22

Долгие дни отчаяния, охватившего Альтай, сокрушили многие души. Зима отрезала Корпсьор от остального мира на целых три месяца. Такой зимы никто из оказавшихся в горной крепости не ждал. Единственной их целью было согреться. Коннектенцы, свозившие в замок запасы, воду и оружие, потрудились на славу, вот только они не могли предвидеть, сколько понадобится дров в такие невиданные холода.

Топливо тратили понемногу. Нужно было еще и на чем-то готовить.

Беженцы как могли противостояли холодам, но здесь наверху, в узкой крепости, продуваемой сквозняками, сделать это было почти невозможно. И уйти они тоже не могли: тропу в Корпсьор завалило снегом. Те, кто пытался спуститься, рано или поздно оскальзывались и падали, некоторые разбивались насмерть.

По крепости ходила мрачная шутка: мол, можно только возблагодарить светлые силы, что наводнившие Коннек Орудия Ночи не сунулись в Корпсьор, – слишком уж скользко сюда карабкаться.

– Будет им урок, – пробормотал брат Свечка. – Следующей весной замажут щели и заготовят вдоволь дров.

Монах говорил, ни к кому не обращаясь, хотя и Сочия, и семейство Арчимбо, и еще полдюжины таких же горемык лежали тут же, рядом. Тесно прижавшись друг к другу и укрывшись всеми одеялами, которые у них были, они пытались хоть немного согреться. Брату Свечке еще повезло – его и младенца Кедлы, как самых слабых, положили в середину. Ребенок был очень плох. Брат Свечка боялся, что до весны он не дотянет. У Кедлы не хватало молока, и даже если ее малютка и переживет зиму, он навсегда останется хилым и болезненным.

И Кедла об этом знала. Девушка часто плакала, хотя и понимала, что ей всегда помогут и семья Арчимбо, и другие ищущие свет.

О Сомсе никаких вестей не было.

Наконец самые лютые холода кончились. Задул теплый южный ветер, начал таять лед. Брат Свечка рискнул взобраться на крепостную стену. Поднимался он осторожно, чтобы не упасть, ведь из-за талой воды камни стали еще более скользкими.

Взглянув вниз, он сразу понял, что у озера тоже потеплело. А еще стало меньше дуть. Там полным ходом шла заготовка льда. Люди складывали лед в пещерах, чтобы летом у них был кусочек зимы. Между Корпсьором и Альбодижесом кружили птицы, то поднимаясь ввысь, то опускаясь ниже. Некоторых монах не узнавал: видимо, явились они с дальнего севера, спасаясь от надвигавшихся льдов.

Пока весна окончательно не установилась, еще несколько раз приходили холода. А еще пришли вести.

Мир изменился. В Броте воцарился новый патриарх. Главнокомандующий и его армия покинули Коннек. На Дирецию надвигалась новая война, угрожавшая многим чалдарянским землям – не только тем, что лежали прямо на пути у альманохидов.

О мейсальской ереси не забыли – члены Конгрегации все так же вели записи и обвиняли всех и вся, но еретики-дуалисты уже не привлекали к себе всеобщего внимания. Они стали не страшнее назойливых мух – теперь, когда у порога бродили настоящие волки.

– Мы прошли через все это – и ради чего! – негодовала Сочия.

Кедла поддакнула ей, с трудом сдерживая злость.

– Неужели? – усмехнулся брат Свечка. – И кто же из вас, барышни, обладает достаточным даром ясновидения, чтобы предугадать подобные перемены?

– Ха! – фыркнула Сочия, прекрасно зная, что в этом споре ей не победить.

– Мы принимаем решения, пользуясь теми знаниями, которые у нас есть. Со временем вы поймете: невозможно знать все, чтобы принять самое правильное решение. Мы просто делаем то, что от нас зависит, и надеемся на лучшее. Или ведем себя, как герцог Тормонд, – ждем до тех пор, пока не настанет время принять решение.

