Книга: Казино «Бон Шанс»
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

С Меркуловым Пак держался просто — не выказывая подозрительности, но и не проявляя особенного дружелюбия. Правда, он и не строил из себя великого человека, что так присуще многим нуворишам, и за это Петр ему был даже в чем-то благодарен.
Для начала Леонид повел его в ресторан и начал показывать прекрасно отделанные, с изысканным интерьером кабинеты: они располагались в отдельном коридоре с глушившей звуки шагов толстой ковровой дорожкой на полу. Первый был рассчитан на четырех человек, а все последующие соответственно на шесть, восемь, десять и двенадцать. В принципе, они представляли собой мини-ресторанчики с буфетными и уютными гостиными, где гости могли отдохнуть от возлияний и обильной пищи и не спеша обсудить свои дела. В кабинетах на десять и двенадцать персон имелись даже небольшие танцевальные залы-комнаты. Все сияло: переливался разноцветными огнями граненый хрусталь, сверкала бронза витых ручек дверей, отливали голубизной туго накрахмаленные скатерти.
— Здесь Ояр не успел закончить, — показывая Петру расположение комнат в кабинете на двенадцать персон, бросил Пак. — А это как раз последний. Мне не хотелось портить интерьер.
— Что вы имеете в виду? — на всякий случай уточнил Меркулов.
Пак поглядел на него с иронической ухмылкой, как бы говоря: ты просто прикидываешься или действительно не понимаешь, о чем речь? Но тут же вновь принял свой обычный вид и довольно скучно сообщил:
— Все кабинеты, кроме этого, Юри взял под технику. Скрытое теленаблюдение и прослушивание, видео- и аудиозапись. Управление может осуществляться с пульта. Я потом покажу его. А этот кабинет он сделать не успел. Понимаете? Его придется делать вам, но не нарушая интерьера. Если в других мы согласовывали его работы с ремонтом или переоборудованием, то здесь такое невозможно. Ясно? А техника должна стоять, причем не только стоять, но и отлично работать. Сроки самые сжатые.
— Я должен начать здесь прямо сейчас?
— Нет, это немного подождет, — Пак взял Петра под руку и повел его к лестнице на третий этаж: почти неприметной, скрывавшейся за узкими резными деревянными дверями с умело вмонтированным в них видеоглазком телекамеры. — Я покажу вам в некотором роде святая святых. Доверяя, я щедро награждаю, а за отступничество жестоко караю.
Леонид своим ключом открыл дверь и пригласил Меркулова пройти наверх.
— Может быть, не стоит? — Петр остановился на пороге, не переступая его. — Не стоит меня пугать и не стоит доверять, если есть хоть капля сомнения.
Пак тоже остановился и испытующе посмотрел на него, словно раздумывая: действительно, стоит ли доверять? Однако убедившись, что Меркулов выдержал его взгляд, улыбнулся:
— Вам не придется сюда часто ходить, поскольку здесь развлекаются сильные мира всего. Всего нашего замкнутого в границах России мира, или мирка. Как будет угодно. Пусть не все сильные, может быть, даже не самые сильные, зато нужные. Пошли! Сегодня вы должны сделать здесь одну работу.
Следуя за ним по лестнице, Петр попытался определить, в каком крыле здания они находятся? Кажется, игорный зал — огромный, сияющий огнями, со столами рулеток, — на втором этаже другого крыла или посередине дома, а здесь нечто типа надстройки?
Вышколенный охранник молча пропустил их в отделанный панелями под красное дерево коридор, освещенный неярким светом бра. Тихо журчал маленький фонтан в холле, где был устроен небольшой зимний сад. В конце коридора мелькнула неясная женская фигура и тут же исчезла.
Проходя вдоль коридора, Петр обратил внимание, что в него выходят всего несколько дверей — неужели за ними огромные залы для лукулловых пиршеств или поражающие воображение апартаменты? От одной двери до другой он насчитал сорок шагов. Ничего себе! Как же здесь развлекаются сильные мира сего, или, по выражению Пака, — сильные мира всего? Или их тут чем-то развлекают? И сколько вбухали денег во все эти дела? Уму непостижимо определить стоимость не только самого казино «Бон Шанс», но и его потаенных уголков.
Свернув к запасному пожарному выходу, — наглухо закрытому и снабженному датчиками сигнализации, — Леонид вытянул из кармашка связку ключей и открыл замаскированную под панель дверь. Быстро пропустив вперед Петра, он захлопнул ее, и наверху, под низким потолком, тут же зажглась тусклая лампа контрольного освещения. Впереди, за распределительным щитком, оказалась еще одна дверь — серенькая, неприметная и, судя по всему, стальная. Пак открыл ее сейфовым ключом и, тщательно заперев за собой, повел Петра по узенькому — не разминуться вдвоем — коридорчику. Свет в него падал через странные, разных размеров окна, очень похожие на тонированные стекла автомобилей дорогих марок.
Заглянув в одно из них, Меркулов поразился — он увидел роскошный будуар с широченной постелью и не сразу понял, что смотрит внутрь комнаты через зеркало, прозрачное с обратной стороны. Неужто здесь публичный дом?
— Кто не интересуется ни картами, ни вином, тот не может устоять против женских чар, — словно подтверждая его мысль, заметил Леонид.
— Совершенномудрый сначала теряет интерес к вину, затем к женщинам, потом к друзьям и наконец к самому себе, — ответил ему древней китайской поговоркой Петр.
— А вы философ, — засмеялся Пак. — Наверное, интересовались Востоком?
— В ранней молодости, — хмыкнул Меркулов. — Это и есть ваша святая святых?
— В некотором роде, — кивнул Кореец.
Петр прошелся до конца узенького коридорчика, заглядывая в окна-зеркала: просматривалась любая комната, но все они сейчас были пусты, лишь в одной возилась горничная в кокетливом платьице, меняя постельное белье. Судя по движениям ее губ, она что-то напевала, но ни единого звука не долетало в бетонированную щель-коридор.
— Полная звукоизоляция, — подтвердил Пак. — Здесь тоже успели сделать далеко не все. Работайте хоть от зари до зари, но за сутки я хочу иметь возможность, не выходя из своего кабинета, видеть и слышать, что происходит в любом из этих апартаментов.
Меркулов еще раз заглянул в зеркало-окно. Горничная уже застелила широченную низкую кровать и взбивала подушки. Бросив взгляд в зеркало, через которое наблюдал за ней Петр, она поправила волосы, потом разгладила легкую складочку на шелковом покрывале и вышла в другую комнату.
«Наверное, ее я видел, когда вошли сюда», — подумал Меркулов и обернулся к Корейцу:
— Нужны силовые и видеокабели, причем тонкие и высокого качества. Я, конечно, посмотрю, может быть, удастся сопрячься с уже существующей системой, чтобы ускорить работу, но за сутки?..
— Оборудование уже есть, вам обеспечат все необходимое и полную конфиденциальность. Но все надо сделать до завтра! — отрезал Пак. — Это не прихоть, а суровая необходимость, как на войне… Пошли в мой кабинет, там напишите, что вам нужно, а пока все будут готовить, проедемся в одно местечко.
— Еще один объект? — выходя следом за ним в коридор третьего этажа, не удержался от вопроса Петр.
— В некотором роде, — уклонился от прямого ответа Кореец. — Но, мне кажется, там все значительно сложнее, чем здесь.
Молча они спустились вниз. В кабинете Леонид подал Меркулову лист бумаги, ручку, дал план строения и схему уже установленной техники, и Петр погрузился в расчеты, воспользовавшись микрокалькулятором хозяина. Тем временем Пак звонил кому-то по телефону, спрашивал, не давал ли знать о себе Снегирев, и занимался своими бумагами.
Закончив работу, Петр отдал хозяину казино листок с расчетами, тот тут же вызвал кого-то из сотрудников и приказал немедленно все привезти.
— Поехали, — Пак встал, открыл встроенный шкаф и надел пальто. — Кстати, учтите, что о том месте, где мы побывали, не знает даже пронырливый Генкин. Говорить об этом можно лишь со мной или Александром Александровичем. И полная тайна в работе.
— Я учту, — заверил Меркулов…
На неизвестный объект поехали на машине Леонида, причем он попросил Петра взять приборы, с помощью которых можно обнаружить, есть ли в здании защита от несанкционированного электронного проникновения. Любым способом.
Вел автомобиль сам Кореец. На заднем сиденье устроились один из его неразговорчивых телохранителей и Меркулов с сумкой. Уже почти совсем стемнело, и Петр плохо различал дорогу: машина проскочила по проспекту Мира, а потом Пак свернул и начал петлять по слабо освещенным улицам, то ли специально не давая пассажиру возможности запомнить, куда его везут, то ли не желая сам быть обнаруженным при приближении к загадочному объекту.
Наконец остановились во дворе старого, высокого дома, и Пак, опустив стекло дверцы, показал на глухую стену стоявшего неподалеку здания:
— Это здесь. Попытайтесь пощупать их прямо из автомобиля.
— Я попытаюсь, — ответил Петр, открывая сумку. — А мы можем хотя бы проехать мимо фасада? Хочу попробовать и там: вдруг удастся проверить окна?
— Хорошо, — немного подумав, согласился Леонид. — Работайте.
