13

Коннек черным облаком окутало отчаяние. Даже граф Реймон утратил веру в светлое будущее. Восточные графства были буквально устланы трупами. Кровь гролсачских доходяг и арнгендской солдатни удобрила тысячи полей. Но они все шли и шли, обычно вразброд, неорганизованной толпой.

А все потому, что этим нашествием никто централизованно не управлял. Друзьям и врагам Анны Менандской равно не терпелось поскорее и побольше наворовать. И те и другие платили страшную цену.

Пал Карон-анде-Лет. Пал Артлан-анде-Брит. Никто не знал, что сталось с братьями Рольт или семейством Тульдс, вести от них не доходили в Антье. Брат Свечка и Сочия опасались самого худшего.

Граф Реймон продолжал разить врагов, но его усилия напоминали бестолковую беготню старухи в тщетной попытке переловить разбежавшихся цыплят.

Брат Свечка и Сочия Рольт встретились за ужином.

– Я получила письмо от Реймона, – сообщила суровая дева. – Его люди устали – устали убивать безо всякого результата.

Совершенный содрогнулся: он хорошо знал, кто служит графу Реймону: его дворяне в основном мало чем отличались от свирепого Бернардина Амбершеля. Трудно вообразить, скольких же пришлось убить, чтобы притупилась их ненасытная жажда крови.

– Мы все заложники собственной совести.

– Совесть здесь ни при чем, – возразила Сочия. – Просто если ты не совсем уж безумец, то не сможешь пролить крови больше положенного.

– Понимаю.

Многие могли с мечом в руках обрушиться на захватчиков, не задумываясь при этом о душе, но убивать одного за другим бесчисленных беженцев…

– Уверена, Реймон преувеличивает, когда пишет, что заколол больше десяти тысяч, но…

Брат Свечка, наоборот, боялся, что тот преуменьшает.

Из-за своей жизнеутверждающей природы граф не замечал приземленного и жестокого нрава своей возлюбленной.

Он вообще был склонен к самообману.

Захватчики, под напором которых начали отступать истомленные сыны Коннека, возблагодарили бы лучше своего Господа, что с этой дщерью Коннека иметь дела не пришлось.

– Я разослала от имени Реймона письма – Тормонду, Питеру, Жерро, Гюнтеру Бьорграсскому, Дитриху Сьеньонскому и еще дюжине других, – заявила Сочия. – Попросила прислать войска, чтобы помочь оборонять Антье. У Реймона хватит на них денег.

Монах нахмурился. Юное создание оказалось еще хитроумнее и коварнее, чем он думал. Все эти дворяне раньше уже снабжали коннекские армии наемниками.

Междоусобные распри в последнее время значительно поутихли в тех графствах, где объявились арнгендцы. Горбун Ринпоче, ставший недавно епископом на побегушках у Анны Менандской, обзавелся своей маленькой дружиной в восемь сотен бойцов. С налета им удалось взять Томакадор и Фирак, и теперь Ринпоче увяз возле Собачьей реки под Калором. В поисках наживы и еретиков солдаты забредали в Трамейн, обращая против себя гнев знати, присягнувшей на верность Сантерину. Тамошним дворянам давно не терпелось насолить арнгендцам.

– Куда, по-вашему, ударит армия патриарха? – спросила Сочия.

Хороший вопрос. Пока главнокомандующий засел в Ормьендене и словно бы вообще не собирался никуда оттуда двигаться.

– Сюда. Если герцогу Тормонду не удастся договориться в Салпено. Слишком уж много раз терпели враги Коннека поражение под Антье.

Герцог Тормонд отправился в Арнгенд умолять своего троюродного брата короля Шарльва. Многие считали это бесполезной затеей: Шарльв сидел под каблуком у своей шлюхи, Анны Менандской. Но другие сочли поездку Тормонда добрым знаком: наконец-то он что-то делал! Яд больше не отравлял его разум.

– Как только главнокомандующий получит приказ, – пробормотал брат Свечка, – тут же направится сюда. А потом в Шивеналь и Кастрересон. А потом и в Каурен. И тогда Коннек падет к ногам Безупречного.

