Бывает, мы так глубоко погружаемся в воспоминания о своем детстве, что не просто вспоминаем события, но будто ощущаем, каким все было тогда. В такие минуты мы осознаем, насколько отличалось наше тогдашнее восприятие мира от нынешнего. Мы были непредвзятыми и простодушными, а в голове роились свежие, оригинальные идеи. То, что сегодня кажется нам простым и само собой разумеющимся — привычные вещи вроде ночного неба или отражения в зеркале, — вызывали наши восторги и удивление. У нас постоянно возникали вопросы решительно обо всем, что нас окружало. Еще даже не научившись говорить как следует, не умея выразить мысль словами, мы уже думали, выражая мысль в образах и ощущениях. Оказавшись в цирке, на стадионе или в кино, мы буквально впитывали впечатления, глядя во все глаза и слушая во все уши. Краски тогда казались более яркими и сочными. Нам отчаянно хотелось превратить все вокруг в игру, играть с самими обстоятельствами жизни.

Назовем это качество непосредственным разумом. Такой разум воспринимал жизнь напрямую — не через слова или чужие мысли. Он был гибким и чрезвычайно восприимчивым к новой информации. Возрождая память об этом своем непосредственном разуме, мы невольно ощущаем ностальгию по временам, когда мы так активно и напряженно исследовали мир. Но годы идут, и напряжение неизбежно ослабевает. Мы уже видим мир через ширму слов и мнений; то, что мы видим, окрашивается прежним опытом, который наслаивается на настоящее. Мы больше уже не воспринимаем вещи такими, как есть, не замечаем деталей, не задаемся вопросом, почему эти вещи вообще существуют. Наш разум постепенно коснеет. Мы настороженно относимся к миру, который больше не кажется удивительным и прекрасным, цепляемся за свои представления и убеждения и огорчаемся, если они подвергаются нападкам.

Назовем такой образ мышления заурядным разумом. Под давлением обстоятельств, когда надо как-то зарабатывать на жизнь и сообразовываться с обществом, мы поневоле обуздываем свой ум, загоняя его во все более и более жесткие рамки. Мы бережно храним память о вольном духе детства, иногда позволяя ему прорываться в игре или участвуя в каких-нибудь развлечениях, которые освобождают нас, позволяя выйти за рамки заурядного разума. Иной раз, оказавшись за границей, где обстановка не так привычна и знакома, как дома, мы снова ощущаем себя немного детьми, готовыми удивляться новизне и свежести всего, что они видят. Но из-за того, что наш разум не полностью и не до конца отдается этим ощущениям, из-за своей мимолетности они не проникают глубоко. Это недостаточно вдохновляющие, не творческие ощущения.

Этот дух проявляется в их произведениях и в образе мышления. Дети наделены естественной способностью к творчеству. Активно преображая все вокруг себя, они играют с идеями и обстоятельствами, удивляя нас неожиданными высказываниями и поступками. Но творческие способности детей ограничены — они не увенчиваются открытиями, изобретениями или по-настоящему значимыми произведениями искусства.

Мастера не просто сохраняют свежесть непосредственного разума, но дополняют его годами ученичества и способностью глубоко концентрироваться на задаче или идее. Именно это поднимает их творческий потенциал на новые высоты. Хотя эти люди обладают глубочайшими познаниями в своей области, ум их остается по-детски открытым для того, чтобы рассматривать проблемы под непривычным углом зрения и предлагать неожиданные решения. Они сохранили способность задавать простые вопросы, мимо которых обычные люди проходят, не обращая внимания, но в то же время они дисциплинированы и умеют трудиться, и это помогает им доводить начатое дело до конца. То, что они не утратили способности восхищаться и радоваться, помогает воспринимать тяжелую кропотливую работу как удовольствие. Подобно детям, эти люди могут мыслить не только словами — их мышление образно, пространственно, интуитивно, — а значит, для них открыт широкий доступ к доречевым и подсознательным формам ментальной активности. Возможно, именно этим объясняются их удивительные прозрения, самобытные произведения и идеи.

