Глава 9
Крупную добычу, которую взял на Новокузнецкой Бахарев, полковник Чуенков решил до поры никому не показывать и принял решение спрятать неизвестного мужчину у ментов, в одном из изоляторов временного содержания — обычно их привыкли именовать КПЗ, то есть камерой предварительного заключения. К сожалению, Виктор Николаевичи не располагал ни санкцией прокурора на арест, ни вообще какими бы то ни было бумагами. Мало того, он даже не знал ни фамилии, ни имени задержанного. Зато полковник был в близких приятельских отношениях с начальником одного из муниципальных отделов внутренних дел, где как раз имелась так нужная сейчас камера, — только попробуй пойти официальным путем, и тут же все всем станет известно, а даже горячую информацию стоило приберечь до поры, чтобы воспользоваться ею в нужный момент.
С милицией, вернее, с начальником отдела, Чуенков договорился быстро: тот обещал спрятать изъятый пистолет в сейф, а задержанного отправить за решетку на трое суток, но потом Чуенков берет всю ответственность на себя, особенно если вопрос не найдет разрешения. Со своей стороны Виктор Николаевич твердо обещал ментовскому подполковнику устроить несколько «консультаций» в одной богатой фирме. Естественно, за приличное вознаграждение.
Васина сфотографировали поляроидом и отправили в камеру, а Чуенков уехал, увозя с собой карточку задержанного. Он твердо помнил — на все про все у него есть не более трех суток, а часы уже затикали.
Гостить у ментов Евгению было не привыкать, хотя подобных встреч он всегда всеми силами старался избегать. Но судьбу все одно не перехитришь. Обитатели изолятора сразу признали в киллере серьезную птицу высокого полета и отнеслись к нему уважительно, не докучая ненужными мелочами. Закурив, — сигареты ему вернули, — Васин устроился на заменявшей нары широченной, жесткой и неудобной скамье, занимавшей чуть ли не половину помещения, и стал размышлять, что с ним произошло, где он так глупо оступился?
Честно говоря, случившееся свалилось словно снег на голову, поэтому невольно возникала предательская мыслишка: не подставили ли его? Кто? Да тот же Колчак или Сережка Финк, проклятая крысиная морда, вечно вынюхивающая, чем бы и где поживиться!
Казалось, какая Гришке Колчаку или Щапе-адвокату выгода от этого? Но в тех смертельно опасных играх, в которые они все играли и которые Васин сделал своей профессией, просто не существовало никаких правил и выгода часто выражалась в чем угодно. Евгений мог проколоться или стать разменной фигурой в отношениях между ментами и Колчаком, которого они на чем-то подловили и крепко взяли за задницу. Или его продал Финк, поставлявший хозяину фирмы «Ачуй» клиентов на гробы. Да мало ли что могло произойти у Васина за спиной? Уж больно неожиданно и ловко действовал мужик с ножом. Вдруг, он не просто так ушел и от пули Мясника, и от Бешеного, а теперь захомутал и его, Женьку Васина? Странная какая-то живучесть и несказанная неуязвимость. Уж не подстроено ли все, как спектакль? Ну, тогда берегитесь Колчак и Щапа!
Самое обидное, Васин серьезно намеревался вскоре слинять отсюда и многое успел подготовить для успеха предприятия, а поди же ты — вместо вожделенной заграницы оказался в вонючей камере ментовки, насквозь пропитавшейся запахами давно не мытых тел и дезинфекции. И что ждало впереди?
Ночью он почти не спал, тревожно ворочался с боку на бок, а утром попросился на допрос, но ему ответили, что вызовут, когда сочтут нужным. И еще один день Васин провел в мрачных раздумьях, потихоньку приходя к выводу, что хорошенького ждать нечего. Но почему менты медлили? Или его сунули сюда отнюдь не менты? Тогда дело еще хуже.
Чуенков приехал утром третьего дня. Ему нашли свободный кабинет и доставили туда Васина.
Киллер выглядел помятым. Заросший щетиной, с красными воспаленными глазами он походил на присяжного пьяницу, усилиями врачей наконец вырванного из тяжелого запоя и теперь пытавшегося сообразить — что изменилось за время его буйного загула и, главное, в какую сторону.
— Меня зовут Виктор Николаевич, — представился Чуенков и предложил задержанному сигарету. Тот не отказался. — Ну а вас как прикажете величать?
Киллер глубоко затянулся, выпустил в сторону окна струю сизого дыма и усмехнулся:
— Как мне кажется, уважаемый Виктор Николаевич, вы представляете более серьезное ведомство, чем то, в стенах которого мы сейчас находимся? Или я не прав? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Неужели для вашей службы составляет такой труд все узнать о человеке, который вас интересует?
— Отчего же, Евгений Федорович, никакого особенного труда. Просто хотелось выяснить, насколько вы готовы к беседе?
— Побеседовать всегда готов, — заверил Васин. — Вот только смотря о чем и как?
Чуенков с неудовольствием отметил: задержанный при упоминании его имени и отчества не дрогнул, не выдал себя ни мимикой, ни жестом. Тертый мужичок, ну да иного и не пошлют поставить последнюю точку.
— О чем? — полковник откинулся на спинку стула. Теперь, после того, как на шоссе Георгия Кузьмича Шатуновского разнесло в клочья вместе с машиной и водителем, сидевший напротив киллер — одна из наиболее перспективных ниточек, тянувшихся к связанным с «ВЕПРЕМ» людям.
Ведь не попрешь буром на Моторина и не спросишь его ни о чем! Пока не сплетешь ему удавочку или нет козырей на руках, соваться к генералу нечего даже думать! Эк они ловко все провернули с Шатуновским, и комар носа не подточит. Экспертиза показала: в качестве взрывчатого вещества использовали пластид и наверняка он краденый. Вдова и родные покойного безутешны, и даже в гроб положить особо нечего. Вот так господа Моторины убирают свидетеля или ставших ненужными бывших соратников, попавших в поле зрения спецслужб.
— О чем? — повторил Виктор Николаевич и положил на стол фото искореженной взрывом машины. — Вот, полюбуйтесь.
— Что это? — без особого интереса взглянув на снимок, спросил Васин. — Очередные разборки или несчастный случай?
— Несчастный случай, — вполне серьезно заверил Чуенков. — Только он произошел значительно раньше, когда ехавший в этой машине человек решился связаться с теми, кто вас нанял. А это уже трагические последствия несчастного случая.
— Меня никто не нанимал, — пожал плечами киллер. — Я вообще не понимаю, о чем вы толкуете.
— Ну, для начала нам надо определиться, что вы предпочитаете: пойти по ломовым статьям десятого раздела Уголовного кодекса, предусматривающего наказания за преступления против государственной власти, или сесть за рядовой криминал, без всяких там политических штучек?
— Двух мнений просто быть не может — естественно, предпочтительней тривиальная уголовщина, — немедленно заявил Васин. — И никакой политики!
— Я так и думал, — кивнул полковник. — Все-таки вы человек с незаконченным высшим образованием и быстро разбираетесь, что к чему. Однако, чтобы в создавшихся условиях превратить вас в обычного уголовника, нам обоим придется потрудиться.
— Что вы имеете в виду? — подобрался киллер, хотя все прекрасно понял: начинался торг, где ты мне — людей и связи, а я тебе — послабления в дальнейшей судьбе.
Сейчас очень важно не промахнуться, не продешевить с первого же хода, но для этого неплохо разузнать, какие козыри на руках у противника и стоило ли вообще затевать с ним торги? Вдруг все, чем он способен тебя придавить, просто пшик и туфта, которую гонят на арапа? Отчего вдруг речь пошла о десятом разделе кодекса — вроде бы Васин никогда шпионажем не занимался и вообще от подобных дел благоразумно старался держаться подальше. Неужели это связано с последним клиентом, на котором погорели Мишка Круг и его подельник Бешеный? Или тут есть связь с поездкой в Стамбул?
— Вас задержали с оружием, — начал Чуенков, но киллер быстро перебил его:
— Это еще нужно доказать! Насколько я понимаю, официально меня никто не задерживал! Разве не так?
— Вы не правы, — притворно вздохнул Виктор Николаевич. — Вы, гражданин Васин, задержаны сотрудниками федеральной контрразведки.
Полковник лгал в одном, зато говорил правду в другом — киллера действительно задержали работники контрразведки, но документально это никак не было оформлено и вообще все произошло спонтанно и, в общем-то, совершенно случайно.
