Глава VI
…БТР, изредка цепляя бровку дороги, взрезал пустеющие улицы вечернего Грозного.
Исчезновение Рябинина и Катаева прошло как по маслу. Сначала опера всем кагалом вышли за ворота, где у поворота на шоссе дожидался БТР «Визиря». Накануне, ещё до обеда, опера одним экипажем смотались в Ханкалу, где их предложение поработать встретили с удовольствием, тем паче каких-либо затруднений оно не создавало. Рябинин ещё раз проговорил основные моменты с Гапасько и Долговым, которые должны, в случае шухера создать алиби ему и Катаеву («только что были, сейчас придут») и, пожав всем руки, залез на броню. Костя, пройдя трогательную процедуру прощания, закрепился на броне и, в стиле товарища Сталина, помахал провожающим ладонью.
После этого БТР тронулся в Ханкалу, а орава оперативников прошла через КПП обратно. Никто, собственно, и не обратил внимания на то, что вернулось вместо десяти человек, восемь.
Кроме Кости и Сергея, на броне гнездилось ещё четверо бойцов и Саша Щепёткин. Все они были должным образом экипированы — в сферах, масках, горнолыжных очках. Оперативники же, до сих пор передвигавшиеся на УАЗиках, вероятность опыления не учли. Рябинин, натянув кепку на глаза, сидел опустив голову, а Катаев, развязав с шеи «ганзэндроузовскую бандану, с которой не расставался с первой командировки, повязал ее, став похожим на грабителя из старых ковбойских вестернов.
При подъезде к «романовскому» мосту, дорожное покрытие стало совсем никудышным. Воронки от взрывов, заглаженные и не очень, перемежались с гигантскими трещинами на останках асфальта.
Под самым тоннельным мостом стояла никогда не высыхающая огромная лужа. Её воды, неторопливо, сберегая трамблёр от залива, бороздила бежевая «шестёрка». Даже сквозь работу двигателя «бэтэра», Костя услышал как орёт из открытых окон «жигулей» арабская музыка. Водитель броневика это тоже слышал. Его музыкальные пристрастия явно не совпадали с идущей впереди легковушкой. Ускорив машину, он, ходом, пошёл по луже, обгоняя орущую «шестёрку». Многотонная масса, на скорости 50 километров в час прошла рядом с музыкальной шкатулкой. Костя, с высоты своего положения, успел увидеть жалкие попытки меломанов закрутить стёкла. Цунами грязной воды на секунду скрыла машинку из вида. Оскалившись, на вставшую посреди лужи «шестёрку», бойцы увидели, что музыка смолкла, двигатель заглох. Командир, сдерживая улыбку, лишь укоризненно покачал головой.
По приезду в расположение, Щепёткин, с ходу потащил Костю и Сергея к себе в палатку. На этот раз все проживающие были в сборе. Лёха, ворочавший кочергой в топке «буржуйки», с выбритой под «станок» головой, среднего роста, в форменных хаки-штанах и майке, в обтяжку сидящей на рельефной мускулатуре. Второй офицер, Андрей, в накинутой на голое тело «горке» вскрывал консервные банки, выставляя их на стол, где в тарелках развалились солёные огурцы и нарезанная колбаса. Гостей в палатке ждали.
— Пойдём, с дороги сполоснёмся, а то ты, Рябина, на дьявола похож, — бросив автомат, сферу и броник около своей койки, позвал Саша.
А мы как раз хлопотать по хозяйству закончим, — улыбнулся Ардрей. Его мягкая, почти детская улыбка не сочеталась с холодком серых глаз.
Когда освежившиеся опера и Саша Щепёткин вернулись в палатку, то оба «Визиря» уже сидели за столом. Композицию из нехитрых закусок венчала бутылка «Смирнофф». Отсвет заката, преломляясь в полиэтилене палаточных окошек, заполнял обжитой кусочек чеченской земли. В углу, на экране телевизора надрывалась Валерия, потрескивали дрова в печурке, вкусно пахло разогретой тушенкой. Фронтовая романтика, в общем…
Без разминки вмазали по первой. Обожжённые водкой желудки требовали жертв, поэтому следом полетели огурцы, колбаса, зелень.
— Кого завтра вяжем-то? — сглотнув ком жратвы, спросил Андрей.
— Молодых двоих… «Травокуров», — ответил Рябинин.
— Тут все «травокуры», — хохотнул Лёха, взявшись за бутылку, — даже мы…
— Хрен с этой травой, кому она нужна… Информашка, что эти пассажиры в Баку подготовку проходили, — подставил кружку под бутылочное горло Сергей.