Для начала Меркулов включил аппаратуру, позволяющую снять информацию через резонанс строительных конструкций, но сразу же наткнулся на сильные помехи — вне сомнений, неизвестный объект обладал определенной защитой, но был ли он надежно «закрыт» от всех вариантов возможного электронного проникновения? Для видимости повозившись еще с несколькими приборами, он сообщил:
— Защита есть, — и, подумав, решил сказать правду: — Но не знаю закрыты ли все каналы. Посмотрим фасад?
— Без этого нельзя? — Пак сердитым щелчком отправил за окно окурок сигареты.
— Воля ваша, — пожал плечами Петр. — Конечно, лучше побывать внутри…
— Пока это исключено, — Леонид выехал со двора.
Меркулов приготовил приборы и весь обратился во внимание: куда они поехали? Поворот, еще поворот, и машина выскочила на ярко освещенную, достаточно оживленную улицу. Где-то в стороне прогремел трамвай, но смотреть на таблички на домах нет ни времени, ни возможности — сейчас, главное, ответить на вопрос хозяина казино и узнать назначение объекта. Может быть, там есть вывеска?
— Пожалуйста, помедленнее, — попросил Петр. — Сбросьте скорость.
Кореец чертыхнулся сквозь зубы, но послушался. Ага, вот ярко освещенные окна какого-то офиса, изнутри прикрытые плотными шторами. Направив луч прибора на окно, Меркулов поймал в ответ только помехи: луч «плясал» на стекле, явно те, кто сидел в офисе, не желали сделать свои секреты достоянием гласности. Виброакустический канал у них надежно прикрыт. Это неудача, зато Петр успел заметить солидную медную доску с выпуклыми буквами «Альтаир». Кажется, он уже слышал название этой фирмы на похоронах знаменитого Адвоката и бедного Ояра? Любопытно…
— Надеюсь, у вас тоже все закрыто от чужих? — убирая приборы, как бы ненароком поинтересовался Меркулов.
— Ваш предшественник постарался, — бросил Пак. — Но придется проверить…
Когда они вернулись, в кабинете уже лежали аккуратно свернутые бухты необходимых кабелей, белый халат, тапочки, бесшум ная дрель и ящичек с набором шведских инструментов.
— Можно предупредить жену? — попросил Петр, кивнув на телефон.
— Будет волноваться? — засмеялся Пак и подвинул аппарат ближе. — Звоните. Кстати, я оставлю вам одного из своих телохранителей: он будет делать то, что вы скажете. Если захотите есть или отдохнуть, он все организует. Даже женщину.
— Этого, думаю, не потребуется, — сухо ответил Петр, набирая номер.
— Как знать? — усмехнулся Кореец и взял трубку зазвонившего телефона мобильной связи. — Да… Это ты?.? Так…
Исподтишка наблюдавший за ним Меркулов заметил, как лицо Пака словно закаменело, а глаза заблестели тускло и холодно, как у змеи, готовой к броску.
— А где Снегирев? — не предвещавшим ничего хорошего тоном бросил в микрофон хозяин казино…
Ирина не находила себе места с того момента, как Петра куда-то повез Сан Саныч. Что они задумали, почему Меркулова не видно в казино, или он туда не возвращался? Домашний телефон тоже не отвечал — куда они задевали Петра, уж не случилось ли чего, спаси Бог?! Пусть она многого не знала, но прекрасно догадывалась: от такой публики, как Кореец с его телохранителями и вкрадчиво-лживый Снегирев, можно ожидать чего угодно. Особенно после безобразной сцены, устроенной этим дураком — охранником Соколовым. Хотя, вроде бы, в кабинете у Пака беседа шла вполне нормально?
Едва дождавшись конца работы, она помчалась домой и начала с лихорадочной поспешностью упаковывать клетку с чижиком — прекрасный предлог поехать самой к Петру домой и все выяснить. Вдруг он просто не хочет отвечать на телефонные звонки? У него аппарат без определителя номеров и поди попробуй, догадайся, кто звонит. Решено, она едет! Генкина еще нет дома, и это только к лучшему: меньше ненужных вопросов и лишних подозрений.
Иногда машина барахлила, но сейчас завелась сразу, и Ирина сочла это добрым знаком. Лихо тронув с места, она помчалась к Чистым прудам — только бы Петр оказался дома: тогда ее душа встанет на место и, может быть, она заночует у него, чтобы не возвращаться, хотя бы сегодня, в прибранную, шикарно обставленную, сытую и благополучную внешне, но так опостылевшую квартиру Арнольда на Бронной.
Во дворе машины Меркулова она не увидела. Торопливо хлопнув дверцей, Ирина взбежала наверх и несколько раз подряд нажала кнопку звонка — так она всегда звонила раньше, еще в дни их юности. Он не может не помнить, не может не открыть, если дома. Но за дверью квартиры царила мертвая тишина, только отдаленно слышалась трель телефонного звонка, на который никто не отвечал…
Арвид позвонил Меркулову из автомата. Терпеливо выслушав десяток долгих гудков, он повесил трубку и зло выругался сквозь зубы — где его носит? Генкина тоже еще нет, и как узнать, зацепился ли их человек в казино, или все усилия оказались напрасны? Не звонить же этой старой мымре и кокотке в штанах — Арнольду — на работу? Там телефоны прослушиваются и многие разговоры записываются: это Арвид знал от покойного Юри. Так, но где же господин Меркулов? Не вильнул ли он хвостом, и не спрятался ли в тину? Зайти к нему домой?
Сев в машину, Арвид тоже поехал на Чистые пруды и, едва успев припарковаться во дворе дома Меркулова, заметил машину Ирины Архангельской. Откинувшись на спинку сиденья, латыш закурил и желчно усмехнулся: голубки свили себе гнездышко и развлекаются? Интересная и, вполне возможно, весьма полезная информация. Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, как любят говорить русские…
Немного постояв у двери, Ирина, как потерянная, повернулась и начала медленно спускаться по лестнице, все еще надеясь, что пока она дойдет до дверей парадного, ей навстречу попадется ее дорогой и любимый Петр. Теперь она понимала, как он действительно дорог ей. Ну где же он, где?
Петр на лестнице не встретился. Прижимая к груди клетку с птичкой, Ирина открыла машину и села на успевшее остыть сиденье. Подождать еще? Все-таки в машине можно включить отопление. Но сколько придется ждать? Отложить все до утра? Пожалуй, хотя впереди не самая лучшая ночь в ее жизни. Включив зажигание, она медленно выехала со двора и направилась кружным путем на Бронную, все еще надеясь встретить по дороге знакомые старенькие «жигули» Меркулова…
Увидев выходившую из подъезда госпожу Архангельскую, Арвид подобрался, как кот, почуявший мышь, — какой это такой сверток у нее в руках? Совершенно непонятная вещь: что она несет? И главное: она привозилаэток Меркулову, или у нее есть ключи от его квартиры, и она увозитэто? Как бы узнать?
«Значит, «голубков» связывают не только любовные отношения», — решил Арвид и тронул свою машину следом за «жигулями» Ирины, недоумевая, куда она едет? Неужели в казино? Но зачем? А если на Бронную, то отчего она избрала столь странный маршрут? Или опасается слежки и путает следы? Впрочем, все русские женщины немного странные, и никогда не знаешь, чего от них ждать в следующий момент… Нет, кажется, она все-таки едет на Бронную. Значит, это окажется в квартире Арнольда. Прекрасно, лучше не придумаешь: тот не только доложит о содержимом пакета, но и обеспечит самому Арвиду возможность взглянуть на его содержимое. Прекрасно! Теперь нужно точно убедиться в том, что госпожа Архангельская действительно направляется домой. Арвид успокоился, только проводив Ирину до дома и увидев, как она вошла в подъезд. На всякий случай он еще немного подождал, сидя в машине и покуривая, — не появится ли она вновь, — и лишь уверившись, что госпожа Архангельская вместе с загадочным свертком теперь в квартире Арнольда, он развернул машину и отправился к себе, довольно мурлыкая под нос непонятную песенку без слов. Что же, сегодня одна неудача может обернуться большой удачей завтра, а старый Арвид умеет ждать, как никто другой…
Не успела Ирина подойти к двери, как она распахнулась: на пороге стоял встревоженный Генкин.
— Где ты была? — его узенькие серые бровки поползли вверх, собирая на лбу складки морщин, что служило признаком явного неудовольствия. — А это что?
Он кончиками пальцев брезгливо дотронулся до небрежно упакованной клетки. Чиж затрепыхался, и Арнольд боязливо отдернул руку.
— Дай пройти, — Ирина отстранила его и вошла в прихожую. — Не задавай глупых вопросов. Я ездила к Меркулову, хотела отдать ему птицу, но Петра нет дома.
— А-а, — Генкин тщательно запер дверь. — Ты напрасно беспокоилась, его оставили на какую-то важную сверхурочную работу.
Ирина едва сумела скрыть вздох облегчения и отвернулась к зеркалу.
— И насчет птички ты совершенно напрасно беспокоишься, — усмехнулся Арнольд. — Я могу ему завтра передать ее сам.
— Нет! — Ирина резко обернулась. — Мы сделаем это только вместе!
— Но почему, помилуй? — Генкин совершенно искренне удивился.
— А чтобы ты тайком от меня не свернул чижику шею, — глядя ему прямо в глаза, отчеканила Ирина…
Расположившись у окна лестничной площадки, Борис хотел закурить, чтобы скоротать за сигареткой время ожидания, но передумал. Во-первых, хотя он и стоит между этажами, запах табачного дыма все равно может дойти до кого-нибудь из чересчур бдительных жильцов или пенсионерок-ревнительниц чистоты и порядка в подъезде. Судя по всему, не похоже, чтобы здесь курили, поэтому лучше не испытывать судьбу, а то высунется какая-нибудь мегера и начнет орать, а привлекать к себе внимание нельзя.
