Глава III

Уазик весело пылил по направлению к Ханкале. Первая попытка выехать по краденым пропускам увенчалась успехом. Равнодушно взглянувший на настоящую печать и, не совсем настоящий росчерк «комендач» дал команду записать в журнал данные автомобиля (номерок, конечно, левый, скрученный со сгоревшей машины, стоящей на заднем дворе). Ворота, тоскливо заскрипев, выпустили машину на оперативный простор. Выезд решили осуществить одной единицей, пробный, до Ханкалы, где на постоянной основе базировались ОСН, «Рось» или «Визирь», в комсоставе которых у Рябинина было достаточно знакомых, что при общении в рамках боевого содружества, лишним никогда не бывает.

Легко и непринуждённо проскочили улицы Грозного, таящие для любой федеральной техники потенциальную угрозу обстрела или подрыва, лишь на блокпостах сбрасывая скорость, чтоб бойцы могли разглядеть славянские рожи за стеклом. Остановка была лишь одна, на выезде. Бдительные бойцы Курганского СОМа, придирчиво осмотрели пропуска, удостоверения, вкладыши и, наконец, пожелав, сидящему за рулём Рябини-ну счастливого пути, подняли шлагбаум.

— Почаще поездим, примелькаемся, тормозить не будут, — выставляя на лобовое стекло табличку «Грозэнерго», сказал Рябинин.

Катаев, сидящий рядом, вытащил изо рта комок жвачки и укрепил картонку. Это была тактическая хитрость. Как правило, если по улицам города, где трудно разобрать кто боевик, а кто мирный житель, ехал УАЗ, увешанный на дверях бронежилетами, то сомнений не возникало — федералы. А тут как уж судьба-злодейка распорядится: фугас, автомат, гранатомёт.

Вполне мирного вида, вологодский УАЗ, без хлопающих, как уши спаниеля бронежилетов, с табличкой «Грозэнерго» или «Грозсвязь» на лобовухе, не возбуждал нездорового интереса охотников за скальпами.

Военную принадлежность автомобиля выдавала только снятая с петель дверца, так называемого «собачника», и то если удавалось разглядеть в его глубине, сидящих на прикрытии автоматчиков. Да и увидеть это можно было, лишь когда УАЗ, в клубах дорожной пыли, укатывал вдаль. То есть поздно.

В экспедицию выехали, помимо Рябинина и Катаева, ещё Поливанов, Долгов и Бескудников. Остальные оперативники должны были отсвечивать на виду, периодически, приставая к Жоганюку и Кутузову с дурацкими расспросами о ситуации в республике и подношением справок и отчётов.

— Найдёшь их палатки-то? — спросил Костя у Сергея, когда при въезде в Ханкалу, солдат-срочник, проверив документы и, стрельнув сигарету, пропустил их на территорию «Пыльного города».

— Да они их не меняют… Когда «Визирь» уезжает их «Рось» меняет, — притормаживая перед очередной ямой, сказал Рябинин.

— Серый, а с каких пирогов они информацией будут делиться, — развалившись на заднем сиденье, спросил Бес.

— Они здесь постоянно… Их все знают — они всех знают… — не поворачивая головы, ответил Сергей, — я с ними ещё в прошлой командировке работал… Семьдесят процентов информации они не реализуют, не успевают. А делиться… Нуты, понимаешь, только кому доверяют…

Бескудников понимающе кивнул. Катаев тоже согласно усмехнулся. Действительно, иной раз сведения, отданные в смежные структуры, не только не заканчивались реализацией, а, наоборот, увеличивали статистику убитых или пропавших без вести, по странному стечению обстоятельств, сотрудничавших с федералами. Поэтому иногда, информацию лучше похоронить без отработки, чем передав её, похоронить агента.

— К кому? — по-жлобски хмуро, спросил крепкосбитый солдат на въезде в расположение ОСН, не взглянув на документы.

Совсем мальчишеское лицо не вязалось с накачанной фигурой и строго насупленными бровями.

— К Щепёткину, — открыв дверь и, не выходя из-за руля, ответил Рябинин.

