаться за свое дурное поведение. На Гарита жаловались Безупречный V и Моркант Фарфог, епископ Странга.

Брат Свечка не стал спорить.

– Иногда Тормонд действительно ведет себя так, будто у него на глазах колдовская пелена.

– Похоже на то. Никуда я не поеду. Хочет меня видеть – пусть посылает Данна арестовать меня. Сам я с места не сдвинусь.

Сэр Эарделей Данн, военачальник герцога, когда-то бежал из Сантерина, а потом остался в Коннеке, хотя после последних изменений, связанных с порядком престолонаследия, мог и вернуться на родину.

– Вы уверены, граф?

Брат Свечка имел в виду неповиновение сюзерену, но Реймон понял его по-своему:

– Вы правы. Мне нужно объезжать Коннек. Шпион в Салпено сказал, что Анна Менандская снова набирает войска, чтобы вторгнуться к нам. Ее пока мало кто поддерживает. Но только пока. Поскольку в Салпено воцарилась неразбериха, на их границы наседает Сантерин. Дворяне вынуждены защищать свои собственные города и за́мки, у них нет времени на разграбление наших.

Монах кивнул. Он сам был в Арнгенде прошлой весной и уцелел только потому, что местные мейсаляне предупреждали его каждый раз, когда церковь посылала своих людей арестовать совершенного.

– Ваша правда. А еще там до сих пор отправляют третьих и четвертых сыновей в Святые Земли, а с ними и изрядную часть богатств.

Во время прошлого священного похода чалдаряне основали на отвоеванной в Святых Землях территории с полдюжины небольших королевств, и этим королевствам постоянно требовались деньги и люди, ведь созданы они были искусственно, а со всех сторон на них постоянно наседали праманские каифаты.

В Арнгенде священные походы считались чем-то вроде святой обязанности. В некое подобие паломничества – повоевать в Святых Землях – раз в жизни отправлялись многие рыцари и дворяне из разных чалдарянских государств, но арнгендцы частенько уезжали туда насовсем.

– Юноша, нужно мыслить, учитывая долгосрочную перспективу. – Брат Свечка был стар, его мнение уважали, и выслушать граф его выслушает, но вот услышит ли? – Подумайте, какие последствия может возыметь ваш отказ явиться к герцогу для вас и для Антье как завтра, так и спустя долгое время. Давайте просто проделаем незамысловатое мысленное упражнение – скажите, чем это может обернуться?

Этот вопрос граф Реймон все-таки услышал. Несбыточные мечтания в его голове чуть потеснились.

– Представьте, – продолжал брат Свечка, – что Анна Менандская соберет еще одну банду головорезов и по какому-нибудь печальному стечению обстоятельств наймет вдруг опытного военачальника. Быть может, такого, который чему-то научился в кровопролитных битвах в Святых Землях. И вот Антье в осаде, а командующий вражеской армии знает свое дело.

– Довольно, старик! Я понял. Если сейчас я откажу герцогу, он тоже может отказать мне впоследствии. – Такое положение дел считалось вполне обычным: и у сюзерена, и у вассала были свои обязанности и права. – Если только в подобной ситуации он действительно сможет хоть чем-то нам помочь. Признаю, вы, вероятно, правы. Видимо, я старею.

Графу Реймону еще не стукнуло и тридцати.

Гарит позволил монаху удалиться, и Свечка ушел. Тогда Реймон послал за семейством Рольт. Их он тоже притащил за собой в Антье. Совершенный решил, что графу приглянулась Сочия.

В герцогском приказе упоминался и Брок Рольт.

– Здесь я вас покину, – сказал своим спутникам брат Свечка.

Граф Реймон нахмурился – его явно терзали подозрения. Совершенный опасался, что мрачный взгляд на жизнь, который сложился у Гарита, будет становиться только мрачнее.

Брок Рольт ухмыльнулся. Он радовался и волновался из-за своего первого визита в Каурен.

– Увидимся в замке, брат, – попрощался он с монахом.

Но потом его лицо тоже омрачила тень. Брок часто говорил, что у Реймона Гарита имеются все основания для подозрительности. Ведь именно на его город столько раз нападали, и не только на город – на него самого. Бротские церковники постоянно посылали своих священников сеять смуту в графских владениях. Их вешали, но других это не останавливало. И не единожды находил Гарит среди своих ближайших сподвижников тех, кто шпионил для Брота.

Кавалькада всадников въехала в город, они направлялись к Метрелье – родовому замку герцогов Кауренских.

А брат Свечка направился к дому Раульта Арчимбо, главы кауренских мейсалян. По дороге у него начали слезиться глаза – ведь шел он мимо дубилен. Арчимбо возглавлял и местных дубильщиков.

Встретила монаха хозяйская дочь, Кедла.

– Дитя мое, как ты выросла.

Девушка вспыхнула и потупила взгляд. Монах удивился – он помнил, как храбро она отстаивала свое мнение на собрании ищущих свет.

– Я не хотел тебя смутить.

Брат Свечка не понимал, что для Кедлы он почти полубог. Ведь даже в сердце мейсальской веры совершенные встречались очень редко. Но сам он считал себя просто странствующим учителем.

– Мы не знали о вашем приходе.

– Мне не удалось послать весточку.

– Господин совершенный, вам тут всегда рады.