Во-вторых, он не только догадывался, но и прекрасно знал, что сейчас произойдет в квартире, куда затащили Федюнина: все это не займет много времени, тем более что Сан Саныч не любит рисковать и постарается провернуть дело в считанные минуты. Бывшего мента уже вытрясли в другом месте, и говорить с ним больше не о чем. Жалости или сострадания к Федору Ивановичу Борис совершенно не испытывал — не умеешь играть, не садись за карточный стол, а коли продулся, умей держать ответ и платить долги! Неужто Федюнин не знал, в какие дела ввязался? Наверняка мог раскинуть мозгами, куда это в конце приведет: к могиле! Кстати, как ловко ему еврей-доктор мозги промыл, просто, как в цирке, когда разные гипнотизеры показывают фокусы, заставляя публику делать то, что им заблагорассудится. Небрежно так вывернул клоуна-мента наизнанку, а тот и слюни до пупка распустил. Умеет Сан Саныч находить нужных людей, этого у него не отнять.
Настороженно прислушавшись — не доносится ли на лестничную площадку подозрительных звуков из квартиры, куда затащили Федюнина, — но не услышав даже шороха, Борис немного успокоился и подумал, что после выстрела надо немедленно смываться. Садиться в тачки — и по газам, разлетаясь в разные стороны.
Неожиданно его внимание привлекла зарулившая во двор белая «девятка». Проедет мимо или остановится?
«Девятка» порыскала по двору, шаря в сумерках светом фар и выискивая удобное место для стоянки, потом приткнулась у следующего подъезда, и из нее вылез худощавый парень в куртке, с непокрытой вихрастой головой. Оглядевшись, он направился к дверям того подъезда, где караулил Борис, и это заставило его напрячься — неведомое чувство, возникшее внутри, подсказывало: появилась пока неведомая угроза, что-то неуловимо изменилось в гладком ходе задуманного Снегиревым дела, и стоило быть начеку. Ну, войдет парень в подъезд? Вошел.
Внизу тихо хлопнула дверь и на лестнице раздались чужие, легкие шаги. Борис затаился и ждал: вызовет парень лифт или начнет подниматься пешком? Нет, лифт не вызвал, а быстро перепрыгивая через две ступеньки, побежал наверх.
Отступив в угол, чтобы его не заметили с нижней площадки, Борис, на всякий случай, достал сигарету и зажигалку — если парень побежит выше, можно сделать вид, что зашел покурить в тепле или спускаешься сверху. Ну, что сейчас будет, пронесет или нет? А внут ри нарастало щемящее чувство неосознанной тревоги.
Увидев, как незнакомый малый остановился на площадке этажом ниже и начал медленно, как скрадывающий добычу зверь, подходить к дверям той квартиры, где находились Сан Саныч, доктор и Федюнин, Борис смял в большом кулаке незажженную сигарету и потянулся к рукояти пистолета, висевшего у него в подмышечной кобуре. Дело начинало принимать дурной оборот — еще на одного покойника они никак не рассчитывали.
Тем временем парень достал ключи и осторожно, стараясь не шуметь, открыл дверь и скользнул внутрь квартиры.
Борис мысленно обругал себя за медлительность — ведь у него же пушка с глушителем: надо было отдать вихрастому последний салют и положить его прямо у дверей.
«Да, но куда потом девать труп!» — остановил сам себя Борис и неслышно спустился вниз.
Дверь квартиры оказалась не заперта — видно, парень прислан для проверки Федюнина и, опасаясь неожиданностей, оставил себе открытым путь отступления. Что же, тем лучше! Хоть замочек плевый, все равно пришлось бы потерять лишнее время, открывая его отмычкой — тонкую, упругую, особым образом изогнутую проволоку-отмычку Борис постоянно носил, как булавку, за лацканом пиджака. Мысли о том, что в квартиру мог проникнуть тривиальный вор-домушник, у него даже не возникло: скорее, хозяева заждались условного знака от Федюнина, что уже он на месте лежки, и прислали проверяющего. Ах, как все неудачно!
Едва Борис приоткрыл дверь, в квартире бухнул приглушенный выстрел и что-то тяжелое с грохотом упало на пол.
«Конец менту», — понял Борис и, воспользовавшись шумом, продвинулся еще на несколько шагов по коридору, а потом осторожно заглянул в комнату. Увиденное сначала повергло его в шок.
Лицом к входной двери застыли бледный как мел Израиль Львович, казалось, ставший еще более раскосым, телохранитель Пака и Снегирев с посеревшим, как его пальто, лицом. Буквально в двух шагах, спиной к Борису стоял незнакомый вихрастый парень, направив на них подрагивавший в его руке ТТ.
— Не двигаться! Кто дернется, всажу пулю! — пригрозил он.
Около стола валялось кресло, и была видна безжизненно откинутая рука, перепачканная кровью. Рядом с ней лежал пистолет Макарова с полностью отведенным назад затвором: в магазине не осталось ни одного патрона.
Нервно наставляя ствол ТТ то на Снегирева, то на доктора, то на телохранителя, парень судорожно пытался вытащить что-то из кармана куртки и наконец выдернул из него портативный телефон мобильной связи, неуклюже пытаясь откинуть складной микрофон одной рукой.
— Мы можем договориться, — тусклым голосом сказал Снегирев. — И расстанемся без лишних эксцессов.
— Молчать! — прошипел парень. Видно, он понял, что в таком положении ему с телефоном не справиться, а нужно срочно вызвать подмогу, пока эти не опомнились от неожиданности. — Руки вверх! Медленно поднимайте! Теперь все медленно повернитесь лицом к стене. Ну!
«Боится стрелять, — понял Борис, поднимая пистолет на уровень вихрастого затылка незнакомца. — На его месте я бы подстрелил парочку, а Сан Саныча оставил для разговоров. Но это прилетел за своей смертью сосунок! И ему не повезло!»
Снегирев послушно поднял руки вверх и украдкой кинул на телохранителя Пака красноречивый взгляд — он знал, что тот носит за воротником нож, который умеет очень метко бросать из любого положения. В знак того, что он понял советника, телохранитель чуть прикрыл глаза, и это не ускользнуло от внимания Бориса: нож, это обязательно кровь! Не хватит ли крови одного, якобы застрелившегося Федюнина? И вообще, хватит тянуть!
Перехватив пистолет за ствол, он сделал шаг вперед и с размаху, безжалостно рубанул рукоятью по шейным позвонкам вихрастого. Раздался противный хруст, и, выронив ТТ, парень осел на пол, неестественно подвернув голову.
— Уф! — опуская руки, облегченно выдохнул Сан Саныч. — Я думал, у этого дурака в кармане граната.
— Какая граната? — свистящим шепотом сказал Израиль Львович. — Надо немедленно бежать! Хорошенький вид у меня сегодня будет в гостях. Ну и день! С вас еще причитается, уважаемый Александр Александрович!
— Все, все! — оборвал его Снегирев. — Все будет! Иди быстро вниз, вот ключи, открой мою машину и сиди в ней, как мышка! Я сейчас тебя отвезу.
Израиль Львович выхватил из его пальцев ключи и, бочком обойдя лежавший у дверей комнаты труп, пулей выскочил из квартиры.
— Зря ты его отпустил, — с акцентом сказал телохранитель Пака.
— Не волнуйся и не лезь не в свои дела, — отрубил Снегирев. — Так откуда взялся этот дурак?
Взгляд советника уперся в Бориса, и тот понял, что вопрос обращен к нему.
— Приехал на белой «девятке». Она стоит у соседнего подъезда.
— Ага, — усмехнулся Сан Саныч. — Белая «девятка»? Наверное, тот, который ушел, когда охотились за слухачом?
— Что делать будем? — прямо спросил Борис. — Двоих оставлять здесь нельзя. Да и тачку жалко — новенькая, а теперь без хозяина.
— Голову свою пожалей, — процедил Снегирев, направляясь к выходу. — Оставляем все, как есть. Подберите только ТТ. Пусть менты ломают головы. Тачку не трогать! Дверь захлопнуть. Пошли!
Они быстро вышли на лестничную площадку, и Борис захлопнул дверь. Спустились по лестнице, на счастье, никого не встретив по дороге.
— Ты на свою базу, — выйдя во двор, велел Снегирев Борису и обернулся к телохранителю. — А ты давай к хозяину. Позвони ему по дороге, наверное, волнуется. Я ему тоже перезвоню и подъеду, но позже.
Борис и телохранитель рысцой припустились к машине. Сан Саныч подошел к своей и увидел сжавшегося на заднем сиденье Израиля Львовича. Открыв дверцу, Снегирев сел за руль и молча вывел машину на оживленное шоссе.
— Тебе куда? — не оборачиваясь, спросил он у доктора.
— В центр, — буркнул Израиль Львович. — И вообще, Саша, я не желал бы вновь пережить подобные…
— Тысяча баксов устроит? — следя за дорогой, небрежно спросил Снегирев.
— Сверх гонорара? — уточнил доктор.
— Да.
— Устроит, — вздохнул Израиль Львович. — Но все равно…
— Помолчи, пожалуйста, — попросил его Сан Саныч. — Асфальт скользкий, как каток, а мы идем на приличной скорости. Не отвлекай, если хочешь попасть сегодня в гости!..