Боец отошёл в сторону и что-то спросил в рацию.

Рядок больших армейских палаток, скамейки, турники, курилка — кусок спецназовской территории огромным пазлом вписывался в картину военного города, вросшего в поле в паре километров от Грозного.

— Кто? Как представить? — видимо услышав ответ на запрос, подошёл к машине солдат.

— Краб — четвёртый, — назвал, свой позывной по первой командировке, Сергей.

Воин продублировал. Сразу же получив ответ, он мгновенно оттащил козлы, заменяющие шлагбаум, в сторону.

— За палатками налево, до конца, — махнул солдат, проезжающему УАЗу.

— Рябина!! — двухметровый детина, в свитере с погонами старшего лейтенанта, не дав Сергею выйти из машины, практически выдернул его наружу, — Опять здесь! Ты ж зарекался!

— Чего с пьяных глаз не скажешь, — отходя от дружеских, но увесистых хлопков спецназовца, улыбнулся Рябинин.

— Парни, знакомьтесь — Саша Щепёткин… Человек-пароход, — представил старлея своим товарищам Сергей.

Минутная пауза, сопровождаемая рукопожатиями и обменом именами. Саша Щепёткин пригласил всех в палатку. Несколько кроватей, висящие на их дужках автоматы, стол, буржуйка с, выходящей в оконце трубой. Элементом цивилизации в дальнем углу виднелся моноблок.

— Из офицеров мы здесь втроём, — широким жестом, приглашая всех садиться, забасил Саша, — Лёха со своими на кроссе, а Андрюха ещё со вчерашних РПМ не возвращался.

— Мы с сопроводительными, — Рябинин выставил на стол две бутылки «Абсолюта» и одну сувенирную «От Деда Мороза».

Саша в задумчивости потёр подбородок.

— Пообщаться хочешь? — лукаво улыбнувшись, спросил он, — так я и без бухла, всё рассказать могу…

— Это от души… Нам ведь обратно возвращаться надо сегодня, — Серёга понял, что его жест превратно истолковали.

— Ну, пойдём, покурим… — Спецназовец первым вышагнул из палатки и, уже с улицы, — парни, чувствуйте себя как дома, включайте видик…

— Мы тоже покурим, — Бескудников с Поливановым, после минутной паузы, вышли за порог.

Долгов присел перед телевизором, перебирая стопку видеокассет около колченогой, явно откуда-то «зачищенной», тумбочки. Костя сев за стол осмотрелся повнимательней. Мягкий свет заливал внутрипалаточное пространство из ряда окошек с обеих сторон, купол палатки уходил вверх, создавая эффект шалаша из далёкого детства. Оружие и армейские ящики довершали картину военного уюта.

— …Моя попытка номер пять! — заорал динамик моноблока и на экране появилась ломающаяся красотка.

Саша присел за стол и, лишённые третью неделю женского общества, мужики вперились в телевизор. Зашли в палатку и присоединились к просмотру Поливанов с Бескудниковым.

— Долго они там ещё? — спросил Катаев, на секунду оторвавшись от экрана.

— Да там этот «Визирь» на турнике уже раз сто подтянулся, — хмыкнул Бес, — пока с Рябиной базарил…

Кассета с клипами закончилась, Саша полез её менять, как около входа в палатку послышался характерный басок Щепёткина.

— Ну, чего парни, пойдём к нам в жральню, — весело спросил он, переступив порог.

— Саш, мы же типа в самоходе, — ответил Рябинин и все заулыбались, — нам до обеда в часть, тьфу, бл… в контору вернуться надо…

Выйдя из палатки первым, Катаев, пользуясь тем, что опера решили курнуть по последней, завернул к турнику. Растрясти, сжавшийся от тяжести броника и разгрузки, позвоночник. Скинув амуницию, Костя запрыгнул на перекладину. Подтянувшись и пару раз повертевшись, он собрался уже к машине, как заметил около дальней палатки, непонятный акробатический этюд.