– Зови меня просто «брат Свечка». Или уж на крайний случай «учитель». Вижу, ты не согласна, но прошу тебя выполнить мою просьбу. Ты дома, а не в дубильне, я-то думал застать твоего младшего братишку. Ведь он еще слишком мал, чтобы работать?

– Нет, он уже работает. А я нет – мы готовимся к свадьбе.

– Вот как? К чьей?

– К моей.

– Но тебе же еще только… Нда…

– Время бежит, учитель.

Она всегда имела склонность к философским рассуждениям.

– И, как я вижу, когда сам ты далеко, за ним не уследишь.

– Заходите, господин совершенный. Сейчас мы что-нибудь придумаем.

В мейсальской вере сохранилось понятие общей ответственности, о которой давно позабыла бротская епископальная церковь. Когда-то ее отцы-основатели исповедовали ту же философию, но со временем она потеряла свою значимость, а бротское ответвление церкви, уподобляясь окружающему социуму, все больше стало обрастать сложной иерархией. Когда рухнула Древняя Бротская Империя, бо́льшая часть ее дворцов, титулов и уловок перешла к церкви. Призрак этой самой империи продолжал жить в бюрократическом церковном аппарате.

Свадьба Кедлы прошла, как и было задумано. Брата Свечку попросили сказать речь, и он произнес короткое напутственное слово – говорил, что нужно верить в хорошее, что негоже душе предаваться праздности, что важно проявлять терпимость. После церемонии он ночевал по очереди в разных семействах мейсалян, ведь Арчимбо и так тяжело пришлось со свадьбой и прочими хлопотами. Кауренцы, ищущие свет, с радостью принимали его, ведь, когда в доме гостит совершенный, это придает семейству вес в глазах общины.

Время шло. Из Метрелье не слышно было никаких новостей.

Вечерние собрания по-прежнему проходили в доме Арчимбо, ведь только там хватало места, чтобы разместить всех, кто хотел взглянуть на совершенного.

После первой же такой встречи брат Свечка понял: кауренские мейсаляне успели сильно измениться.

Люди боялись и не верили в благополучное будущее.

Но ищущий свет не должен страшиться завтрашнего дня. Ведь завтрашний день в любом случае наступит, каким бы страшным он ни был, бояться не нужно.

– Что случилось? – спросил у слушателей монах. – Неужели вы все утратили веру?

Старшие примолкли, и тогда вперед вышла Кедла Арчимбо:

– С герцогом неладно, господин совершенный.

– Брат, – машинально поправил ее брат Свечка.

– Герцог стар. Он слаб и истомлен. Коннек разваливается на части, а он ничего не делает. Приказы его часто бессмысленны, от них обычно становится только хуже. Только жители Каурена еще обращают на них хоть какое-то внимание. Свои указания он ничем не подкрепляет.

На это жаловались во всем Коннеке. Мелкие дворяне уже совершенно не боялись герцога и не верили, что тот сможет защитить их в случае нужды.

– И это только малая часть, господин совершенный, – вставил Раульт Арчимбо. – Еще все волнуются, потому что здоровье у герцога совсем пошатнулось, а наследника он так и не назначил.

Да, это был очень важный вопрос. Свечка надеялся, что преемницей станет сестра Тормонда.

Смерть Тормонда IV повлияет на всех без исключения – вне зависимости от религии или сословия. Ведь кто-то придет ему на смену, и вероисповедание этого кого-то сыграет огромную роль. С каждым днем все ожесточеннее шла борьба за души коннектенцев.

– По улицам рыщут толпы головорезов, – пожаловался Эмис Хайнто. – Бротских прихвостней подстегивают монахи из Конгрегации по искоренению богохульства и ереси. А герцог и пальцем не шевельнет. Чалдарян, поддерживающих Вискесмент, гораздо больше, чем бротских шавок, но они почти никогда не сопротивляются. Нападают громилы в основном на ищущих свет. Да еще на дэвов и дейншо, если те им попадутся.

– В прошлом месяце разграбили праманскую церковь, – снова вступила Кедла. – Единственную в Каурене. Хотели ее сжечь. Тогда погибло двадцать два человека.

– А герцог ничего не сделал, – добавила ее мать, сложив пухлые руки на груди. – Как обычно. Повел себя так, словно ничего не случилось.

Брат Свечка изумился: как же так вышло? Почему все зашло так далеко?

– Еще два-три подобных случая, – сказал Арчимбо, – и у нас начнется гражданская война.

Кто-то вспомнил об убийствах священников: в Коннеке начали убивать тех святых отцов, кто поддерживал Безупречного или любые его начинания.

– Войны не избежать, – заметил еще кто-то. – Бротские холуи ее разжигают.

Видимо, решил брат Свечка, так теперь считает общественное мнение.

– Скоро я встречусь с герцогом Тормондом и постараюсь воззвать к его совести.

Но надежды на успех у самого брата Свечки было мало: герцог не желал видеть того, что происходило вокруг, он жил в своем выдуманном мирке, ослепленный несбыточными мечтаниями.

Неужели шпионы бротской епископальной церкви действительно сеют хаос? Зачем им это? Поддерживающих Брот чалдарян в Каурене меньшинство, как и во всем Коннеке. Те приграничные графы, которые сохраняли верность Безупречному, а не Непорочному, уже давно бежали в Наваю, Сантерин, Арнгенд или герцогство Трамейн. Влияние Наваи на терлиагском побережье крепло, а король Питер не допускал беспорядков в своих владениях. Ведь люди больше всего жаждали порядка.

