На завтрак они остановились только после того, как прошли более десяти миль. По полярным меркам, они продвигались с такой скоростью, словно это шли не груженные санками, больные израненные люди, а полярные марафонцы, почуявшие приближение невидимого пока еще финиша.

— Неужели мы все-таки вырвемся из этой западни? — попытался Отс доверительно поговорить с лейтенантом после завтрака.

— Разве до сих пор вы в это не верили? — удивленно поинтересовался Бауэрс.

— По-моему, вы остались единственным, в ком эта вера все еще теплится.

— Вот видите, вы сказали об этом в прошедшем времени. Значит, теперь она теплится и у вас.

— Если честно, у меня — уже нет, лейтенант.

— Тогда что вы хотите услышать от меня, сэр?

Отс поднял с земли небольшой осколок искрящегося на солнце зернистого гранита, с безразличным видом повертел его и отшвырнул в сторону.

— Трудно сказать, лейтенант. Просто порой вы ведете себя так, будто все эти беды вас не касаются, словно вы заговорены от них, или знаете что-то такое, что не известно всем остальным полярным странникам.

— Я стараюсь быть максимально сосредоточенным, не терять присутствия духа.

— Веские аргументы. Но все же странно, что до сих пор у вас не появилось ни обморожения, ни травм. Физически вы, уж извините, лейтенант, не самый сильный их тех мужчин, которых мне пришлось повидать на своем веку, но всегда чувствуете себя настолько уверенно, что хочется держаться поближе к вам, как ко всякому удачнику. Нет-нет, я говорю это не из зависти, просто по-человечески удивляюсь.

— Постарайтесь вести себя так же уверенно, как я. Никакого иного совета дать вам, ротмистр, не могу. Кстати, на флоте мы постоянно противостоим ветрам, штормам и всей прочей стихии; постоянно боремся за выживание судна и свое собственное. То есть каждодневная борьба за выживание становится линией поведения всякого моряка, даже если волею судеб он оказался вдали от моря.

— Странно, об этом я почему-то не задумывался, — решительно повел подбородком Отс. — А ведь это действительно так.

— Отсюда, очевидно, и закалка. Отсюда — матросский шарм овеянного всеми штормовыми ветрами храбреца.

— Я обратил внимание, что при подборе состава экспедиции капитан Скотт отдавал предпочтение исключительно морским офицерам.

— По документам Адмиралтейства, сам этот поход к полюсу значится, как «Антарктическая экспедиция Королевского военно-морского флота». Сейчас трудно предположить, каковым будет правовой статус Антарктиды, как сложится политическая судьба этого континента. Но в Адмиралтействе, как, впрочем, и в королевском окружении, уже озабочены тем, чтобы Британия получила все права на местные концессии, а возможно, и на большую часть антарктической территории.

— Пытаются учесть кровавый опыт освоения огромных территорий Канадского Севера, где мы столкнулись с сильным противостоянием французов, — согласно кивнул Отс.

— Уже сейчас у нас есть все основания объявить Землю Виктории, Землю Георга V и многие другие — территориями Его Величества короля Британии.

Отс уважительно взглянул на лейтенанта.

— Неожиданный у нас получился разговор, — признал он.

— Куда более патриотичный, нежели уверения друг друга в безысходности нашего положения, — мягко улыбнулся Отс. — Кстати, когда вас зачисляли в полюсную группу, я был против этого. Но если бы сегодня нам предстояло избирать начальника экспедиции, я настаивал бы на том, чтобы во главе этого похода оказались вы.

— Только не вздумайте высказывать эту мысль в присутствии капитана Скотта, сэр. Это неминуемо ранит его.

— Если и промолчу, то лишь потому, что подобные разговоры сейчас не ко времени. Впрочем, капитан догадывается, что мнение мое было именно таковым.

— И все же… На флоте это называется попыткой бунта на корабле или подстрекательством к нему, а потому жесточайше карается по законам моря.

— Не беспокойтесь, лейтенант, команде нашего полузатонувшего судна уже не до бунтов. Но если нам действительно будет суждено вернуться, от имени многих полярников обращусь к Его Величеству с предложением назначить вас первым генерал-губернатором Антарктиды.

— Вы это серьезно, господин Отс? — рассмеялся лейтенант. — Меня — в качестве генерал-губернатора Антарктиды?!

— Рано или поздно, вопрос о правителе этого материка все равно встанет. И более достойной кандидатуры я не вижу.

— И все-таки… Меня — генерал-губернатором Антарктиды?! — вновь рассмеялся лейтенант каким-то детским задиристым смехом, в разгар которого из палатки появились сразу две головы — Уилсона и Скотта.

— Со штаб-квартирой на Южном полюсе в палатке, оставленной Амундсеном, — окончательно предался своим фантазиям ротмистр.

— Захватывающая мысль! Позволите приступить к обязанностям губернатора прямо сейчас, Ваше Величество король Антарктиды?!

Скотт и Уилсон поняли, в чем дело, заставили Бауэрса поделиться своими губернаторскими планами и тоже рассмеялись, заразив своим смехом даже угрюмо-сосредоточенного Эванса. За все время полюсного похода это был первый случай, когда вся команда хохотала. Вот только вряд ли кто-либо из полярных странников догадывался, что этот случай станет последним в их жизни.