Двое солдат сидели по краям скамейки, спинами друг другу, а третий, стоял на сиденье между ними и вертел над головой солдатским ремнём. Лица у всех были серьёзные и сосредоточенные.

Ничего не поняв, Костя облачившись в броню, подошёл к УАЗу. Оперативники уже загрузились, а Щепёткин, стоя около открытой двери, говорил Рябинину:

— Серый, позывной знаешь… Трудно, конечно, на «боевом» докрикиваться… Лучше, будет если по личняку подъедешь… Мы под вас без проблем РПМ выпишем… По «барабану» я тебе схемку накидал… Да и тебя он вспомнит… Он, когда ему интересно, всё помнит…

Поймав паузу, Катаев спросил про семафорящих за палатками бойцов.

— Эх, мусора! Ни хрена вы не понимаете про поставленную бойцу спецназа задачу… — с улыбкой, вздохнул Саша, — Лёха, ну, командир… Поставил задачу воинам, чтобы, когда он вернётся, подогнать вертолёт… Ха… Ему домой, к жене на день рождения надо смотаться, в Балашиху… Вот они и стараются… Настоящего вертолёта не смогли достать…

Похлопав по капоту машины, с разулыбавшимися операми, старлей махнул в сторону КПП:

— Выпусти!

Рябинин, уже отъезжая, проорал в открытое стекло, как д’Артаньян:

— Мы ещё обязательно увидимся!

Суровый «капэпэшник» гораздо дружелюбнее, проводил взглядом, уезжающий УАЗ.

По дороге на базу, Рябинин поделился информацией, полученной от «Саши — «Визиря».

Его подразделение поменяло «росичей» не так давно. Месяц-полтора. Для них основное направление работы — горы. По мнению командования ОГВс то, что происходит в городе: подрывы-расстрелы — это совершают придурки, которыми рулят такие же придурки, только повыше. В прямом смысле. В горах. Финансирование идёт от арабов, шляющихся туда-обратно через перевал на российско-грузинской границе. В городе у «Визирей» есть пара стукачей, но пустые, как правило, работающие ещё на несколько структур. Как охарактеризовал их Саша «на ГРУ-спецназ-ДШБ-морпех». Правда, есть один пассажир, но скользкий… И информационно плотный…

— И где его искать? По хавирам и притонам? — раздался полный скепсиса голос Беса с заднего сидения.

— Есть одна фишка… Вроде разок пацаны его через неё выдёргивали… Ох-е-ё… — прервался Рябинин, ухнув колесом в воронку. Сзади обиженно заголосили Долгов и Поливанов. Машина, на предельной для неё скорости, въезжала в город.

— На рынок около Первомайки завтра сходить надо будет… — продолжал Сергей.

— И чё? — снова брызги скепсиса долетели сзади.

— Хрен в очо! — раздражаясь, ответил Сергей, — других вариантов, все равно, нет…

Дальнейшую дорогу до Центра проделали молча. Враждебный город, несмотря на солнечный день, задавил улучшившееся после общения с «Визирями» настроение. Завернув на площадь перед ПВД, Рябинин тормознул около палатки шашлычника. По договорённости, Костя выскочил из машины и, краем пересекая площадь, двинулся на разведку. Оружие, бронник и разгрузку он, в целях конспирации, оставил в автомобиле. На минуту задержавшись около лотка, не обращая внимания на торговку, пытающуюся впарить ему весь ассортимент, купил пару лавашей. Для маскировки, держа их на виду, изобразил лёгкую походку, не глядя, «рожа кирпичом», миновал КПП.

Естественно, его никто не остановил. В кубрике тусовался только один Ваня Гапасько. Воровато оглянувшись на вошедшего Катаева, он продолжил, стоя к нему спиной, какие-то манипуляции около телевизора. Упреждая вопросы, Иван, не оборачиваясь, сказал:

— Пригрел видик из штаба, хе-хе… Всё равно у них два… Сейчас подключим и порнуху посмотрим.

— Где «Грач»-то? — вплотную подойдя к нему, негромко спросил его Костя. «Грач» был позывным Жоганюка».

