Русская, поднявшись наверх за ответами, до сих пор не вернулась.

Как знать, возможно, она нашла куда более приятное занятие, чем задавать глупые вопросы симпатичному и неравнодушному к ней мужчине.

Аннет, сидя на лестнице, отрешенно наблюдала за безуспешными попытками Гаспара Рибо успокоить неизвестно кем ограбленную модницу. В душе не осталось места злорадству над поверженным врагом, там царил страх и обреченность.

Потому что ни толстяк, ни плачущая Сибилла не видят главного. Что за ними внимательно следят два странных полупрозрачных существа, вольготно развалившихся в холле на диване.

Огромный пупс, напомнивший Аннет Малыша Бо из древней японской анимации, и худой, длинный словно жердь, грязный нечесаный бродяга.

– Я не выдержу здесь больше ни минуты! Где это видано: восемь утра, а на рецепции ни души, – гундосила Сибилла.

– Душечка, не волнуйся ты так! Береги нервные клеточки. Форменное безобразие, согласен! Давай спустимся к ближайшей вилле – это в двух шагах от входа в парк и вызовем полицию? – предложил Гаспар и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.

Сибилла растерянно оглядела распахнувшийся в порыве гнева халат, но, решив, что нелепый внешний вид соответствует ситуации и более достоверен, – поспешила за решительно шагающим мужчиной.

– Почему-то я уверена, что вам далеко не уйти, – Аннет тяжело вздохнула и перевела взгляд на призраков.

«Малыш Бо» достал из-под дивана огромную военную каску и, натянув ее на голову, стал похожим на Дарта Вейдера из старинной фантастической саги.

Оборванец же незаметно сменил рваный костюм на монашескую рясу, поднялся с дивана, сложил в немой молитве руки.

Оба клоуна, взглянув друг на друга, прыснули от смеха.

Аннет, вцепившись в перила лестницы, затаила дыхание и ждала продолжения.

Несколько мгновений спустя, незадачливая парочка, вопя от страха, влетела обратно, накрепко закрыв за собой дверь. Смертельно напуганные, обнявшись, они застыли посреди холла.

Призрачные паяцы, корчась от хохота, сползли с дивана на пол.

Любопытство заставило Аннет покинуть свой наблюдательный пункт на лестнице и спуститься вниз. Проходя мимо диванов, где только что веселились призраки, она с радостью отметила, оба исчезли.

– Почему ты закричал? – дрожа от страха, пролепетала Сибилла.

– Ты первая завопила, словно привидение увидела, – парировал пришедший в себя Гаспар.

– Так оно и было. Монашка из моего приюта. Откуда она взялась? Мерзкая, серая, словно огромная улитка. Разве ты не видел – каменный пол у входа испещрен ее склизкими следами? Она поджидала меня, – голос Сибиллы дрогнул, сползая в истерику.

Гаспар молчал, ничего не понимая.

– А что увидел ты? – спросила у него подошедшая Аннет.

– Ну точно не старую монашку. Около выхода не было никого.

– Так что тебя напугало?

– Не понимаю, как такое возможно. Но весь парк был полон гитлеровских солдат, они сидели в засаде в тисовой аллее, наблюдая за нами, а потом бросились в атаку…

Сибилла отскочила от бледного как полотно Гаспара.

– Ты в своем уме? Какие солдаты?

Аннет, отвернувшись от спорщиков, рассмеялась, пряча слезы.

– Паноптикум глупцов. Один краше другого. Мы пропали.

Гай окинул грустным взглядом греющийся под утренними лучами солнца парк. Вдохнул запах раскрывшихся бутонов роз. Прислушался к щебетанию птиц. Сколько ему еще осталось?

Сейчас он болезненно воспринимает конечность всего сущего. Очень скоро придет его последний рассвет. Почему он не рад? Еще неделю назад он торопил время, подгонял его. Спешил.

Причина в женщине, внезапно появившейся в его жизни, изменившей отношение к бесконечности, к круговороту перевоплощений. Кто послал ее? Кто наделил способностью одолеть древнейшее заклятие, довлеющее над ним и Викторией, несколько столетий назад скрепленное кровью в сердце Черного Леса. «Быть вместе во веки веков во имя отца Гернунноса и матери Фрейи». Кто вложил в ее уста случайно произнесенные слова любви, прогнавшие Стражей, вернувшие ему человеческий облик?