Сочия даже зарычала от злости:

– Да, сначала ждем, а потом уже поздно. Поняла-поняла. Но я же не обязана всему этому радоваться! Что теперь?

– Пойдем в Каурен. Поможем этим людям вернуть свое имущество.

Конгрегация наверняка попыталась завладеть достоянием ищущих свет, которые ушли из города.

Но, как вскоре выяснил брат Свечка, власть Конгрегации в Каурене сошла на нет. Ее члены жестоко поплатились за победы патриарших войск под Кауреном. Пробротские епископальные церкви безжалостно разграбили, священников изгнали. А их прихожане, чтобы защититься, сбивались в шайки и называли себя солдатами алого креста, потому что, выходя на улицы, они облачались в черные туники с нашитым красным крестом.

Те же чалдаряне, которые поддерживали нового вискесментского патриарха Непримиримого, носили светлые одеяния с черными, синими или даже лиловыми крестами. А часть молодых и решительно настроенных мейсалян выбрала для своих патрулей белые наряды с желтыми крестами.

Одна швея рассказала брату Свечке, что эти своеобразные ополченцы выбрали в качестве символа именно крест потому, что так дешевле всего: цветная материя стоит дорого, а с другими фигурами оставались бесполезные обрезки.

Каурен изменился до неузнаваемости. Все жители разделились на отдельные воюющие фракции. Почти каждый день на улицах происходили потасовки. Герцог Тормонд безуспешно пытался прекратить беспорядки, но сил ему для этого не хватало.

– Я-то думала, всех дураков поубивали в последней битве, – фыркнула Сочия.

– Человеческая природа такова, – отозвался брат Свечка, – что дураки чаще всего как раз не погибают. Умоляю только, не говори этого при Кедле.

О муже Кедлы все еще не было вестей. Его отряд разгромила тяжелая кавалерия главнокомандующего. Те, кому удалось уцелеть, рассказывали о сражении неохотно, – видимо, сами они сбежали еще до его начала. Те же, кто рассказывал, о судьбе Сомса ничего не знал.

– Если не погиб, так еще объявится, – заявила Сочия. – Как по мне, так он спал и видел, как бы сесть всем на шею.

Совершенный был о Сомсе несколько иного мнения, но тоже не особенно высокого. Он часто спрашивал себя, зачем Раульту понадобился такой зять.

– Это жестоко, девочка.

– Зато правда. Ладно-ладно. Буду доброй мейсалянкой и стану видеть во всем хорошее. Нам же не придется больше жить у этого противного пекаря.

А госпожа Скарре при этом стояла всего в каких-то двух ярдах.

Брат Свечка вздохнул. Девчонка безнадежна. Но они столько прошли вместе, что Сочия сделалась для него почти как дочь. Или даже молодая жена, с которой он вступил в платонический брак. Монах с трудом представлял, какой станет его жизнь без нее. Но скоро они расстанутся. Он должен доставить ее в Антье.

Даже в огромном Каурене слухи расходились быстро. На третий день совершенного призвали в Метрелье.

Сочия с ним идти отказалась – не верила в добрые намерения местных дворян. Возможно, потому, что сама не отличалась бесхитростным нравом.

Ворота древней крепости охраняли незнакомые привратники – моложе предыдущих. Быть может, эти хоть на минуту дадут врагу отпор. Камергер, который встретил Свечку, тоже был незнакомым, да и в самом замке попадались сплошь новые лица, в основном иноземцы в дирецийских одеждах. Что же они все делают здесь, когда у них на родине готовится решающая битва?

Готовят себе безопасное местечко, куда можно отступить, если дела пойдут совсем плохо?

Камергер привел совершенного в тот же зал, где он уже бывал в свои прошлые визиты. Здесь уже знакомых было хоть отбавляй.

– Обычное собрание еретиков, как я погляжу.