Кошачья физиономия Ганасько сложилась в хитрую улыбку:

— До обеда, он пацанам у себя в кабинете, про жизнь свою героическую чесал… А сейчас его попросили устройство миномёта рассказать… Он всех на задок увёл, к батарее.

— А ты что?

— А я вот, пока он метлой мёл, видик раздобыл…

— Давно они там?

— Минут двадцать…

— Вернутся, наверное, скоро. Успеем заскочить-то?

— Да там надолго. Он у «Удава» какой-то ещё учебник взял… Хрен знает… Как хоть съездили? Не зря страдаем?

— Всё потом! — выбегая из кубрика, крикнул Костя.

Надо было успеть, не привлекая внимания, по тихой грусти, заехать на территорию.

На выезде, перед открываемыми воротами, рокотал двигателем, тентованный «Урал». Решив проскочить в ворота, минуя КПП, Костя приблизился к грузовику. В это же время машина начала движение и облако отработанных газов, рванувшихся из выхлопной трубы, после перегазовки, окутало опера с ног до головы. Выбравшись из участка задымления, он полубегом обогнал выворачивающую на «змейку» технику. В опущенное стекло водительской двери Костя увидел веснушчатое лицо водителя-срочника. Сидящий рядом, не намного старше солдата, лейтенант, по-американски отдал честь, злобно глядящему на них Катаеву и пихнул в бок водилу.

— Извините пожалуйста! Я вас не увидел! — крикнул, виновато улыбаясь, солдат.

Костя махнул рукой и «ничего страшного» улыбнулся.

Поманеврировав по «змейке», «Урал» выехал на Староремесленное шоссе и повернул в сторону «Красного Молота». Катаев подошёл к стоящим у палатки парням. На кособоком пластмассовом столике дымилась тарелка с крупными кусками мяса. Рябинин, Долгов и Поливанов держали в руках пластиковые стаканчики, а Бескудников зубами терзал недетский шмат на косточке.

— Вы чего, парни расслабились-то? На хера я как угорелый бегаю-то? — стараясь не сорваться, спросил Костя.

— «Стоп-колёса» с обеда отменили, — сообщил Рябинин, — отмечаем, присоединяйся…

И, не дождавшись ответа, набулькал в пустой стаканчик из стоящей под столом бутылки.

— Вон, Кутузов, видишь, около пивного лотка, с Лавриком, болтается, — показал Долгов, — нас увидел, глаза выпучил…

— …и говорит, опять опера раньше всех про отмену «стоп-колёс» узнали, — оторвав наконец кусок мяса, с набитым ртом, подхватил Бескудников.

— …Ну, мы гривой махнули и разошлись, — закончил, дождавшись, когда Бес снова заработает челюстями, Саша.

Опера молча протянули свои стаканы. Катаев, вздохнув и, понял, что спорить бесполезно соприкоснулся встречным курсом.

Сначала показалось, что прогремел первый весенний гром, но почему-то все, находящиеся на площади привычно-машинально пригнулись.

— Бл… у «Красного Молота», по ходу… — сразу же прикинул Рябинин, — погнали, пацаны…

Бес вытащил из УАЗа пакет и, вытряхнув крошки, подставил его под сбрасываемое со стола куски мяса, зелень, лаваши и полупустую бутылку.

Катаев замер, прислушиваясь. Автоматно-пулемётной стрекотни не было слышно. Значит, просто фугас, без последствий.

Облако пыли стояло за лубочным зданием «Грозэнерго», где-то на Горьковской. Далеко-далеко завыла сирена, то приближаясь, то отдаляясь.

— «Керчь!» «Керчь!», ответь «Минску»! — Рябинин, вывернув громкость рации, вслушивался в переговоры Центра и Фрунзенского РОВД.

— «Минск!» «Минск!» У нас подрыв около «Красного Молота». «Как понял?!».

Рябинин, не слушая дальше, сунул говорящую коробочку в карман, полез за руль.

— Едем! — не спрашивая, а утверждая, сказал Катаев.