Правда, о том, что «король Антарктиды» хоть сейчас готов сместить начальника экспедиции, заменив его генерал-губернатором, «бунтовщики» все же предпочли благоразумно умолчать.

Они прошли еще около мили и оказались на краю широкой открытой трещины, о преодолении которой не могло быть и речи. Несколько минут они шли вдоль нее на восток, но наткнулись на высокую ледяную гряду. Такие же гряды и трещины окружали их теперь со всех сторон. Решили вновь взять курс на запад, пересекли свой след, ведущий от лагеря до первой трещины и лишь через несколько минут сумели обойти эту преграду по узенькому проходу между трещиной и ледяной грядой. Но буквально в нескольких десятках футов перед ними вновь возникла очередная трещина, и та же проблема выбора направления…

В конечном итоге они сумели обойти и этот барьер, чтобы предстать перед следующим. И такое блуждание по полярному лабиринту продолжалось до позднего вечера, когда дальше продвигаться в сторону горы стало просто опасно. Они немного продвинулись в сторону Горы Дарвин, однако расстояние это казалось мизерным по сравнению с тем, сколько миль «полезного пути» пройдено, сколько времени и сил потрачено.

Вконец измотанные, полярники решили установить палатку на каком-то косогоре, поскольку сил искать более пригодную площадку уже просто не было. После ужина Уилсон внимательно осмотрел лица своих спутников и пришел в уныние: все они, в том числе и его собственное, оказались до невозможности выжженными морозами и потрескавшимися на ветру. Менее всех оказалось подверженным этим стихиям лицо Скотта, но и его нос был обморожен, распух и непрерывно давал о себе знать ноющей болью.

Но хуже всего обстояли дела у Эванса. Нос его казался окончательно отмороженным, и Уилсон удивлялся, почему он до сих пор не почернел и не началась гангрена. В столь же плачевном виде были руки и ноги унтер-офицера. Врач наделил всех полярников комками какой-то мази, основной частью которой был моржовый и тюлений жир, и велел старательно втирать во все обмороженные части тела. И сам стал натираться мазью.

— Как Эванс? — вполголоса спросил капитан доктора утром, прежде чем последовала его традиционная команда: «Поднять паруса!»

— У меня создается впечатление, что он прекратил всякую борьбу за жизнь и медленно угасает.

— Я того же мнения. Отс держится, особенно после того, как Бауэрс короновал его на монарха Антарктиды. А вот как пробудить тягу к жизни у унтер-офицера, этого я пока что не знаю. Тем более что в каких-то ситуациях он уже начинает вести себя странновато, неадекватно, порой откровенно глупо, капризничая и вспыхивая по любому поводу.

— Но мы не можем махнуть на него рукой и позволить ему медленно «уходить», — молвил Скотт, глядя на то, с каким безучастием Эванс стоит в двух шагах от санок, с явным намерением не притрагиваться к ним.

— Не можем, естественно. Хотя бы из человеколюбия. Но обращаю ваше внимание, сэр, что его поведение становится опасным для всей команды. Боюсь ошибиться, но мне кажется, что он на грани безумия.

— Так, может, в этом и состоит теперь его счастье? — неожиданно отреагировал Скотт.

— В уходе от реальности?

— От которой в наших условиях можно уйти только в смерть или в окончательное безумие.

Они вновь попытались приблизиться к горе напролом, однако оказались в капкане из двух сходящихся трещин и вынуждены были почти целую милю возвращаться назад, после чего взяли курс на запад, преодолевая узкие трещины на лыжах, переправляя вслед за собой санки.

После нескольких часов таких блужданий и переправ экспедиция оказалась на равнине, усеянной массой заструг и небольших сугробов, и только тогда решились установить мачту с парусом. Идти стало легче, но пришло время завтрака. К тому же у унтер-офицера Эванса очень разболелся нос, а вспотевший перед этим Уилсон насквозь промерз.

— После завтрака мы будем идти до тех пор, пока будем способны передвигаться, — настраивал своих спутников капитан Скотт, пока они устанавливали палатку. — Завтра к концу дня мы должны достичь Горы Дарвин и пополнить на складе свои запасы продовольствия. А главное, мы должны помнить, что каждая миля, каждый час пути приближает нас к спасительному базовому лагерю.

— И к судну, — отрешенно добавил Эванс, глядя в сторону вершины какими-то остекленевшими глазами. — К нашей «Терра Нова». Кажется, я уже вижу ее паруса.

Скотт и Уилсон многозначительно переглянулись, но промолчали.

— Теперь эти паруса чудятся каждому из нас, — отозвался Бауэрс.

— Неправда, вы их пока что видеть не способны, — слишком трезво для человека, теряющего рассудок, произнес Эванс. — Пока что они открываются только мне.

Лейтенант отрешенно взглянул в сторону горной вершины, однако, не уловив в ее очертаниях никакого намека на парус, сдавленным, мальчишеским голосом произнес:

— Такое с каждым бывает. Это всего лишь тоска по морю, по родине.