– Добро пожаловать, Шард, – двинулся ему навстречу герцог Тормонд.

Как обычно, он переоценил близость их отношений. Тормонд жутко постарел. Долго не протянет. Видимо, и поэтому тоже в замке столько навайцев. А Изабет? Поджидает где-нибудь поблизости, чтобы успеть заявить свои права?

А потом дирецийцы поддержат ее и возведут вместо Тормонда на престол вопреки закону?

– Не все здесь, – сказал герцог. – Сэр Эарделей пал в битве. Ему непременно нужно было сражаться. И Тембер Серт нас покинул – увел свой народ в изгнание в Терлиагу.

Герцог Тормонд, похоже, совершенно смирился с предательством терлиагского побережья. Хотя он смирялся решительно со всем.

Травить его не имело никакого смысла, если вдуматься.

– Вы хотели меня видеть? – спросил брат Свечка, высвобождаясь из герцогских объятий.

– Нам нужен ваш мудрый совет, – ответил за Тормонда епископ Клейто. – В Диреции грядут большие перемены, и нас может смыть расходящейся от них волной.

– Четыре месяца просидел я на вершине горы, стуча зубами. Да еще пока туда и обратно шел. Я не имею ни малейшего понятия, что происходит.

– В Броте теперь новый патриарх – уже второй. Бонифаций Седьмой. Мы пока не знаем, каким будет его правление. Главнокомандующий истребил колдунов-язычников на Артесипее, туда его послал предыдущий патриарх, надеясь, что полководец увязнет на острове. Ведь его стали бояться даже собственные хозяева. А цвет чалдарянского рыцарства съезжается в Дирецию. Со дня на день там грянет битва. Мы боимся, что, вне зависимости от исхода, Коннек ничего хорошего не ждет.

– Почему?

– Если Господь отвернется от нас, то скоро под нашими стенами будут альманохиды. А если победит король Питер, арнгендцы по пути домой будут творить здесь свои бесчинства. Анна Менандская это и замышляла, когда посылала на помощь Питеру Регарда с доброй половиной арнгендских вассалов.

– Регарда? – удивился Свечка. – Она осмелилась отпустить от себя мальчика?

– Выбора не было. Анна сильна и свирепа, но положение ее все еще шатко. И не сделается прочнее, пока Регард не завоюет уважение рыцарской знати.

– Понятно. Чтобы держаться за власть, Анне пришлось отпустить свое дитя на войну. Но что, если произойдет страшное? Кто станет наследником? Младший брат?

– Анселин? Возможно. Но это Анна тщательно не спланировала.

– Анселин отправился в священный поход в Святые Земли, – вмешался Тормонд. – Во всяком случае, собирался туда, когда я был в Салпено. Он не хотел ехать, но только так и мог вырваться от матери.

– Тогда после гибели Регарда в Арнгенде воцарится хаос. Знать ни за что не позволит Анне править. Возможно, даже не позволит ей быть регентом до возвращения Анселина.

– Значит, – протянул Клейто, – вы полагаете, что, если Регард не вернется из Диреции, у нас будет несколько лет передышки.

– Я совсем не это имел в виду! – возмутился совершенный.

– Видите, господа? – просиял герцог. – Я же говорил, что непременно нужно вытащить к нам Шарда.

Брат Свечка снова возмутился, но его никто не слушал. Все советники, включая пробротского епископа, принялись увлеченно обсуждать, как бы половчее отправить на тот свет короля Регарда. Заговорщики из них получились неважные – просто кучка слабаков, которые уже успели поднабраться вина и предавались пустым мечтаниям. Эти слабаки, подумал брат Свечка, и приведут древний народ к гибели – не потому, что не могут противостоять врагу, а потому, что сами не способны подняться на ноги и возобладать над собою.

Советов у него так и не спросили, и спустя несколько часов монах удалился. Никто не обратил внимания.