– Мы желаем вам всяческого благополучия, господин совершенный, – вздохнул Арчимбо, – но будем готовиться к худшему, уж не обессудьте.

– Милис, сын моей двоюродной сестры Летти, служит пажом в Метрелье, – сказала мадам Арчимбо. – Видит герцога каждый день. Он думает, у Тормонда слабоумие. Так иногда бывает у совсем древних стариков.

– Меня больше беспокоят не происки бротских и не бездействие герцога, – протянул Эмис Хайнто. – Я опасаюсь Ночи.

– Что, есть и еще дурные вести? – спросил брат Свечка.

– Да, – кивнул Раульт Арчимбо. – Ночь зашевелилась. Сначала ее создания устраивали разные проделки, потом начались бесчинства, а теперь стало опасно выходить из дома после захода солнца.

– Убийства, – сказала Кедла таким страшным голосом, словно речь шла о вершащихся еженощно кровавых расправах.

– Два убийства, – поправил ее отец. – Их свалили на Орудия Ночи, потому что другого разумного объяснения не нашлось.

– Да, только два, – согласилась Кедла. – Но это так ужасно. Людей разорвало на куски. И у трупов не хватало некоторых частей.

Очень мрачно. Но ведь на подобное зло способны и простые люди – торговцы, ремесленники, лавочники. За многими улыбающимися лицами скрываются чудовища. Взять хоть некоторых членов Конгрегации по искоренению богохульства и ереси.

– Я выясню, что было предпринято по этому поводу, – пообещал брат Свечка.

– Да ничего не было сделано! – проворчал кто-то.

Собравшиеся принялись злобно перешептываться.

– Может, и так, – согласился монах. – Но мы с Тормондом знаем друг друга с самого детства. Иногда он прислушивается ко мне, даже когда не желает слушать остальных.

Все горячо помолились, чтобы у совершенного все получилось.

За́мок Метрелье, родовое гнездо герцогов Кауренских, стоял на отвесном берегу в излучине реки Верс. За свои шестьдесят с лишним лет брат Свечка успел побывать здесь много раз. И с каждым разом казалось, что строение все больше уступает натиску времени. Старые ворота больше не закрывались. Караулили их все те же несколько стражников, которые тоже с каждым годом становились все непригоднее для военных дел. Монаха никто не встретил. Он отправился прямиком в зал для частных аудиенций и застал там дюжину других гостей.

– Видели, что сталось с за́мком, брат? – спросил граф Реймон. – Отпечаток немощи лежит даже на камнях.

Внутри следы времени еще больше бросались в глаза.

Семейство Рольтов раньше никогда не бывало в Метрелье. И теперь они видели перед собой лишь ветхие покои. Сочия злилась. Ей строго-настрого велели держать язычок за зубами – и собственные братья, и сам Реймон. Граф развлекал себя ее обществом вот уже несколько дней и на собственной шкуре узнал, что за словом барышня в карман не лезет.

Она была еще слишком молода и не думала о последствиях.

Брат Свечка предположил, что Гарит, возможно, так увлекся ею именно потому, что Сочия вполне недвусмысленно дала понять: завоевать ее лестью и романтическими балладами не удастся.

Граф довольно хорошо играл на лютне и вполне искусно владел своим баритоном. Он не сочинял ни стихов, ни музыки, зато умел замечательно сражаться и беспристрастно управлять.

И все же он пытался преуспеть и в этих занятиях, демонстрируя все ту же яростную решимость, с какой уничтожил Хейдена Бэка и его арнгендских наемников у Черной Горы.

Сочия благосклонно отнеслась к его стараниям. Решимость ей была понятна и близка, у нее самой решимости имелось в избытке.

Или же упрямства, как сказали бы ее братья.

Монах пообщался с одними, потом с другими, понаблюдал за присутствующими. Через полчаса прибыл герцогский глашатай Бикот Ходье.

– Прошу прошения, господин совершенный, – пристыженно поприветствовал он Свечку. – Я думал, вы опоздаете. Пойдемте со мной.

Ходье отвел монаха в маленькую холодную каморку, где не было почти никакой мебели. Напитков и еды тоже. Уединенная и мрачная комнатушка напоминала келью отшельника. Вода капала с влажных каменных стен прямо в лужу на полу. Но плесени Свечка не заметил – слишком уж ледяным был воздух в помещении.

Монах прождал около часа. Он почти не присаживался на каменную скамью, а мерил шагами комнату и трясся от холода. Терпение его начало истощаться, такого греха с ним не случалось с самого обретения звания совершенного.

– Вас это тоже донимает, брат?

Свечка обернулся и кивнул, хотя что именно подразумевалось под словом «это», он понятия не имел.

– Сэр Эарделей? – Имя он произнес, тщательно произнося непривычные сантеринские звуки, здесь мало кто мог так его выговорить.

– Да. И вам не терпится узнать, почему именно я к вам явился и почему именно сюда.

Монах снова кивнул. Он не ожидал увидеть сэра Эарделея Данна, главного военного советника герцога Тормонда. Почему, интересно, подумал совершенный, он не вернулся в Сантерин? Наверное, ему здесь нравится, хотя герцог редко прислушивается к советам Данна.

– Эта комната защищена от чар, – признался сэр Эарделей. – Камень, которым выложены стены, привезли из Святых Земель. Добывали его в каменоломне неподалеку от одного из Кладезей. А ждать вам пришлось, потому что я хотел избежать чужих взглядов.