Поверит задержанный или продолжит упорно гнуть свою линию? В принципе Васин мало интересовал Чуенкова — он хотел лишь получить от него необходимые сведения, а дальнейшая судьба киллера его не волновала. Конечно, он не собирался отпускать преступника на свободу, но и не имел намерений топить его, если он согласится заключить соглашение.
— Вот так вот, да? — Евгений склонил голову набок и хитро покосился на контрразведчика. — Но держат меня в ментовке по соображениям полной секретности, чтобы американцы не узнали? А вдруг тут в параше есть спутниковая связь? — Васин хрипло рассмеялся и, не спрашивая разрешения, вытянул из лежавшей на столе пачки новую сигарету. Прикурив от зажигалки полковника, он выпустил клуб дыма и покрутил головой, как бы сожалея, что не может принять забавной шутки Чуенкова и поучаствовать в ней.
— Сказочник вы, уважаемый Виктор Николаевич. Получается все, как в дешевом романчике.
— Не знаю, — поджал губы полковник. — Особенно насчет дешевенького романа. А вот насчет происшествия в кафе на Бронной можно поговорить. Есть люди, готовые опознать, кто стрелял из узи и убил троих, в том числе сотрудника милиции. А по стволу можно установить другие подобные случаи. Или вы предпочитаете менять ствол после каждой акции?
Васин молча курил, быстренько прокручивая в голове возможные варианты. Судя по всему, контрразведчик не блефовал. Евгения, наверняка, подловили на «живца», а он, очертя голову, кинулся за бабой, надеясь достать через нее клиента, но очутился в западне.
Вытащит ли его отсюда Колчак? Вряд ли ему по зубам тягаться с контрразведчиками, как и адвокату Щапе, который только и умел устраивать темные делишки и давать в суде взятки. Так что лучше не доводить до края и поторговаться?
— Хочу поинтересоваться, зачем вы не так давно летали в Турцию, — добавил Чуенков, и это окончательно убедило Евгения в необходимости спасаться: ради того, чтобы вылезти из петли, пойдешь на сделку хоть с самим дьяволом, не только с контрразведкой.
— Кажется, вы говорили, что надо потрудиться, дабы стать тривиальным уголовником? — заискивающе напомнил он. — Позвольте узнать, в чем состоит труд и, главное, каковы ожидаемые результаты?
— Все зависит от взаимопонимания, — многозначительно заметил полковник.
— Надеюсь, мы его достигнем, — заверил киллер. — Итак, уважаемый Виктор Николаевич, что конкретно вас интересует?
— Заказчики.
— Что я получаю взамен?
— Задержание милицией с оружием.
— И все? Маловато, — Евгений с сожалением причмокнул губами. — Вот если бы они не ворошили старое, а ограничились только одним случаем, когда я попался с незарегистрированным стволом.
— Надеетесь от него отбодаться? — усмехнулся Чуенков. Он уже понял: киллер пойдет на сотрудничество, пусть эпизодическое, но важен первый шаг, а потом его можно на этом серьезно зацепить. Впрочем, не стоило загадывать, а то не сбудется. Не зря же в народе мудро говорят: загад никогда не бывает богат.
— По крайне мере попробую, — кивнул Васин. — Отчего нет?
— Итак?
— Я бы хотел иметь гарантии.
— О каких гарантиях может идти речь кроме моего слова? — Виктор Николаевич недоуменно поднял бровь.
— Ну хорошо, вы обещаете, а я прошу, чтобы не подписывать никаких бумаг и не делать магнитофонных или видеозаписей. Так поговорим, с глазу на глаз.
Васин справедливо рассудил, что в насквозь прокуренном помещении ментовки, обставленном обшарпанной мебелью вряд ли прятались скрытые микрофоны и видеокамеры. Единственное, если контрразведчик имеет при себе диктофон, но тогда только и оставалось верить в свою счастливую звезду и удачу.
— Значит, мы договорились? — уточнил Чуенков.
— Да, — кивнул киллер. — Я пишу на бумажке имя заказчика и посредника, показываю вам и потом ее сжигаю. Идет? Если хотите, перепишите данные своей рукой.
«Боится диктофона, — понял Виктор Николаевич. — Ладно, черт с ним, все равно он уже никуда не денется! Сейчас важнее получить имена, чем работать на ментов, которые должны сами все вырыть, дабы упрятать этого скользкого и опасного типа на долгие годы за решетку».
— Согласен, — выдохнул он. — Вот бумага, ручка и зажигалка. Пишите!..
Ночью Маркину привиделся сон, будто к нему домой пришел Васин и что-то прятал за спиной. Григорий подозрительно посмотрел на него и поинтересовался: когда же тот наконец намерен покончить с клиентом? Не слишком ли затянулось дело?
Евгений в ответ лишь ухмыльнулся и неожиданно занес над совершенно обалдевшим Колчаком руку с длинным изогнутым кинжалом, явно намереваясь заколоть шефа фирмы «Ачуй». Однако Григорий как-то сумел справиться со страхом, перехватил запястье киллера и отобрал оружие.
— Ты что же это? — строго спросил он во сне у Женьки. — Кого пришить решил, поганец?
— Ты меня не понял, — все в том же сне ответил ему Васин и, как ни в чем не бывало, мило улыбнулся. — Это я тебе подарок принес.
— Подарок?! — вне себя заорал Маркин, и тут киллер неожиданно ударил его приемом карате прямо пяткой по ребрам…
Когда Григорий открыл глаза, сожительница сердито пихала его кулачком в спину.
— Очнись, что орешь? Время третий час, дай поспать!
На тумбочке около широченной кровати мирно горел ночник, чуть слышно тикали часы, из-за плотных штор не пробивалось ни лучика света. Да и какой свет ночью?
— Пойду покурю, — накинув халат, хрипло сказал Маркин. — Спи, я тихо.
Он взял сигареты и вышел на кухню. Хотел глотнуть чего-нибудь спиртного, но вместо этого выпил холодной воды и закурил, глубоко затягиваясь и выпуская дым широкими струями из ноздрей — сон вывел из равновесия, лишил покоя и навеял множество мрачных мыслей. Тем более, паразит Женька уже вторые сутки не объявлялся, хотя обещался выходить на связь ежедневно, а где он, пока не удалось узнать. Может, отвалил, зараза, за границу, где у него наверняка есть деньги. Сейчас каждый, кто их имел, старался всеми правдами и неправдами спрятать кровные накопления за рубежом, не доверяя правительству в стране воров, криминальным банкам и вообще никому. В лучшем случае деньги держали в чулке, причем обратив их в доллары.
Если сбежал, это полбеды, — там можно выковырять старого приятеля, — но вот ежели он попался ментам или того хуже, работничкам из другой конторы? Вдруг они успели развязать ему язык?! Как тогда?
О подобном повороте событий даже думать не хотелось, но Колчак был суровым реалистом и прекрасно помнил старую восточную мудрость: ладошкой солнце не закроешь! Поэтому он вчера срочно встретился с Алексеем Прохоровичем Киселевым и попросил того, естественно, не даром, — навести все возможные справки о Васине и на всякий случай снабдив мента фотографией киллера: кто знает, вдруг Женька уже труп?
Примяв в пепельнице сигарету, Григорий приоткрыл занавеску и поглядел за окно. В слабом свете фонарей мокро блестела проезжая часть улицы и лужи словно подернуло легкой рябью — моросил холодный, нудный осенний дождь. Экая, однако, мерзость на улице, примерно такая же, как на душе. Уж лег бы, что ли, скорее снег.
Ступая на цыпочках, Колчак прошел в спальню и поглядел — спит ли любовница? Убедившись, что да, он вернулся в коридор, открыл дверцы стенного шкафа, где хранились необходимые для мелких работ по дому инструменты, и достал стамеску. Вернулся на кухню, положил ее на стол и закурил новую сигарету: нечего сейчас дурманить мозги спиртным, табак лучше поможет все взвесить и понять — прав ли он?
Докурив, Григорий отодвинул диванчик-уголок, опустился на колени и, ловко орудуя стамеской, снял часть плинтуса. Потом вскрыл устроенный под ним тайник, вынув из него тугие пачки долларов и пузырек из-под валокордина, наполовину заполненный камушками. Хотелось, конечно, чтобы склянка была полна под горлышко, но не стоило жадничать, хватит и половины.
