С самого рождения Вольфганг Амадей Моцарт (17561791) был окружен музыкой. Отец его, Леопольд, не только был придворным скрипачом и композитором в австрийском городе Зальцбурге, но и давал на дому уроки музыки. Маленький Вольфганг целыми днями слушал, как Леопольд занимается со своими учениками. В 1759 году его семилетняя сестра Мария-Анна тоже стала брать уроки у отца. Девочка подавала большие надежды и занималась часы напролет. Простенькие пьески, которые она играла, восхищали Вольфганга, ребенок постоянно что-то напевал. Иногда он подсаживался к клавикордам и пытался на слух воспроизвести мелодии, которые играла сестра. Леопольд сразу отметил необычные способности сына. Тот обладал удивительной для трехлетнего малыша музыкальной памятью и поразительным чувством ритма, а ведь с ним еще и не начинали заниматься.

Хотя прежде ему не приходилось работать с такими юными учениками, Леопольд решил приступить к урокам немедля. Он начал учить сына игре на клавесине, когда тому исполнилось четыре года, и почти сразу обнаружил, что у мальчика имеются и другие удивительные таланты. Вольфганг слушал музыку внимательнее, чем другие ученики, он словно впитывал ее звуки, отдаваясь ей душой и телом. Такая поглощенность позволяла ему учиться быстрее других детей.

Однажды — тогда ему было только пять — Вольфганг стащил у сестры ноты довольно сложного упражнения и через каких-то полчаса уже непринужденно играл. Он слышал, как эту пьесу разучивала Мария-Анна, запомнил мелодию, а увидев ноты на бумаге, сумел легко воспроизвести ее.

Столь поразительная собранность коренилась в качестве, которое Леопольд увидел в сыне почти сразу, — мальчик страстно любил музыку. Его глаза загорались восторгом, когда Леопольд показывал ему какую-нибудь труднейшую пьесу, которую предстояло разобрать. Если пьеса оказывалась новой для него и в самом деле сложной, Вольфганг приступал к работе с таким пылом и рвением, что вскоре пьеса становилась частью его репертуара. По вечерам родителям приходилось силой отрывать сына от инструмента и укладывать в постель. С годами эта любовь к занятиям и репетициям, казалось, только усиливалась. Даже играя с другими детьми, Вольфганг непременно находил способ превратить простую забаву во что-то, связанное с музыкой. Его любимой игрой было, взяв за основу одну из пьес, импровизировать вариации, придавая сочинению особый шарм и неповторимость.

С ранних лет Вольфганг отличался впечатлительностью и эмоциональностью. Он был непоседлив и подвержен резким перепадам настроения — мог раздражаться и дерзить, но уже в следующий миг представал любящим и нежным. Подвижное его лицо часто казалось напряженным, обеспокоенным; оно разглаживалось и успокаивалось, лишь когда Вольфганг садился к инструменту — только здесь мальчик был в своей стихии, которая принимала и всецело поглощала его.

Однажды в 1762 году, когда Леопольд Моцарт слушал, как оба его ребенка музицируют на двух клавесинах, ему в голову пришла идея. Дочь его, Мария-Анна, была талантливой исполнительницей, что же до Вольфганга, то его можно было назвать настоящим чудо-ребенком. Вдвоем они составляли удивительный ансамбль, напоминали драгоценных оживших кукол. Наделенные природным обаянием, они могли бы поразить публику, тем более что у маленького Вольфганга был еще и актерский талант. Семейство Леопольда жило небогато, так как при дворе музыканту платили не щедро, и вот теперь ему представлялась блестящая возможность поправить дела за счет детей.

Как следует все продумав, он решил отправиться с ними в турне по европейским столицам. Леопольд намеревался показывать детей при королевских дворах и устраивать общедоступные концерты для широкой публики.

Он надеялся, что затея окупится и сборы от продажи билетов принесут большой доход. Чтобы усилить эффект, он богато нарядил детей: Мария-Анна выглядела как настоящая принцесса, а Вольфганг был похож на придворного министра в завитом пудреном парике и расшитом камзоле, с маленькой шпагой на боку.