Только сил у Софи вряд ли хватит. Она лишь заставила его задуматься о возможности навсегда сбросить оковы! Заставила почувствовать разницу. Но и этого оказалось достаточно, чтобы привычный, закованный в вечный лед мир заходил ходуном. Начал рассыпаться. Став конечным, впервые позволил сожалеть о скором уходе, о неизбежной потере, о счастливой жизни, которую мог бы прожить. Прожить как обычные смертные, которым он – недочеловек, лишенный права выбора, – чертовски завидовал, которыми искренне восхищался.

Гай, закрыв глаза, увидел спящую Софию, свернувшуюся клубочком на кровати.

Еще недавно она плакала навзрыд, но, смилостивившись, он послал ей легкую грезу, которая высушила слезы и даровала недолгий покой.

Веки женщины дрогнули. Она прогнала остатки сна, потянулась.

Гай улыбнулся, сердце его застучало сильнее. Сосредоточившись, слегка прикоснулся губами к ее щеке.

София провела рукой по лицу, стирая невидимый поцелуй. Ее лицо посветлело.

Ей приснился замечательный сон. Светлый, словно луч солнца, пробившийся сквозь грозовую тучу, и теплый, как кружка парного молока перед сном. Вернувший на мгновение в детство.

Она, маленькая девочка, устроилась на коленях отца и слушает сказку. Какую – не важно, главное волшебную, где добро обязательно победит зло и все будут счастливы.

Солнышко пригревает их, сидящих на поленнице, сложенной на заднем дворе. За стеной мычит Зорька. Рыжий кот пристроился рядом на бревнышке, прикидываясь спящим. Но подрагивающие уши выдают обманщика c головой – он так же внимательно слушает.

Софочка видит, как бабушка прошла в хлев, гремя пустым ведром: собирается доить коз.

Девочка прижимается к отцу, купается в его тепле и знает, что счастье есть. И все будет хорошо.

– Папа, а в мире есть злые волшебники? – спрашивает она.

Отец смеется, гладит ее по рыжим кудряшкам:

– Конечно, без них было бы неинтересно. Только ты их не бойся. Они не злые, просто очень несчастные.

– Несчастные? А почему?

– Потому что разучились любить.

Маленькая София улыбается и гладит крестик на груди отца.

– А я никогда не разучусь. Буду тебя всегда любить, папочка. Только ты меня не бросай.

Владимир смеется, хотя глаза полны грусти.

– Никогда, моя принцесса. Даже если буду очень далеко, помни, что я забочусь о тебе.

Папа умер, когда ей исполнилось восемь. Но ясный свет, что излучала его душа, словно путеводный маячок, всегда уводил Софию от невзгод. Так и сейчас…

Она чувствует легкий поцелуй на щеке и улыбается, прощаясь с отцом.

Чаще всего он рассказывал ей сказку о Холодном сердце. Но, в отличие от сказки Гауфа, в папиной интерпретации грустная история имела радостный конец. Дровосек Питер, обманув великана, обрел живое сердце. После чего жил долго и счастливо. София не понимала, почему отец решил изменить концовку, ведь Гауф не смилостивился над алчным глупцом. Немного повзрослев, она спросила его об этом.

– Нет ничего проще смилостивиться над дураком, а ты попробуй пожалеть негодяя! – ответил ей отец.

Девочка запомнила его слова:

– «Негодяи куда несчастней. Попытайся это понять! Увидишь, как изменится мир».

Силы закончились. Аннет опустилась на пол и, не обращая внимания на перепуганных идиотов, забилась в истеричном смехе:

«Вот и все! Мир съехал с катушек! Все поголовно помешались. Совсем не страшно, когда разум помрачается коллективно. Ап!

Добро Пожаловать в „Парк Чудес“! Сегодня все для вас! Happy hour! – как пообещал рыжий клоун. Один бесплатный аттракцион на выбор! Спешите!»

Никто не обратил на нее внимания. Гаспар продолжал уверять Сибиллу в реальности своих иллюзий. Она, не слушая его, вырывалась, испуганно оглядываясь на окна, словно монашка притаилась неподалеку.