Узнав о случившемся, Алексей Петрович Молибога был как громом поражен — выкормыш покойного Адвоката, которого он не держал за серьезного противника, показал свои зубы, так напоминавшие волчий оскал Малахова. Конечно, там, наверняка, не обошлось и без хитрого Снегирева, но, тем не менее, такого резкого и кровавого поворота событий Молибога никак не ожидал. Нет, он думал, что они взвизгнут и попытаются куснуть, но чтобы так!..
Дело начинало приобретать слишком серьезный оборот, и на легкую победу, на которую они с Чумой надеялись после гибели Адвоката, теперь рассчитывать не приходилось: потеряли сразу двоих — пусть недалекого, но очень надежного и исполнительного Федюнина и шустрого, пронырливого, удачливого Игорька Соболева, умевшего выбираться из самых сложных ситуаций. Вспомнить хотя бы его трюк с трейлером. Третий — слухач Душин.
Молибоге не верилось в самоубийство Федора Ивановича так же, как не верилось в то, что Федюнин мог прибить Соболева, перед тем как пустить себе пулю в рот, нажравшись водки до потери пульса. Поэтому используя старые, но еще надежные связи и нажав на нужные рычаги, Алексей Петрович сам побывал на месте происшествия, желая увидеть все собственными глазами.
Увиденное подтвердило самые худшие подозрения и оглушило ворохом новых, внезапно свалившихся на голову забот. Осторожно задавая вопросы, Молибога выяснил, что Игорек был без оружия. Но ведь он ходил с пистолетом ТТ — это Алексей Петрович знал совершенно точно, поскольку сам выдал Соболеву незарегистрированный ствол! Где и как он теперь выплывет и какие новые неприятности принесет?
Ладно, сейчас значительно важнее не искать пропавший ТТ, который, наверняка, забрали те, кто расправился с Федюниным и Соболевым, а спускать дело на тормозах. Федор Иванович — ладно, он к «Альтаиру» официально не имел никакого отношения, а вот Игорь числился курьером. Если все не замять, Славик-Молотов не забудет и не простит: «Альтаир», возглавляемый Вячеславом Михайловичем Чумаковым, должен быть вне всяких подозрений и не замешан ни в каких скандалах. Не хватало еще, чтобы название фирмы в связи с трагическими происшествиями мелькнуло в какой-нибудь городской желтой газетенке, охочей до криминальных новостей.
И Молибога завертелся волчком — улещивая, одаривая, обещая, уговаривая и откровенно покупая бывших сослуживцев.
— Ну сломался человек, — разводя руками, со слезой в голосе говорил Алексей Петрович. — Сами знаете, как сладко есть наш хлеб, сколько нервов за время службы вымотают. Тем более одинокий, без поддержки семьи… Небось, выпили вместе, подрались, а когда увидел, что натворил, пустил себе пулю… Опять же, хотел избежать позора суда, и даже нас с вами этим прикрыл, чтобы потом не говорили: вот, мол, какие они, менты поганые!
Его слушали, согласно кивая головами, особенно после того как он наедине — упаси бог, чтобы кто-то увидел и хоть что-то заподозрил, — совал конверты в карманы знакомых.
— Да, неприглядная история, — согласился один из старших чинов, уже успевший перетолковать с Молибогой с глазу на глаз. — Пожалуй, раздувать кадило не станем. Картину будем считать ясной.
Только убедившись, что все удалось поставить на нужные рельсы и пустить в нужном направлении, Алексей Петрович поехал в офис, однако предстоящий разговор с Чумой его беспокоил, вызывая серьезную тревогу.
В принципе, Молибоге было глубоко плевать на то, как кончил Федюнин. Больше волновало другое — противник просто съел пешку или выпотрошил ее, безошибочно выйдя на более серьезную фигуру? Удалось, как было задумано, хоть как-то прикрыть Жамина, или все усилия оказались пустыми хлопотами? И если Федора потрошили, то что он мог выдать?
Хотя, на его теле не нашли никаких отметин: может, и обошлось, поскольку одними угрозами и уговорами из Федюнина мало чего можно было выдавить? Разве, порядочную порцию московской вариации общероссийского мата? Но не промахнулся ли где сам Молибога? Уж слишком красиво и жестоко убрали Федьку! Чувствуется почерк снегиревской выучки, а жестокость — Пака, унаследованная им от Адвоката, любовно взращенная и выпестованная старым законником в молодом преемнике. Игорек, скорее всего, влетел в это дело дуриком, поехав по заданию Молибога проверить: где Федька, почему не отвечает на телефонные звонки на отведенной для пересиживания квартире? Вот и проверил…
Нет, Вячеславу лучше всего не говорить, а паче того, ни в коем случае не делиться никакими сомнениями. Итак, началась война, но пока она больше напоминает пограничные стычки и разведку боем, а Чума пойдет рубить сплеча, как с Адвокатом. Ох, не надо было так торопиться убирать старика: глядишь, нашли бы общий язык! А теперь как знать, каким боком выйдет его смерть и Чуме, и самому Молибоге, особенно если проклятый Кореец перенял все главные воровские законы, а по ним за смерть пахана из-под земли достанут! На Чуму плевать, ему давно туда дорога, но вот как сам Алексей Петрович?..
Чума ждал помощника в своем кабинете. Не дав раскрыть рта, жестом предложил перейти в комнату отдыха и первым опустился в глубокое кресло.
— Рассказывай!
Алексей Петрович во всех подробностях расписал свои метания на месте происшествия и заверил: все «замажут», списав на пьяную драку и самоубийство, а фирма «Альтаир» нигде фигурировать не будет.
— Хорошо, — костистое лицо Вячеслава Михайловича немного смягчилось.
— Федьку, конечно, жалко, — притворно вздохнул Молибога, — зато прикрыли Жамина и обеспечили возможности его дальнейшего использования.
— Точно? — хозяин поднял на него тяжелый взгляд.
— Я уверен, — хотя он ни в чем абсолютно не был уверен, солгал Алексей Петрович. Но не подставлять же свою голову!
— Шут с ним, с твоим Федькой, — небрежно отмахнулся Чума. — Конечно, царствие ему небесное, но он не многого стоил. Из твоей ментовки каждый день на пенсию толпу таких дураков выпускают… Подложил он нам свинью, да еще этот недоумок Игорь влез и дело подгадил. Лишние расходы! Да еще ствол его уперли, суки, а потом из него же по нам и пальнут.
Вячеслав Михайлович встал, открыл бар, поставил на стол бутылку водки и тарелку с бутербродами. Немного подумав, вместо рюмок выставил стаканы с толстым дном. Сам открыл бутылку и разлил спиртное:
— Ладно, помянем их по обычаю, — он опрокинул стакан в широко открытый рот. Молибога медленно выцедил водку и взял бутерброд с семгой.
Некоторое время молча жевали, потом приняли по второй, и хозяин закурил.
— Пак, гаденыш, как зло огрызается, — глядя на кончик сигареты, задумчиво сказал он. — Может, пора отправить его следом за Адвокатом?
Алексей Петрович чуть не поперхнулся: Чума, как всегда, в своем репертуаре: пулю в затылок — и все дела, а открытую войну сейчас начинать: смерти подобно. Надо его отговорить, пока окончательно не вошел в раж.
— Слишком много трупов — тоже нехорошо, — разливая по стаканам остатки водки, буркнул Молибога. — Всех ментов не купишь. А кроме них и контора Снегирева есть, там еще сложнее подмазывать оси, чтобы колесики в нужную сторону вертелись.
Вячеслав Михайлович молча взял стакан, выпил и жадно дососал до фильтра сигарету — по оставшейся от зоны неистребимой привычке, от которой он старался отучиться, но никак не получалось. Видно, въелась в кровь.
— Ладно, — наконец мрачно сказал он. — Уговорил, погодим. Кстати, Кореец, вроде бы, взял себе нового парня вместо Юри?
— Ну, парнем его назвать трудно, — почувствовав перемену в настроении шефа, немного оживился Алексей Петрович. — Полтинник скоро. Он не только ровесник Ояра, но дружок молодости.
— Любопытно. И что?
— Специалист высшего класса, не хуже покойного приятеля. На него, по моим сведениям, уже кое-кто обратил внимание, но о результатах пока говорить рано. Я пытался противодействовать: в казино ему наш человек подстроил провокацию, а потом подбросил ключ и брелок-фонарик.
— Какой ключ? — не понял Вячеслав Михайлович.
— Его заперли в подвале, — объяснил Молибога, — после того как один из охранников якобы узнал в нем сотрудника военной разведки. А в подвал подбросили ключ от двери и фонарик-брелок, чтобы не заблудился в темноте. Но он не сбежал.
Вячеслав Михайлович достал из бара вторую бутылку, открыл, налил в свой стакан, не предлагая помощнику, и залпом выпил. Отставив стакан, начал мерить шагами комнату отдыха, глядя себе под ноги, словно изучал узоры дорогого ковра, постеленного на полу. Молчание хозяина всегда угнетало Алексея Петровича: он никак не мог научиться угадывать, о чем думает Чума и какие решения созревают в его голове. Зачастую они поражали помощника полной алогичностью, но, как ни странно, столь же часто оказывались единственно верными.