– Понятно, – отозвался Свечка, хотя ему ровным счетом ничего не было понятно.

– Нет, не понятно. Пока. Но сейчас я все объясню.

– Сделайте милость.

– Здесь творится что-то дурное. Герцог сам не свой. Это началось уже давно, но в последнее время становится все хуже. Его дух словно истощает губительная болезнь.

– Он уже не молод, – отозвался Свечка, хотя Тормонд был всего на несколько недель старше его самого.

– Разумеется, это усугубляет дело. Да еще пища, которую он употребляет, – только мясо и вино. Но есть и еще кое-что. Что-то усиливает действие возраста, подавляет его силы. Герцог ничего не может сделать.

– Не появлялись ли в Метрелье новые лица?

Брат Свечка заподозрил: а не творится ли здесь какое-то злое волшебство? Но кто же его вершит?

– Никакие важные вельможи к нам не приезжали. В замке часто сменяется прислуга, пажи приходят и уходят. Но и среди них я не видел никого подозрительного. Виноват кто-то, кого мы хорошо знаем. Кто-то, кто был здесь уже давно, но только сейчас обнаружил в себе скрытые таланты. Или открыл для себя новое призвание.

– Хм… А тайную встречу со мной вы устроили для чего?

– Вас уважают, и вы только что прибыли, а потому не принадлежите ни к одной из клик. Сторонний наблюдатель. Вам не все равно, что станется с герцогом и с Коннеком. Быть может, вы заметите что-то такое, что не заметили все остальные.

– Понятно, – ответил Свечка, и понятно ему было гораздо больше, чем имел в виду сэр Эарделей.

Наверняка не один сантеринский рыцарь подозревал злой умысел. Все невиновные будут пристально следить друг за другом, надеясь вычислить злодея. Буйным цветом расцветет подозрительность.

– Я ошибся, – продолжал меж тем Данн. – Одно новое лицо все же появилось. От наших друзей в Салпено прибыл посланником отец Ринпоче.

– Этот дурак? Я думал, он погиб.

– К сожалению, нет. А может быть, и к счастью. Он слишком глуп и к тому же слеп, чтобы представлять угрозу.

– Почему сюда послали именно его?

– Он – любимчик Анны Менандской. А она нынче дорвалась до власти. И водит близкую дружбу с бротской церковью.

– Она всегда водила с ними дружбу.

Любовница арнгендского короля Шарльва как-то даже собрала собственное войско и отправила его в поход на Коннек от имени церкви. Войско вскоре разбежалось и не успело причинить вреда, хотя Анна рассчитывала на совсем иной исход.

– Теперь их дружба зашла еще дальше. Я слышал, она выкупила у епископа Фарфога репрессальные грамоты, которые принадлежали Хейдену Бэку. Епископу удалось прихватить их с собой, когда он бежал от графа Реймона. Он, кстати говоря, теперь глава патриарших прихвостней, призванных усмирить Коннек.

Похоже, Безупречный посылал в Коннек на убой всех своих самых глупых и развращенных сподвижников.

– Думаю, Ринпоче совсем не ради посольства сюда явился, – продолжал Данн. – На самом деле он шпионит, прощупывает наши слабые места, ищет союзников. И видимо, не очень в этом преуспел. Слишком уж туп.

Брат Свечка засомневался: а вдруг Ринпоче нарочно прикидывается дураком?

Совершенный кивнул, будто бы все стало ему совершенно ясно.

– А вы тут имеете хоть малейшее представление о том, что творится за стенами Метрелье?

– Нет, брат, – вздохнул сэр Эарделей. – Бо́льшая часть герцогского двора и понятия не имеет. Многие, очевидно, просто не желают ничего знать. Или им все равно. – Он замолк на мгновение, но, не дождавшись от монаха возражений, продолжил: – Сам я точно знаю, что постепенно воцаряется хаос. Разумеется, слышал я не так много.

– Сэр, «воцаряется хаос» – это вы еще мягко выразились. Коннек умирает. Разваливается на части. Причем с такой быстротой, что кружится голова. Отъедете миль на двадцать от Каурена – непременно наткнетесь на воюющих между собой князьков либо на банду разбойников. Добрая половина графов и рыцарей, особенно на севере и западе, враждует между собой. И половина этой половины даже не сможет вам объяснить, в чем причина раздора. Они просто берутся за оружие, и все тут. Дело чести. Если бы не граф Реймон и еще несколько подобных ему вельмож, боюсь, все окончательно полетело бы в тартарары уже через год.

– Я не знал, что все зашло так далеко. Думал, у нас еще есть время.

– Времени больше нет. Все время герцог уже потратил.

– Тормонд одержим заботой о собственной душе. В редкие минуты просветления.

– А жители юго-запада и терлиагского побережья меж тем переходят под знамена Питера Навайского.

– И поступают весьма разумно, вам так не кажется?

Монах нахмурился.

– Я не стремлюсь в предатели, просто мыслю практически. Я понимаю, что происходит, но почти ничего не могу сделать. Мне дозволено писать письма тем или иным дворянам, и я пишу – приказываю им не жечь соседские поля. Но меня не слушают. Я словно зверь, лишенный клыков. И они прекрасно знают – можно безнаказанно отправляться к недругу и резать его овец. Единственный, кто может этому помешать, – хозяин этих самых овец. Или же сами овцы, если поймут, что с них довольно. Я не могу призывать на службу рекрутов, не могу отправить в поход герцогские войска. А их образумит лишь превосходящая сила. Жертвам остается только защищаться. Так что я не виню тех, кто присягает на верность Питеру или даже Шарльву – ведь только так иногда можно спастись от беззакония.

