Сразу же после завтрака доктор извлек из своего сундучка хорошо укутанный пузырек со спиртом и, отлив несколько граммов в мензурку, дал Эвансу. Тот выпил, но, похоже, что спиртное никак на него не повлияло. Во всяком случае, внешне это никоим образом не проявлялось. Еще с полчаса после этого они молча отдыхали, лежа в своих спальных мешках, затем Скотт взял подзорную трубу и вышел из палатки. За ним тут же увязался неутомимый Бауэрс. Они взошли на набольшую возвышенность, но, прежде чем капитан поднес свой инструмент к глазам, лейтенант успел прокричать:

— Смотрите: там — земля! Оголенная, свободная от снега! Почти свободная. Видны скалы!

Скотт очарованно посмотрел на щупленького лейтенантика, улыбнулся: «Это ж надо обладать таким удивительным зрением!», и, покачав головой, припал к окуляру подзорной трубы. Там, далеко внизу, и в самом деле виднелись скалы. Чтобы дойти до них, следовало спуститься на несколько сотен футов вниз, в другой температурный пояс. То есть, оставив страну вечного льда, им нужно было перейти в страну заледенелых гор.

Совершая походы по Антарктиде, Скотт уже не раз ловил себя на мысли, что понятия не имеет о том, идет ли он по материку, по какому-то из антарктических островков, или же по льдам навечно застывшего океана. Но там, впереди, явно просматривалась земля, по которой они уже проходили, направляясь к полюсу. И вершина, которая белеет прямо перед ними, именуется на карте Антарктиды Горой Дарвин.

— Прямо на эту гору мы и пойдем, лейтенант-навигатор, — произнес Скотт, передавая подзорную трубу Бауэрсу.

— Насколько это будет возможно, — согласился тот, всматриваясь в склон горы с такой пристальностью, словно там показался парусник одного из пиратских капитанов. — Если помните, нас там ожидает множество трещин и даже бездонных провалов.

— Другого пути у нас все равно нет.

— Тем более что у подножия этой горы нас ждет склад с провиантом, «Верхний глетчерный».

— Пусть это и будет нашим призом, джентльмены удачи.

Лейтенант вернул Скотту подзорную трубу, но еще несколько минут они стояли на вершине холма, осматривая заснеженное пространство перед собой, упирающееся в горный хребет.

— Не тоскуете ли по флоту, Бауэрс? — спросил Скотт, когда они возвращались к лагерю, где Отс и Уилсон убирали палатку. Эванс при этом стоял в стороне, в полусогнутом состоянии, зажав руки под мышками, и смотрел в ту сторону, откуда они пришли.

— Я всегда мечтал о сугубо морских путешествиях. К пальмовым островам Латинской Америки и Океании или же к берегам острова Пасхи. Служба в Королевской флоте, базирующемся в Индии, всегда казалась мне слишком размеренной и монотонной. Сражений нет, дальних походов нет, во всяком случае, на том корабле, на котором проходил службу я. Поневоле потянешься к таким полярным странникам, как вы. Хотя конечно же меня больше привлекают теплые моря и острова со знойными индианками.

— Зато мы с вами побывали на Южном полюсе. Вторыми за всю историю человечества. Там, где до Норвежца с его людьми никогда не ступала нога даже островного дикаря.

Пока они спускались, Эванс большую часть пути шел сбоку от санок или же плелся за ними, молчаливый, безучастный ко всему, что возникало вокруг него и что происходило в группе. Лишь время от времени, когда санки увязали в заструге или на склоне каменистого пригорка, унтер-офицер прилагался к ним, чтобы помочь вытолкать. Но делал это как-то безвольно, механически, и только подчиняясь требованию Скотта или врача.

Во время вечерней исповеди перед дневником Скотт вынужден был с горечью констатировать: «Наше физическое состояние не улучшается, особенно Эванса, который как-то тупеет и ни на что не способен. Все это — последствия того сотрясения, которое он получил, провалившись утром в трещину. Еще слава Богу, что трижды в день у нас есть хорошая еда, хотя, несмотря на это, мы становимся все более голодными. Зато Бауэрс чудный — все время энергичный, деятельный…»

— Температура воздуха — минус двадцать семь, — почти торжествующе объявил Бауэрс во время небольшого «санитарного» привала. — Я сверился с записями в блокноте. Во время похода на юг на этом же месте температура была на двенадцать градусом ниже. Мы даже не догадывались, что здесь, оказывается, все еще в разгаре антарктическое лето!

— Если так пойдет и дальше, — оживленно поддержал его Отс, — вскоре мы окажемся в антарктических тропиках и вернемся к своим с шоколадным загаром.

— Если только вернемся, — нарушил дневной обет молчания унтер-офицер.

— Теперь это уже не подлежит сомнению, — заверил его Отс. — Коль уж мы спустились с ледяных вершин и достигли этой благодатной тверди, — кивнул он в сторону небольшого горного хребта.

После недавнего падения Эванса ротмистр остепенился и стал то ли молчаливее, то ли просто угрюмее. При этом Скотту казалось, что внешне он сильно сдал. А еще было замечено, что теперь Отс старался держаться поближе к унтер-офицеру, всячески помогая ему.

— Нам бы только добраться до Горы Дарвин, — мечтательно подпитывал его оптимизм Бауэрс. — А там и до базового лагеря недалеко.

— Но гора уже рядом.

— По пути к полюсу мы обходили этот участок, — озабоченно посмотрел лейтенант в сторону горы, — а теперь идем напрямик, сокращая расстояние. Вот только удастся ли сократить?

Все взглянули на капитана. Тот стоял с подзорной трубой в руке, завороженно смотрел на вершину горы.

Еще около мили спуска полярники прошли, преодолевая каменные заторы, а порой и еле удерживая на весу сани. Вконец измотанные, они устроили себе ночной привал на небольшом пятачке, почти у подножия плато. Как только установили палатку, Уилсон сразу же осмотрел Эванса, затем какое-то время возился с руками ротмистра; переговорил с лейтенантом и с самим капитаном Скоттом.

— Утром, после отдыха, отряд может продолжать путь дальше, — доложил он капитану, выйдя вслед за ним из палатки.

— Прежде всего, меня волнует состояние унтер-офицера. Как считаете, оно не ухудшилось?

— Морозы уменьшаются, это уже вселяет надежду. Теперь все будет зависеть от того, насколько мы сумеем уберечь унтер-офицера от дальнейших потрясений, если учитывать, что входим в полосу горных завалов и трещин.

— Все, что я могу пообещать, будем предельно осмотрительными.

— Как ваше плечо, капитан? Как общее состояние?

— Вы уже спрашивали меня об этом, док.

— Но это было там, в палатке. Теперь хочу услышать ответ здесь, наедине.

Капитан искоса взглянул на доктора, помолчал, а затем ответил:

— Если я и страдаю, доктор, то не потому, что адски ноет плечо или ломит поясницу, а потому, что ничем не способен помочь ни одному из вас, за кого я теперь в ответе и перед родными вашими, и перед Его Величеством, не говоря уже о Боге.

Пожелав ему спокойной ночи, Уилсон ушел в палатку, а Скотт еще минут пятнадцать нервно прохаживался между палаткой и санками, осмысливая все то, что с ними происходило в последние дни. И размышления эти были бесцветными и безрадостными, как само это «ледовое безумие», в которое они так бездумно вторглись.