– Господа, будьте так любезны пройти в зал ресторана! – голос с рецепции заставил вздрогнуть всех троих.

Внезапно возникшая за стойкой Кларенс с любезной улыбкой указала им рукой в нужном направлении.

– Прошу!

На мгновение в холле повисла мертвая тишина.

– Где вы были, черт побери? – разрезал ее истеричный вопль Сибиллы, – Меня обворовали!

Девушка, не дождавшись ответа, рванула к стойке за объяснениями, но, натолкнувшись на вымораживающий взгляд служащей отеля, замерла на полпути, поникла. Заскулив от страха, запахнула халат, и, не обращая ни на кого внимания, быстрым шагом направилась в ресторан.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил недоумевающий Гаспар.

– Нет! Но полагаю, нам надо идти за ней! – ответила Аннет, пытаясь разобраться в правилах игры.

Пестрое облачко врывается в спальню. Несколько десятков бабочек одна за другой опускаются на лежащую в постели Софию, складывают трепещущие крылышки и замирают.

Остолбенев от восхищения, она боится дышать, чтобы не спугнуть живые цветы, которые щекочут ее крошечными лапками.

«Папа, а как отличить доброго волшебника от злого?»

Отец молчит.

Почему она раньше не задала этот вопрос?

София решительно встала с постели, спугнув мотыльков. Облачко поднялось к потолку, покружилось в веселом хороводе вокруг люстры и исчезло, вылетев в открытое окно навстречу солнцу.

На рецепции, уткнувшись в монитор компьютера, трудилась умница Кларенс. Она ответила на приветствие Софии легким кивком.

– И вам доброго утра, мадам! Все уже ждут вас.

Двери ресторана гостеприимно распахнулись.

Первое, что увидела София – огромное кровавое пятно на ковре от пролитого вчера вина. Оно зияло словно открытая рана. Женщина осторожно обошла его, стараясь не наступить.

К ней бросилась Аннет:

– Ты ушла за пояснениями и пропала. Умоляю, скажи, что здесь происходит? – голос немки дрожал.

– Я не знаю.

Ледяная каменная рука Аннет схватила ее кисть в тиски.

– Пожалуйста, не оставляй меня. Я очень боюсь.

На ресницах бедняжки блеснули слезы. Сердце Софии сжалось от жалости. Без всякой уверенности она зашептала ей на ухо:

– Мне кажется, что вчера нам за ужином подсыпали сильный галлюциногенный препарат. Другого объяснения я пока не нахожу.

София оглядела зал ресторана.

Люди толпились в проходе, стараясь держаться вместе.

Гаспар не отходил от Сибиллы. Девушка намертво вцепилась в его локоть обеими руками. Глаза несчастной хаотично блуждали по залу.

Ее отец, Гюнтер Коппельмауэр, находился в двух шагах, крепко прижимая к себе – не может быть… Да, ту самую маленькую женщину, которая была изгнана с позором со вчерашнего ужина. Она уткнулась ему в грудь и улыбается. На худом лице Гюнтера нет страха, оно спокойно и светло. Если не брать во внимание ирреальность происходящего, можно было предположить, что оба счастливы…

София поискала глазами Кирилла.

Он держался особняком. Повернувшись к окну, подставил лицо солнечным лучам… Лишь стиснутые на груди руки выдавали крайнюю степень волнения.

Он даже не оглянулся, когда София вошла в зал.

– Только не говори, что я сошла с ума, – зашептала ей на ухо Аннет. – Посмотри в дальний угол ресторана. Видишь круглый стол и то, что вокруг него?

София повернула голову в указанном направлении и вздрогнула.

– Никто их не видит, кроме меня. Гаспар рассмеялся и предложил выпить, успокоиться. Сибилла – она сейчас еще более невменяема, чем я сама.

Я их вижу не совсем ясно, полупрозрачные силуэты. Сегодня утром заметила двоих, сейчас их уже больше. Софи, скажи мне, что ты их тоже видишь! – взмолилась бедняга.

– Вижу, – выдохнула София.

«Стражи на месте».

Семеро ночных существ сидели полукругом, повернувшись к залу, и не сводили черных дыр-глаз с испуганных овец.

В зал быстрым шагом вошел старик в знакомом синем костюме с чужого плеча. У Софии замерло сердце. Она узнала в нем Гая.