Брат Свечка и Сочия Рольт только устроились на постой в недавно возродившемся мейсальском сообществе Кастрересона, как в городе начался праздничный звон колоколов, возвещавший победу чалдарян у Лос-Навас-Де-Лос-Фантас. Слухи разлетались быстро. Правда, никто им особо не верил. Прамане потерпели самое страшное поражение за последние четыре сотни лет? Не может быть.

– И снова на Коннек обрушатся несчастья, – вздохнул брат Свечка.

– А они разве прекращались? – спросила Сочия.

До Кастрересона они добрались за девять дней. Обратный путь был легче, но опасность и здесь подстерегала их постоянно. Разбойники, солдаты местных князьков – те же разбойники. Да еще, конечно, Орудия Ночи.

Артесипейские язычники пробудили гораздо больше темных духов, чем собирались. Когда призраки Тени, Бестии или Черенка возвращались в обычный мир и в достаточной степени набирались сил, они начинали созывать собственных подручных. Теперь дюжины созданий Ночи разгуливали по пустынным краям – даже слабые и слепые, они могли полакомиться неосторожным путником.

На некоторое время они задержались в Кастрересоне, чтобы брат Свечка мог отдохнуть и набраться сил. Правда, продлилось это дольше, чем он рассчитывал. Монах хотел отправить весточку в Антье, но Сочия и слышать об этом не желала – хотела устроить графу Реймону сюрприз. Свечка надеялся, что сюрприз не ожидает ее саму.

Совершенный мечтал вернуть Сочию родне и сложить с себя обязанности. Так он наконец освободится и займется врачеванием и очищением собственной души.

Казалось, они застряли в Кастрересоне на веки вечные. Когда брат Свечка уже собрался продолжить путь, он вдруг заболел. Потом за стенами стало так опасно, что совет запретил кому бы то ни было покидать город, пока патрульные отряды не разберутся с угрозой. Даже несмотря на беспорядки, новости доходили исправно. После того что Регард и его полководцы пережили в Диреции, воевать они наотрез отказывались и хотели только одного – поскорее добраться домой.

Так что в конце концов монах и его подопечная снова пустились в путь.

– Думаю, Регарда дома в Салпено ожидает хорошая взбучка, – заметил Свечка.

– Или наоборот – взбучка ждет его мать. Он же теперь закаленный в боях воин. Может, у него и хребет нарос.

Сочия переоделась в юношу. Они всегда так странствовали – гораздо безопаснее.

На мейсальского пилигрима и его ученика поднял бы руку только безумец. У совершенных денег не водилось. А у их учеников и подавно.

Уже потом странники узнали, что некоторые арнгендцы все же задержались в Коннеке – мародерствовали и убивали, не делая различий между еретиками, неверными и чалдарянами разных мастей, просто брали то, что еще осталось от набегов предыдущих захватчиков и вероломных соседей. За́мков им захватить удалось мало, да и побоища не получилось. Но уж друзей арнгнендцы точно себе не нажили.

Когда на горизонте появился Антье, Свечка с Сочией встретили перепуганного путника, который пересказал им жуткие, по его мнению, новости. Новый патриарх Бонифаций VII собрался снова послать в Коннек своего главнокомандующего. На этот раз войско будет не такое большое, но зато в нем сплошь опытные вояки.

Антье уже начал готовиться к очередной осаде.

– Что это делается? – мрачно сказала Сочия. – В прошлом году урожая почти не было. А в этом опять, значит, война и зерна снова не будет?

– Патриарх теперь другой, – ответил брат Свечка, который слушал путника гораздо внимательнее, чем она. – Это уже не Безупречный с его безумствами. Думаю, этот действительно хочет очистить наш край от распоясавшихся Орудий.

– Это тот самый, который объявил, что намерен покончить с бесчинствами Конгрегации? И что? Что-то изменилось к лучшему?