Поставив на место плинтус, Маркин привел все в прежний вид и перешел в гостиную: там оборудован еще один тайник за книжным шкафом. В нем он хранил маленький вальтер с двумя запасными обоймами и все те же проклятые доллары, без которых, как выяснилось, теперь нигде прожить нельзя.
В прихожей он достал из шкафа-купе небольшую черную спортивную сумку с широким ремнем через плечо и сложил в нее все хранившееся в тайниках. Туда же сунул пару плиток шоколада и плоскую фляжку с коньяком. Пригодится, а будущее покажет, прав он или нет. Не хотелось себе признаться, но к этому в немалой мере подтолкнул дурной сон, в котором Васин хотел его зарезать кривым восточным кинжалом.
Колчак сунул руку в карман висевшего на вешалке пиджака и нащупал связку ключей в мягком кожаном кисете — там всегда при нем хранились ключи от снятой на чужое имя квартиры. Пусть она маленькая, однокомнатная и скудно обставленная, зато расположена на другом конце города и, кроме него, ни одна собака о ней не знала. Он никогда не ездил туда на машине и старался не встречаться с соседями. Зато сделал запасы продуктов на непредвиденный случай, — теперь полно всяческого добра длительного хранения, — и соорудил в ней тайник.
На кухне Григорий выпил воды, потом убрал сумку в шкаф, чтобы она не бросалась в глаза, и лег, привалившись под теплый бок подруги.
Жалко ее. Она конечно, как все бабы, непроходимая дура, но привыкла с ним к определенному комфорту и деньгам, а как ей лихо придется без него! Но не возьмешь же ее с собой? Это было бы совершенно непростительной глупостью. Тогда лучше самому пойти и сдаться, чистосердечно рассказать о своих делах и взамен получить отмерянный срок, лет эдак, в двадцать, если не высшую меру. Ну нет!
Утром он встал с трудом, вяло позавтракал и, вопреки обыкновению, выпил две чашки черного кофе, желая хоть как-то взбодриться. Любовница сама ползала словно сонная муха и потому не задавала лишних вопросов и вообще не затевала обычных разговоров, чему он только радовался.
Чмокнув ее на прощанье в щеку, Григорий взял сумку, спустился вниз, сел в машину и поехал в офис. Там все было как обычно и ежедневная рутинная текучка немного успокоила. В половине двенадцатого затрещал аппарат прямого номера, и он сам снял трубку.
— Привет, — раздался в наушнике глуховатый голос Алексея Прохоровича.
Сердце Колчака сжалось в нехорошем предчувствии: отчего Киселев презрел все правила конспирации?! Но он сумел совладать с собой и хотел сделать вид, что все нормально, однако мент опередил его.
— Не надо имен, — буркнул он. — Я звоню из автомата, едва удалось вырваться. В прокуратуре на тебя выписан ордер. Понял?
— Это тот человек, о котором я спрашивал? — попытался уточнить Григорий.
— Не знаю, — Киселев явно начинал заводиться. — Какая разница?! Ордер взяли не наши. Ты понял?!
— Откуда это известно? — быстро переспросил Маркин, еще цепляясь за призрачную надежду, что случилась просто нелепая ошибка или трагическое совпадение: ведь он столько лет держался на плаву и был крайне осторожен! Неужели все готово рухнуть в одночасье?
— От прокурорских, — отрезал Киселев.
— Сколько у меня времени? — упавшим голосом спросил Колчак.
— Его нет совершенно! Боюсь, они уже выехали… — и Алексей Прохорович повесил трубку.
Григорий с каким-то недоумением и даже сожалением посмотрел на зажатую в кулаке коротко пикавшую трубку и зло бросил ее на аппарат — кто бы знал, сколько еще вопросов он хотел задать продажному менту?! Но судьба распорядилась иначе — спасибо и на том, что он предупредил, отрабатывая полученные деньги. А ведь мог бы и промолчать.
Хотя нет, никак не мог: совершенно не в его интересах, чтобы Маркина взяли и начали мотать ему кишки. Бывает, слабнет человек и когда торг идет за собственную задницу, он отдаст кого угодно. Так и Колчак, при серьезном нажиме сдаст Киселева, дабы выторговать хотя бы частичное отпущение грехов, а Алексею Прохоровичу это совершенно ни к чему. Вот он и расстарался. Однако если все обойдется, то мент потребует награды. Если сам не захочет взять жизнь Колчака!
Что обойдется? — сам себя оборвал Григорий. Что может обойтись, если ясно сказали: за тобой наверняка уже поехали.
Схватив стоявшую под столом сумку, он метнулся к сейфу, распахнул его и выгреб всю наличность. Скорее, скорее! Надо успеть раньше тех, кто вновь решил лишить его свободы!
Приоткрыв дверь в приемную, он сказал секретарю:
— Пока ни с кем не соединяйте. — И запер дверь кабинета изнутри на ключ. Пусть потопчутся тут лишних пять минут.
Быстро пробежав через кабинет и на ходу прихватив сумку, он влетел в комнату отдыха и тут тоже сразу же запер за собой дверь.
Так, пусть за ним ломятся, а он выйдет через другую дверь, замаскированную платяным шкафом: в свое время, еще только обустраивая офис, Григорий оборудовал кабинет, словно лисью нору с несколькими выходами. Одна из стен комнаты отдыха выходила на лестницу черного хода со стареньким лифтом. Он приказал пробить ее и установить там двойную стальную дверь. Теперь пришла пора воспользоваться потайным выходом. Нет, спустившись во двор, он не собирался сломя голову кидаться к своей машине — лучше выйти в другой двор, а потом на улицу, ведущую к станции метро. А там уже и черт не брат: в метро его никому не найти. Не обращая внимания на настырно трезвонивший в кабинете телефон, — хотя это сильно действовало на нервы, — Маркин открыл замаскированную дверь, вышел на лестничную площадку и захлопнул дверь за собой. Щелкнул автоматический замок. Словно подстегнутый щелчком, Григорий подскочил к окну и посмотрел: чисто ли во дворе, не успели ли там воткнуть какого-нибудь топтуна? Те, кто получил в прокуратуре ордер на его арест, способны еще не на такое.
Выглянув в окно, он невольно отшатнулся: во дворе остановились два микроавтобуса, и из одного горохом высыпались рослые парни в бронежилетах и камуфляжных костюмах с крупными желтыми буквами ФСБ на спинах. В руках они держали короткие автоматы, а их лица закрывали верные шапочки-маски. Куда против них с маленьким вальтером!
Не отдавая себе отчета, зачем он это делал, Григорий изо всех сил рванул вверх по лестнице — куда угодно, на чердак, на крышу, лишь бы подальше от парней в масках, которые вывернут ему руки за спину и защелкнут на запястьях наручники.
Но куда бежать? Ведь люди не летали, и он не сможет исчезнуть с крыши, как сказочный колдун, превратившись в птицу, неважно какую, зато с крыльями. Если бы он был волшебником, зачем тогда ему все дела, в конце концов загнавшие его к закрытой двери чердака?!
Так, а если?.. И Маркин с лихорадочной торопливостью достал заветный мешочек из мягкой кожи с ключами: попробовать открыть дверцу, которой пользовались монтеры, ремонтирующие лифт? Колчак знал о некогда нашумевшем деле с ограблением крупного универмага, когда один из членов банды сумел спрятаться на крыше грузового лифта и потом, ночью, расправившись с оставленным в здании охранником, изнутри открыл двери остальным грабителям. Отчего бы и ему не попробовать спрятаться на крыше лифта. Правда, он не грузовой, но иного выхода просто нет! Хорошо еще Колчак заранее запасся ключами от всех замков, какие только существовали в этом здании.
Открыв низкую дверцу, Григорий увидел прямо перед собой маслянисто блестевшие толстые металлические тросы и далеко внизу кабину лифта, стоявшего на втором или третьем этаже. Успеет он его вызвать или нет?
Колчак метнулся на лестничную площадку и нажал кнопку вызова.
На его счастье лифт оказался свободен, и теперь оставалось только надеяться, что его никто не перехватит по дороге. Нет, никто не перехватил. Но у Григория оставалось всего несколько секунд!
Маркин нырнул в дверцу и встал ногами на крышу кабины, стараясь не думать о том, что произойдет, если лифт сейчас тронется. Трясущимися от нервного возбуждения руками он запер дверцу и тут же сел на крыше, судорожно вцепившись в кольцо, через которое проходили толстые тросы подвески. И тут лифт дернулся, что-то громко щелкнуло, и кабина поползла вниз.