– И вы думаете, нам их не остановить.

Именно так Свечка и думал. Армия патриарха была большой, хорошо вооруженной и прекрасно подготовленной, солдатам щедро платили, и возглавлял их опытный военачальник. А еще войско Безупречного не раздирали, в отличие от коннектенцев, внутренние конфликты.

– Я лишь предполагаю, – ответил монах. – Может, все будет совсем не так и им окажут сопротивление. Только, пока наши силы брошены на арнгендцев и гролсачцев, поражение неизбежно.

– Все так ужасно. И страшно.

– Что я слышу? И это говорит наша славная Сочия Рольт, бесстрашная невеста графа Реймона Гарита!

– Ох уж этот граф Реймон! Я все думаю: почему бы ему не вернуться уже и наконец не лишить меня девственности?

– Вот так вопрос!

– Ладно-ладно, знаю. Мы, мейсаляне, хоть и признаем некоторые таинства церкви вроде брака, не должны потакать радостям плоти.

– Именно.

– Откуда же тогда возьмутся новые ищущие свет? Предположим, вам всех удастся обратить, ну а когда люди закончатся, тогда что?

– Дитя мое, об этом не волнуйся. Грех вечен, и грешники будут всегда. А значит, и в последователях недостатка не будет.

– Может ли еще все закончиться? В смысле, мирно?

– Война подобна греху, всегда пребывает с нами.

– Но иногда она бывает особенно жестокой.

– Бывает. Но требования Безупречного не так уж неприемлемы. Особенно если за спиной у него больше не стоит император с ножом наготове.

– Ответьте же без обиняков.

Брату Свечке казалось, что он именно так и делает.

– Сейчас ведутся переговоры. Все, кроме Конгрегации, хотят избежать смертоубийства, но никто не готов заплатить за мир.

Коннектенцы были гордым и упрямым народом и не терпели вмешательства иноземцев. Даже истовые епископальные чалдаряне, преданные Броту, отправились на войну вместе с Реймоном, хотя патриарх своими буллами и указами отлучил графа от церкви и предал анафеме. Всем, кто выступит против ереси, Безупречный обещал полное отпущение грехов, он дозволил воинам своего Господа конфисковать имущество неверных. Осталось лишь официально объявить священный поход против мейсальской ереси.

Внутри бротской церкви кое-кто еще пытался противостоять безумию.

Так, во всяком случае, утверждали слухи.

Но Сочия Рольт была настроена весьма цинично и полагала, что епископами становятся лишь негодяи вроде Морканта Фарфога из Странга или епископа Серифса из Антье, да и всех его предшественников.

– Эти ваши слухи – лишь пустые мечты. Скоро все равно начнется.

Брат Свечка-то был уверен, что уже началось.

– Заплатить за мир… Все гораздо проще, чем кажется вам, старым хрычам.

– Неужели? – изумился монах.

– Вы, старики, только и способны что на разговоры. А нужно просто перебить всех, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к Конгрегации, и всех епископов тоже.

Епископов в Коннеке насчитывалось не менее восемнадцати, но не более двадцати четырех – все зависело от того, с чьей точки зрения смотреть на границы Коннека.

Члены Конгрегации перенимали у совершенных тактику обращения верующих: деревни наводнили бротские монахи, пытающиеся убедить простолюдинов, что лишь бротской церкви, и только ей одной, ведома истина. В городах бротские миссионеры публично спорили со старейшинами мейсальских сообществ.

И эти самые старейшины обычно охотно принимали участие в таких спорах. Брату Свечке это казалось глупостью. Ищущие свет умели думать и лучше выражали свои мысли, а потому обычно превосходили миссионеров, способных лишь цитировать церковные догмы. Но те все равно в конце концов объявляли себя победителями.

– Это, может, и сработает. На время, – ехидно ответил Свечка, но Сочия не уловила сквозившего в его голосе сарказма.

Вот и еще одна пропасть между поколениями: молодые всегда прямолинейны и ужасно непосредственны.