– Разумеется. Если смотреть только с этой точки зрения. Строго говоря.

– Но меня весьма волнуют все те наемники… – Внезапно Данн смолк на полуслове, склонил голову набок и приложил палец к губам.

Легким шагом он направился к двери, подавая брату Свечке знаки, тот понял, что кто-то подслушивает их разговор.

Данн с лязганьем вытащил из ножен короткий меч, символизирующий его титул и то доверие, которое оказывал ему герцог. Лязганье эхом отразилось от каменных стен.

Послышались торопливо удаляющиеся шаги.

– Я слишком задержался, – сказал сэр Данн. – Сами найдете дорогу в зал для аудиенций? Там вас встретит Бикот Ходье и покажет ваши покои.

– Какие покои? Я остановился в городе.

– Нет. Герцог желает, чтобы вы находились при нем. Но сегодня он вас принять не сможет. Быть может, завтра.

Эарделей выглянул в коридор и, никого там не увидев, поспешно удалился.

Брату Свечке и его спутникам пришлось ждать несколько дней. Так надолго в за́мке совершенный еще никогда не задерживался.

Метрелье представлял собою типичное для своего времени родовое дворянское гнездо – большое, плохо обставленное и холодное. Слишком холодное даже для нынешнего времени года, даже для местной погоды.

Прошлой зимой здесь впервые на памяти старожилов выпал снег – выпал и остался лежать, раньше ведь, если с неба и сыпались снежинки, на утреннем солнышке от них обычно не оставалось и следа.

И весна пришла позже обычного.

Наконец его позвали на аудиенцию.

Тормонд IV, великий герцог Каурена, герцог Шивеналя, граф Флорский и Вэлбский и прочая, и прочая, выглядел так, словно бы всю ночь не спал. Он страшно состарился и порядком облысел, остатки волос и поседевшая борода клоками торчали в разные стороны. Серые стальные глаза герцога, когда-то пронзительные, как сама смерть, сделались тусклыми и безжизненными. Казалось, Тормонд не понимает, где он и что происходит.

Но брата Свечку герцог Кауренский узнал.

– Шард! – воскликнул он. – Шард анде Клэрс, добро пожаловать. Наконец-то среди всей этой сорочьей стаи появилось хоть одно дружелюбное лицо.

– Зовите меня просто брат Свечка, ваша светлость. Я тоже очень рад вас видеть.

Высокий и худой герцог положил правую руку на плечо монаха и оперся на него – так, чтобы было не очень заметно. Одежда его была в беспорядке: он явно несколько дней кряду не переодевался. Спереди на воротнике виднелись следы нескольких трапез.

– Шард, помоги мне, – прошептал старик. – Я больше не выдержу.

– Что такое, ваша светлость?

– По-моему, я схожу с ума. У меня внутри словно несколько человек. И ни один из них не справляется с обязанностями герцога.

– Вы слишком строги к себе – вы совершили немало замечательного.

– Замечательного… – со вздохом повторил Тормонд. – Шард, ты знаешь, что меня прозвали Великим Недотепой?

Об этом знал весь Коннек – все, вплоть до сопливых малышей, хотя в лицо его, конечно, так бы не назвали. Даже в минуты душевного подъема Тормонд IV обычно проявлял такую нерешительность, что сложности разрешались сами собой, без его вмешательства.

– Да, я слышал, ваша светлость. Но пусть вас это не тревожит.

Свечка оглянулся по сторонам: не проявляет ли кто особого интереса к их беседе?

Похоже, проявляет – и не кто-нибудь один, а все присутствующие.

Герцог взмахнул слабеющей рукой, и пажи принялись рассаживать гостей. Монаха Тормонд устроил рядом с собой – в кресло, в котором обычно сидела его младшая сестра Изабет во время своих визитов в Каурен. Нынче она была где-то в Оранье, в уединенном и защищенном месте, и готовилась произвести на свет наследника короля Питера. А быть может, уже и произвела.

Добрые вести медленно путешествуют, а вот дурные летят как на крыльях.

Слуги внесли кофе – редкое и изысканное угощение. Ни один из гостей не отказался. Брат Свечка незаметно улыбнулся, наблюдая, как Сочия и Турм Рольты впервые в жизни пробуют этот напиток.

После кофе герцог ожил и стал чуть собраннее.

– Граф Реймон, сьор Брок, брат Свечка, благодарю вас всех, что явились. Прошу прощения, что заставил так долго ждать. Я не знал о вашем приезде.

Неужели? Любопытно.

В зале собрались все те же советники, которых всегда собирал Тормонд: сэр Эарделей (сегодня он выглядел таким же изможденным, как и сам герцог), Микаэль Кархарт, известный дэвский богослов, епископ Клейто, глава кауренских бротских епископальных священников, друг Свечки епископ Лекро, поддерживающий патриарха в Вискесменте (хотя Лекро больше благоволил Безупречному, чем Клейто, – тот не скрывал свою неприязнь к нынешнему патриарху). Тембер Серт явился вместо своего отца, Тембера Ремака, и представлял дейншокинов, а Ханак эль-Мира – малочисленных коннекских праман с терлиагского побережья. Брат Свечка помнил эль-Миру еще по кальзирскому священному походу. Терлиагские пращники играли важную роль в коннекских войсках. Эль-Мира был моложе Брока Рольта, но происходил из старинного и гордого рода. Его народ стал активно участвовать в делах Коннека лишь в последние несколько лет.