— С возвратом берём? — покачивая водкой в кружке, задал необходимый вопрос Андрей.
— В смысле? — не понял Катаев.
Спецы заулыбались.
Опрокинувший очередную порцию внутрь, Рябинин, поморщившись, пояснил:
— Мочить будем или нет…
Костя пожал плечами. Запачканное кровью сознание допускало и такое развитие событий, но говорить об этом легко не получалось. При штурме Грозного до фильтров очень редко довозили задержанных, но там вроде как война была, со всеми вытекающими…
А если пустые окажутся? Понятно, что зарядить травы или патронов труда не составит и терзаться по этому поводу никто не будет, но если всё-таки реально боевики? Год условно по трём гусям? И дальше продолжайте… Не по понятиям.
Отгоняя от себя эти мысли, Костя посмотрел на Серёгу:
— Сам-то как думаешь?
Тот, хмелея, обвёл всех сидящих за столом взглядом, тормознув на Щепёткине:
— К Сулейману потом хочу сгонять…
Все трое спецов, как по команде, не сговариваясь, хмыкнули. Саша спросил:
— Думаешь родня обмен потянет?
Костя пока не понимал о чём речь. Сооружая бутерброд, Сергей продолжил:
— Я думаю эти «чехи» за два месяца особо непофестивалили… Если криминал хороший будет в машине мы их сразу по официалке заберём. Если пустые будут попытаем, организуем криминал, а там видно будет… А родня… Учёбу в Баку потянула, думаю и обмен потянет.
— Что за Сулейман-то? — Костя, дождавшись, когда Серёга укусит бутерброд, спросил Сашу.
— Сулейман-то? — Саша усмехнулся, — это такой интересный типус, который меняет людей… И живых, и мёртвых…
— A-а, посредник… Ты что-то рассказывал, — Костя кивнул Серёге.
Лёха разлил водку:
— Давай, парни… Третий…
Все кто хоть раз побывал на войне, даже туристом, знают про традиционный третий тост. Обычно его и не произносят. Встали и выпили.
Щепёткин, не садясь, хрустнул огурцом и, выудив из пачки «Мальборо» сигарету, спросил:
— Курить пойдёт кто?
Андрей и Серёга вместе с ним вышли из палатки, в начинающий холодить вечер. Некурящие Костя и Лёха остались сидеть за столом.
— А что за посредник? А то я Рябину в полуха слушал, — поинтересовался Костя.
— Сулейман! — Лёха хрустно потянулся. — Это человек между жопами… То есть между ними и нами. Местные к нему не очень. Трупоедом зовут… Бизнесом специфическим занимается… давай дёрнем чуть-чуть для красноречия… Расскажу…
Намахнули. Закусили самой вкусной в мире армейской тушенкой.
«Плейбой рядом со мной, — скакала в углу Ветлицкая, обжимясь с гибким танцором.
— Во, бл… ь, потерянное поколение. Гомосеки… — прокоментировал появление танцора Лёха. — Так вот… Есть «чехи», которые похищают солдат и есть Сулейман, который помогает их вытащить.
— Каким образом?
— Очпростым. У него хорошие контакты с операми, типа твоего Рябины… Причём везде в Аргуне, Гудере, Грозном… Он пробивает, что кого-то где-то заловили, но есть возможность общаться… Он договаривается с операми, фэйсами или хрен знает с кем, а потом едет к родне «духа». Заряжает им схему — они через Сулеймана покупают солдата… Ну, пленного, который где-нибудь в яме сидит и он меняет его на родственника, который у нас…
— А как по делу решают, ну со следствием? — Костя ещё не до конца отошёл от ненужных условностей мирной жизни. Но тут же понял всю глупость вопроса. С уголовно-процессуальным кодексом здесь считаются как с остальными законами. Никак.
— Хрен знает как! — совершенно искренне ответил Лёха, — «Чеха» забирает Сулейман, а потом привозит солдатика.
— А его-то интерес какой? За идею?
— Он к цене солдатика пару штук «зелени» цепляет и счастлив.
— Маржа, — вспомнил лекции по экономике Костя. — Так может он сам солдат и крадет?
— Может и сам… Есть другие варианты пленных вытаскивать? Предлагай.