Некоторым людям удается сохранить детскую непосредственность и открытость, но их творческая энергия распыляется, направленная на тысячу разных дел. Им вечно не хватает терпения и дисциплины для того, чтобы пройти серьезное ученичество. Другим дисциплины не занимать, они овладевают знаниями и становятся экспертами в своей области, но, лишенные гибкости разума, они не способны выйти за пределы заурядности, не способны на настоящее творчество. Мастера умудряются сочетать в себе то и другое — дисциплину и душу ребенка, которые, сливаясь, дают то, что мы назовем многогранным разумом. Такой разум ничем не связан, его не ограничивают ни рамки общепринятых представлений, ни недостаток опыта. Он свободно движется в любом направлении и тесно соприкасается с действительностью. Он способен обнаруживать и исследовать самые разные грани мира. Заурядный разум пассивен — он потребляет информацию, отдавая ее во все тех же привычных формах. Многогранный разум активен, преобразуя все, что получает извне, в нечто новое и оригинальное, занимаясь творческим созиданием вместо потребления.

Трудно точно сказать, почему мастерам удается сохранить непосредственную детскую душу, почему это не мешает им приобретать глубокие знания, в то время как для большинства такое оказывается трудным, если не невозможным. Возможно, им просто труднее выйти из детства, а может, благодаря озарению они понимают, какую силу могут обрести, сохраняя детские черты и используя их в творчестве. В любом случае, достичь многогранности разума отнюдь не так просто. Нередко детскость дремлет в мастерах, никак не проявляясь на этапе ученичества, пока они упорно и терпеливо познают все тонкости своего дела. А потом этот дух внезапно возвращается, и они обретают свободу и возможность активно применять знания и умения, которыми овладели за это время. Часто это приобретает черты настоящей борьбы, и

Следует понимать: мы все обладаем врожденной творческой силой, которая пробивается наружу, стремясь действовать. Нам дан непосредственный разум, в котором и заложен этот потенциал. Человеческий ум предрасположен к творчеству по своей природе, он так устроен, что постоянно ищет взаимосвязи между предметами и явлениями. Он стремится исследовать, открывать в мире все новые стороны, изобретать. Мы все горячо хотим реализовать эту творческую силу и страдаем, когда это нам не удается. Убивает же эту творческую силу не возраст и не отсутствие таланта, а наш собственный настрой, наше собственное отношение. Нам становится слишком удобно и комфортно на уровне, достигнутом за время ученичества. Нам довольно полученных знаний, мы страшимся изменений, нам не хочется развивать новые идеи, лень прикладывать для этого усилия. Смелость мысли чревата риском — мы можем провалиться, опозориться и стать посмешищем. Мы выбираем возможность жить в уютном мирке знакомых идей и привычных подходов, но платим за это дорогую цену: без новизны, без движения вперед ум наш мертвеет. Мы достигаем потолка, а дальше от нас уже ничего не зависит, ведь, утратив самобытность, мы становимся заурядными и легкозаменяемыми.

С другой стороны, однако, это означает, что мы всегда можем возродить в себе эту врожденную творческую силу, и неважно, сколько нам лет. Пережить возвращение этой творческой силы невероятно полезно — такое возрождение оказывает на нас поистине целительное воздействие и благотворно сказывается на всех сторонах нашей жизни. Поняв, как действует многогранный разум и что способствует его процветанию, мы получаем шанс восстановить гибкость ума и повернуть процессы его затухания вспять. Могущество, которое способен принести многогранный разум, практически безгранично, а достичь этого способен почти каждый человек.

Обратимся к примеру Вольфганга Амадея Моцарта. Нередко его преподносят как ярчайший пример детской гениальности, этакого чудо-ребенка, непостижимую игру природы. Как еще можем мы объяснить его невероятные способности, проявленные в столь раннем возрасте, и бурный творческий взрыв в последнее десятилетие его жизни, плодом которого стало невероятное число новаторских, оригинальных и всеми любимых произведений? В действительности гений и творческие силы Моцарта вполне объяснимы, что отнюдь не принижает заслуг этого великого музыканта и композитора.