Они начали с Вены, где талантливые дети покорили императора и императрицу Австрии. После этого несколько месяцев они провели в Париже, где также играли при дворе, и Вольфганг даже сидел на коленях у растроганного короля Людовика XV. Турне продолжилось в Лондоне. Здесь Моцарты задержались на целый год, выступая в больших залах перед самой разной аудиторией. При виде прелестных юных музыкантов в нарядном платье публика уже начинала восхищаться, однако по- настоящему слушателей пленяла виртуозная игра Вольфганга. Отец научил мальчика разного рода эффектным трюкам. Так, например, юный Моцарт играл менуэт, не видя клавиш (клавиатуру накрывали платком), мог, впервые увидев ноты, с легкостью воспроизвести с листа последнее сочинение знаменитого композитора. Исполнял Вольфганг и собственные сочинения — услышать сонату, написанную семилетним композитором, было удивительно, какой бы непритязательной ни была музыка. Но больше всего восхищало слушателей то, что Вольфганг мог играть поразительно бегло — его миниатюрные пальчики летали над клавишами.

Турне продолжалось, слава вундеркиндов росла. Семейство в качестве «достопримечательности» приглашали на балы, приемы и праздники, однако Вольфганг под разными предлогами — ссылаясь на притворную болезнь или усталость — старался остаться дома и посвятить время музыке. Любимой его уловкой в этом смысле было заводить дружбу с самыми модными и известными композиторами при тех дворах, которые посещали Моцарты. В Лондоне, например, мальчик очаровал знаменитого композитора Иоганна Христиана Баха, сына Иоганна Себастьяна Баха. Если семью приглашали на увеселительную прогулку, Вольфганг всякий раз отклонял приглашения под весьма благовидным предлогом — он уже условился с Бахом, обещавшим позаниматься с ним композицией.

Таким образом мальчик, занимавшийся с самыми видными композиторами и музыкантами эпохи, получил блестящее образование, о котором никакой другой ребенок не мог даже мечтать. Правда, кое-кто говорил о потерянном детстве, о том, что такой маленький ребенок не должен быть настолько поглощен одним делом. Но Вольфганг так пылко любил музыку, ему так нравилось преодолевать всё новые трудности и преграды, что все, связанное с этой страстью, радовало его куда больше, чем любые игры и забавы.

Турне оказалось очень успешным в смысле заработков, но едва не окончилось трагедией. В Голландии в 1766 году, когда семья уже готовилась пуститься в обратный путь, Вольфганг слег с сильным жаром. Он стремительно худел, то и дело терял сознание, бредил. Одно время казалось, что ребенок умирает. Однако болезнь, к счастью, отступила. Чтобы окончательно оправиться, мальчику потребовался не один месяц. Пережитое страдание заметно изменило Вольфганга. Он часто хандрил, его не оставляло уныние и посещали странные мысли о том, что он умрет молодым.

Семейство Моцартов долго жило на деньги, заработанные детьми во время турне, но шло время, средства заканчивались, а интерес к творчеству маленьких музыкантов меж тем заметно остыл. Прелести новизны в их выступлениях уже не было, да и сами дети подросли, так что их вид больше не умилял публику. Чувствуя, что необходим другой источник заработка, Леопольд разработал новый план. Его сын становился серьезным композитором, способным работать в самых разных музыкальных жанрах. Нужно было подыскать ему постоянную должность композитора при одном из европейских дворов — и стричь с этого купоны.