Герцог Тормонд, сидя в Салпено, рассылал повсюду гонцов. Теперь он на все готов был ради мира. То, что он так долго не решался сделать, теперь могла осуществить большая сильная армия. Тормонд отправлял посланцев в Брот к патриарху, молил своих подданных смириться, распустить личные войска, вернуть отнятую у бротской церкви собственность, примириться с пробротскими епископами и не мешать патриаршей Конгрегации по искоренению богохульства и ереси. Графу Реймону было приказано немедля отозвать своих солдат и помочь очистить Антье от еретиков и неверных.

– Насколько я помню, – сказала Сочия Рольт, – все жаловались, что герцог Тормонд никак не мог высказать свое мнение, принять решение и вообще что-то сделать. Теперь наконец получили, что хотели.

Никто не сочувствовал Тормонду – ни коннектенцы, ни Брот. Граф Реймон даже не удосужился подтвердить получение писем и вскоре заманил в засаду отряд арнгендских рыцарей и расправился с ними еще более жестоко, чем во время резни у Черной горы.

Король Шарльв ничем не мог помочь своему родичу Тормонду, но и не внял Безупречному, который требовал, чтобы Арнгенд немедленно бросил все свои силы на подавление непокорного Коннека. Шарльв, хоть и слыл полоумным, но все же прекрасно понимал: брось он все силы завоевывать владения своего троюродного брата, нечем будет прикрыться от короля Брилла или Граальской императрицы. А ведь Сантерин уже проверял соседа на прочность.

Шарльв, переняв манеру у своего родственника, тянул время, но при этом не отказывал никому, кто рвался в священный поход. В Арнгенде осталось достаточно народу, и было кого призвать, если вдруг насядут соседи.

Герцог Тормонд решил не ехать в империю: получив вести из Коннека, он заторопился в Каурен.

Тормонда беспокоили интриги и заговоры, которые плелись вокруг Шарльва, и он уехал из Салпено тайком, посреди ночи. Вместе с немногочисленными спутниками герцог устремился к сантеринским владениям, начинавшимся в тридцати милях от арнгендской столицы.

Через два с половиной дня Тормонд внезапно столкнулся с владыкой островного королевства. О том, что тот высадился на материк, в Арнгенде еще не знали. Король Брилл ждал подходящего момента, чтобы нанести удар в сердце соседа. Он посулил коннекскому герцогу многое и без околичностей.

Брилл действительно предоставил в распоряжение Тормонда полк из четырех сотен арбалетчиков-селебритов, которые получили жалованье за год вперед. Селебриты славились своей кровожадностью на поле брани. Не один патриарх угрожал отлучить их от церкви, если они не прекратят поднимать оружие против своих собратьев-чалдарян.

Но никого в итоге так и не отлучили.

До Коннека дошли странные вести: патриаршие войска захватили Сонсу. Никто не понимал, чего добивается патриарх. Враги Безупречного были уверены, что он затеял какую-то подлую игру.

Почти сразу после известий о Сонсе – новые новости: бротские солдаты застали врасплох Вискесмент и захватили город, почти не встретив сопротивления.

– Я тут услышала интересную историю, совершенный, – сказала Сочия Рольт брату Свечке, когда они поздно вечером уселись за бесхитростный ужин.

– И какую же?

Несомненно, что-нибудь кровавое.

– Помните отца Ринпоче? Мы тогда застали его в Каурене. Ну, тот отвратительный горбун.

– Помню. Мало найдется на свете людей более надменных и несносных. И что же Ринпоче?

– Его сделали викарным епископом и разрешили собрать собственную армию, чтобы покарать мейсальских еретиков.

– Трудно поверить, сколь всеобъемлющей бывает человеческая глупость.

– Мне – не трудно. Как бы то ни было, шайка Ринпоче разоряла северо-запад Коннека. Но он едва не отправился на тот свет.

– Не сомневаюсь, что исключительно по собственному скудоумию. – Брат Свечка не имел возможности близко познакомиться с Ринпоче, но даже за короткое время горбун успевал раскрыться перед собеседником во всей своей дремучести и мерзости. – Но я вижу, тебя прямо распирает, выкладывай же свои новости.