— Может наши, кто… — поворачивая ключ зажигания, ответил Сергей. Остальные уже сидели на своих местах. Развернув машину на пятачке около шашлычной и, пугая резким сигналом, без того ученый торговый люд, Серёга повёл её в сторону завода.

Староремесленное шоссе утыкается в Горьковскую улицу, образуя Т-образный перекресток. Вдоль целого квартала по Горьковской шёл глухой кирпичный забор, ограждавший территорию завода «Красный Молот». Эта стена, когда-то монолитноцельная, действительно выполняла свою функцию, но после двух войн зияла провалами, дырами и расколами. Для «духов» она была любимым местом по закладке фугасов во Фрунзенском районе.

Вот и сейчас, Костя увидел, когда их УАЗ свернул на Горьковскую, в оседающих клубах пыли, вывороченный, будто огромными щипцами, кусок стены и, усыпанную обломками кирпичей, улицу. На обочине, развернувшись от удара взрывной волны, поперёк проезжей части, стоял изуродованный «Урал».

Не подъезжая близко к месту подрыва, Рябинин остановил машину на обочине. Покинув салон, оперативники, держась противоположной от стены стороны улицы, укрывшись кто за чем, присели вдоль обочины. Сквозь пелену пыли было заметно движение с другой стороны от подрыва. Но кто и что пока не просматривалось. Вой сирены приближался. Из-за точечного шестнадцатиэтажного дома, вынырнула «девятка» гаишной расцветки, с панорамой на крыши. «Девятка» лихо перегородила дорогу, не отключая сирены с панорамой. Трое чеченских гаишников, с автоматами наперевес, цепью приблизились к УАЗу.

— Ваших? — спросил самый возрастной у вставшего к ним навстречу Бескудникова.

— Пока не знаем, — Бес посмотрел на Рябинина, запрашивающего «Точку».

«Точка» — позывной выносного поста, расположенного на крыше шестнадцатиэтажки. Там круглосуточно несли службу солдаты комендантской роты и череповецкие омоновцы, усиленные расчётом АГС. Стратегическая важность поста была неоценима. С крыши дома открывался вид на весь город, в целом, и на промзону, в частности. Поэтому, прежде чем идти к подорванной машине, Сергей запрашивал обстановку места происшествия. Но так и, не дождавшись ответа, Рябинин сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Надо идти, может живой кто есть…

К гаишной машине добавилась «буханка» Чеченского ОМОНа. Рослые парни в чёрных беретах и натовской форме стали выпрыгивать на полотно дороги. Вдали, из-за поворота, от площади «Трёх дураков» показалась курносая морда БТРа.

— Всё, идём! — скомандовал Рябинин.

Вытянувшись друг за другом, полуобернувшись спиной к заводу и, настороженно посматривая на проглядывающие из-за деревьев панельную пятиэтажку, опера двинулись к «Уралу». Чеченские омоновцы, видимо, кого-то ожидая, остались у машин. Гаишники, перекрывшие дорогу, занялись своим прямым делом — разворачивали, редкие гражданские автомобили. Очень часто, после подрыва, подъехавшие группы подверглись обстрелу, но в этом районе подобные форс-мажоры были редкостью. Слишком много огневых точек на зданиях, да и в округе дислоцируется несколько боевых подразделений. При такой постанове ввязываться в дополнительные боестолкновения чревато. Именно поэтому за короткий промежуток времени к месту подрыва подъехали следственно-оперативные группы Центра Содействия и Фрунзенского РОВД, машины ФСБ и прокуратуры. Под прикрытием БТРов, солдаты ВВ шерстили корпуса «Красного Молота» и прилегающие дома.

За десять минут до этих масштабных мероприятий вологодские опера производили первоначальный осмотр погибшей машины. Скорее всего, фугас был заложен за заводской стеной. Когда «Урал» поравнялся с местом закладки, адскую машину привели в действие. Взрывная волна, обильно сдобренная кусками кирпичей, отбросила грузовик, развернув его поперёк дороги. Замятая, словно картонная, лишённая всех стёкол, кабина была свёрнута на бок. Кое-где, местами, зияли рваные дыры от наиболее злых каменных осколков. Расхристанный тент кузова шевелился на лёгком ветерке лохмотьями брезента.