В 1770 году отец и сын отправились в путешествие по Италии, тогдашнему центру европейской музыкальной культуры. Поездка проходила замечательно. Блестящая игра Вольфганга имела оглушительный успех при всех пяти крупнейших дворах Италии. Особое признание получили его собственные сочинения, симфонии и концертные пьесы — талантливые и удивительно зрелые для четырнадцатилетнего музыканта. Мальчик снова встречался с прославленными композиторами своего времени, углубляя, благодаря им, познания в музыке и композиции, приобретенные в предыдущих турне. Вдобавок именно здесь в нем вспыхнула новая страсть — опера. С детства он представлял, что его удел — стать автором великих опер. В Италии же он увидел великолепные спектакли и понял, в чем причина этой его тяги к опере — здесь были и драма, переведенная на язык чистой музыки, и почти безграничные возможности человеческого голоса, и выразительные декорации и костюмы. Вольфганга отличала чуть ли не врожденная страсть ко всякого рода театральным действам.

Что касается деловой цели поездки, то, несмотря на прекрасный прием и успех, за без малого три года, проведенные в Италии, Моцарту, увы, так и не предложили должности при дворе. В 1773 году отец и сын возвратились в Зальцбург, не получив вознаграждения, приличествующего талантам юного музыканта.

В результате долгих переговоров Леопольд сумел наконец пристроить сына — благодаря протекции архиепископа Зальцбурга юношу приняли на доходную должность придворного музыканта и композитора. Казалось, о лучшем нельзя и мечтать: теперь Вольфганг мог не заботиться о том, как заработать и прокормить семью, а в свое удовольствие заниматься сочинительством. Однако с самого начала юный Моцарт тяготился этим постом и тосковал. Почти половину жизни он провел, путешествуя по Европе, общаясь с великими композиторами, слушая лучшие оркестры, теперь же был вынужден влачить унылую жизнь в провинциальном Зальцбурге, удаленном от европейской музыкальной культуры городишке, не имевшем ни театральной, ни оперной традиции.

Однако в еще большее отчаяние Вольфганга повергало разочарование к себе как в сочинителе. Сколько он себя помнил, в голове всегда звучала музыка, но, как правило, это была музыка других композиторов. Он отдавал себе отчет, что его собственные сочинения, всё написанное им до сих пор было не что иное, как умелые интерпретации, переложение чужих композиций. Он был подобен молодому растеньицу, пассивно всасывающему питательные вещества в форме разных музыкальных стилей, которые он слышал, осваивал, которым подражал. Но юноша чувствовал: где-то в глубине его души зреет желание выражать собственные мысли, сочинять собственную музыку и прекратить заниматься имитациями. Почва была уже достаточно удобрена. Подростком Вольфганг переживал всевозможные бурные и противоречивые чувства и страсти — восторги, отчаяние, эротические желания. Он стремился выразить свои переживания в музыкальных сочинениях.

Возможно, не до конца отдавая себе отчет в том, что и зачем он это делает, Моцарт стал экспериментировать. Он написал несколько струнных квартетов с продолжительными медленными частями, проникнутыми своеобразным смешением настроений и исполненными тревогой, переданной мощными крещендо. Леопольд, когда сын показал ему эти свои сочинения, пришел от них в ужас. Сейчас доход всей семьи зависел от Вольфганга, которому предписывалось услаждать слух придворных легкими, приятными мелодиями, заставляющими людей радоваться и улыбаться. Если только они или архиепископ услышат эти новые сочинения, они тут же решат, что Вольфганг выжил из ума. Кроме того, квартеты были слишком сложны технически для исполнения дворцовыми музыкантами в Зальцбурге. Леопольд умолял сына отказаться от странного нового увлечения или, по крайней мере, не обнародовать их, а подождать, пока не устроится на какое-то другое место.

Вольфганг с неохотой уступил, но его с новой силой одолевало уныние. Музыка, которой от него ждали здесь, казалась безнадежно мертвой, шаблонной. Он все меньше писал, реже концертировал. Впервые в жизни он почувствовал, что теряет интерес к музыке как таковой. Он становился все более раздражительным и желчным, ощущая себя пленником. Слыша, как певец исполняет оперную арию, он размышлял с тоской о такой музыке, которую мог бы писать, и хандра наваливалась с новой силой. Начались бесконечные ссоры с отцом, во время которых Вольфганг то разражался обвинениями, то умолял простить его за непокорность. Исподволь он смирялся со своим уделом: он умрет молодым здесь, в Зальцбурге, а мир так никогда и не узнает о той музыке, что живет и клокочет в его душе.

