21
Уже при первом же спуске по каменистому склону Скотт смог убедиться, что решение переобуть полярников в «горнострелковые» сапоги с металлическими шипами и коротким голенищем оказалось правильным. Идти без них по каменистым наледям было бы очень трудно. Склоны представлялись достаточно пологими, но они следовали друг за другом, перемежаясь трещинами, осколками скал и просто валунами. И каждое из этих препятствий нужно было преодолевать медленно, упорно, со всеми возможными предосторожностями. Медлительность, с которой приходилось все это делать, нервировала, выводила из себя, физически и морально изматывала.
Вот почему, преодолев последний из таких спусков и оказавшись на каменистой равнине, они, не сговариваясь, прокричали каждый свое: «Виват!», «Мы спасены!», «Наконец-то мы можем здесь передохнуть». Причем все полярники настолько устали, что даже Отс не возражал против того, чтобы немедленно установить палатку. Еще и предложил место для лагеря — под уступом скалы, в хорошо защищенном от ветра месте, немного напоминающем незавершенный природой грот. Он нашел его в тридцати шагах от того места, на котором они решили сделать привал, и был очень доволен своей находкой.
— Ну, как вам этот райский уголок?! — спросил он, когда капитан и Бауэрс пришли вместе с ним, чтобы осмотреть местность.
— Лучшее место из всех, которые нам когда-либо удавалось находить в Антарктиде, — искренне признал Скотт.
— Единственное, чего здесь не хватает, так это… костра. Настоящего, большого костра. — Увлекшись этой мыслью, Отс даже присел так, словно и в самом деле оказался у разгорающегося костра, и потянулся руками к пламени.
— С ухой в котелке, — с той же мечтательностью поддержал его Бауэрс. — И танцами индианок.
— Ухи и индианок, джентльмены, не обещаю, но костер мы разведем, как только вернемся в базовый лагерь, — пообещал Скотт. — Соберем все, что способно гореть, и разведем.
Они тут же перетащили сани в «грот под скалой Отса», как назвал это место Уилсон, и все то время, которое уходило на установку палатки и подготовку обеда, фантазировали на темы костра в лесу, причем где-нибудь над рекой, в которой рыба сама просится в сети или на рыболовный крючок.
— Высота над уровнем моря 6260 футов, температура воздуха — минус восемнадцать градусов! — объявил Бауэрс, прежде чем они занялись своим запоздалым обедом.
— Неужели всего-навсего восемнадцать? — был поражен этим известием Уилсон. — Вы, лейтенант, не ошиблись?
— Я, понятное дело, не метеоролог, но предполагаю, что завтра температура повысится еще больше, — с видом знатока антарктического климата поведал Бауэр.
И в который уже раз капитан посмотрел на него с благодарностью и гордостью. Уж в ком в ком, а в кандидатуре Бауэрса при составлении полюсной партии он не ошибся.
После обеда, оставив Эванса на попечении Отса, капитан, Уилсон и Бауэрс вооружились молотком и геологическим топориком и отправились на охоту за минералами. Справа и слева от тропы, которую они прокладывали, виднелись невысокие отвесные скалы из песчаника, склоны которых под воздействием ветров приобретали самые необычные формы, порой настолько образные и замысловатые, что казалось, будто над ними кто-то потрудился со скульпторскими резцами.
Однако этими образами больше увлекались Скотт и Бауэрс, что же касается Уилсона, то он старался меньше любоваться красотами, а больше работать молотком и топориком, пополняя коллекцию, которую держал в своем вещевом мешке. Как раз в то время, когда, напрягая буйную фантазию, Бауэрс, входя в роль гида, растолковывал капитану смысл очередного «полотна природы», доктор вдруг закричал:
— Уголь! Черт возьми, это же настоящий, черный, антрацитовый уголь!
Скотт и Бауэрс тут же поспешили к западной оконечности большой гряды, где их ждал доктор. В скальном грунте и в самом деле хорошо просматривались довольно широкие, до трех футов, пласты угля.
— Еще там, у Скалы Отса, я почувствовал, что здесь мы обязательно наткнемся на какие-то важные ископаемые, — взволнованно объяснял Уилсон, прощупывая пальцами и буквально дюйм за дюймом осматривая открывавшуюся им жилу. Причем довольно большие куски угля валялись прямо под ногами, они были разбросаны в таком количестве, что этим углем можно было не только поддерживать огонь в костре или камине, но и обеспечивать доменную печь.
Подобрав один из таких кусков, Уилсон очистил его топориком от песка и наледи и вдруг, за отколовшейся полоской угля, увидел очень четкий отпечаток листочка, немного напоминающего лист папоротника.
— А вот вам и практическое доказательство того, — объявил Уилсон с такой торжественностью, словно уже демонстрировал свою находку перед солидной научной аудиторией, — что ледовым континентом Антарктида была не от сотворения мира, как нас пытаются уверять некоторые академики и странствующие геологи.
— Поразительная находка, сэр! — загорелись глаза у Бауэрса. — Уверен, она произведет колоссальное впечатление на ведущих ученых всего мира. Ведь до сих пор никто подобных доказательств не предоставлял.
— Мы могли бы пройти мимо них, если бы прислушались к мнению Отса, — заметил доктор.