Возникло жуткое ощущение, словно из-под тебя уходила земля и ты проваливался прямо в преисподнюю, представлявшую собой узкую серую бетонную шахту, слабо освещенную тусклой контрольной лампочкой. Кое-как спасало лишь то, что лифт старый и тихоходный. А если бы пришлось оседлать современный скоростной, гонявший между добрыми тремя десятками этажей?
К горлу то и дело подкатывала тошнота, и Григорий побелевшими от напряжения пальцами что есть сил вцепился в грязное и сальное кольцо, боясь выпустить его хоть на мгновение — казалось, только разожми руки — и наступит неминуемый конец: тебя захлестнет и опутает тросами, скинет с пыльной крыши кабины и кроваво размажет по стенкам шахты.
До Колчака доносился топот многих ног по лестнице, чьи-то возбужденные возгласы, хлопанье дверей. Он не мог видеть, кто входил в кабину и выходил из нее, а из-за громкого щелканья реле и обуявшего его страха плохо разбирал, что говорили пассажиры. Впрочем, они ограничивались краткими замечаниями, не более того.
Спустя некоторое время, — Маркин боялся изменить позу, чтобы посмотреть на часы, — Григорий немного освоился с необычным положением и даже решился сесть удобнее. Пыль щекотала ноздри, но это полбеды: прибавились две новые серьезные проблемы — жутко хотелось пить и, одновременно, в туалет. В сумке лежала фляжка с коньяком, но спиртное только больше разожжет жажду, как и шоколад, а звук струи непременно привлечет внимание тех, кто охотился за Маркиным. Он был на все сто процентов уверен, — не обнаружив его в кабинете и переворошив весь офис, — контрразведчики не ушли, а если и ушли, то не все, кто-то остался в засаде караулить бедного Гришку. Пусть они не уверены, что он вернется, но коли есть хоть один шанс из тысячи, они не захотят его упустить.
Так он и ездил то вверх, то вниз, то стоял на каком-нибудь этаже, закусив до крови губу и дав себе приказ терпеть во что бы то ни стало, ничем не выдавая себя. Вроде бы притерпелся и стало немного полегче, но спина словно закаменела и тупо болело внизу живота и в пояснице.
Когда все угомонилось и вдруг наступила гробовая тишина, Колчак не поверил в удачу. С трудом оторвав левую руку от кольца подвески, он поднес к глазам часы и посмотрел на циферблат: стрелки показывали половину одиннадцатого вечера. Но он не решился сразу вылезать из убежища и прождал еще почти час, но когда решился оставить шахту лифта, перед ним встала новая проблема: как это сделать?
На счастье, он вспомнил, что в крыше кабины есть люк для ремонтников. С трудом открыв его, он протиснулся в кабину и нажал кнопку открывания дверей. Осторожно ступил на площадку и чутко прислушался — тихо, похоже в здании никого, а если кто и остался, то они далеко отсюда.
Терпеть больше не осталось сил и, плюнув на все, Колчак расстегнул брюки, встал в угол и долго со стонами и всхлипами мочился, напрудив приличную лужу. Да хрен с ними, уберут, сейчас нужно думать о другом: как спасаться? Выходить из подъезда опасно, хотя это самое удобное и у него есть нужный ключ. Придется придумать что-то другое.
На втором этаже Маркин открыл окно в туалете, вылез наружу и, повиснув на руках, спрыгнул вниз. Приземлился удачно и, на ходу отряхивая брюки, кинулся в спасительный темный омут проходного двора. Скорее, скорее, пока никто его не заметил и не подняли тревогу. Вдруг в здании действительно осталась засада?
Поэтому нужно бежать не останавливаясь, бежать и бежать. Стоит ли спешить в метро? Вдруг около станции торчит их человек? Нет, лучше на автобус или троллейбус, проехать пару остановок по проспекту и нырнуть в метро на следующей станции…
Примерно через час до невозможности усталый и вымотанный, Колчак захлопнул за собой дверь вожделенного убежища — той самой однокомнатной квартиры. Не зажигая света и не раздеваясь, он открыл сумку и достал фляжку с коньяком, сделал большой глоток, потом второй, закурил сигарету и блаженно прислонился спиной к стене — неужели ушел? Похоже, да!
Скинув туфли, Григорий прошел в комнату, зажег свет, достал нож и вскрыл тайник, где лежал загранпаспорт на имя Мамедова. Ласково погладив его ладонью, Колчак открыл документ и посмотрел на свою фотографию. Придется теперь пересидеть здесь неделю-другую, отрастить усы, изменить прическу, переодеться, собраться, купить билет или туристическую путевку и мотать к своим бабкам. А виза благодаря стараниям все того же Киселева у него есть! И документ выправить помог тоже он. Григорий был уверен, даже в пиковой ситуации Алексей Прохорович его ни за что не выдаст, поскольку это равнозначно тому, чтобы выдать себя: ведь тогда конец его карьере и отберут все, что он нажил. А нажил он только с одним Колчаком немало! Иногда просто удивляло, до чего алчен человек!
Нет, мотать из страны воров, мотать пока не поздно. Он сам вор, но уж с такими хапугами, как вокруг, ему тяжело тягаться. Пусть разбираются без него все эти генералы, оппозиционеры и прочая чиновная сволочь, которые всю жизнь жили и живут за счет других, а таких, как он, лишь использовали в своих интересах. Но никогда и ни за что не делились с ним и ему подобными властью или бабками, пока им не приставишь ствол ко лбу. И то, будут потеть смертным потом от страха, тянуть!
Да черт с ними! Надо принять душ, пожрать, хлопнуть пару стаканов как снотворное, и под одеяло, чтобы забыться от пережитого…
С Финком все произошло, как в дурном сне, — утром в дверь позвонил сантехник и сказал, что заливает нижнюю квартиру. Щапа поглядел в глазок, не обнаружил ничего подозрительного и открыл бронированную дверь квартиры. И тут, откуда ни возьмись, отстранив бледного работника коммунального хозяйства, в дом ворвались дюжие молодцы, а за ними, словно дядька Черномор: вплыл солидный подтянутый мужчина с седыми висками. И коротко представился:
— Мы из контрразведки.
— Чем, простите, обязан? — задиристо вскинулся Щапа, но его словно окатили холодным душем.
— Вы Сергей Александрович Финк?
— Да, но позвольте?!
— Вот ордер на обыск и арест.
Жена тут же забилась в истерике, и ее усадили в глубокое кресло в гостиной, кто-то из контрразведчиков пошел за понятыми, слесаря усадили на кухне и велели ему никуда пока не уходить — наверное, собирались заставить его открывать замки? — а успевший немного прийти в себя Финк, скромно поинтересовался:
— Простите, не знаю, с кем имею, так сказать, честь?
— Можете называть меня Виктор Николаевич, — сообщил мужчина с седыми висками.
— Виктор Николаевич, я могу сделать один звонок?
— Кому?
— Предположим, своему адвокату. Хотелось бы, знаете ли, пригласить его поприсутствовать.
Обыска Щапа не страшился: ну, найдут побрякушки жены и доллары, но у кого из приличных людей сейчас этого нет? А компрометирующих материалов он старался в квартире никогда не держать: для этого есть тайники на даче. Не зря говорится — подальше положишь, поближе возьмешь!
Оружия или наркотиков у него отродясь не водилось, а вот подать о себе весточку Георгию Кузьмичу другое дело. Вчера вечером тот должен вернуться из заграничной поездки и пусть теперь предпринимает все необходимые меры, надавит на любые педали, поднимет все связи, чтобы Финка оставили в покое.
— Вы же сам адвокат! Так сказать, опытный и дипломированный правовед. Зачем же вам защитник? — тонко улыбнулся Чуенков.
— В некоторых случаях невозможно осуществлять собственную защиту, тем более, если тебя собираются задержать, причем совершенно неизвестно за что! — немедленно парировал Щапа. — Так я могу позвонить или нет?
— Кому, Минаеву? — прищурился полковник. — О его судьбе вы наверняка слышали и знаете.
— Да? А что такое? — непонимающе поглядел на него адвокат. «Играет, или действительно не в курсе? — мелькнуло у Чуенкова. — Если играет, то весьма правдоподобно, но если действительно ничего не знает, здесь можно вытянуть кусок умело обрезанной нитки, не ведущей никуда!»