– Ринпоче подошел к Собачьей реке, чтобы напасть на Калор, там живет много ищущих свет. Встал на противоположном берегу.

Монах кивнул. Он бывал в тех диких краях.

– Местная знать затеяла с Ринпоче переговоры: почти месяц морочили ему голову, уверяли, что сдадутся без боя и выдадут местных мейсалян, если только он не тронет всех остальных. Но пока шли переговоры, они вызвали в Калор две сотни севенфексов.

– Я, кажется, уже знаю, что было дальше.

Отдаленный горный край Севенфекс располагался между Дирецией и Трамейном. Права на него заявляли несколько соседних государств, но севенфексы сюзеренов не признавали и бились со всеми, кто пытался их укротить. А еще часто служили наемниками.

И пользовались репутацией гораздо более серьезной, чем гролсачцы. Севенфексы были отменными воинами. Их излюбленным оружием считались короткие дротики – короче обычных метательных копий, но длиннее и тяжелее стрел. Эти самые дротики пробивали все, кроме самой прочной брони. А в распоряжении епископа Ринпоче была лишь горстка обнищавших рыцарей.

– Когда арнгендцы решили форсировать реку, севенфексы убивали их десятками. В конце концов их предводитель, Гайтр, кажется, или как-то так, все же позволил захватчикам переправиться и даже пустил к городу под прикрытием засевших на стенах арбалетчиков. Арнгендцы, вымокшие, продрогшие и уставшие, не пошли на приступ.

– И…

– И пока они сидели под стенами, горожане, которые накануне ночью переплыли Собачью реку, напали на лагерь Ринпоче – уничтожили запасы, поубивали лошадей и вьючную скотину, разогнали маркитантов. Ринпоче ринулся обратно через реку, чтобы спасти хоть что-то, и едва не утонул. Быть может, его и прикончили потом, когда севенфексы отправились добивать негодяев.

Значит, теперь те края наводнят толпы неуправляемых разбойников. Если повезет, они отправятся домой, в Арнгенд. Но храбрые защитники Коннека, несомненно, приложат все усилия, чтобы им помешать.

После разгрома Ринпоче стали приходить более радостные новости. Поток беженцев начал потихонечку иссякать. Брок Рольт ухитрился все-таки прислать в Антье весточку. Жители Карон-анде-Лета успели сбежать в Ормьенден, а потом присоединились к армии графа Реймона и вместе с ним нанесли поражение разобщенным арнгендским войскам.

– Все налаживается, – сказала Сочия брату Свечке. – Злодеи будут наказаны.

– В Ормьендене все еще ждет большое патриаршее войско, – напомнил монах, который в последнее время довольно мрачно смотрел в будущее.

Поведение армии патриарха всех озадачивало. Безупречный в радостном предвкушении отправил своих солдат из Фиральдии, но теперь все его многочисленное войско просто сидело в Ормьендене и чего-то ждало.

Ходили слухи, что ведутся какие-то переговоры. Но с кем? И о чем?

Бои постепенно стихали. Граф Реймон сумел защитить почти все земледельческие угодья к югу от Юпри, этот город был самой южной точкой, до которой добрались арнгендские захватчики. Ликующие, но измотанные последователи графа потихоньку возвращались в Антье. Но многие задерживались там всего на день-два, а потом спешили к себе домой.

Брат Свечка по-прежнему не ждал ничего хорошего.

– В следующий раз у арнгендцев будет четкий план. Их возглавит кто-нибудь более умелый. Если, конечно, после патриарха от Коннека вообще что-то останется, – заявил монах, глядя на северо-восток – туда, где разбил лагерь главнокомандующий Безупречного и его помощники из коллегии.

Словно стая стервятников, они терпеливо ждали, когда Коннек падет.

Ходило множество зловещих слухов о явлениях Ночи. Каждый вновь прибывший пересказывал истории о воскресающих древних страшилищах. Особенно много таких историй приносили оттуда, где шли бои.

– Никто из них ничего не видел собственными глазами, – убеждал всех, кто только соглашался его слушать, брат Свечка. – Вы же это понимаете? Каждый, кто пересказывает страшную историю, слышал ее от кого-то другого, а тот – от своего брата-свата, который уж точно не соврет.