– Доброе утро, господа! Погода сегодня замечательная! Как говорится, быстрее начнем – скорее закончим, – бодрым голосом приветствовал собравшихся гостей старик.

Окончательно поверить в реальность происходящего она так не осмеливалась.

Кирилл, отвернувшись от окна, подошел к остальным, старательно избегая взгляда Софии.

Старик в поношенном «Бриони» легко взгромоздил на стол тяжелое кресло и уселся в него. Расстегнул пуговицу на жилетке, достал из кармана портсигар, вытряхнул сигарету, прикурил от мятого спичечного коробка, с удовольствием вдохнул дым настоящего табака.

Оглядев присутствующих, удовлетворенно присвистнул. Почти все готово.

– Супербия! – крикнул он, обращаясь к красавице, сидевшей в дальнем углу среди остальных полупрозрачных существ. – Верни Катрине возможность нас видеть. Веди ее сюда.

«Мэрилин», поднявшись из-за стола, сделала зигзагообразный жест рукой, снимающий невидимый покров.

Люди в недоумении оглянулись, не понимая, к кому обратился Гай. Замерли в тревожном ожидании.

– Софи, подойди ко мне, – приказал старик.

Подчиняясь его воле, женщина оторвала от себя руку Аннет.

– Так надо, молчи!

И нетвердым шагом направилась к сидящему на возвышении бродяге.

– Займи место у моих ног!

Чувствуя недоуменные взгляды собравшихся, София послушно подвинула кресло к столу и, стараясь сохранять спокойствие, села рядом с импровизированным троном, боясь поднять глаза.

Послышались торопливые шаги в коридоре, в ресторан влетела растрепанная, опухшая от слез Катрина Лешер.

– Куда вы все провалились, черт подери? Я без малого три часа бегаю по отелю в поисках персонала!

Кирилл безразлично парировал ее уничтожающий взгляд. Он снова отвернулся к окну, словно происходящее снаружи интересовало его куда больше.

– Что за собрание вы тут устроили, господа? – обратилась Катрина к остальным. – Или это обещанное благотворительное шоу в присутствии прессы? Что-то я ее не вижу! – Катрина подняла глаза на сидящего на возвышении старика и скривилась от омерзения.

– Кто позволил войти сюда попрошайке? Портье! Гоните нищего прочь!

София, предвидя неизбежное фиаско зарвавшейся гордячки, устремила глаза в пол.

Остальные затаили дыхание.

Гай ловко соскочил со стола, шагнул к отшатнувшейся от него госпоже Лешер. Похлопав себя по рваным карманам, достал из внутреннего одежную щетку.

– Сударыня, не затруднитесь стряхнуть пыль с моего пиджака. Как закончите, вот еще ботинки, натрите их до блеска.

Бросив грязный пиджак в лицо помертвевшей от негодования Катрине, Гай снял стоптанные на пятках туфли и остался в несвежих носках.

Не говоря более не слова, он налегке вернулся к трону, сел на него и поднял руки в приветствии.

Семеро существ мгновенно обрели плоть, встали из-за стола в углу и направились к собравшимся.

Тихий визг Аннет затерялся в удивленных возгласах остальных, которые впервые лицом к лицу столкнулись со Стражами.

«Старуха Шапокляк» и сгорбленный старик в треснувшем пенсне, приблизившись к обнявшейся пожилой паре, взяли обеих за руки и отвели в сторону.

Остальные плотным кольцом окружили людей.

Огромный «Малыш Бо» с перепачканным кашей дырявым лицом снял с шеи грязный слюнявчик, подковылял к Катрине и водрузил его поверх пыльного пиджака, который гордячка, застыв в недоумении, продолжала держать на вытянутых руках.

– Простирни, будь добра! – и, полакомившись ненавистью вперемешку со страхом, отраженным в ее глазах, добавил: —

– Я скажу, когда надо будет поменять подгузник, мамочка!

– Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?! Кто все эти… люди? – негодующий Гаспар шагнул к креслу старика.

Огромный младенец, нахмурившись, оглянулся, легонько оттолкнул француза указательным пальчиком-сосисочкой.

– Марш назад, толстяк! Веди себя прилично!