— Его квартиру обстреляли из гранатомета. Сам хозяин и его теща погибли.
— Какой кошмар, — побледнел Щапа, и полковник решил добить его.
— Возможно, хотите связаться с Шатуновским? Не стоит делать удивленное лицо, Сергей Александрович. Ведь вы отлично знаете Георгия Кузьмича, не так ли?
— Допустим, но это ни в коей мере нельзя мне инкриминировать. Знакомство с кем бы то ни было, особенно с отставным генералом, еще не преступление. Меня половина криминального мира России знает, поскольку многих из них я защищал на процессах. Ну и что?
— О ваших связях в криминальном мире мы еще поговорим, — многозначительно пообещал Чуенков, и Щапе стало не по себе. — А вот с Шатуновским вы связаться уже никогда не сможете!
Финку показалось, что все вокруг стало рушиться и он сейчас окажется погребенным под обломками: неужели его «отдали», оставив без защиты и помощи, тривиально использовали, как презерватив, а потом выбросили за ненадобностью, поскольку он уже выполнил отведенную ему функцию и более в нем никто не нуждался. Что еще могло приключиться с Жорой Шатуновским? Ведь он здоровяк, как говорится, отбойным молотком в лоб не убьешь!
— Отчего же так? — непослушными губами едва выговорил Сергей Александрович.
— Нет его больше, — доверительно взяв адвоката под руку и увлекая его на кухню, тихо сказал полковник. — Взорвали вместе с машиной, по дороге из аэропорта. Вдруг ваше счастье именно в том и состоит, что мы пришли раньше, чем те, кто расправился с отставным генералом. Или вы так не думаете?
О Колчаке, которого бездарно упустили, Чуенков решил умолчать: зачем давать Финку лишнюю информацию? Изворотливый и прекрасно знающий законодательство юрист, привыкший готовить ловушки следствию и суду, может на этом многое построить. Он хоть и говорил, что не может заниматься собственной защитой, но никогда и ни за что не откажется от нее. Сейчас важно ошеломить его, не дать собраться, испугать, в чем-то даже сломать, чтобы пошел на сотрудничество со следствием и рассказал, что знал.
— Не знаю, не знаю, — ошарашенно пробормотал адвокат и попросил воды.
Жадно выпив ее, он поставил пустой стакан на стол и закурил, глубоко затягиваясь, но не чувствуя ни вкуса, ни крепости табака.
Господи, как же он бездарно прокололся, поверив этим гадам, играющим в политику. Блатные куда честнее и порядочнее, у них есть хоть какие-то понятия о совести, а у этих за душой ничего святого, ну, абсолютно ничего. Прежде чем с ними связываться, надо было десять раз хорошенько подумать и вспомнить, что политика никогда никого в России, да и в других странах, до добра не доводила. Нет, конечно, отдельные личности забирались на самый верх, но, шагая по головам остальных, ты явно попадал в самую многочисленную категорию.
На что не тебе чета был академик Сахаров, да и того, когда он сунулся в политику, быстренько довели до могилки, а как красиво он говорил о цели народа и государства — счастливая, полная смысла жизнь, свобода материальная и духовная, благосостояние, мир и безопасность для граждан страны, для всех людей на земле, независимо от их расы, национальности, пола, возраста и социального положения!
Мечтатель-идеалист! Это у нас-то, при идиотских законах и ментовском произволе на фоне всеобщей криминализации населения? Все эти ломки старого, любые революции, даже бескровные, неизбежно приводят к высвобождению в людях самых низменных инстинктов. Как в старой притче, когда Бог сказал человеку: проси чего хочешь, но учти, что твой сосед получит вдвое от твоего.
«Господи! — сказал человек. — Лиши меня глаза!»
Вот она вся суть взаимоотношений между людьми в стране воров сконцентрирована в народной притче, а давно известно — народ выплавит в своих глубинах только то, что проверено веками. Так стоило ли хранить верность тем, кто тебя подло продал? Однако верность — одно, а сохранение собственной задницы — совсем другое.
— Так как, все-таки? — прервал затянувшееся молчание Бахарев.
С сегодняшнего дня Чуенков приказал ему выйти на работу, чтобы Юрий все время находился под рукой, поскольку полковник начал активно действовать и чувствовал близость развязки. Но вот какой она окажется? Хотелось, конечно, чтобы все получилось так, как рассчитывали, но разве в России можно быть хоть в чем-то уверенным на все сто процентов?
Особенно в последнее десятилетие?
Сейчас Юрий с интересом разглядывал все еще не оправившегося до конца адвоката: если верить словам задержанного киллера, именно этот человек служил связующим звеном между уголовниками и погибшим Шатуновским. Кстати, Чуенков наверняка прав в своих подозрениях, что Георгия Кузьмича убрали те, с кем он вместе вступил в заговор и пошел по противоправной дорожке, поэтому нужно торопиться, пока не обрубили все концы.
— А что, как? — раздраженно вскинулся Сергей Александрович. — Вам виднее, как обстоят дела: ведь это вы ко мне пришли, а не я к вам. Но я вас уверяю, при обыске вы только потратите время и ничего существенного не найдете.
— Полагаете? — Виктор Николаевич посмотрел ему прямо в глаза, и Щапа не отвел взгляда.
— Да, полагаю! Вам нужны не деньги или побрякушки, а ответы на некоторые вопросы. Или я не прав?
— В чем-то да, а в чем-то нет, — ответил за полковника Бахарев.
— Так вы скажите, что хотите узнать? Вы же всегда можете это оформить протоколом.
— «ВЕПРЬ!» — негромко сказал Чуенков, но казалось, что это слово ухнуло, подобно брошенному камню.
— И все? — поднял на него глаза Финк. Видимо, он уже успел немного освоиться в создавшемся положении, поэтому с некоторой язвительностью заметил: — Обычно ваше ведомство более любознательно.
— И «караван»! — добавил Бахарев.
Адвокат бросил на него быстрый, испытующий взгляд и провел по лбу кончиками пальцев, словно стирая с него нечто, не видимое другим.
— Вепрь?.. Караван? — повторил он. — Кажется. Впрочем, я мало знаю по этому поводу. Да, я знакомил Шатуновского с некоторыми представителями криминального мира, с его авторитетами. Можно даже сказать, что я был доверенным лицом каждой из сторон в их взаимоотношениях, однако мне доверяли лишь до известного предела, не посвящая в суть многих вопросов. Знаете, как доверяют записку ошейнику собаки?
— Ну, не стоит так умалять собственную значимость, — улыбнулся Чуенков.
— Напрасно вы иронично улыбаетесь, — нахмурился Финк, нервно кусая губы. — У нас масса лазеек и пробельностей в законодательстве и многие предприятия сами имеют право выходить на международный рынок.
— В том числе и рынок оружия? — уточнил Бахарев.
— Отчего нет? Все хотят хорошо жить, а у нас в стране лишь видимость благополучия, да и то относительная. Недаром же профсоюзы военно-промышленного комплекса бастовали под лозунгами: «Долой действующее правительство и президента»!
«Вот он на что намекает, — подумал Юрий. — Ловко, однако, выворачивается, причем постоянно пользуется достаточно прозрачными намеками, но ничего прямо не говорит».
— Как вы понимаете, в таких вопросах меня не посвящали в самую суть, поэтому ирония неуместна. Однако я кое-что все-таки знаю, поскольку не вчера родился, и привык, знаете ли, иногда действовать с открытыми глазами, дабы тебя не завели в яму. Но эти подлецы меня туда толкнули!
— Значит, между нами может состояться разговор на эту тему? — уточнил полковник.
— Отчего нет? — пожал плечами правовед. — Конечно, если вы твердо обещаете…
— Не могу ничего обещать, — перебил его Чуенков. — Давайте лучше попробуем все обсудить в процессе нашего дальнейшего общения. Ведь нам придется теперь еще не раз встречаться.
— К несчастью, — тяжело вздохнул Финк.
Утром Моторину позвонил один из помощников Зубанова и, немного поболтав о каких-то совершенно незначительных делах, как бы между прочим сообщил: Николаю Васильевичу кажется, что известная генералу ситуация легко может выйти из-под контроля. Особенно в связи с последующими событиями.