– Но вы же сами там были, – каждый раз парировала Сочия, – когда к нам подобрался Бестия. Он прошел так близко, что наутро пришлось давить трупных червей.

Монах что-то неразборчиво ворчал в ответ, но возразить ему было нечего.

Вместе с паломниками, идущими на запад, чтобы посетить храмы Каурена и источники Сен-Овердрета, в Антье вернулся Бернардин Амбершель. Он словно бы забыл на время о своей свирепости и казался вполне разумным господином средних лет. Он и похож был на типичного зажиточного коннектенца – дородный, черноглазый и черноволосый, с толстыми губами, разве что запылился и пообтрепался в дороге.

Приехав, он сразу потребовал немедленной аудиенции с совершенным и невестой своего кузена-графа.

Ни монах, ни девушка не были близко знакомы с Бернардином. Слуги Реймона уверили их, что Амбершель всегда безукоризненно соблюдает этикет. Но почему тогда он требует встречи, не приведя себя в божеский вид с дороги, – совсем не похоже на его обычные куртуазные манеры.

– У него наверняка вести от Реймона, – сказала Сочия.

Они встретились в покоях графа, стены которых были облицованы камнем из Святых Земель. Бернардин буквально излучал энергию.

– У графа Реймона есть план, – сообщил он. – И для его осуществления требуетесь вы оба. Сначала следует подготовить Антье к долгой, изнурительной осаде.

Девушка и монах озадаченно нахмурились.

– У Реймона внезапно обнаружились друзья. Он узнал о планах своих врагов, а также о планах нежданных союзников.

Свечка и Сочия удивились еще больше.

– У Конгрегации есть свои люди в городе. Они скрываются до поры до времени, но когда начнется осада – откроют ночью ворота. Враг ворвется в Антье и перебьет всех – прежде всего мейсалян, дэвов и дейншо.

– Дейншо? – переспросил брат Свечка. – Но я тут ни одного дейншо не встречал.

– И все же, совершенный, они тут живут – несколько семейств. Конгрегация собирается их истребить – и здесь, и повсюду. Дэвов и мейсалян – тоже. А в Антье они хотят перебить вообще всех, даже епископальных чалдарян. Хотят припугнуть города поменьше, которые верны графу Реймону, чтобы те сдались без боя.

– На подобное безумие способны лишь… – начала было Сочия, но брат Свечка схватил ее за руку.

– Безумие или нет – не важно, – сказал Амбершель. – Мне велено подготовить город к долгой осаде. А вы должны, пока еще возможно, вывести из Антье дэвов, дейншокинов, ищущих свет и сторонников Непорочного. Неверные пусть отправляются в Шивеналь, а мейсаляне – в Кастрересон или дальше на запад. Или даже в Белые холмы.

Сочия глубоко вздохнула, потом еще раз – она явно собиралась спорить, но Амбершель ее опередил.

– Предстоит столкнуться с неожиданностями, – сказал он. – Мне и самому не обо всем рассказали, но я точно знаю: нам всем нужно выполнять указания Реймона, не возражать и не задавать вопросов. А еще следует поторопиться, если хотим дожить до следующего лета. Плетутся разные интриги, – продолжал Бернардин, наклонившись к брату Свечке. – Но мы победим. Только вы должны четко следовать плану. Начинаем немедля.

Все было ясно, хотя подробности от брата Свечки и ускользнули. Он жестом остановил Сочию, готовую уже разразиться гневной тирадой, а потом расспросил Амбершеля о том, что и как следует делать.

Те, кто не исповедовал епископальную чалдарянскую веру, охотно согласились покинуть Антье, чем весьма удивили брата Свечку. А еще его удивил план графа Реймона: зачем отсылать из города всех тех, у кого имеются веские причины противостоять бротским захватчикам.

Невеста графа, ее духовный наставник и совершенные из Антье шли во главе процессии, которая растянулась на многие мили. Многие знатные семьи также отправили в Шивеналь, Кастрересон или еще более отдаленные края детей и родню – от греха подальше.