Катаев прошёл немного дальше по дороге, спину ему прикрывал Долгов. Навстречу, лёгкой трусцой бежали камуфляжные фигуры, за ними зеленел, вставший боком на дороге, БТР. Костя поднял руку:

— Свои!

Это не было излишним, в таких ситуациях, бывало, не разобравшись, бойцы разных ведомств открывали огонь друг по другу. Рябинин, заглянув в кабину, медленно отвернул посеревшее лицо. На полу под панелью приборов, под заломленным вниз рулём, лежало то, что ещё несколько минут назад было человеком.

Закинутый бронежилет скрывал голову лежащего, всё остальное, никак не напоминавшее человеческую фигуру, бугрилось камуфляжной тканью, околками стекла и кирпича, выдранных кусков поролона. Бурые, от оседавшей пыли, брызги крови вперемешку с мозгами, вдоль и поперёк, разметили всё пространство кабины.

— Один только… — сказал операм Рябинин и, добавил ненужное — «двухсотый…»

Труп водителя первым обнаружил Саша Долгов, когда, обозначившись подходившим вэвэшникам, они с Катаевым возвращались к «Уралу». В пяти-семи метрах от обочины, в зарослях высокой дикорастущей травы что-то белело.

— Костян! — Саша вытянул руку по направлению к светлому пятну, не убирая пальца со спускового крючка автомата. Катаев, чуть сойдя с дороги, стволом раздвинул стебли. Тот самый рыжий солдатик, руливший «Уралом», обдавшим опера сизым выхлопом, лежал на краю осыпавшей ямы. В последний момент, словно нечеловеческим усилием, он пытался, вывернув шею, посмотреть назад. Штаны с трусами, сорванным ворохом застряли у него на щиколотках. Ободранные ноги, в полосах сукровицы, постепенно темнели налётом дорожной пыли. Внимательно глядя перед собой, во избежание встреч с миной или растяжкой, Долгов и Катаев подошли к изломанному телу. Рванувший фугас выбросил водителя в боковое стекло. Несмотря на крупные габариты, парень, вышибив собой проём, сломал шею — кровавая пена на губах застыла жуткой помадой. Разорванная форма, обнажая торс, отдельными местами взлохматилась.

— Группу сюда надо, — севшим голосом сказал Костя, — пойдём, Саня…

На дорожном полотне, опера наткнулись на Рябинина:

— Там уже следаки работают, — сообщил тот, — фэйсы с прокурорскими понаехали… Спасать уже, по ходу, некого…

И, зло бросив окурок, зашагал к УАЗу. Костя, отойдя в сторону, смотрел на удаляющегося Сергея. На Саню, подошедшего к двум, комитетского вида, мужикам. На, оцепивших место подрыва, солдат ВВ. Где-то вдали ему показалась фигура полковника Жоганюка, размахивающего, по обыкновению, руками.

«Я ведь хотел его выволочь из кабины и малость поучить» — не мог избавиться от тягучей навязчивой патоки в голове, Костя, — «пока остановил бы, вытащил… “Лещей”, может надавал… Летёха вылез рамсить. Минут десять ушло бы… Был бы кто-то другой…»

За всё время, проведённое на войне, Костя так и не успел привыкнуть к внезапной смерти. Именно к смерти, а не обнаруживанию «жмуров», как своих, так и чужих. Внешне это никак не проявлялось, панцирь цинизма надёжно скрывал эмоции. Однако, внутренняя, не до конца повзрослевшая сущность не могла смириться с тем, что человек, ещё минуту назад живший, дышавший, чувствовавший, вдруг превращается в манекен. Ощущение вины, которое от себя приходилось скрывать жалкой мыслью: «Ты всё равно ничего не мог изменить…» делало противным самого себе. Катнув желваками, Костя закинул автомат за спину и, загребая пыль, побрёл к своим.