Изменилось, но Сочии это объяснять бесполезно – все равно слушать не будет. Идти еще столько миль, а старые кости так болят. Свечка подумал: а не удалиться ли ему окончательно от дел? Может, стоит не просто отдохнуть в монастыре и восстановить душевное спокойствие? Бывало, что совершенные отстранялись от мира: обычно они уходили в одну из крепостей в горном краю, между Коннеком и Дирецией. Там даже ярые епископальные чалдаряне презирали Брот и теплее относились к своим ближним.

Позабыв вдруг о своем упрямстве, Сочия обеспокоенно спросила:

– С вами все хорошо?

– Все хорошо, дитя мое. Просто возраст дает о себе знать.

Девушка окинула его подозрительным взглядом. Слишком долго они уже путешествовали вместе, и Сочия понимала, что совершенный постепенно слабеет.

– Я просто устал.

Но Свечка чувствовал приближение страха. Даже его железная воля не могла заставить старика шагать так же быстро, как он шагал еще прошлым летом. Видимо, сдавать монах начал после того жуткого бегства из Кастрересона в Каурен. Да и тоскливая зимовка в Корпсьоре здоровья ему не прибавила.

Монах презирал себя за слабость – не за физическую, нет. Каждый, кому посчастливилось дожить до преклонных лет, слабеет. Он клял себя за тот страх, который просачивался в душу сквозь заслон веры. Смерти не следует бояться. Смерть – это не мерзкий воскресший призрак в ночи. Смерть – это дверь к свету.

– Я должен снова вернуться на свой путь.

Сочия поняла его, хотя ее собственная вера не была так сильна.

Кто-то из проезжавших на восток всадников, видимо, узнал брата Свечку. Сочии не удалось сделать сюрприз. Когда они спускались с последнего холма, ворота Антье распахнулись и оттуда выехал конный отряд. Совершенный почти сразу же узнал Бернардина Амбершеля, братьев Рольтов и графа Реймона.

– Наверное, хотят прогнать нас подальше, пока мы не нагрянули в их прекрасный город.

– Умник выискался, – всхлипнула Сочия и бегом бросилась вперед.

Старые ноги монаха бежать отказывались. Он устало тащился с холма, не забывая оглядываться по сторонам. Вокруг полным ходом шло восстановление разоренного войной края. Результаты были поистине удивительными. Наверное, осада все же оказалась не такой ужасной, как рассказывали. Или же…

Или же граф Реймон сотворил нечто невиданное. Приглядевшись к людям, которые трудились на полях и на склонах холмов, совершенный понял, что именно.

Реймон восстанавливал свои земли с помощью наемной силы. Наверное, собрал здесь всех гролсачцев, каких сумел отловить.

Уже после монах узнал, что работали под Антье не только беженцы, но и пленные, преступники, пойманные разбойники и члены Конгрегации. Относились к ним как к рабам, без жалости и без пощады. Понять причину такого отношения было нетрудно. Эти люди разорили Коннек и теперь, даже ценой собственной жизни, должны были исправлять причиненное зло.

Когда подоспел брат Свечка, радостная встреча уже была в самом разгаре: счастливая Сочия в шутку колотила своих братьев. Из всех Рольтов жестоко пострадал только Бут. Юноша лишился половины левого уха, а левый висок его пересекал ужасный шрам – багровый и припухший. Такие рубцуются не сразу. Монах заметил, что и левым глазом Бут не видит. Но младший Рольт улыбался во весь рот.

К Свечке подошел Реймон:

– Совершенный, не знаю, как вас и благодарить за Сочию. Я не хотел настолько обременять вас. Вы пронесли свою веру через такие испытания, которые мне даже трудно вообразить. До вчерашнего дня я боялся, что вы погибли. Но Бернардин с самого своего возвращения из плена меня подбадривал. Он больше в вас верил, чем я. Простите меня.

Воин заключил старика в свои могучие объятия.