В 1781 году Вольфганга пригласили сопровождать архиепископа в поездке из Зальцбурга в Вену, где тот был намерен продемонстрировать таланты нескольких придворных музыкантов. Здесь, в Вене, молодому человеку с особой ясностью открылась суть положения придворного музыканта. Архиепископ распоряжался им, как одним из своих слуг, для него он ничем не отличался от лакея. Все недовольство, которое Вольфганг копил семь долгих лет, выплеснулось наружу. Ему двадцать пять, а он теряет драгоценное время. Отец и архиепископ сдерживают его, не давая двигаться вперед. Он любит отца и нуждается в любви и поддержке родных, но решительно не может больше выносить своего положения. Когда пришло время ехать назад в Зальцбург, Вольфганг совершил немыслимое — он отказался возвращаться, заявив, что просит его уволить. Архиепископ говорил с ним с крайним неодобрением, презрительно, но в конце концов сменил гнев на милость. Отец, принявший сторону архиепископа, требовал возвращения сына, обещая все ему простить. Но Вольфганг был непреклонен в своем решении: он не вернулся, оставшись в Вене, как оказалось впоследствии, до конца своих дней.

Отношения с отцом испортились всерьез, и это больно ранило Вольфганга. Но, чувствуя, что в его распоряжении остается все меньше времени, а ему очень многое нужно выразить, он обратился к музыке со страстью даже более пылкой, чем в детстве. Возможно, из-за того, что слишком долго приходилось держать свои переживания и мысли под спудом, Моцарт буквально вспыхнул, как факел, в неистовом творческом порыве, беспрецедентном в истории музыки.

Ученичество, которое он проходил в течение двадцати лет, превосходно подготовило его к этому моменту. У Моцарта развилась феноменальная память, сохранявшая все мелодии и созвучия, впитанные за прошедшие годы. Вольфганг мыслил не отдельными нотами или аккордами, он воспринимал музыку цельными блоками, которые стремительно переносил на бумагу сразу же, как только они возникали в его голове. Скорость, с которой он сочинял, ошеломляла всех, кто становился тому свидетелем. Например, вечером накануне премьеры его оперы «Дон Жуан» в Праге Моцарт отправился в кабачок с приятелями. Когда друзья напомнили, что у него еще не готова увертюра, Вольфганг поспешил домой. Там, попросив жену петь, чтобы помешать ему заснуть, он и сочинил эту блестящую, ставшую знаменитой увертюру, для создания которой ему в результате оказалось довольно нескольких часов.

Важнее то обстоятельство, что, посвятив годы изучению композиции и сочинению музыки в разных жанрах, Моцарт мог теперь использовать эти жанры, чтобы сказать в них что-то новое, раздвигая границы и непрерывно преображая их своей неуемной творческой силой. Ощущая внутреннюю смуту и сильное волнение, он искал возможности превратить музыку из декоративного, развлекательного элемента в мощное средство выражения чувств.

Современники Моцарта считали фортепианные концерты, да и симфонии произведениями легкого жанра — части концертов были коротенькими и незамысловатыми, основной акцент делался на красоты и витиеватость мелодий. Исполняли их небольшие по составу оркестры. Моцарт полностью переработал эти формы, словно взорвав их изнутри. Он писал для больших оркестров с расширенной секцией струнных инструментов, особенно скрипок. Такой состав позволял достичь куда более сильного и богатого звучания, чем те, что были известны прежде. Нарушая все существовавшие до него классические правила, Моцарт увеличил продолжительность отдельных частей своих симфоний. В первых частях его симфоний чувствуется напряжение, диссонанс, эти темы развиваются во второй, медленной части и получают грандиозное, величественное разрешение в финале. В его сочинениях музыка обрела способность передавать ужас и тихую грусть, тяжкие предчувствия, гнев, радость и экстаз. Новое, масштабное звучание завораживало и пленяло слушателей, музыка, казалось, стала объемной. После таких нововведений композиторам уже немыслимо было вновь обращаться к легковесной и поверхностной музыке, этим придворным пустячкам, которые они в изобилии создавали прежде. Европейская музыка изменилась бесповоротно и навсегда.