Отправить детей было разумным решением. В осажденном Антье детям не место, для защиты города они ничего сделать не смогут, а кормить их надо.

Жители деревень тоже готовились к войне: все ценное и съедобное свозили в город и окрестные укрепления или же прятали в холмах. За последние несколько лет в эти края уже не раз вторгались захватчики, и те, кому удалось уцелеть, не собирались сдаваться без боя.

Брат Свечка не смог убедить себя, что имеет смысл сопротивляться. Хотя повсюду царил хаос, в Коннек все прибывали и прибывали члены Конгрегации, агитирующие за бротскую церковь. Им никак не удавалось добиться своего, а потому они с каждым днем все больше сатанели. Герцог Тормонд постоянно рассылал воззвания и просил всех покориться воле Безупречного, но никто уже не обращал внимания: все думали, что, как только Брот перестанет выкручивать ему руки, он тут же изменит мнение.

В искренности Тормонда сомневались даже члены Конгрегации.

Они винили герцога не только в том, что он не борется с ересью, но еще и в том, что он потакает последователям Непорочного II и тем, кто осмеливался нападать на представителей бротской церкви или защищаться от них. Хотя теперь это уже не имело особого значения: Вискесмент заняли бротские войска, и стало окончательно ясно – Безупречный все-таки победил в долгой войне между законными и незаконными патриархами. Но Конгрегация все не унималась: герцог не вернул отобранного у продажных святых отцов имущества, держал на государственных должностях дэвов и еретиков и так далее, и тому подобное. И дураку было ясно: Тормонд никогда не сможет выполнить все их требования.

Быть может, решение, предложенное Сочией Рольт, действительно спасение для него.

Недалеко от Антье семейства дэвов и дейншо отделились от колонны беженцев и повернули на запад, к Шивеналю. Чалдаряне же шли по древней дороге на восток – к Кастрересону. По этой дороге можно было судить о солидном возрасте Коннека: полторы тысячи лет назад ее выстроили бротские легионеры. Мосты, относящиеся к той же эпохе, до сих пор сохранились в отличном состоянии. Когда-то в Кастрересоне располагался военный штаб местного имперского наместника, и стены города стояли на фундаменте, заложенном еще древнебротскими строителями.

– В этих краях чувствуется дыхание древности, – заметил совершенный.

Сочия не слишком впечатлилась. Она была так молода, что древность не значила для нее ровным счетом ничего. Древностью девушка считала все, что случилось до ее рождения.

– Жутковато здесь. – Она оглянулась на Бернардина Амбершеля, который со своими спутниками шел следом за колонной беженцев.

От спутников графского кузена становилось не по себе.

Монах тоже это чувствовал. Ни одного из попутчиков Амбершеля он не знал и ни разу не встречал их в Антье. Бернардин утверждал, что это мелкопоместные дворяне вроде Рольтов, раньше обитавшие неподалеку от Вискесмента. Они не исповедовали мейсальскую веру и говорили на странном наречии, не похожем на коннекский.

– Как бы я хотела поскорее выбраться из этой глуши, – добавила Сочия.

Интересное желание для деревенской девушки.

Но ее слова словно бы выразили все то, что не давало совершенному покоя уже давно. В прошлом он не раз странствовал по этим краям, не ощущая никакой угрозы, но теперь, неизвестно почему, в южной оконечности Коннека ему было неуютно.

Монах вспомнил о той ночи в лесу неподалеку от Карон-анде-Лета, о Бестии. Повсюду судачили о воскресших древних Орудиях, о каких-то морских чудовищах, о созданиях Ночи, рыскающих во тьме. Но ничего конкретного – лишь слухи.

Но слухи эти множились, и все как один утверждали, что давно забытое зло потихоньку выбирается из могил.

В городе в такое время безопаснее.

Западная дорога вилась по северному берегу Лаура. Река несла свои воды туда, откуда путники как раз и шли, потом сворачивала на юг, добегала до Шивеналя и впадала в Родное море. Лаур был судоходной артерией с тех незапамятных времен, когда люди еще не умели писать.