Отскочив на шаг от тычка, Рибо как-то сразу сник.

Старик поднял руки вверх, призывая к молчанию:

– Итак, господа! Принимая во внимание ваше непонимание ситуации, постараюсь ее прояснить. Перед тем как начать торжественное мероприятие, позвольте совершить короткий экскурс в прошлое. Вспомните первое десятилетие нового века. В то время были очень актуальны особенные офисные извращения, якобы способствующие укреплению корпоративного духа. Используемые планктоном для удовлетворения скрытых потребностей в господстве, в безнаказанном манипулировании окружающими. Для отработки комплексов неудавшихся карьеристов.

Возможно, никто из вас так и не поучаствовал в аттракционе коллективной мастурбации, но сейчас я предоставлю редкий шанс, – старик от души рассмеялся, видимо, испуганные глаза людей доставляли ему немалое удовольствие. —

– Такие игрища назывались командными, а если точнее, тимбилдингом. Лишь став единым организмом, индивидуумам удавалось победить. Должен признаться, каждые двадцать пять лет мы следовали веками установленному ритуалу, не внося ничего нового. Но ребята соскучились. Поймите их правильно. Тысячи лет одно и то же! И мы решились на импровизацию!

София услышала одобрительные возгласы со стороны Стражей. Гай продолжал:

– Впервые мы собрали людей по особому принципу. Каждый из семи погряз в грехе. Но почти каждый из вас вследствие необдуманного или сознательного поступка виновен в дальнейшем грехопадении другого из присутствующих и вряд ли догадывается об этом.

Главные действующие лица в нашей предстоящей игре таковы.

Семеро стражей, каждого из которых я представлю отдельно. Семеро игроков, двое из них случайно получили карт-бланш и не участвуют в финальном розыгрыше. Итого – пять. Адвокат, готовый защищать любого. И, наконец, – верховный судья, ваш покорный слуга.

Гай поднялся с кресла и отвесил шутовской поклон. Никто из присутствующих людей не оценил его лицедейства. В зале повисла тревожная тишина.

– Поцелуй меня в задницу, вшивый урод! – визгливый голос Катрины, заставил Софию вздрогнуть.

Гай согнулся от смеха:

– Супербия, прости, но пришла пора заткнуть рот твоей подопечной, – сквозь слезы произнес старик.

– Вам стоит лишь приказать, господин.

Платиновая «Мэрилин» сделала шаг вперед, бесцеремонно оттолкнув в сторону Гаспара. Катрина встретила ее приближение испепеляющим взглядом.

– Госпожа Лешер, поверьте, это вынужденная мера, – вежливо произнес Супербия.

Схватив женщину за шею, железной хваткой наклонил ее голову назад, разворачивая к дневному свету. Во второй руке блондинки мелькнула взявшаяся из ниоткуда сапожная игла, которой она мгновенно сделала несколько крупных стежков, накрепко заштопав губы Катрины. Кровь ручьями хлынула из нанесенных ран на грудь гордячки. Отчаянные крики боли сменились невнятным скотским мычанием.

Люди обмерли.

София видела, как Кирилл пытался помешать экзекуции, но «Адонис», стоящий за спиной, не теряя ни секунды, скрутил ему руки. Молодой человек рухнул на колени, посылая проклятия.

Взглянув на Гая, надеясь вымолить у него пощады, София обмерла.

Черты старческого лица обострились. Скулы впали, нос вытянулся изогнутым клювом. Глаза, ставшие птичьими, затекли черной злобой.

София опустила лицо в руки, пряча слезы.

Через минуту раздался его спокойный голос:

– Итак, продолжим. Надеюсь, более никто из присутствующих не рискнет перебить меня.

Скажу сразу, чтобы развеять сомнения в несуразности происходящего: если кому-то кажется, что он так и не проснулся, увы, его ждет разочарование. Вы бодрствуете. Мало того – к вечеру сегодняшнего дня один из вас умрет.

София подняла к Гаю красные от слез глаза.

Сибилла смотрела на Гая, схватившись руками за горло. От нее не ускользнула внешняя метаморфоза старика.

– Что вы сказали? – не понял Гаспар.

Кирилл в недоумении вскинул брови. Он также сомневался в том, что верно все расслышал. Неплохая шутка.