– Совершенный, я перед вами в долгу. У меня почти ничего не осталось, но все, что есть, – ваше. Только пожелайте.

– Я желаю мира.

– О чем вы?

– Заключите мир с новым патриархом.

– У нас с ним и так мир. И будет, пока он сидит в Броте. А если вздумает заявиться в Антье и указывать, что нам делать, тогда сам этот мир и нарушит.

Спорить брат Свечка не стал. Пока не стал. Нужно подождать подходящего момента, когда здравый смысл сможет слегка подточить предубеждения.

– Сочия сказала, вы собираетесь вернуться к своим премудрым товарищам. Но надеюсь, на свадьбу-то задержитесь?

– Задержусь. Если только войны не будет. Войны с меня хватит.

Реймон явно считал такое заявление глупым, но все же улыбнулся.

– Договорились, – сказал он. – Как только рассоримся с кем-нибудь, я тут же усажу ваш костлявый зад на осла, разверну его на запад и дам животине хорошего пинка.

«Как же я все-таки наивен, – подумал брат Свечка. – Даже несмотря на преклонные года. Ведь война все равно будет. Арнгендцы непременно вернутся». Они уже почуяли слабость и уязвимость Коннека. Надеждой всего края был не Тормонд, он никогда ею не был, и даже не граф Реймон, у которого не хватит средств. Все их надежды были устремлены за Версейские горы, в Дирецию. К Питеру Навайскому.

– Хорошо. Кто же откажется от такого предложения?

Пышную свадьбу сыграли через месяц. Молодые не могли нарадоваться друг на друга, и Сочия завоевала суровые сердца жителей Антье своими яростными речами.

После свадьбы Реймон отправил Бернардина Амбершеля с сотней людей отвоевать вотчину Рольтов. Карон-анде-Лет захватили гролсачцы. Но поход не увенчался успехом: врагов оказалось больше, чем ожидали, а окрестности замка наводнили Орудия Ночи. И тем, кто не покорился воле Ночи, там теперь приходилось нелегко.

Когда те, кому чудом удалось уцелеть, вернулись в Антье, граф решил:

– Пошлю письмо главнокомандующему. Пусть вычистит эту выгребную яму.

Свечка задержался в Антье гораздо дольше, чем собирался. Мирские заботы не отпускали его. Неохотно оставлял он тех, к кому успел привязаться. Сочия будто бы заменила ему семью, от которой он отказался, вступив на путь совершенных.

Но не будешь же тянуть бесконечно. На западе мейсалянам нужны наставления. А ему нужно очистить душу.

– Реймон, – скрепя сердце начал старик, взявшись за поводья вьючной ослицы, которую граф за упрямство прозвал Сочией, – я решил, как вы можете мне отплатить. Если не считать, конечно, эту несчастную животину, которую, без всякого сомнения, сразу же за воротами отберут у меня разбойники.

– Не отберут, совершенный, пока на вас одежды мейсальского пилигрима. Те, кто бродит там, под боком у Ночи, суеверны и вас не тронут.

– Да уж, церковь зато тронет.

– Так чем мне вас отблагодарить?

– Раз уж с миром не получается, защитите всех, кто ищет свет.

Реймон поклонился, словно перед ним был король:

– Будь по сему, совершенный. Пока я жив.

Сочия, которая все это время молча стояла рядом, боясь расплакаться, твердо повторила:

– Будь по сему. Пока и я жива. И пока моя рука еще может держать копье.

Разумеется, из-за ее последних слов двое упрямцев тут же принялись ругаться.

Хоть Свечке и грустно было прощаться с ними, он улыбнулся, потянул ослицу за поводья и вышел на дорогу. Перед ним расстилалось будущее. Сначала в Каурен. А потом удалиться куда-нибудь и вернуться на путь. Подальше от исторических свершений; на умы тех, кто будет высекать судьбы мира острой сталью, он уже повлиял.