По нему можно было добраться до самого Кастрересона и даже выше. Туда-сюда сновали дюжины лодок и барж с низкой осадкой – некоторые под парусами, некоторые на веслах.

– Я часто думаю: сложись моя жизнь иначе, непременно стал бы лодочником, – признался Сочии брат Свечка.

– Но вас же укачивало по пути к Шиппену?

– Открытое море – дело другое. Только безумец изберет себе такое ремесло.

– Каждый день узнаю о вас что-нибудь странное.

– Тебе, дитя мое, полагается каждый день узнавать что-нибудь странное и прекрасное об этом мире.

Когда они ехали в Каурен в прошлом году, Кастрересон остался в тридцати милях севернее и Сочия его не увидела. В этом легендарном городе когда-то жили наместники древнеимперской провинции Верхний Эндоненсис, а Каурен считался столицей Эндоненсиса Нижнего.

Верхний Эндоненсис был мирным и процветающим краем, его весьма ценили бротские императоры.

Кастрересон, который иногда еще называли Белым Городом, производил сильное впечатление. Крепостная стена была облицована светлым известняком, по цвету напоминавшим мрамор, стояла на древнем фундаменте, но при этом ее смело можно было назвать самым современным и благоустроенным укреплением во всем Коннеке. Вот и сейчас тут трудились каменщики: наращивали стены между башнями, утраивали дополнительные бойницы в стратегически важных местах, крыли верхние галереи. А еще возводили новые стены с круглыми оборонительными башнями вокруг двух богатых пригородов, возникших здесь за последнюю сотню лет.

Кастрересон занимал весьма необычное место в коннекской феодальной системе: его владыка считался сюзереном почти всех прибрежных территорий, начиная с Терлиаги и заканчивая дельтой реки Дешар. Ему не подчинялись разве что феоды, являющиеся непосредственной собственностью герцога Кауренского, например Шивеналь. Но в Кастрересоне не было своей правящей династии – обычно город становился вотчиной наследника герцога Кауренского. Однако Тормонд IV так и не выбрал себе преемника, поэтому в Кастрересоне властвовал Роджер Шель. Он был младше Тормонда, хоть и приходился тому дядей, исповедовал мейсальскую ересь и так и не женился и не произвел на свет законного наследника. Его наследницей становилась племянница – Изабет.

Роджер Шель был полной противоположностью Тормонда. Этот энергичный и деятельный правитель сумел во время недавней смуты сохранить в своих владениях порядок, однако он не обладал достаточной властью, чтобы повлиять на политическую ситуацию во всем Коннеке. Всю свою кипучую энергию Шель направил на укрепление Кастрересона.

– Странный или нет, – сказал брат Свечка, – могу сказать одно: этот тихий чудесный город гораздо больше похож на сердце Коннека, чем Каурен, Антье или Альтай.

Альтай располагался на севере, в этом горном краю ересь цвела буйным цветом. Именно там укрылись многие ищущие свет. Жители Альтая зачастую считали себя «единственными истинными коннектенцами».

Процессия беженцев увидела стены Кастрересона ранним утром. В свете восходящего солнца их ослепительная белизна казалась еще прекраснее. Дорога перебиралась через Лаур по широкому мосту, где свободно могли пройти в ряд восемь человек, потом на южном берегу сворачивала и через полмили взбегала по холму к огромному, хитро устроенному барбикану, перед которым расстилалась открытая, хорошо обстреливаемая местность. Это и был главный вход в Белый Город. На стенах висели черные гирлянды – в знак траура из-за событий в Вискесменте.

Здесь, на этом поле, странники и ждали, пока их впустят в город. И именно здесь до них дошли новости о жутком черве.

– Что же все это значит? – спросила Сочия растерянно, без обычного своего ехидства.

Увидев, как известие потрясло Свечку, она тоже немного испугалась.

– Не знаю. Ясно лишь, что Орудия Ночи стали вмешиваться в жизнь людей, чего уже давно не приключалось.

– Среди нас снова будут ходить боги?

– Возможно. Вполне возможно. Это-то меня и страшит.