— Так ты говоришь?.. — остановившись напротив Молибоги, протянул Вячеслав Михайлович и замолк, словно потеряв нить разговора. Но потом вдруг вскинул голову и без всякой связи с предыдущим сказал: — Может, нам тоже стоит к нему приглядеться? Ну, к этому специалисту, которого пригрел Пак? Вот что, поручи-ка ты это дело…
— Не нужно никому поручать деликатные вопросы, — немедленно откликнулся Алексей Петрович: не хватало еще столь серьезные нити отдавать в чужие и, вполне возможно, не такие умелые руки, как его. А, главное, лучше всегда самому быть на острие основного направления и иметь возможность манипулировать полученными данными и, следовательно, влиять на людей. Пусть в минимальной степени, но в свою пользу.
— Не нужно поручать, — повторил он. — Я сам им займусь.
Вячеслав Михайлович отошел к широкому окну и, чуть сдвинув штору, поглядел на несущийся внизу бесконечный поток машин. Как фантастические рыбы блестя под летящей с неба моросью выпуклыми, казавшимися покрытым отражающим свет фонарей лаком крышами, они текли и текли рекой цивилизации, словно олицетворяя собой раскинувшийся вокруг огромный город, в котором он страстно желал занять более высокое положение, чем имел сейчас.
Почему нет, чем он хуже других? И так уже сделано много шагов к заветной цели, и он сделает все, чтобы достичь ее, ни считаясь ни с чем! У него есть деньги, и их должно стать еще больше, а деньги дают неизмеримо огромную власть и даже могут помочь приобрести депутатскую неприкосновенность: купили же себе ее другие, не меньше его мотавшиеся по зонам и пересылкам?
Что такое Молибога, кроме как послушное орудие в его руках? Даже лучше, если он сам набивается лезть туда, где свободно можно сломать шею, как сломали ее Игорьку Соболеву. А уж на что тот был изворотлив! Алешка изворотлив еще более и пусть попробует, не стоит ему мешать проявлять инициативу: вползай к Паку змеей, проскальзывай мышью — лишь бы добился нужного результата!
— Хорошо, — вернувшись к столу, сказал Чума. — Не возражаю, занимайся сам. Но смотри!
— Вячеслав Михайлович! — обиженно вскинулся Молибога.
— Ладно, — отмахнулся шеф. — Наливай еще по чуть-чуть. Выпьем за успех нашего дела…
Весь день после посещения банка Паком и Снегиревым Жамин провел, как в дурмане — он машинально отвечал на телефонные звонки, не вникая в суть, ставил подписи под бумагами; не, чувствуя вкуса пищи, съел обед и едва дождался конца работы, чтобы наконец поехать домой, где его с тревогой ожидали члены семьи.
— Думаю, можно пока всем разъехаться, — прямо с порога объявил Виталий Евгеньевич и, пригласив с собой зятя, закрылся с ним для конфиденциального разговора.
Рассказав во всех подробностях о последних событиях, он выжидательно уставился на Игоря: что тот скажет? Эта неприглядная история заставила Жамина поверить в способности зятя прогнозировать ситуацию и верно оценивать ее перспективы.
— Сейчас нужно быть очень осторожным, — заметил Игорь. — Наверняка, они будут присматриваться и ждать любого ложного шага с твоей стороны, а коли дождутся — тогда конец.
— А если снова придут те? — Виталий Евгеньевич боязливо передернул жирными плечами. — И снова начнут принуждать? Если откажешься, что им стоит пустить пулю в лоб? Мало, что ли, банкиров схоронили? Пойми, — он прижал руки к груди, — не о себе, о вас всех думаю!
— Не придут, — убежденно ответил Игорь. — По крайней мере, в ближайшее время. Они тоже, надеюсь, не дураки и прекрасно понимают, что два раза подряд один и тот же финт не пройдет. Поэтому, думаю, как минимум полгода покоя тебе обеспечено. Но все равно будь настороже, а то бумажку какую специально подсунут или еще чего.
— Вот именно, еще чего! Не вчера я родился, — немного оживился Жамин.
Игорек-то, пожалуй, прав — не станут его беспокоить в ближайшее время, не дураки же они на самом-то деле?! А ему даже и полгода не нужно, дабы решить все дела. Хватит и пары месяцев. Сейчас важно проверить, пришли ли обещанные деньги на счет фирмы на Кипре, и, если они уже там, сниматься с места и помахать ручкой в иллюминатор самолета всем этим пакам, снегиревым и мужикам в долгополых пальто, которые таскают в карманах пистолеты с глушителями…
Утром его ждало новое, крайне неприятное известие — покончил с собой начальник смены инкассаторов Федюнин. Напившись водки, он пустил себе пулю в рот из служебного пистолета, а перед этим подрался с каким-то парнем и не то серьезно покалечил его, не то убил.
Сначала Виталий Евгеньевич не мог вымолвить ни слова от страха — одного из исполнителей акции с ложной инкассацией убили! Чего уж тут лицемерить, убрали Федора Ивановича — и концы в воду, а теперь остался он — Жамин! Не придут ли и за его жизнью, чтобы окончательно скрыть все там, куда никому уже не добраться?
Но по здравому размышлению он решил, что ему не зря велели ссылаться и сваливать все на Федюнина — видно, судьба бывшего милиционера уже была предопределена и его принесли в жертву, дабы сохранить более тяжелую фиругу: самого банкира. Однако тут же Виталий Евгеньевич снова поскучнел — уж коли так, то, следовательно, вновь рассчитывают воспользоваться услугами его, Виталия Евгеньевича? По расчетам зятя, это должно случиться не раньше чем через полгода, но кто знает этих друзей: есть ли в запасе шесть месяцев у Виталия Евгеньевича? В любом случае месяц-другой есть, а за шестьдесят дней толковый человек успеет многое. Бог вообще сотворил мир за неделю! Пусть он не Бог, однако просто обязан сотворить свой новый мир в самые сжатые сроки.
Вновь ожив, словно его сбрызнули живой водой, Жамин пробежался пальцами по клавишам селектора и, немного задержавшись на одной, решительно нажал ее.
— Я слушаю, Виталий Евгеньевич, — откликнулся приятный девичий голос.
— Людочка, зайдите ко мне, — приказал банкир и тут же дал распоряжение секретарше никого к нему не пускать и ни с кем не соединять, пока он будет работать с Людмилой Ивановной Цветковой над очень важными бумагами.
Встретив девушку у дверей кабинета, он тут же запер их на ключ и, проводив Людмилу к столу, усадил ее в кресло.
— Знаете, что случилось? — трагическим шепотом спросил ее Жамин, нервно расхаживая по кабинету и тиская одну в другой потные ладони.
— Что вы имеете в виду, Виталий Евгеньевич? — осторожно спросила она.
— Что? — он на секунду приостановился. — Лже-инкассаторы обобрали казино «Бон Шанс», а мы с вами оказались замешаны в этом.
— Боже! — она прижала ладони к щекам.
— Мало того, — подходя ближе к ней, зловеще продолжил Жамин, — вчера покончил с собой начальник смены инкассаторов нашего банка Федюнин. Он застрелился!
Людмила сжалась в кресле и потрясенно молчала. Ей стало страшно. Господи, что же теперь будет, неужели ее выгонят с работы? А новую найти не так просто, да и кто, в каком банке захочет взять ее после такого дела?
Всю жизнь ее семья едва сводила концы с концами, братья и сестры ходили в обносках друг друга, донашивая ботинки со сбитыми носами и вылинявшие от стирки рубашки и платьица, играли не в новые, а оставшиеся от старших игрушки, а отец с матерью выбивались из сил, чтобы напоить, накормить, выучить и хоть как-то поставить на ноги многочисленное семейство — наверное, не зря с иронией утверждают, что многодетность — это первый признак непреходящей нищеты? Может быть, в других странах это и не так, но только не в нашей.
И вот она наконец чего-то достигла, претворились в жизнь мечты о приличных туфлях, хороших зимних сапогах, модных платьях, и теперь все может рухнуть в одночасье? Только померещился призрак сытой, обеспеченной жизни, а волею судеб придется вернуться к вечной задавленности? Как закаменеет лицо отца, когда он узнает об этом, а мать, наверняка, зайдется в истерике — ведь за старшей, потерявшей работу, у нее на руках еще четверо!.. Жамин неслышными шагами ходил за ее спиной, жадно впиваясь взглядом в тонкую девичью шею с нежными завитками волос, похотливо поглядывал на неприкрытые юбкой колени и бурно вздымавшуюся от волнения грудь, туго обтянутую узкой модной кофточкой. Как ему хотелось обладать всем этим! Вдруг сейчас настал как раз тот момент, когда он сможет это сделать, если подойдет к ней с умом и выступит в роли спасителя? Девка — дура, но хороша! Попробовать? В конце концов, чем он рискует? Получить от нее по морде? Да решится ли она на это в такой ситуации?
— Я не знаю, что будет с вами, — тяжело дыша, Виталий Егвеньвич остановился за спинкой кресла, в котором сидела Людмила, и чуть наклонился к ней. — Понимаете?
Как бы дружески он положил пухлую руку на ее хрупкое плечо, и она схватила ее, как спасательный круг, подняв на банкира полные слез глаза:
— Виталий Евгеньевич, миленький, я же ни в чем не виновата, вы прекрасно знаете! Помогите, родненький! Куда же я…
Не слушая ее, Жабин легонько сдвинул руку чуть выше, и стал, как ребенка, гладить Людмилу по голове, словно успокаивая, а она всхлипывала и слезы градом катились по ее пунцовым щекам.