Подобные инновации родились вовсе не потому, что Моцарт был каким-то бунтарем или намеренно шел на провокацию. Его мятежный дух, вырвавшийся из-под спуда, был словно неподвластен ему, выражая себя абсолютно естественно, будто пчела, вырабатывающая воск. Учитывая к тому же его невероятное музыкальное чутье и тончайшее понимание музыки, Моцарт попросту не мог не оставить печати своей яркой индивидуальности в любом жанре, в котором творил.

В 1786 году Вольфганг познакомился с одной из версий сюжета о Дон Жуане — легенда вдохновила и взволновала его. Он сразу же отождествил себя с этим великим соблазнителем. Моцарта, как и Дон Жуана, влекло к женщинам, он испытывал то же презрение к сильным мира сего. Существеннее, однако, было другое: Моцарту открылось, что он наделен великой властью обольщать своих слушателей, ибо могущественным средством обольщения является сама музыка с ее неотразимой и удивительной способностью пробуждать в людях чувства. Превратив историю Дон Жуана в оперу, Моцарт получал возможность передать все эти мысли. Итак, на следующий год он приступил к работе над оперой. Заставляя эту историю ожить на подмостках такой, как он ее себе представлял, Моцарт в очередной раз обратился к своим бьющим ключом творческим силам — на сей раз в применении к опере.

Современные оперы были довольно статичными и стандартными. Они состояли из непременных речитативов (мелодекламации под аккомпанемент клавесина, с помощью которых раскрывался сюжет и объяснялось действие), арий (сольные партии, в которых певец реагировал на сообщенное в речитативе) и хоровых песен, которые исполнялись большими певческими коллективами. В операх Моцарта все было совершенно по-другому, воспринимались они не как череда отдельных номеров, а как единое целое, где одна тема плавно перетекала в другую. Характер Дон Жуана раскрывался не только в словах арий, но в первую очередь в музыке: каждое появление обольстителя на сцене сопровождалось тревожным тремоло скрипок, точно характеризующим чувственную, страстную натуру. Такого бешеного, почти немыслимого темпа, как в операх Моцарта, никогда еще не было в театре. Но и этого было мало — чтобы повысить выразительность музыки еще сильнее, Моцарт ввел яркие и мелодичные ансамбли, в которых разные персонажи поют, то будто соперничая друг с другом, то сливаясь, — изысканный, сложный контрапункт придавал опере сказочную красоту и драматизм.

Вся опера, от начала до финальных аккордов, проникнута демоническим обаянием великого обольстителя. Несмотря на то что остальные персонажи обличают и проклинают его, героем невозможно не восторгаться, пусть даже он до конца упорствует в своем грехе, насмехается над адом, бросая ему вызов, и отказывается раболепствовать перед власть имущими. «Дон Жуан» не был похож ни на одну написанную до него оперу — ни своим либретто, ни музыкой — и, возможно, слишком намного опередил свое время. Публика приняла спектакль холодно, многие говорили, что он ужасен, музыка неприятна для слуха, раздражал безумный, неистовый темп, смущала и нравственная неоднозначность, за которую оперу называли аморальной.

Продолжая трудиться в лихорадочном темпе и не давая себе отдыха, Моцарт буквально сгорел. Он скончался в 1791 году в возрасте тридцати пяти лет, через два месяца после премьеры «Волшебной флейты», последней своей оперы. Лишь много лет спустя слушатели научились по-настоящему слышать и понимать поразительную музыку таких его шедевров, как «Дон Жуан», который вошел в пятерку самых популярных и наиболее часто исполняемых опер в истории.