«Что значит может»? — зло подумал Валерий Иванович. — Она уже выходит, если давно не вышла! Но Зубанов тоже хорош, полководец хренов! Он, видите ли, держит руку на пульсе и дает распоряжения, больше смахивающие на угрозу: мол, если не примешь вовремя меры, голубчик, то рассчитывай только на себя, а я тебя покрывать не стану! Даже не надейся. Так надо понимать намеки?»
— Когда кажется, нужно перекреститься, — решил отшутиться генерал, однако помощник шутки не принял.
— Если бы все наболевшие проблемы решились крестным знамением, — печально вздохнул он. — Тогда жить стало бы значительно проще.
— Мы их решим другими методами, — заверил Моторин. Он попросил передать Николаю Васильевичу привет и положил трубку.
Состоявшийся разговор его обеспокоил и насторожил: полковник Чуенков откровенно плевал на накинутую на него жесткую узду и резво шел вперед, даже рвался, роя землю копытами. Не его ли имел в виду помощник Зубанова, когда говорил о бесконтрольности ситуации?
В принципе, что они там могли знать о сложившейся ситуации? Чуенкову, несмотря на все его старания, много все равно не досталось — даже уголовники разбежались, а Шатуновский взлетел на воздух. Остальных полковнику не удастся укусить, руки коротки, да и не дотянется он до них, как бы не старался: армяне-крестьяне Аветян и Оганесян четко знали свое дело, и все концы надежно обрезаны.
Треск аппарата внутренней связи прервал невеселые размышления, и генерал снял трубку. Услышав голос Виктора Николаевича, просившего принять его для доклада, Валерий Иванович на мгновение испытал некий суеверный ужас, — неужели помощник Зубанова прав? — но тут же совладал с собой и пригласил полковника зайти.
Тот появился минут через пять. Поприветствовав генерала, он присел у стола и положил перед Валерием Ивановичем довольно пухлую пачку бумаг в жестких картонных корочках.
«Успел нарыть и ловко сшил новое дело, — неприязненно подумал Моторин, вертя в руках очки. — Портной, мать бы его! Кроит и кроит, и где только добывает материалы, если концы пообрывали? Кроила! Но надо не поддаваться эмоциям, а послушать его и посмотреть, что он там принес?»
Разрешив полковнику курить, генерал надел очки и продвинул дело ближе к себе.
— Это по линии Южных Предгорий? — протянул он, делая вид, что пытался припомнить, чем в последнее время занимался Чуенков. — Кажется, нечто, связанное с оппозицией?
— Совершенно верно, — в знак согласия склонил голову Виктор Николаевич.
— Напомните вкратце, в чем там суть?
— Схема проста, — лукаво улыбнулся полковник. — Оппозиция занимается наркотиками и получает деньги на этом криминальном бизнесе.
— Ну, там весьма неоднородная оппозиция, — прервал его Моторин. — Наряду с, так сказать, идейными борцами есть немало и элементов чисто криминального толка, причисляющих себя к оппозиционерам.
— Естественно! Но, как бы то ни было, на торговле наркотиками получены огромные деньги. На них оппозиционеры намерены приобрести современные системы вооружения и немедленно пустить оружие в дело, дабы придать себе на предстоящих переговорах более значительный вес и тем самым оказать давление на правительство дружественной нам страны.
— Насколько мне известно, — генерал откинулся на спинку кресла, — цель оппозиционеров, войти в коалиционное правительство. Вернее, это программа-минимум, а программа-максимум?
— Захват власти! Но должно беспокоить не только это: новые современные системы вооружений означают эскалацию военного конфликта между правительством и оппозицией, а там находятся наши войска.
— Ограниченный контингент! — многозначительно поднял палец Моторин.
— Да, — легко согласился Чуенков. — Но давайте вспомним, как это происходило в Афганистане, где тоже находился так называемый «ограниченный контингент». А потом мы получили полномасштабную войну!
— Надеюсь, в республике Южных Предгорий до этого не дойдет, — сухо заметил Валерий Иванович.
— Как знать? — пожал плечами полковник. — Оружие им выгоднее всего купить у нас: есть готовые специалисты, дешевле, и можно получать боеприпасы и комплектующие для ремонта. Опять же наш генералитет, вернее, некоторая часть генералитета, заинтересована в этом.
— Вы думаете, что говорите?
Моторин сказал это ледяным тоном и кольнул подчиненного неприязненным взглядом, но тот ничуть не смутился.
— Материалы, собранные в ходе работы по делу, — он показал на лежавшую перед генералом папку, — свидетельствуют, что в разработанную схему по продаже оружия, минуя государственные каналы, — то есть в криминальный бизнес на вооружениях, — включены и задействованы некоторые технические университеты, солидные центры исследований, военные и дипломаты. Далеко не все, но круг этих лиц достаточно широк.
«Приехали», — подумал Валерий Иванович и вытянул из пачки сигарету. Прикурил, глубоко затянулся и решил, что Зубанов, видно, не зря забил тревогу: где-то и его людишкам шерсть подпалил резвый полковник со своим этим, как его, майором Бахаревым.
Вот, вот, именно с ним. Аветян вроде клятвенно обещался, что Бахарева уберут, но его почему-то не убрали и пришлось потом убирать Жору Шатуновского, да и не только его одного. Ничего не скажешь, высидел Чуенков яичко к светлому дню. И ведь сумел его докатить, шельма! Как ни кинь, а работать их учить не надо, все преграды обошли.
— Мало того, — примяв в пепельнице сигарету, доверительно понизил голос Виктор Николаевич. — Существует законспирированная организация, именующая себя «ВЕПРЬ», которая координирует эти действия.
— В том числе и по незаконной торговле вооружениями? — уточнил генерал.
— Да.
— Но неужели у них только криминал?
— Отчего же, есть и политические аспекты.
— И… как же расшифровывается это название?
— «Верой и правдой», — сообщил Чуенков.
— Что же, они вроде союза офицеров и генералов?
— Нет, их состав значительно шире. Я уже говорил, что с «ВЕПРЕМ» активно сотрудничают ученые из военно-промышленного комплекса, директора оборонных предприятий, профессура некоторых технические университетов, отдельные дипломаты и ряд генералов, как отставных, так и действующих.
— Сотрудничают или состоят в организации? — уточнил Моторин. — Как вы понимаете, я интересуюсь не из праздного любопытства.
— Естественно, понимаю, Валерий Иванович, но определенно ответить пока не готов, поскольку не все еще проверено до конца. Однако картина весьма настораживает и настоятельно требует принятия немедленных мер по ликвидации заговора, тем более, сумевшего перешагнуть границы государства.
— Ну, насчет перешагивания границ в современных условиях довольно несложно, я бы даже сказал легко, — Моторин презрительно улыбнулся. — Погранвойска сделали самостоятельными и создали так называемые прозрачные границы, совершенно не принимая в учет, сколько у нас недоброжелателей, если не сказать злобных врагов. А заговор? Не слишком ли сильно сказано, полковник? Можем ли мы считать заговорщиками, тем более политическими, группу лиц, пусть даже достаточно большую, вступившую в преступный сговор ради получения баснословной наживы?
— А политические аспекты их сделки? А программное требование свержения действующего правительства, президента и захвата власти?! Как быть с этим? — не захотел сдаваться Чуенков. — Ознакомьтесь с собранными материалами, и вы наверняка измените свое мнение.
— Да, я посмотрю, — генерал открыл картонную папку и быстро пробежал глазами по строкам первого документа. Потом снял очки и в упор посмотрел на Виктора Николаевича. — Опять Ульман и Дороган? Неужели вы принимаете их пустую болтовню всерьез?
— Не могу точно утверждать, что они состоят в организации, — слегка набычился полковник. — Согласно вашему распоряжению мы вынужденно прекратили активную работу по данным фигурантам и до сегодняшнего дня нам таки не удалось установить: используют их в темную как простых информаторов, либо они являются активными функционерами. А установить это необходимо!
— Хорошо, — сухо кивнул Моторин, вновь надел очки и начал просматривать документы.
Однако сосредоточиться никак не удавалось, строчки расплывались перед глазами, и он злился и на себя, и на Чуенкова. Хотя что толку на него злиться? Полковник честно и старательно делал свое дело. Он нащупал организацию и уже пару раз сильно ударил по ней, а теперь готовился ударить еще больнее. Сейчас собранный им материал никак не удастся спустить на тормозах, и того гляди Виктор Николаевич прямо спросит: с кем вы, генерал? Самое противное, что придется ему отвечать.