Погруженный в стихию музыки с первых дней жизни и навсегда зачарованный ею, Моцарт с самого начала относился к учебе и занятиям с поразительной собранностью и прилежанием. В четыре года ум ребенка более восприимчив и пластичен, чем даже у ребенка, который старше всего на несколько лет. Главной причиной такого внимания и старательности была глубокая, страстная любовь к музыке. И играл мальчик по собственному желанию, а не по обязанности или принуждению, так что эти занятия были для него возможностью расширить кругозор, научиться большему, исследовать все новые музыкальные возможности. К шести годам он уже провел за инструментом вдвое больше времени, чем любой самый прилежный ученик того же возраста. Турне по Европе позволило ему ознакомиться со всеми существовавшими на то время музыкальными достижениями и веяниями. Детский ум впитывал все, как губка, глубоко усваивая весь спектр музыкальных форм и стилей.

Повзрослев, Моцарт испытал типичный творческий кризис, подобный тем, которые нередко разрушают, уничтожают менее стойких. Без малого восемь лет, находясь под давлением отца, архиепископа и зальцбургского двора, обремененный заботами о содержании семьи, он вынужден был подавлять в себе творческие устремления, не давая им воли. В такой сложной ситуации он мог сдаться, погаснуть и до конца дней пробавляться сочинением милых, но легковесных придворных пустячков, пополнив когорту малоизвестных композиторов XVIII века. Вместо этого Моцарт восстал и, стряхнув оцепенение, сумел вновь пробудить яркость восприятия мира, свою детскую душу — то самое стремление сделать музыку своим голосом, выразить себя через нее, перевести волнующие его чувства и переживания на язык оперы. Сдерживаемая столько лет энергия, долгое ученичество, глубочайшее знание и понимание своего предмета — все это соединилось самым естественным образом и привело к тому, что сразу же после своего разрыва с семьей Моцарт буквально взорвался творчеством. Стремительность, с которой он мог сочинять свои шедевры, говорила не о таинственном даре небес, а скорее о том, насколько органично было для него мыслить музыкальными образами, которые он легко переносил на бумагу. Моцарт был совсем не капризом природы, а ярчайшим образцом полного использования того творческого потенциала, что изначально заложен в каждого из нас.

Для раскрытия многогранного разума существуют два важнейших условия. Первое — высокий уровень знаний о своем предмете или области, второе — открытость и гибкость, необходимые, чтобы применять эти знания новыми и оригинальными путями. Знаниями, которые готовят почву для творческой активности, мы в основном вооружаемся на этапе серьезного ученичества, в ходе которого овладеваем всеми основами. Освободившись от необходимости учиться этим основам, разум может уже сосредоточиться на более высоких, творческих задачах. Опасность для всех нас заключается в том, что те познания, которые мы приобретаем во время ученичества, включая многочисленные правила и методики, могут превратиться в плен. Мы оказываемся заложниками определенных подходов и методов мышления, часто однобоких и схематичных. Чтобы избежать этого, необходимо освободить свой ум от консервативных наклонностей, стремиться сделать его активным, пытливым и готовым к поиску нового.

Для того чтобы пробудить многогранный разум и начать движение по пути творчества, необходимо пройти три обязательных этапа: первый — выбор творческой задачи, некой деятельности, в которой максимально раскрылись бы наши умения и знания; второй — раскрепощение ума через определенные творческие стратегии; третий — создание оптимальных ментальных условий для озарения или интуиции. И еще, проходя через все эти этапы, мы должны быть начеку и не забывать про эмоциональные ловушки — беспечность, скуку, претенциозность и им подобные, — которые постоянно подстерегают нас, угрожая встать на пути нашего прогресса. Если мы сумеем пройти через все эти этапы и избежать ловушек, то просто не можем не высвободить мощные творческие силы, дремлющие в нас.