— Не будем строги к нему, в его-то состоянии, — проворчал Скотт, — при котором требуются участие и милосердие. А вот находка и в самом деле удивительная, — повертел он в руках увесистый кусок угля.
— Этот отпечаток, — продолжил тем временем свой «научный доклад перед высоким собранием» Уилсон, — убедительно свидетельствует, что в свое время в Антарктиде зеленели леса, здесь буйствовала тропическая зелень, били целебные родники, текли реки, и водилось много всяческого зверья. Не исключено, что вскоре мы обнаружим здесь и стоянки людей. Причем не только первобытных.
— …Поскольку речь пойдет о городе, который на много столетий старее Трои и Карфагена, — поддержал его лейтенант.
— Если мы обнаружим его остатки, то они будут датированы тем временем, когда Европа и Ближний Восток еще, возможно, находились подо льдами.
— А центр мировой цивилизации находился в Атлантиде, — задумчиво развил его мысль Скотт, тоже увлекшись осмотром угольной жилы. — Возможно, Атланты и были первыми поселенцами, которые когда-то высадились на берега Антарктиды.
— Хорошо бы намекнуть об этом Амундсену, — улыбнулся лейтенант, — чтобы сбить с него спесь и породить у общества сомнение относительно того, представителя какого народа следует считать первооткрывателем этого континента.
Обнаружить развалины антарктической Трои или остатки поселения атлантов полярникам так и не удалось. Зато к концу этой геологической экспедиции в их коллекции появились еще два куска угля с отпечатками, причем на одном из них отчетливо видны были очертания шарообразных листьев, а на другом природа запечатлела для грядущих поколений землян отпечатки тонких стебельков какого-то растения, причем цветкового, как определил Уилсон. Кроме того, на большом осколке известняка оказались запечатленными небольшие песчаные волны, словно бы в нем навеки застыла прибрежная морская рябь.
«…Сегодня мы добыли кусок известняка с отпечатками, — описывал события этого дня в своем в дневнике капитан Скотт. — Жаль только, что нельзя выяснить, откуда этот камень, очевидно, редкий, поскольку образцов его в морене встречается мало. Довольно много чистого белого кварца. Вообще мы провели очень интересный день, и трудно передать то облегчение, которое мы пережили, выйдя из области ветров в область более умеренной температуры. Надеюсь, даже уверен, что, оказавшись в благоприятных условиях, все мы подтянемся. Целый день здесь царствовала тень, а теперь солнце дошло до нас, слегка затемненное вечерней дымкой.
Много можно было бы писать о том, какое это наслаждение — ощущать под ногами камень, проведя четырнадцать недель на снегу и на льду, а в течение семи недель не видя ничего другого. Это похоже на чувство, с которым сходишь на берег после плавания. После стольких невзгод мы заслужили немного ясной хорошей погоды и надеемся высушить наши спальные мешки и вообще привести в порядок все наши вещи».
Однако записи эти появятся со временем, а пока что, вернувшись к лагерю, они увидели, что Эванс и Отс стоят у входа в палатку и греются на солнышке с такими довольными лицами, словно они оказались на пляже Лазурного берега. К «доисторическим отпечаткам», которыми похвастался Уилсон, унтер-офицер Эванс особого интереса не проявил. Иное дело — Отс, который каждый кусок угля брал в руки с таким благоговением, словно это были некие священные реликвии.
— Что ж получается, что и Антарктида тоже когда-то была землей обетованной? — ошалело осматривал он пространство вокруг лагеря. — Здесь росла трава, красовались цветы?
— И где-то неподалеку виднелись берега теплого, ласкового моря, — поддержал его Уилсон. — Но какой же разрушительной мощи катаклизм должен был произойти на планете, чтобы весь этот цветущий континент превратился в ледовую пустыню?!
— Очевидно, так было задумано природой, — молвил Скотт. — Полагаю, что эти льды понадобились Создателю для того, чтобы уменьшить уровень воды в мировом океане и дать жизнь нескольким другим континентам. Что же касается материковой части Антарктиды, то, возможно, Создатель специально законсервировал его до тех времен, когда полезные ископаемые на ныне обетованных континентах будут исчерпаны.
— У меня не хватает фантазии, чтобы представить себе все это. В Антарктиде — и вдруг тропические леса!
— Но если здесь было столько тепла, почему же тогда мы замерзаем в этих снегах, на «мертвой земле мертвых»? — вмешался Эванс.
Вопрос оказался настолько тупиковым, что Скотт сразу же прервал его, приказав снимать палатку и готовиться к выступлению.
Преодолев несколько миль, они оказались на другом конце хребта Беккли, и доктору Уилсону вновь удалось обнаружить несколько отпечатков растительности в куске известняка.
— Да при таком количестве свидетельств ни один скептик не решится ставить под сомнение наши выводы о прошлом этого материка! — буквально возликовал доктор.
— Решится, — неожиданно охладил его Эванс, — станут утверждать, что вы нашли эти камни не в Антарктиде, а в Новой Зеландии или Австралии.
— Нежели кому-то придет в голову даже такое? — растерянно взглянул Уилсон на капитана.
— Если уж оно прошли в голову Эвансу, — ответил вместо него Отс, — то почему бы не предположить?…
— Нам поверят, — категорически заявил Скотт, чтобы успокоить доктора. — Нас много, и в аргументах своих мы будем убедительными.