А именно со свадьбы Питера Навайского и Изабет. Король Питер всецело посвятил себя Чалдарянской Реконкисте и отвоевывал Дирецию, но при этом сумел завоевать дружбу многих праман. Он не разрушал праманских святынь и никого не пытался силой обратить в свою веру, рассчитывая, что время и превосходство чалдарянской религии сделают свое дело и постепенно победят ложное учение. Самыми верными союзниками Питера были прамане из купеческого города-государства Платадуры. Платадурский флот постоянно соперничал с флотами фиральдийских торговых республик Апариона, Датеона и Сонсы и часто нес смертельные потери.

Вместе с Ханаком эль-Мирой к герцогу явился еще один праманин, не назвавший своего имени. Судя по наряду – платадурец, решил брат Свечка. Незнакомца никто не представил, потому что Тормонд, если так можно выразиться, торопился.

Еще в зале присутствовал арнгендец отец Ринпоче – он сидел в стороне один и всех чурался. Священник казался испуганным и несчастным и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Брату Свечке пришла на ум лютня с одной струной – как нельзя более подходящий образ для скудного ума арнгендца.

Монах внимательно наблюдал за Тормондом. Герцог прилагал видимые усилия, чтобы держать себя в руках.

Как он сказал? «У меня внутри словно несколько человек»?

Может ли быть, что Тормонду все это не мерещится? Он облысел, не может ни на чем сосредоточиться, кожа его приобрела странный оттенок – все это напоминает воздействие яда. Или какого-то злого колдовства.

Но кто же злоумышленник? Если верить сэру Эарделею, негодяй прямо здесь, среди них. И для него герцог – только помеха, никак не враг, ведь врагов у Тормонда не было. Он ничего не предпринимал, а потому ни с кем не враждовал. Во всяком случае, у него не было таких недругов, которые бы из ненависти стали подливать ему отраву в вино или кашу.

Возможно, Анна Менандская уже настолько потеряла совесть, что решилась на убийство. Но она могла лишь приказать – поручить кому-то другому грязную работу.

Брат Свечка внимательно вгляделся в епископа Клейто. Еще совсем недавно тот был всего-навсего отцом Клейто и служил в самом захолустном приходе Каурена – а все потому, что открыто порицал грехи Безупречного. Теперь он сделался епископом, и Брот ему благоволит. А ведь обычно из великого города в Коннек отправляют лишь законченных негодяев.

Заметив внимательный взгляд монаха, Клейто вопросительно поднял бровь.

Может, он и не виновен. Они ведь вместе помогали каждый своей пастве во время священного похода в Кальзир. У отца Клейто не все гладко было с верой, но Свечка никогда не замечал в нем той нравственной изворотливости, которая позволила бы оправдать большое злодейство.

Но ведь как-то же он стал епископом.

– Начнем, – объявил герцог и махнул рукой сначала в сторону брата Свечки, а потом в сторону графа Реймона и тех коннекских дворян, которые толпились по углам зала и надеялись, что им представится возможность подать жалобу.

Если считать пажей и слуг, на аудиенцию явилось более пятидесяти человек. И все они в ту минуту замолкли.

Брат Свечка вглядывался в лица. Здесь определится судьба Коннека. Именно эти люди спасут его. Или позволят стране умереть. Великому Недотепе пришло время вопреки всему совершить то, ради чего он был рожден на свет божий.

Неожиданно монах усмехнулся.

Тормонд умудрился собрать их всех, несмотря даже на зревшие вокруг него заговоры и, видимо, рыскавшие поблизости злобные Орудия Ночи.

– Сьор Брок Рольт, расскажите нам, что стряслось в Карон-анде-Лете, – велел герцог.

Юноша посмотрел на графа Реймона, потом на брата и сестру, на брата Свечку, ища у них поддержки, но быстро собрался с силами и начал рассказ.

– Молодец, – прошептал монах, когда Рольт закончил. – Именно так все и было.

Герцог Тормонд кивнул – пока еще он казался таким же сосредоточенным и деловитым, как и в начале аудиенции.

– Что скажете, граф Реймон? – обратился он к Гариту.

Граф тоже поведал о сражении – он ничего не присочинил, хоть и уделил немало внимания собственной особе.

– Сэр Эарделей, каково ваше мнение? – спросил герцог, теперь ему уже труднее было сконцентрироваться.

– Есть одно любопытное обстоятельство: Моркант Фарфог еще просохнуть толком не успел после своего позорного бегства, а мы уже получили вести из Брота – его назначили главным дознавателем патриаршего ведомства по искоренению фальшивых и еретических верований. И в помощь этому самому ведомству основали целый монашеский орден.

Брата Свечку эта новость совсем не удивила.

– Первое, что поручили Фарфогу, – искоренить коннекскую ересь.

– Они не впервые устраивают нечто подобное, – не вытерпел граф Реймон. – Помнится, в прошлый раз погибло восемь тысяч человек. А все потому, что один тип решил сунуть нос не в свое дело.