— Я помогу, непременно помогу, — как в бреду шептал Виталий Евгеньевич, опуская руку ниже и жадно лаская шею девушки, перебирая пальцами завитки тонких волос, трогая нежную мочку уха с маленькой сережкой-жемчужинкой.
Осмелев, он положил ей на плечо другую руку и потихоньку сдвинул ее к упругой груди. В ушах у него шумело от тока крови — наверное, опять поднялось давление, — во рту стало сухо и возникло непреодолимое желание обладать ею: прямо сейчас, здесь, в кабинете, наплевав на все!
— Ох, не надо, — слабо простонала Людмила, не решаясь остановить его, а он распалялся все больше и больше.
— Ну что вы, Виталий Евгеньевич! — она попыталась сдвинуть его ладонь со своей груди, но он, сделав вид, что поддался, добрался до выреза кофты и, уже вполне откровенно сопя от возбуждения, начал лезть под бюстгальтер, добираясь до соска.
Наклонившись, он стал покрывать поцелуями ее шею и щеку, как безумный шепча:
— Помогу, непременно помогу…
Преодолев еще одну попытку сопротивления, он сжал в ладони ее голую грудь и начал легонько массировать сосок между пальцами. Людмила закрыла глаза и словно закаменела, не отвечая на его грубые ласки, но и не отвергая их.
«Может быть, такова плата за благополучие?» — мелькнуло в ее горевшей голове.
— Я всегда… Давно, — запрокидывая ее голову и жадным поцелуем впиваясь в пухлые губы, шептал Жамин, свободной рукой расстегивая брюки, чтобы выпустить на волю давно перевозбужденную плоть.
— Озолочу… — оторвавшись от ее губ, прохрипел он. — Увезу за границу… Все дам…
Он немного развернул кресло, и зажмурившаяся от невозможности сопротивляться Людмила вдруг почувствовала, как к ее разгоряченной щеке прикоснулось что-то липкое, влажное, а жесткие пухлые пальцы схватили ее за подбородок, стремясь продвинуть это ближе к ее губам.
— Ну же, ну… Миленькая, — с присвистом дыша, шептал Жамин.
Собрав последние силы, она закрыла лицо руками и отвернулась, глухо воскликнув:
— Нет! Не надо сейчас, здесь… Я на все согласна, только не надо сейчас, здесь! Виталий Евгеньевич, миленький, не надо здесь! Я тут не смогу. Лучше вечером, мы договоримся с вами, я не обману.
За ее спиной Жамин стонал от страсти, зажимая руками извергающую семя плоть. Наконец он догадался вытащить носовой платок и, сделав из него подобие тампона, застегнул брюки. Проклятая тварь! Она еще смеет упрямиться?!
Резко развернув кресло, он с маху влепил Людмиле крепкую пощечину:
— Ты вздумала издеваться надо мной?
Она соскользнула с кресла, упала перед ним на колени и обняла ноги руками, прижавшись щекой к брюкам.
— Я ваша, ваша, — как заклинание, твердила Людмила. — Только не надо сейчас, здесь! Я не обману, миленький, не обману!
«Она моя раба! — с каким-то садистским наслаждением подумал Жамин. — Раба!»
— Смотри! — больно прихватив за ухо, он поднял ее и пристально поглядел в глаза, отметив, что в них метался страх.
— Как только скажете, как захотите, я сразу, — лепетала насмерть перепуганная и переполненная брезгливостью девушка.
— Иди, приведи себя в порядок и помалкивай, — по-хозяйски распорядился Виталий Евгеньевич. — Я тебе скажу, когда мы увидимся. Скорее всего, сегодня же вечером. С работы не отлучайся, чтобы тебя не искать.
Засунув одну руку в карман брюк и придерживая там набухший платок, он неуклюже дошел до двери и открыл замок. Опустив глаза в пол, Людмила скользнула мимо него в приемную, слегка задев его грудью, и от этого Жамину стало жарко. Скорее бы вечер! У него есть ключи от квартирки одного приятеля, туда он и притащит эту дуру, и пусть она там только попробует вывернуться и не удовлетворить любые его желания!..
Чувствительная видеокамера, установленная в комнате дома напротив банка, бесстрастно зафиксировала все происходившее в кабинете банкира, а всаженный в раму окна микрофон-игла записал все звуки, включая шепот и шуршание одежды…
Выполняя задание Пака, пришлось изрядно повозиться, но Петр нашел несколько оригинальных решений, иначе ему не справиться было с работой и в трое суток. В будуарах он поставил чувствительные микрорадиомикрофоны, которые «гнали» звук на камеру, установленную за зеркалом-окном, и всадил везде миниатюрные телеглазки. Так же он поступил и в других номерах, судя по всему, предназначенных для каких-то важных лиц, которых Кореец заманивал в свои сети.
Видео- и силовые кабели удалось перебросить этажом ниже через старую вентиляционную шахту, и на этом Меркулов сэкономил массу времени. Однако все равно пришлось вскрывать пол, загонять провода под плинтуса, аккуратно ставить их на место, потом монтировать в кабинете Пака пульт и проверять работу всех систем.
За стеной гремела музыка — наверное, гуляли в ночном ресторане казино. За окнами-зеркалами мелькали неясные тени, но Петру некогда было присматриваться, что там происходит, да и при постоянно торчавшем за спиной телохранителе хозяина заведения, не спускавшем с тебя глаз, не очень-то проявишь ненужное любопытство, хотя так и подмывало посмотреть, кого там обрабатывают умелые жрицы любви?
В игорном зале крутились рулетки, бежал по кругу маленький белый шарик, крупье объявляли ставки, публика тянула у стоек баров коктейли, а Меркулов тянул провода. Наконец, когда уже заведение собиралось заканчивать свой ночной марафон развлечений, он отладил последнюю систему и, устало откинувшись на спинку стула, выдохнул:
— Все! Могу идти домой!
— Леонид Кимович, наверняка, захочет посмотреть и проверить, — склонил на бок голову телохранитель. — Сейчас мы обедаем, потом вы отдыхаете до приезда господина Пака.
«Черт с ним, — решил Петр, — все равно без толку спорить».
Телохранитель отвел его в другое крыло здания и своим ключом открыл дверь трехкомнатного номера. Знаком предложив Меркулову располагаться в кресле, он подал ему солидную кожаную папку с меню ресторана. На папке было вытеснено золотом — «Бон Шанс».
— Выбирайте, что будете есть, а я позвоню и закажу, — охранник положил руку на телефонный аппарат. Петр быстро пробежал глазами по меню и обратил внимание, что цены не указаны. Да и блюда совсем не те, что предлагались сотрудникам на обед.
— Все за счет заведения, — уточнил телохранитель, — можете не стесняться в выборе.
— А другие как же? — Меркулов ткнул пальцем в пустую строку, где обычно указывались расценки.
— Сюда ходят только люди с деньгами, — усмехнулся телохранитель Пака. — Итак, что заказываем?
Петр был голоден, но деликатесы типа омаров в белом вине его не прельщали, и он заказал сто граммов шведской водки, бифштекс по-милански, плов, шашлык, овощной салат, кофе и пирожные, непременно безе. Не выразив никакого удивления подбором блюд, охранник продиктовал заказ по телефону, и буквально через пять минут у дверей номера постучали.
Официанта, или официантку, телохранитель в номер не допустил. Он сам вкатил тележку с тарелками и судками, сервировал стол и пригласил к нему Меркулова. Петр набросился на еду — кухня, как он уже раньше отметил, здесь была великолепной. После обеда телохранитель хозяина собрал грязную посуду, погрузил ее на тележку и, пожелав хорошего отдыха, покатил ее в коридор.
— Да, — задержался он на пороге. — Телефон только внутренний и выхода в город не имеет. Когда придет Леонид Кимович, вас разбудят. Халат и полотенца в ванной, новые.
Хлопнула дверь и дважды повернулся ключ в замке: Петра заперли, а изнутри дверь открыть было невозможно, если только при помощи отмычки или взлома.
Около телефона, стоявшего на тумбочке из карельской березы, нашлись фирменная пепельница, зажигалка и пачка сигарет «Кент». Закурив, Меркулов отправился осматривать номер. Первая комната, где он обедал, оказалась гостиной, следующая служила кабинетом — там стояли большой письменный стол с кожаным бюваром, удобные мягкие глубокие кресла и диван, а в третьей ждала широкая двуспальная кровать, застеленная свежим бельем, обстановку спальни дополняли трехстворчатый шифоньер и трюмо. Везде на полу толстые, дорогие ковры.
Санузел состоял из двух комнат — ванной с душем и туалета, где все было выдержано в черно-белых тонах. Вымывшись под душем, Меркулов накинул махровый халат, который оказался ему немного маловат, и завалился на кровать. Казалось, после крепкого кофе и напряженной бессонной ночи не уснуть, но как только он закрыл глаза, как тут же провалился в сон…
Разбудил настойчивый звонок телефона. Петр снял трубку параллельного аппарата, стоявшего на прикроватной тумбочке.
— Петр Алексеевич? — раздался в наушник голос самого Пака. — Отдохнули немного? Вот и хорошо, через десять минут жду, покажете, как манипулировать вашей аппаратурой.
— Я закрыт здесь, — равнодушно сообщил Меркулов.
— Все верно, — не удивился Леонид. — Кстати, в шкафчике в ванной есть бритва.