— Охренеть, схема, — уткнулся бровями в переносицу Катаев. Что-то неприятно-липкое, как Лизун из «Охотников за Привидениями», ворохнулось в груди. Шняга какая-то… Из этого болотца его вывел Лёхин голос:
— Мы-то с ним только один раз пересекались. Около Шали, двое «духов» на «Ниве» пытались от нас свалить, их и догонять-то никто не стал, из КПВТ долбанули и всё. А утром, Сулейман этот прилетел… Саня с ним тёр…
Лёха встал с лавки и, сняв с «буржуйки» закипевший чайник, водрузил его на стол:
— … он предложил отдать трупы, а взамен, мол, готов сказать где наши, вроде десантура Ивановская, закопаны… ещё полгода назад убитые. Бляха! Горячо! — задев закопченный бок чайника локтем, вскрикнул он.
— Ну-ну. А Саня чего? — этот Сулейман хоть и отдавал трупным запахом, но притягивал.
— Саня, на свой страх и риск, поверил ему и «жмуров» отдал. Их же похоронить надо до захода солнца, завалили-то мы их ночью…
— Не напарил посредник?
— Нет. Как увёз своих «двухсотых», на, прикинь, дачном прицепе таком, так часа через три вернулся и говорит, поехали за мной. Ну, мы его из «шестерки» вытащили, и к нам в десантный отсек, чтоб рядом был если что…
Рассказывая Лёха лил в кружки кипяток, а Костя, вторым номером в тандеме, забрасывал туда пакетики «Липтона».
— Блин, до чего чайник неудобный, — поставил посудину к печке спецназовец, — ну вот… Всё по честному было, отъехали мы от Шали, к горам ближе, там у дороги почти могила и была… Копнули, завоняло… Вызвали сапёров, хоть Сулейман и кричал, что всё чисто… Прокуратуру там и прочую шлаебень…
— Трупов много было? — Костя почти физически ощущал процесс эксгумации.
— Трое, — коротко ответил Лёха, берясь за бутылку, — Огнестрелов не было. Горло перерезали… Давай!
Короткий тычок алкоголя пролетел по пищеводу без вкуса.
— Поэтому его «трупоедом» и называют, — запив горячим чаем, сказал Лёха.
— М-да… Бабло на «жмурах»… В натуре, деньги не пахнут.
— Ещё не всю водку выпили? Спортсмены? — весёлый громила Щепёткин ввалился в палатку первым. Менее пафосно зашли Серёга с Андреем.
— Осталось ещё… Я тут про твоего друга Сулеймана рассказывал, — подвинулся на скамейке Лёха.
— Таких друзей за хер да в музей, — Саня поболтал остаток в бутылке, — Лёш, достань там из тумбочки, тебе ближе…
— Андрюх, покажи кассету, про которую рассказывал, — Серёга на скамью не садился, согнув ногу в колене, опёрся на неё.
— Со свадьбой-то? Сейчас, погоди… — Андрей присел возле стопки видеокассет, сложенных около телетумбочки. — Мы её вместо песни года смотрим…
— А нашли мы её, Костян, в одном задроченном горном ауле, — добавил Лёха, сворачивая пробку с новой бутылки.
Пересев на кровать, чтобы лучше видеть, Катаев ждал, когда Андрей закончит процесс включения. Сидящие за столом тоже повернулись в сторону моноблока.
— Для остроты восприятия. — Саша быстро разлил водку, — по пятьдесят…
Не сговариваясь, дёрнули. Наконец, на экране показалась картинка. Съёмка велась на территории красивого особняка. В кадр периодически попадали широкие мраморные ступени входа, на которых, с бокалами в руках, тусовались дорого одетые мужчины и женщины. Входной марш венчали колонны светлого камня между которыми стояли фуршетные столики с бутылками «Асти», тарелками с канапе и ещё чем-то модным и красивым. На отдельном столе рядком выстроились хрустальные бокалы. Периодически между столиков летали официанты, вышколенные как срочники из кремлёвской роты. Кадр не дрожал — оператор явно был профессионалом — планы менялись с кинематографической постановкой. Группы людей о чём-то негромко переговаривались, потягивая шампанское. В большинстве своём это были мужчины в костюмах светлых тонов, некторые с шейными платками или галстуками оригинальных расцветок. Несколько раз, неуловимым эпизодом мелькали женщины, но как-то вскользь, оставив в памяти, лишь образ холёности и ухоженности. На некоторых кадрах, Костя, с удивлением отмечал, знакомые лица. Но кто и откуда врубиться не успевал.
Не узнаёте никого? — Саша кружкой помахал перед экраном.