– Пожалуйтесь Непорочному, – посоветовал епископ Клейто. – Он вас защитит.

– Тот, кто виновен… – начал было граф, смерив его яростным взглядом, но фразу не закончил.

Реймон научился сдерживать свои чувства. Брат Свечка одобрительно кивнул. Реймон Гарит начал взрослеть.

– Выбор у нас небогатый, – вмешался сэр Эарделей. – Наше посольство в вечный город фактически признало тогда законность бротского патриарха.

– Пусть законность эта простирается так же далеко, как и благодарность Безупречного за наше участие в кальзирском священном походе, – сказал епископ Лекро.

– Жалобами мы патриарха не изменим. Теперь ему служит главнокомандующий. Он набирает войска и, насколько я понимаю, вполне свое дело знает.

– А чем они собираются платить солдатам? На что купят оружие?

– Погодите, – поднял руку сэр Эарделей. – Перит, приведи наших гостей.

Один из пажей вышел. Присутствующие тут же зашептались, но потом смолкли – Перит вернулся почти сразу же, следом за ним в зал вошли двое.

– Эти господа, – сказал Данн, – ответят на ваш вопрос. Расскажите этим людям то, что рассказали мне.

– Да, сударь, – весело отозвался старший из двоих незнакомцев.

Брат Свечка удивился: слишком уж слабыми казались эти двое, разве под силу таким изнуряющее путешествие? Хотя они могли явиться в Каурен на корабле – подняться по Версу от Трамейна.

– Гейд и Од Лернеры, – представил гостей сэр Эарделей. – Они представляют короля Брилла Сантеринского. Не официальные послы, но принесли нам вести.

Данн говорил ровным и спокойным голосом, а ведь именно когда отец Брилла занял трон, рыцаря изгнали из Сантерина.

Один из Лернеров сел. Второй прислонился к спинке высокого старинного кресла, послужившего уже не одному поколению.

– Наши владения располагаются в Аргони, неподалеку от границы с Арнгендом. Тамошняя родня снабжает нас новостями. После резни у Черной горы стали происходить жуткие вещи.

Все присутствующие слушали Лернера, затаив дыхание.

– Влияние Анны ширится. Она пестует злобу и отчаяние тех, кто потерял тогда родных. И никого не занимает тот факт, что они сами напросились на неприятности.

– Почему король Брилл прислал вас сюда? – спросил брат Свечка и тут же почувствовал себя глупцом: конечно же, любые неприятности, творящиеся в Арнгенде, на руку Сантерину.

– У нас с Арнгендом свои счеты. Чем неспокойнее у них, тем лучше для нас. Особенно теперь, когда король почти ни на что не способен, а всеми делами там заправляет шлюха.

Лернер слегка перегнул палку: Анна происходила из знатного рода, вот только похоть ее не знала границ. Похоть и властолюбие. Она желала, чтобы ее незаконнорожденный, от короля Шарльва, сын Регард взошел после смерти отца на трон.

– И ваши вести как-то связаны с ее главным чаянием?

Оба посланца вздрогнули от неожиданности.

– Доживете до моих лет – тоже научитесь читать мысли.

Старший Лернер ухмыльнулся: ему было лет на десять больше, чем монаху.

– Все верно, Анне удалось переманить на свою сторону бо́льшую часть могущественных людей из Салпено – она убедила их, что собирает средства, чтобы снарядить карающее войско в Коннек. Эта женщина заключает всевозможные тайные сделки и мнит себя неуязвимой. Она насобирала достаточно денег.

Все в зале, затаив дыхание, ловили каждое его слово. Даже слуги.

Как только эти люди доберутся до дома, новости разлетятся повсюду. Сплетничать ведь любят даже священники.

– Достаточно для чего? – грозно спросил сэр Эарделей. – Ну же, не тяните. Поменьше трагических пауз.

– Достаточно для того, чтобы купить патриарха, сэр. А не для того, чтобы собрать обещанную армию.

Присутствующие зашептались – не испуганно, скорее растерянно.

– Объяснитесь, – велел Данн. – И повторюсь: поменьше драматических пауз.

В его голосе прозвенела сталь – в рыцаре проснулся старый вояка.

– Хорошо, сэр. У Безупречного большие финансовые затруднения, а у Анны затруднения иного рода – ей нужно заполучить арнгендский престол. На случай, если Шарльв умрет. – (Анна прижила от Шарльва Полоумного двоих сыновей, Регарда и Анселина, хотя все свои надежды она возлагала только на Регарда.) – Она, помимо всего прочего, распродает королевские драгоценности. Собранных денег хватит, чтобы подкупить Безупречного: он должен объявить брак Шарльва и королевы Элисор недействительным, потому что король на самом деле вот уже двадцать лет женат на Анне. Тогда Регард и Анселин сделаются законными наследниками и главными претендентами на престол. Оставшихся денег хватит, чтобы собрать небольшую армию.

Страшные вести, подумал брат Свечка. Оставалось лишь надеяться, что властолюбивая Анна истратила слишком много и Арнгенду не хватит денег на длительный поход в Коннек.

Но теперь такой поход вполне сможет устроить бротский патриарх.

Как же хитер Безупречный, очень хитер, размышлял Свечка. Играет на алчности королевской любовницы и, видимо, старается ее убедить, что она лишь выиграла от сделки.

Хотя на походе против мейсальской ереси наживется только бротский патриархат.