Впрочем, фактически он уже задал этот вопрос, положив ему на стол собранные материалы, и теперь настала пора спасать собственную задницу: тот же Зубанов никогда не скажет спасибо, если и его имя начнут трепать в связи с разразившимся скандалом. А начнет сам генерал тонуть в дерьме, никто не подаст ему руку помощи. Помогут лишь поскорее захлебнуться.
Но тонуть в чем бы то ни было, а уж в особенности в дерьме, генерал Моторин ни за что не собирался.
— Все так серьезно? — он поднял глаза на Чуенкова. — С чего вы взяли, что во главе организации стоит генерал-полковник Шабалин? Для подобного утверждения нужны неопровержимые доказательства.
— Они будут, — твердо заверил Виктор Николаевич. — Сейчас мы уже располагаем оперативными материалами, показаниями некоторых свидетелей, целым рядом косвенных улик.
— Ладно, — Валерий Иванович закрыл дело и крепко прихлопнул корочки ладонью. — Вы должны прекрасно понимать, тут замешаны очень разные люди, в том числе достаточно высокопоставленные. Тот же Шабалин не та фигура, на которую легко позволят замахнуться.
— Перед законом все должны быть равны!
— Это на словах, — генерал недовольно поморщился. — Однако мы с вами прекрасно представляем, насколько слова далеки от реальной действительности. Я до конца внимательнейшим образом ознакомлюсь с материалами и свяжусь генеральным прокурором: чтобы нам дальше без помех работать с Шабалиным, возможно, придется выходить даже и на президента. Идите пока, полковник, я поставлю вас в известность сегодня же. Ну, самое позднее, завтра в первой половине дня.
Чуенков вышел. Моторин дождался, пока за ним закроется дверь, и зло бросил очки на стол: все наперекосяк! Шабалин тебе не Жорка Шатуновский, его в одночасье не взорвать в машине, а чуяло сердце — придется Михаила Ивановича отдавать, ох, придется! И самое главное, под серьезный удар поставлено все дело с продажей вооружений оппозиционерам из Южных Предгорий.
Да, оказывается не зря сегодня с утра побеспокоил его помощник Зубанова. Видно, у Николая Васильевича служба информирования поставлена предельно четко и она успела сработать даже раньше, чем Виктор Николаевич положил на стол генерала папку с собранными материалами.
Кстати, читать их совершенно не хотелось, — настроение стало мерзопакостным и вконец испортилось, — но читать придется, дабы точно знать, где подстилать соломку, чтобы не отбить себе бока. Именно себе и в первую очередь себе, а на остальных плевать! Конечно, Чуенков замахнулся слишком широко и, к своему счастью, не знает, кто санкционировал игры с оппозиционерами. Деньги нужны всем, это не старое время, когда страна находилась в руках геронтократии, пожизненно занимавшей руководящие посты в государстве и смотревшей на него, как на собственную вотчину. Впрочем, и тогда требовались немалые деньги для родни, любимых чад и внуков. И получали их отнюдь не всегда законными способами.
А сейчас, тем более наверху, все крайне остро нуждались в средствах и потому ни за что никаким Чуенковым не позволят разнести все построенное, не оставив камня на камне. Но кое-кем пожертвовать все равно придется, чтобы остальные впредь были умнее, а главное, послушнее!
Сняв трубку правительственной «вертушки», генерал набрал номер Шабалина. Он еще не знал точно, как ему поступить, и действовал скорее по интуиции, которая иногда значила куда больше, чем холодный рациональный разум.
— Привет, Михал Иваныч, — услышав ответ, поздоровался он. — Извини, что беспокою и отрываю от важных дел, но есть нужда срочно повидаться.
— Можно подождать до вечера? — недовольно спросил Шабалин.
— Нет, — твердо ответил Валерий Иванович. — Разговор касается известных тебе забот. Помнишь, мы о них недавно уже толковали? Я готов подъехать прямо сейчас.
— Ладно, жду.
Моторин положил трубку и в раздумье прикусил нижнюю губу: а что, собственно, он скажет генерал-полковнику, который действительно являлся одной из ключевых фигур в «ВЕПРЕ»? Что подчиненные Валерия Ивановича наложили ему кучу говна в карман, и в подтверждение своих слов продемонстрирует это говно? Так Шабалин тебе же им морду и вымажет! Стоило за этим с ним встречаться?
За этим нет, но вот попробовать запугать его нужно, — запугать возможным позором ареста и тем, что его наверняка отдадут на заклание, как уже отдали Жору Шатуновского, хотя он мог еще не раз пригодиться. Тем не менее никто даже палец о палец не ударил и не попытался отмазать отставного генерал-лейтенанта, а все предпочли сделать вид, что уступают давлению сменившихся обстоятельств и лучше Жоре навсегда уйти со сцены. Михаил Иванович прекрасно знал, с кем имеет дело, поэтому все правильно поймет, а поняв, непременно на что-то решится и предпримет хоть какие-нибудь меры — лучше всего, если он в срочном порядке отправится за границу и оттуда уже не возвратится. Пусть это бегство, пусть кто-то назовет такой шаг предательством, но… Сидят же там другие годами, в том же Париже.
Шабалин встретил Моторина хмуро, но заставил себя радушно улыбнуться, подал гостю руку и предложил присесть в кресло за маленьким приставным столиком. Сам устроился напротив и, нисколько не стесняясь, красноречиво посмотрел на часы:
— Извини, Валерий Иванович, не могу уделить тебе много времени. Дела, понимаешь, замучили. Поэтому давай коротенько и сжато, что опять приключилось и отчего тебе не удается крепко держать псов на сворке?
Слова генерал-полковника о псах неприятно задели самолюбие Валерия Ивановича, и он хотел ответить с язвительным сарказмом, но вовремя сдержался: не такую роль ему сейчас нужно играть. Нечего дразнить Шабалина, а уж тем более злить его, и Моторин лишь печально вздохнул:
— Суть проблемы заключается отнюдь не в моих псах, как ты изволил выразиться. Обстоятельства складываются таким образом, что твои вояки, в том числе покойный Жора Шатуновский, так везде наследили, что пришлось следы замывать кровью.
— Да, я в курсе, — буркнул Шабалин и резко вскинул голову. — А что же вы, плохо замыли?
«Ага, кажется, и тебя задело!» — злорадно подумал Моторин. — Оказывается, тебе, голубчик, далеко не так уж на все плевать, как ты частенько пытаешься показать!»
— Всегда остается место для непредвиденных и, как правило, самых пренеприятных случайностей, — скорбно поджал губы Валерий Иванович. И легко солгал: — Документы, привезенные Жорой, — попали в чужие руки.
На самом деле заветную черную папочку контрразведчик передал вчера Зубанову, руки которого чужими назвать никак нельзя. Но откуда об этом знать Шабалину?
— И что? — Михаил Иванович беспокойно завозился в кресле.
— Я недавно говорил с генеральным прокурором, — вновь легко солгал Моторин, поскольку знал, что и это невозможно проверить. — Не прямо, как ты догадываешься, а так, намеками.
— Ну, не тяни!
— Сейчас такая обстановка, что он не задумываясь даст ордер на твой арест, — контрразведчик печально вздохнул. — Его просто вынудят. Более того, это может произойти не сегодня, так завтра.
— А сделка? — вскинулся Шабалин. — Что с оппозиционерами? Все похерить?
— Надеюсь, там удастся сохранить достигнутые результаты и остаться на прежних позициях. А тебе лучше всего немедленно уехать за границу. Срочно. Бросить все — и в аэропорт!
— Полагаешь, в моем положении это просто сделать? Раз, два собрался и улетел?
— Так нужно, если не хочешь оказаться в Лефортово, — отчеканил Моторин. — Сколько я еще смогу сдерживать разъяренную свору, никому не известно. Не нужно было делать ошибок с самого начала!
— Хорошо, — Михаил Иванович устало провел рукой по лбу. — Какое время ты сможешь мне гарантировать? Что у меня есть: день, два, неделя или какие-то часы? Я попробую покрепче нажать на своих благодетелей наверху, и все развалится, словно карточный домик: никто не сгноит меня в ваших зловонных ямах!
«Вот нажимать-то тебе как раз и не следует, — подумал Валерий Иванович. — Лучше всего тихо исчезнуть, и за это мне еще спасибо скажут именно те, на кого ты столь опрометчиво решил нажать. Наверху крайне не любят скандалов! Особенно подобного рода!»