— А это где? Здесь, до войны? — Серёга всмотрелся в экран. По фигурно выстриженным кустарником на заднем фоне не было понятно, где велась съёмка.
— He-а… В Москве. Скоро кортеж свадебный увидишь… О-о, Хасбулатов! — ткнул пальцем в лицо бывшего спикера, на несколько секунд укрупнённое оператором, — Тут ещё Кобзон где-то шлялся…
Костя теперь понял неуловимую узнаваемость многих лиц.
— А кого женят? — спросил он Лёху.
— Мы спрашивали, а он не говорил, — непонятно засмеялся тот, махнув рукой — потом…
Андрей потыкал в панель моноблока и, в ускоренном режиме погнал видеозапись.
— Вот, смотрите!
Экран вздрогнул и, на вставшей плёнке, пошла панорама Кутузовского проспекта, Костя узнал его по триумфальной арке. Съёмка чуть подрагивала, скорее, всего велась из машины.
Колонна белых «Хаммеров», сопровождаемая гаишниками — «мерсом» и «фордом» — по-хозяйски шла в третьей полосе. Первым пёр «Хаммер»-лимузин, в хвост ему пристроились одноклассники помельче — шесть, семь? Нет, Костя их сосчитать не успел, они слились в сплошную белую линию, не влезшую в кадр.
— По Москве полдня гонять будут, — Андрей снова врубил ускоренный режим просмотра. В калейдоскопе быстро меняющихся картинок пролетели: Поклонная гора, Воробьёвы горы, МГУ, метромосты, развязки-бабочки.
Дёрнувшись, картинка замерла на здании с крупной неоновой вывеской «LUXOR».
— Это кабак. Сейчас бухать здесь будут, — пояснил Андрей и картинки замелькали дальше.
— Ну вот, теперь для музыкального фона можно и оставить, — Андрей встал с корточек и пересел за стол. На экране, счастливо улыбаясь, семафорил руками Якубович. Перекрывая шум двигаемой посуды, из динамика лилась речь о здоровье молодых, будущих детях, родителях и прочую соответствующую случаю пургу. Катаев, взяв со стола кружку с водкой, всем корпусом развернулся к телевизору. Заметив его интерес, Саша ухмыльнувшись сказал:
— Мы тебе маякнём, когда интересное будет… Покато жрать, пить будут, да в дёсны хлопаться. Давай…
Кружки, сдвинувшись, глухо звякнули. В палатке, несмотря на алкогольные выхлопы, заметно посвежело. Наступавший вечер всё гуще затемнял картину за окошком.
— Пока не нажрались, давайте бабки подобьём, — улыбнулся Щепёткин, при его габаритах для «нажраться» необходимо ведро.
— Лёха, ты завтра с первым отделением, тусанёшь пацанов, — кивок на Рябинина, — на блок, ну на тот, перед отвороткой на Комсомольское, так?
Лёха с Сергеем переглянулись, Серёга поднял в знак согласия руку.
— Ждёте там жертву часов до 8.00-8.30. При удачном раскладе вяжете и к нам, так?
Рябинин, с улыбкой, поднял обе руки.
— Ты, Лёх, скинешь «духов» Андрею… Меня не будет, я сутра в штаб уйду… Потом ты в Джалку уезжаешь, так?
— Так, у меня РПМ до конца дня…
— Сань, если нам их попытать надо будет, — перебил его Рябинин, — местечко найдётся?
— У нас здесь «пытошная» есть своя… Не переживай.
— Нам же ещё к себе заскочить надо будет, отсветиться…
— A-а, да… Лёха, закинешь пацанов домой, а потом в Джалку… Вроде всё?
Круг-вопрос обошёл сидящих за столом. По палатке гуляла Орбакайте: «Крепче обнимай-май-май-май…».
Щепёткин, повернулся к телевизору всем корпусом:
— Вот сейчас рожи знакомые будут. После Кристины…
Разогревшаяся публика, в основном дети лет двенадцати-тринадцати, танцевала перед сценой. До Орбакайте, Костя, краем глаза видел «Отпетых мошенников» и «Блестящих». Заканчивая песню, певица, сошла со сцены, галантно подхваченная под локоток, коренастым субъектом, который повёл её к столам.
Музыка доигрывала, а Орбакайте впаривала молодожёнам про какое-то счастье. Вокруг неё, хлопая в ладоши, вертелись танцующие девочки, видимо дети почетных гостей, а, немного отойдя в сторону, сопровождавший её бычок посматривал в угол.