Услышав гудки отбоя, Петр положил трубку и встал. В ванной действительно нашлась в шкафчике отличная бритва «Ремингтон». Не успел он привести себя в порядок и одеться, как в дверях щелкнул замок: на пороге стоял телохранитель Пака, но уже другой.
Он молча выпустил Меркулова в коридор, запер дверь и повел специалиста по электронике к шефу.
Сегодня Кореец выглядел не таким озабоченным, как вчера. Казалось, он даже слегка помолодел, и его черные глаза больше не прятались в щелочки припухших век. Сделав небрежный приветственный жест, он поманил Петра к столу и выдвинул ящик, в котором был спрятан пульт:
— Сейчас наверху Сан Саныч. Я хотел бы проверить, как его слышно.
— Здесь включается звук и его запись, тут регулируется громкость, — Меркулов щелкнул тумблером и покрутил ручку настройки. Неслышно завращались кассеты диктофона, и из миниатюрного динамика донесся голос Снегирева:
— …и поставьте на тумбочку свежие цветы. Не обязательно розы, но что-нибудь этакое. Понимаете?..
— Как их увидеть? — усмехнулся Пак.
Еще один щелчок, поворот ручек настройки — и на экране маленького монитора появилась гостиная: Снегирев давал указания горничной, слушавшей его с почтительным вниманием и что-то помечавшей в маленьком блокноте.
— Другие комнаты? — отрывисто бросил Пак. Меркулов переключил на пульте несколько тумблеров, последовательно показав каждую из комнат, объяснил, как вести запись звука и изображения и как просматривать помещения, не производя видеозаписи. Задав несколько уточняющих вопросов, Кореец улыбнулся и крепко пожал Петру руку:
— Я доволен! Вас не зря рекомендовали как хорошего специалиста. Это премиальные за сверхурочную работу, — он подал Меркулову конверт. — А теперь прокатитесь с Александром Александровичем туда, где вы ставили технику в первый раз. Потом можете отдыхать до завтра. Утром я буду ждать вас. Есть еще кое-какие дела. Всего доброго…
Поехали опять на машине Снегирева. Выйдя из казино, Петр не увидел своих «жигулей» на служебной стоянке. Где его машина?
— Мы ее перегнали в другое место, тут рядом, — небрежно сообщил Сан Саныч. — Потом я вас подвезу прямо туда.
«Лихие ребята, — подумал Меркулов. — Даже ключей не попросили, не говоря уже о том, чтобы поставить в известность, хотя бы из вежливости, что твои «колеса» уходят без хозяина на другую стоянку. М-да, с ними нужно быть предельно осторожным».
Снегирев опять ехал какими-то переулками и проходными дворами. На месте быстро поднялись в квартиру, Петр сменил кассету и отдал записанную советнику Корейца. Тот убрал ее в кейс и покровительственно похлопал Меркулова по плечу:
— Устали? Я понимаю… Поехали к вашей «старушке».
Как оказалось, в двух кварталах находилась охраняемая стоянка. Снегирев быстро переговорил с дежурным, и вскоре Петр сидел за рулем своих стареньких «жигулей». Сан Саныч кивнул на прощенье и умчался, а Меркулов медленно выехал со стоянки и свернул в первый же попавшийся глухой двор.
Достав из кармана миниатюрное поисковое устройство, он выдвинул антенну, установил уровень естественного фона и тщательно облазил с прибором всю машину: сначала в салоне, потом снаружи. От Сан Саныча и компании можно ждать всего, но на этот раз обошлось — он не обнаружил ни радиомаячка слежения, ни каких-то других передающих или записывающих устройств. И на том спасибо, господа из казино, что отпустили его «старушку» из невольного плена «чистой».
Убирая в карман куртки поисковое устройство, Петр наткнулся пальцами на какой-то предмет, почти прорвавший подкладку и вот-вот готовый провалиться в образовавшуюся дырку. Вытянув его на свет, он увидел связку ключей от квартиры покойного Ояра. В свое время он, предвидя визит Арвида за ключами, заранее изготовил дубликаты, но события завертелись каруселью, задурив голову, и он так до сей поры и не собрался навестить последнее пристанище Юри. А надо бы взглянуть на него.
В любом случае, жилье может рассказать что-то новенькое о старом приятеле, и — чем черт не шутит? — вдруг удастся обнаружить тайник с дискетой: если бы люди Арвида нашли ее, то зачем латышам впутывать в это дело его, Меркулова? В подобные вещи посторонних посвящают лишь в крайних случаях. Следовательно, абдитория, — по-научному: тайник, — куда Юри спрятал пресловутую дискету, пока никем не обнаружена? Адрес просто впечатан в память, отсюда до этого района рукой подать и время еще есть — все равно его никто не ждет, а стемнеет не раньше, чем через час. Как ни крути, а проспал почти до одиннадцати, потом возился с Паком и ездил с Сан Санычем. Ну, теперь пора поехать и по своим делам…
Машину он предусмотрительно оставил за несколько кварталов до стандартной пятиэтажки, где было пристанище Ояра. Надо надеяться, что хозяева или новые жильцы там еще не появились, не то придется на ходу придумывать подходящую байку.
Обойдя вокруг дома и определив, куда должны выходить окна квартиры, Петр устроился во дворе на лавочке и закурил, внимательно наблюдая за стоявшими во дворе машинами, подъездом и окнами берлоги Юри. Кое-где жильцы уже зажгли свет, но окна той квартиры, которая его интересовала, оставались по-прежнему темными. Это вселяло надежду, что она пуста. Ну, нужно решаться — идти или нет? Не будешь же часами торчать здесь на ветру, высасывая сигарету за сигаретой и привлекая внимание прохожих?
Затоптав окурок, Петр взял в машине электрический фонарик со сменными цветными светофильтрами и направился к подъезду.
Лифта в доме не было. Поднявшись на четвертый этаж, он с минутку постоял, уравнивая чуть сбившееся дыхание и настороженно прислушиваясь к доносившимся звукам — на лестничную площадку выходили двери четырех квартир. Из-за одной слышался плач ребенка, из-за другой бодренький голос телевизионного комментатора. Но это все с одной стороны площадки, а с другой, за дверями обеих квартир, царила полная тишина.
Выждав еще немного, Меркулов подошел к двери квартиры Юри и снова прислушался. Тихо. Половичка у дверей нет, но это ничего — сегодня сухо и он не оставит следов мокрых подошв. А вот у дверей соседней квартиры половичок есть.
«Долго ты еще будешь тянуть? — спросил он сам себя. — Давай! Либо пан, либо пропал!»
Ключи, казалось, жгли ладонь, и он вставил первый в замок и повернул. Легкий щелчок: все в порядке, дубликат подошел и замок открылся. Теперь второй. Ключ вставлен, один поворот — и дверь потихонечку открылась сама, пахнув на него через щель застоялым воздухом нежилого помещения.
Толкнув ее кончиками пальцев, Петр осторожно шагнул за порог, неплотно прикрыл дверь — так, чтобы оставалась узкая полоска света с лестничной площадки, — и прижался спиной к стене: вдруг здесь кто-то притаился в темноте? Надо полагать, за дискеткой не зря идет охота? Тихо, ни шороха, ни скрипа, не ощущается запаха свежего табака и вообще, похоже, нет никаких признаков присутствия в квартире других людей, кроме него самого. Включив фонарь, Петр прикрыл стекло синим светофильтром и повел лучом вокруг — обрывки бумаг, пустая вешалка, затоптанный пол с отодранным линолеумом. Чуть сдвинувшись вправо, он направил луч в комнату, стараясь не светить в окно.
Никого. Вспоротый продавленный диван, сломанное перевернутое кресло, содранные обои, словно об них точила когти огромная кошка. И больше никакой мебели. Зато на окнах сохранились достаточно плотные занавески — они были полузадернуты, но закрывать их совсем Меркулов не стал: включать свет он не намеревался, достаточно и фонарика.
Так, теперь потихоньку на кухню. Здесь тоже пусто, только стоят две колченогие табуретки, и опять на полу вывороченный, выдранный линолеум. Наверное, тут хорошо пошуровали в поисках тайника, а он пришел уже далеко не первым, когда ярмарка уже закончилась и гости разошлись. Ну что же, все равно посмотрим: не пропустили ли они чего интересного?
Возвращаясь в прихожую, чтобы закрыть дверь, Петр обратил внимание, что здесь, как в прежних коммуналках, телефонный аппарат был установлен на стене. Он чуть приподнял трубку — как ни странно, в наушнике раздался долгий гудок.
Тихо притворив дверь и закрыв замки, Меркулов направился на кухню: его заинтересовало вентиляционное отверстие над плитой. Поставив один табурет на другой, он забрался на это шаткое сооружение, аккуратно снял декоративную решетку и запустил руку в узкую вентиляционную шахту, тщательно ощупывая ее стенки в поисках ввинченного шурупчика или гвоздика, к которому может быть привязана капроновая нить с пакетом на конце. Ничего! Или Ояр не решился доверить свои тайны вентиляционной шахте, или тут уже все обшарили чужие умелые руки и вытянули все, что там было. Но, скорее всего, там не было ничего.
Проверять пол и плинтуса не имело смысла — там и так старательно перепахано. Квартиру Юри обыскивали, причем обыскивали тщательно и, наверняка, не один раз. Посмотреть подоконник? Раньше Ояр любил такие места, но, видно, с возрастом его пристрастия изменились — подоконник тоже не дал ничего нового, хотя у Меркулова имелся изрядный опыт поиска скрытых вещей. В свое время ему пришлось научиться этому, так же, как и тому, чтобы самому надежно скрывать многое от чужих глаз и рук.