Гюнтер Коппельмауэр в бессилии отвел руки от лица Хелен. Во время экзекуции он закрыл женщине глаза, не давая ей видеть происходящее насилие.

Гай повторил:

– Я сказал, что для одного из вас этот день последний. Что здесь непонятного?

Громкие аплодисменты раздались среди Стражей и разрушили тягостную тишину. Нищий бродяга театрально набросил на шею петлю и повис на ней, вывалив наружу огромных размеров синий язык. «Малыш Бо», взглянув на приятеля, прыснул от смеха, схватиля за пах. Его щеки-сито виновато покраснели.

– Господа, я описался! Мамочка Катрина, тащи памперс!

Старик, не обращая внимания на издевательства коллег, продолжал:

– Из семерых один окупит грехи остальных. Двое из вас, как я уже говорил, получили кратковременную защиту и не участвуют в финальном раунде. Остаются пятеро, но одной из избранных мы заранее даруем милость. Смерть устала от ее неистощимых фантазий и взяла тайм-аут. Аннет, я говорю о тебе! Остаются четверо. Но не будем торопиться. Игра только началась.

Мы выслушаем каждого, и, возможно, тот, чье раскаяние тронет наши сердца, выйдет из борьбы за главный приз.

Если в процессе дознания косвенный виновник грехопадения истца почувствует муки совести, ему не возбраняется попросить слова и повиниться.

Далее последует кофе-пауза. Мы перейдем на следующий уровень.

После разбора каждого дела виновным будет предоставлено последнее слово. Но, в отличие от гражданского процесса, мы поставим два обязательных условия: возможность раскаяния и обязательная жертва.

– Я не вижу смысла в выдвинутых условиях, когда нас в любом случае ожидает печальный итог! – подал робкий голос Гаспар.

– Ну, я бы не спешил с выводами, господин Рибо. Как знать, возможно, именно ваша жертва и прощение удивят Стражей креативностью. И вы уже завтра окажетесь в восьмом округе Парижа, в милой квартирке-мезонине.

– А почему страдаем мы? Неужели не нашлось отъявленных грешников? Да я сама могу назвать не менее дюжины, – страх вернул Сибилле способность задираться.

Софии с интересом подняла глаза на Гая:

Старик снисходительно покосился на нее:

– Грех – категория, не подлежащая качественному и количественному измерению. Единожды переступив, навсегда нарушил закон, – прозвучал его спокойный ответ.

– А как же убийцы, воры, насильники? Почему вы их не судите? – не успокаивалась Сибилла.

– Деяния отвернувшихся от спасения находятся в людской юрисдикции. Мы лечим не последствия, а предпосылки. Ваши души инфицированы. Невидимыми, невинными пороками, куда более опасными, чем откровенная одержимость злом. Растлевающие сознание корпускулы хаоса скоро сдвинут чашу весов, нарушая равновесие, Стражами которого мы являемся. Красиво сказал.

Говоря врачебным языком, мы в данный момент проводим превентивные мероприятия по выявлению будущих насильников, воров, тиранов и самоубийц.

– Что за чушь… Я не способна ни на кого поднять руку! – запротестовала мадемуазель Коппельмауэр.

Нищий, стоящий рядом с «Малышом Бо», от души рассмеялся:

– Охотно верим, девочка. Поднять руку ты не способна, а запустить в чужой карман легко.

Сибилла вздрогнула и, стушевавшись, спряталась за широкой спиной Гаспара.

Несколько мгновений в зале царило молчание.

София обратилась к Гаю:

– Чем я отличаюсь от них? Я не менее порочна и не реже потакала соблазнам.

Кто дал мне право судить несчастных?

– Судить – наше дело. Твое – защищать. Разница – почему ты сейчас сидишь рядом со мной, а не дрожишь в толпе – до смешного мала. И одновременно существенна.

Ни один из твоих грехов не набрал критической массы, они уравновесили друг друга. Таких, как София Томилина, в мире пока большинство, поэтому ему и позволено существовать. А нам дано право восстанавливать утраченный баланс, пресекать возможные преступления в лице невинных с виду ягнят. Посмотрите на них: испуганы, возмущены, некоторые роняют слезы ложного раскаяния, не подозревая, что смертельно опасны.

Если вопросов больше нет, то начнем…