— Вот видишь его, — Лёха пихнул Костя, — его мы спрашивали, что за свадьба, кто невеста…
— Знакомый?
Улыбки, какие-то нехорошие, разошлись по лицам всех трёх «визирей».
— Ага, — Это он с другом каким-то, в том домишке засел… К связнику в гости зашли, а там мы «совершенно случайно» мимо проезжали. Они — в дом, мы — сдавайтесь, они — нет, мы — ну на нет и суда нет… Там они и остались, насовсем.
— А кассета?
— Кассет там много было, да поплавились все. Эта отдельно лежала.
Следующих на сцену Якубович пригласил Варум и Агутина. Действительно, концерт по заявкам.
Курильщики опять потянулись на улицу. Алексей неторопливыми движениями убирал со стола лишнюю посуду, освобождая место для чайной церемонии.
— Долгий концерт-то? — зевнув и, поёжившись, кивнул на моноблок Костя.
— Час-полтора ещё… Там, базары всякие, конкурсы, торги… Ничего нового, кроме лезгинки и понтов миллионных… Пойдём умоемся холодянкой, а то чего-то прибило. Смотрю и тебя тоже…
Катаева действительно клонило в сон, да и вставать завтра в пять утра. Когда Костя с Лёхой вернулись, курящие всё ещё сидели на скамейке перед входом.
— Сань, мы, наверное, с Костяном баиньки. Вы долго ещё? — задержался Лёха, придержав полог рукой.
— Мы посидим ещё… Ночь послушаем… Торопиться некуда… Рябина старый, ему много спать вредно… — легонько похлопал Сергея по плечу Щепёткин.
— Старый конь борозды не испортит, — проворчал тот.
Где-то вдали, еле слышно, стрекотнула очередь.
— Яволь… — Лёха задвинул полог палатки за собой.
Внутри он указал Катаеву на одну из коек у входа:
— Костян, сюда падай… Я сейчас… Переноску вниз стащу…
Костя подтянул к своему новому лежбищу автомат, броник и, присев, сковырнул кроссовки. На экране бесновался великолепный и довольный жизнью Филипп Бедросович. Алкогольное опьянение, освежившись на воздухе зачугунило голову. Стянув куртку, Костя, с кайфом мазохиста, растянулся на кровати. Лёха, подложив под спину подушечный куль, полулёжа таращился в телевизор.
— Сотый раз смотрю, а всё равно интересно… У меня, блядь, жена с ребёнком в общажной клетухе тусит, которую я за свои деньги снимаю… А тут…
— А служебное жильё?
— Где? В казарме, от солдат отгородившись? — глядя на опера, Лёха махнул рукой, — а в перерывах между командировками я вот в таких кабаках халтурю… Может этому вот, «жмуру», двери открывал… Проходите пожалуйста… Херня какая…
— Боевые вам нормально закрывают? — решил затронуть, краеугольную тему всех разговоров в радиусе 100 километров, Костя.
— Хрен знает… Вначале стопроцентно, потом на двадцать дней… В эту, вроде десять дней, не больше… Как будто остальное время мы на солнышке клубни парим. «Росичи» говорили, мол, если грамотно к финику подъехать, то можно побольше закрыть…
— Это как?
— Хером об косяк! Через откат… У вас-то, у ментов, свой наверное… А наш вэвэшный сюда полтора года назад приехал на три месяца… Капитаном… Так воевать понравилось, что до сих пор командировку продлевает. Хрен знает как. Сейчас подпола досрочно получил… Круче него только Гагарин звания перепрыгивал.
— А других желающих нет в такую сладкую командировку съездить?
— Есть, как нет… Только на такую должность абы кто не попадает… У щегла этого папа в лампасах… В Москве…
— Нехреново… — Катаев и сам знал все эти схемы, по прошлой командировке. Не раз, бывая в ГУОШ, в Кизляре наблюдал как нессыкливые парни из спецпод-разделений, угодливо улыбаясь, дожидались в коридоре какого-нибудь вертляво-уверенного клерка в офицерских погонах. При этом спецы частенько держали в руках пакеты с проставой, а иногда финики или другое штабное животное, от которого хоть что-то зависело, оборзев, заказывали что-нибудь (чем больше, тем лучше) из ваххабистских или армейских сувениров. Но чтоб опускаться до откатов… Это он слышал впервые. Хотя нет, ещё читал у Пикуля, в «Баязете».
Прикрыв глаза и, уже не слыша финального выхода Пугачевой, Костя мгновенно заснул.