Монах печально покачал головой. Вот уже много лет он предрекал Коннеку несчастья и беды, но каждый раз обстоятельства складывались иначе. Зато теперь все кусочки головоломки наконец-то встали на место: замысел ворога предстал во всем великолепии.

– Это правда? Те слухи, что ходят о королеве Арнгенда? – спросила Кедла Арчимбо, вернее, уже не Арчимбо, а Ришо.

Брат Свечка намеренно остановился в доме Арчимбо, чтобы скрыться от тех, кто теперь наводнил Метрелье. Монах старательно расспрашивал знакомых мейсалян обо всех, кто был близок к герцогу. Особенно ценными оказались наблюдения работавших в за́мке слуг. Те, кто высоко задирает нос, зачастую не обращают внимания на обычных трудяг.

– И что же это за слухи?

– Она якобы подкупила бротского супостата… Ой, простите.

– Ничего. Если ты уже об этом слышала, то новости расходятся быстрее обычного.

Ничего не утаивая, брат Свечка рассказал о том, что знал сам.

– Надеюсь, вы не против, – сказал Раульт Арчимбо. – Я пригласил сегодня участников наших вечерних посиделок.

– Конечно, я не против. Вечерние посиделки и разговоры с людьми вашего круга – это как раз то, что мне нужно. Они ведь умные люди и чтят старые заветы – те самые, которые соблюдали Аарон, Эйс и остальные.

А еще они, вполне возможно, расскажут что-нибудь существенное.

– Хорошо. Только вот насущные дела для нас пока важнее.

– Какие, Раульт?

– Да все больше мирские. Укрепления мы восстанавливаем на гряде Рейндо, и у нас возникла загвоздка.

– И что же там такое?

– Эта гряда над озером Траун – почти вертикальная скала, увенчанная острым гребнем. Тамошние укрепления выстроили еще в смутные времена после падения Древней Империи. Мы их подновляем и размещаем там запасы. Ведь этот черный день, когда ворог доберется до Коннека, все-таки настанет.

– Я не знаю, где это, но понимаю ваши старания.

– С самой резни у Черной горы ученики-мейсаляне готовятся к худшему.

– И давно у вас слово «ученик» в ходу? – удивился брат Свечка.

Так говорили дуалисты в Граальской Империи и низинных герцогствах на севере Арнгенда, но не в Коннеке.

– Не знаю, – пожал плечами Раульт. – Еще год назад я бы не понял, если бы мейсалянина, не достигшего совершенства, назвали бы учеником. А теперь все так говорят.

– Так в чем же там загвоздка с вашим тайным укреплением?

– Холод. А еще лед. Теперь там все покрылось льдом. Вскарабкаться наверх почти невозможно – обязательно упадешь и расшибешься.

– Так не ходите.

Но Раульт не желал слышать доводы здравого смысла. Он печально покачал головой, удивляясь беззаботности и неведению совершенного.

– А лед откуда?

– Когда там идет дождь, он сразу замерзает. А если лед и тает потом, то вода затекает в разные щели и снова замерзает, что еще хуже. Замерзают даже емкости с водой.

– Говорят, весь мир потихонечку замерзает.

– Да уж. В детстве, помнится, никогда не было так холодно.

– Не знаю, что тут посоветовать. Разве что не привлекайте внимания Тормонда. Он не очень-то жалует тех, кто отстраивает свои крепости.

– Не жалует, и ладно, – ухмыльнулся Раульт. – Чтобы что-нибудь предпринять, ему понадобится лет десять – не меньше. А к тому времени он уже отправится в следующее путешествие на колесе жизни.

Новости, которые принесли Лернеры, разлетелись по Коннеку в мгновение ока, как обычно и бывает с дурными вестями.

Граф Робушона и граф Доя презрели свои клятвы герцогу Кауренскому и переметнулись на сторону Трамейна и Арнгенда. Вот так они остались врагами, зато обзавелись могущественными союзниками. Джанкар, Герв, Карбонель и Терлиага официально присягнули Питеру Навайскому, ища убежища под крылом у южного сюзерена, самого на нынешний день могущественного, – король Питер не боялся даже Безупречного V.

Герцога Тормонда уважали в Коннеке все меньше и меньше. Богачи нанимали солдат – почти всегда выходцев из Гролсача, поэтому в Коннек и потянулся поток беженцев, которые надеялись наняться к кому-нибудь в дружину. Сосед поднимал руку на соседа. Уживаться с вооруженными громилами становилось все труднее. Они уничтожали запасы повсюду. Путешествовать теперь стало еще опаснее. Наемники, которым не заплатили хозяева, занимались разбоем. Те, кто потерял все свое имущество, тоже подавались в грабители – бежали в глушь, прямиком под сень Орудий Ночи.

Те, у кого были деньги, нанимали новых солдат, чтобы сохранить свое добро. А те солдаты, которым не заплатили, не просто грабили путников на большой дороге, а зачастую обращались против своих же бывших нанимателей и сжирали их живьем.

Главный дознаватель патриаршей Конгрегации по искоренению богохульства и ереси засылал в Восточный Коннек своих людей. Среди них попадалось множество бывших членов Братства Войны, явившихся со Старклирода. Эти люди были закалены в боях и не гнушались самыми жестокими методами.

Брат Галон Брюль и двенадцать его соратников, сильных и уверенных в правоте своего дела, разместились в Антье, пока граф Реймон Гарит терял время при дворе у герцога Кауренского.