— Вот, я привез тебе маленький сувенир, — контрразведчик достал из портфеля обтянутую темным бархатом небольшую коробку и подал ее генерал-полковнику, отметив про себя, что сейф хозяина открыт и ключи торчат в замке. Это как нельзя кстати.
— Что это? — удивился Шабалин, принимая сувенир.
Он открыл коробку и увидел револьвер с укороченным стволом. Там же, в специальных гнездах, лежали запасной барабан, патроны, масленка и протирка для чистки оружия.
— Что это? — повторил генерал-полковник.
— Отличная игрушка, правда? — засмеялся довольный произведенным эффектом Моторин. — Такой тип револьвера на Западе называют «агент». Кстати, калибр, как у Макарова, девять миллиметров.
— Да? Занятно. А кажется совсем небольшим.
Михаил Иванович вынул револьвер и покрутил барабан под пристальным взглядом контрразведчика.
— Осторожно, это револьвер, и он заряжен, — негромко предупредил гость. — Стоит только нажать на спусковой крючок, и тут же выстрел!
— Каждый подарок имеет свой глубокий смысл, — заметил генерал-полковник. — Зачем ты даришь мне именно эту вещь? Чтобы я застрелился, если твои костоломы придут за мной? Не дождетесь!
— Как ты мог подумать?!
Моторин встал, взял из рук Шабалина револьвер и открыл защелку барабана.
— Вот так он открывается. Потом нажимаешь на экстрактор, и гильзы выскочат. Вот так он заряжен, а так стреляет!
Валерий Иванович быстро приставил ствол револьвера к груди генерал-полковника — точно напротив сердца — и нажал на курок. Негромко хлопнул выстрел, и Шабалин, судорожно дернувшись, рухнул на стол. Моторин быстро вложил револьвер в его руку, потом разжал пальцы убитого и оружие, глухо стукнув, упало на ковер.
Тревожно затрещал зуммер на аппарате внутренней связи: видно, дежуривший в приемной порученец услышал негромкий выстрел, звук которого донесся до него из-за двойных дверей кабинета.
Моторин придал своему послушному лицу выражение скорби и озабоченности, быстро подбежал к дверям, распахнул их настеж и, предваряя все вопросы, крикнул дежурному:
— Врача! Скорее! Михаил Иванович застрелился!..
Вечером, донельзя усталый, измотанный, но довольный прошедшим днем Валерий Иванович вновь пригласил к себе полковника Чуенкова. Исподтишка наблюдая за ним, генерал гадал: знает ли тот о последних событиях или еще нет? Впрочем, как бы там ни было, пришла пора ставить точки над известной буквой, и сделать это нужно красиво, так, чтобы и комар носа не подточил.
По крайней мере, — как считал Валерий Иванович, — со своей стороны он сделал все возможное, дабы сохранить собственную голову, найти достойного козла отпущения и в самом выгодном свете выглядеть перед директором федеральной службы, а особенно в глазах президента.
— Вы в курсе того, что случилось? — генерал прервал затянувшееся молчание.
— Вы о Шабалине? — немедленно отреагировал Виктор Николаевич.
— Да, — Моторин поджал губы и, тщательно взвешивая каждое слово, скупо рассказал: — Я поехал к нему: хотел переговорить лично в свете тех материалов, которые вам удалось собрать. Он выслушал меня и заявил, что его не удастся сгноить в Лефортово, а потом достал из сейфа револьвер иностранного производства, якобы желая показать мне его, или отдать. Теперь уже не спросишь. А выстрелил себе прямо в сердце.
Валерий Иванович знал, — кабинет покойного Шабалина не прослушивался, — поэтому смело выдвигал уже обкатанную и заранее продуманную версию случившегося: как хорошо, что Михаил Иванович взял револьвер и оставил на оружии множество отпечатков своих пальцев. Если бы задуманное не прошло, пришлось изобретать нечто более сложное, а так, в общем-то, никто ни в коей мере не заинтересован в скандале. Генерал-полковника похоронят со всеми почестями, и семья получит положенное.
Моторин сегодня уже успел встретиться с министром и директором федеральной службы, вкратце доложил им о каких материалах шла речь на его встрече с Забелиным и отчего тот мог внезапно принять столь трагическое решение об уходе из жизни. Как знать, вдруг высокопоставленные лица, которые молча выслушали доклад генерала, тоже входили в верхушку законспирированной организации? Это теперь навсегда так и останется тайной, поскольку сейчас на первый план Моторин умело выдвинул покойного генерал-полковника и власть предержащие с ним молчаливо согласились. А Чуенков и его ребята просто мелкие сошки и хотят они этого или нет, а будут делать то, что прикажут. Однако им тоже надо мудро бросить кусок пирога, чтобы не выли под столом. Да повоют, повоют и ладно, но и щипнуть способны.
— Я полагал, он более сильный человек, — отводя глаза в сторону, глухо заметил полковник.
— Кто знает, на что больше нужно духовных сил: жить или умереть? — философски заметил Моторин и тут же по-деловому продолжил: — Как вы понимаете, теперь дело приобрело несколько иной оборот: мы не можем не отдать должного мужеству генерала, закрывшего все собой.
— Хотите прекратить разработку? — вскинулся Чуенков. — Но Шабалин отнюдь не Александр Матросов, закрывший собой амбразуру дота.
— Вы меня неверно поняли, — слегка поморщился Валерий Иванович. — Просто после смерти Шабалина материалы приобрели несколько иное значение. Там, — он многозначительно показал пальцем на потолок, — не желают скандала! Тем более, способного вызвать громкий резонанс в средствах массовой информации, особенно зарубежных.
— И что же теперь нам делать? — Чуенков поиграл желваками на скулах, едва сдерживая готовый прорваться наружу гнев.
— Оперативную разработку продолжите под моим непосредственным руководством, — закуривая, сообщил Моторин. — Я полагаю, политическая шумиха нам не нужна! Есть факт уголовщины с попытками нелегальной торговли вооружениями. Все ясно? Кстати, ваш этот, как его, Бахарев? Он все еще в отпуске? Кстати, мне сдается, его отпуск чистая фикция? Разве не так? Ладно, не возражайте! Пусть закончит свою часть работы и отправляется в настоящий отпуск: он его заслужил еще в Южных Предгорьях.
— Как же мы поступим с «ВЕПРЕМ»?
Чуенков видел: генералом овладело радостное возбуждение. Еще бы, у него все пока получалось именно так, как он задумал и как угодно высокому руководству. И трудно сказать — что важнее? Наверное, все-таки второе, поскольку если не угодишь власть предержащим, то недолго просидишь в начальственном кресле.
То, что на самом деле произошло между Моториным и Шабалиным, теперь навсегда останется тайной и о действительном ходе событий можно лишь только догадываться. Но догадки к делу не пришьешь, а осторожный Валерий Иванович уже предусмотрительно успел заручиться одобрением своей версии со стороны высокого руководства. Ловко все провернул, ничего не скажешь. Главное, он сумел обойтись без громкого скандала, избежал шумихи и внимания средств массовой информации, что особенно ценилось в верхних эшелонах.
Мало того, даже Юрку Бахарева вспомнил! Вот только как теперь отправлять майора в отпуск второй раз за год? Ну, ладно, придется дать ему догулять то, что он еще не успел, а потом откомандировать на месячишко куда-нибудь в Московскую область, лишь бы убрать подальше с генеральских глаз долой — у Моторина память лошадиная, и спустя какое-то время он непременно вспомнит о майоре Бахареве. Значит, Юрка ему сильно мешает? И генерал хочет провернуть нечто только при помощи Чуенкова, посулив полковнику почести и награды?
— Как поступим? — Валерий Иванович глубоко затянулся и чуть наклонился над столом, доверительно понизив голос. — Разве вы еще не поняли, Виктор Николаевич? Все предельно просто, можно сказать тривиально! Мелочь, проходящую по делу, загоняем в уголовщину, ну а тех, кто покрупнее, непременно берем на крючок, и покрепче, чтобы не сорвались!
— И что с ними делать потом?
— Подождем указаний руководства. Вы же знаете, как обычно это бывает, не мне вас учить.
— Но заговор?!
— Нет никакого заговора, — сердито отрезал генерал. — Главного заговорщика скоро зароют на кладбище. Понятно? Вот так и действуйте, полковник! А награды и благодарность за работу считайте обеспеченными…