Он прощупал и простукал все двери, косяки и с тоской поглядел на бетонные стены со сбитым кафелем — искали тут старательно! Плюнув с досады, отправился в коридор: помнится, Ояр, разговаривая по телефону, любил черкать карандашиком по листу бумаги или по стене. Вдруг здесь что-то записано?
Действительно, рядом с аппаратом на замусоленной бечевке болтался огрызок карандаша. Подсвечивая фонарем, Петр приподнимал лоскуты оборванных обоев и внимательно разглядывал их. Нет, похоже, если что и было записано, то это оборвали и унесли, не оставив ему никаких шансов на удачу. Опытные люди действовали здесь спокойно и методично, не таясь, не то что он, при синем призрачном свете фонаря и сам, как призрак или тень, крадущаяся во мраке.
Внезапно его внимание привлекла странная, казавшаяся маленькой кляксой или каракулями то ли пентаграмма, то ли восточная скоропись. Что это? В молодые годы Ояр любил позабавиться непонятными рисункками и в особенности обожал скоропись китайских иероглифов — ведь они оба в те годы были китаистами. Ну-ка, чуть сдвинем синее стеклышко и посмотрим при нормальном свете. Да, на эту абракадабру никто и не обратил бы внимания. Никто из тех, кто не знал Юри с молодых лет!
Чем-то рисунок напоминал начало скорописи иероглифа «Чжень». Или это воспаленное воображение диктовало Петру, заставляя его принимать ничего не значащие каракули за желаемое? Да нет же, нет, действительно очень похоже!
Он осторожно оторвал кусочек обоев с рисунком Ояра и бережно спрятал в нагрудный карман рубашки — дома можно разглядеть получше. И настойчиво продолжил поиски рисунков и записей около телефонного аппарата. Однако больше ничего примечательного, вернее, вообще ничего не обнаружил. Нет, были какие-то черточки, углы, но это явно либо срывался карандаш, когда Юри что-то записывал, приложив листок бумаги к стене, либо просто баловался, ведя разговор и дурачась.
Итак, остается осмотреть комнату. В носу першило от запаха пыли — и когда только она успела собраться в таком количестве? Жутко хотелось курить и вообще бросить это занятие с поисками гипотетических тайников, отправиться домой и отдохнуть.
Неожиданно он услышал, как кто-то затоптался на лестничной площадке. Пришел сосед? Хорошо, если так, а если это еще один тайный визитер? Петр замер, стараясь даже не дышать: звукоизоляция здесь ни к черту!
Нет, сегодня ему явно не везло: в замке двери заскрежетал ключ и раздался щелчок, совсем так же, как он раздался, когда дверь отпирал сам Меркулов. Потом два поворота другого ключа — и дверь распахнули настежь. Кто-то грузно шагнул за порог и по-хозяйски повернул выключатель в прихожей. Свет тусклой лампочки показался Петру ярче летнего солнца.
Он тут же погасил фонарик и метнулся к двери комнаты, благо здесь практически не осталось мебели и нет риска наткнуться на что-то в полумраке. Но кто пришел? Впрочем, какая разница — ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Петра поймали здесь. Значит, придется прорываться, причем так, чтобы его не узнали. Прелестная получилась прогулка в берлогу Юри, ничего не скажешь.
Но сколько человек вошло? Похоже, всего один: он почему-то топтался в прихожей, и Меркулов ясно видел падавшую на пол его широкую, бесформенную тень. Что делать? Выскочить и неожиданно напасть первым? Фонарь достаточно тяжелый и им можно садануть неизвестного пришельца по черепу, оглушить — и за дверь. А если он минует комнату и пойдет на кухню, попробовать прокрасться на цыпочках и бесшумно уйти? Нет, не получится, будет слышен звук открываемых замков и хлопок двери.
Казалось, прошла целая вечность, пока в прихожей не чиркнула зажигалка и не потянуло знакомым, странно знакомым запахом крепкого табака. Незнакомец натужно закашлялся и что-то хрипло пробормотал.
«Арвид!» — обожгла Петра внезапная догадка. Он решил сам, подобно Меркулову, посмотреть, не осталось ли здесь еще чего не вспоротого, не прощупанного, незамеченного? И он никак не ожидает встретить здесь кого-нибудь, а уж тем более Петра, у которого совсем недавно сам забрал ключи от квартиры Ояра.
Прижавшись плечом к косяку двери, ведущей в комнату, и встав так, чтобы оставаться в полутьме, Меркулов затаился. В любом случае, куда бы Арвид ни пошел — в комнату или на кухню, — он неминуемо окажется сбоку от Петра, и вот тогда…
А что тогда? Резко ударить его локтем в переносье и вырубить, а возможно, и лишить жизни? Все-таки Арвид — пожилой человек и кости у него уже не такие крепкие. Фонарь тоже увесистый и может нанести ему серьезные увечья, а убивать или калечить латыша в планы Меркулова пока не входило.
Все решилось само собой. Послышались тяжелые шаги, они приближались, и внезапно в проеме двери выросла массивная фигура Арвида в его неизменном расстегнутом широкополом ратиновом пальто и шляпе, надвинутой на глаза. Не ожидая нападения, он шел размеренно и спокойно. И тут Петр, шагнув ему навстречу, резко ударил латыша носком ботинка под колено.
— Оу! — взвыл тот, сгибаясь пополам от неожиданности и жуткой боли.
Меркулов добавил ему фонарем по шее, и Арвид рухнул на грязный пол, как бесформенный мешок, беспомощно вытянув руки вперед, словно хотел схватить нападавшего.
Последующее было делом нескольких секунд: Петр быстро перепрыгнул через упавшего противника, метнулся в прихожую, погасил свет, на ощупь открыл замки и шустро выскочил из квартиры, тихо захлопнув на собой дверь. Спустившись на пару лестничных пролетов, он на секунду приостановился и прислушался — кажется, наверху тихо?
«Он говорил, что не боится ночной темноты, поскольку вооружен и у него есть охрана», — вспомнил Меркулов откровения Арвида. Вполне вероятно, что его машина и охрана ждут внизу.
Подняв воротник куртки и втянув голову в плечи, Петр припустился вниз по лестнице, уповая на то, что его союзницы сегодня — темнота и неожиданность. Хлопнув дверью подъезда, он рванул через двор, но не бегом, а торопливым шагом спешащего человека, одновременно зорко осматриваясь по сторонам. Ага, кажется, на углу стоит темная машина, и в ней сидят двое или трое? Уж не охрана ли Арвида?
Скорее прочь отсюда, пока латыш не встал на ноги и не поднял тревогу. Свернув за угол, Петр побежал туда, где осталась его верная «старушка». Только бы она сразу завелась, только бы не подсел аккумулятор и не спустило колесо, только бы улизнуть отсюда побыстрее.
Войдя в свою квартиру, Меркулов услышал требовательный перезвон телефона. Быстро подбежав, он снял трубку, уже догадываясь, кто звонит.
— Да, я слушаю.
— Где вы бродите? — не поздоровавшись, прохрипел Арвид. — Я уже несколько раз звонил.
— Простите, я слышал звонки, но не мог подойти, поскольку был в ванной, — не моргнув глазом, солгал Петр. Самое противное, если Арвид где-то поблизости и захочет сейчас зайти. Под каким предлогом ему отказать? Ведь тогда все может раскрыться: Петр не успел и куртку снять.
— Хочу вас предупредить, — прохрипели в трубку. — Будьте осторожны: дискету ищут и другие.
— А есть ли она вообще? — с наигранной небрежностью бросил Меркулов. — Может быть, это все просто блеф?
— Она есть, и на ней нечто серьезное, — словно не услышав его последних слов, упрямо сказал Арвид. — Повторяю, будьте аккуратны, даже если только обнаружите ее следы.
В трубке раздались короткие гудки…
Уже лежа в постели, Петр при свете бра разглядывал через лупу свой трофей — кусочек обоев из квартиры Юри. Правильно ли он прочел это как начало скорописи иероглифа «Чжень»? Ведь рисунок такой маленький и больше похож на бессмысленные каракули: не притягивает ли он за уши свою версию к тому, что не имеет к ней никакого отношения?
Ладно, пора спать. Утром предстоит опять ехать в паноптикум господина Пака под названием казино «Бон Шанс», где сборище раскрашенных кукол и питекантропов в смокингах старательно ловит свой большой шанс удачи и никак не может поймать его. В этом смысл их жизни или смысл игры, или смысл их игры в жизнь? Иногда, при взгляде на витрины дорогих магазинов, уже кажется, что у нас стало всего две категории населения — бандиты и все остальные, которых принято в протоколах называть потерпевшими. И он, как ни крути, относится к последней категории честных, но бедных людей, хотя многие из них уже мечтают сами стать бандитами. И это страшная примета времени.
Странное что-то творится в родном отечестве: для полного цирка еще рановато, а для обещанного всеобщего похода к Святой земле обетованной уже слишком поздно!
Но все равно — у него есть сын! Это так много значит для настоящего мужчины, если он действительно мужчина.
«Прежде чем я уйду, — засыпая, подумал Петр, — я должен, я просто обязан научить его сражаться и побеждать, чтобы он потом занял мое место в жизни…»
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8