Глава 3
Подразделение контрразведки, к которому прикомандировали Бахарева, располагалось в старом доме, где у Юрия был похожий на каморку кабинетик — узкий, тесный, душный. Шторы или жалюзи являлись лишь предметом пустых мечтаний, и от безжалостно палящего солнца приходилось спасаться при помощи газет. Бахарев вбил в раму гвоздики и накалывал на них развернутые газетные листы, которых хватало всего на несколько дней. Потом они становились ломкими, желтыми, насквозь пропитывались вездесущей пылью и их приходилось менять. Одна отрада: пусть захлебываясь, но все еще пахал старенький кондиционер «Апшерон», иначе вообще хана.
Устроившись за обшарпанным канцелярским столом, Юрий положил перед собой запечатанный пакет из Москвы, полученный в спецканцелярии. Кажется, все реквизиты на месте и печати целы — доверяй, но проверяй, особенно в местных условиях, когда тут творилось бог знает что и не в ком нельзя быть уверенным до конца, даже в русских, проживших здесь долгие годы. Правда, их и осталось-то всего ничего: все кто мог и даже не мог, любыми правдами и неправдами постарались покинуть пределы новой республики, предпочитая бросить нажитое хозяйство и благоустроенные квартиры, лишь бы сохранить жизнь. Местная промышленность держалась преимущественно на русскоязычном населении, а теперь предприятия встали и едва-едва дышала инфраструктура городов, давая свет и воду с большими перебоями.
Резкие светотени, немного сглаженные осевшей на оконное стекло пылью, лежали на большом конверте, словно разделяя его на черное и голубовато-белое. Бахарев отхлебнул из пиалы зеленого чая и решительно вскрыл пакет — пора узнать, что же он заполучил на каменистом горном карнизе около боевого поста охранения пол кодовым наименованием «Плутон»?
Быстро пробежав глазами по машинописным строкам, Юрий отложил листки: к сожалению, ответ из Москвы не вносил никакой ясности в сложившуюся ситуацию. Как и предполагал Бахарев, «Войс Органайзер» оказался заминирован, поскольку в нем содержалась шифровка, закодированная по мнению экспертов, весьма примитивным шифром с текстом на фарси: «ПЕРВЫЙ КАРАВАН ПРОШЕЛ. ЕСТЬ ПОСРЕДНИКИ И КУПЦЫ ДЛЯ ВТОРОГО. ПУТЬ ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ ДОЛОГ». Ни обращения, ни подписи, ни даты. Предположительно, шифровку вогнали в память «органайзера» примерно десять дней назад. Кроме нее там еще оказалось множество разных записей и телефонов, с которыми сейчас разбирались и, если обнаружится в них нечто, относящееся к делу, которым здесь занимался Бахарев, ему обещали сообщить об этом дополнительно. Ну что же, и на том спасибо. Все-таки не подвел его нюх, когда он не стал трогать новомодную игрушку в вертолете, не то сейчас клевали бы стервятники его косточки.
Но что имел в виду неизвестный отправитель, давая неизвестному адресату такую шифровку? Что толку расколоть шифр, если абсолютно непонятно: о каких караванах и пустынях идет речь?! Тут можно запросто голову сломать, но так ничего не придумать: любая, даже самая сумасбродная версия вполне годится и проходит на ура. А почему, собственно, нет? Думай чего хочешь!
И еще одна загадка — отчего боевики воспользовались архаичным способом передачи зашифрованного сообщения? Почему не передали шифр-телеграмму по радио или через спутниковые каналы связи? Так нет, они тянули ее через границу в заряженном пластиковой миной «Войс Органайзер». Чудеса в решете, да и только! Или эти люди в принципе не обучаемы приемам ведения разведки и соблюдения конспирации? Нет, в такое поверить невозможно. Но есть одна догадка, — она, как и прочие, имела полное право на существование, — что дело тут заключалось не в сетях шпионажа и террористической деятельности, а в обычной уголовщине. Пусть крупного калибра, с ломовыми бабками на кону, но все же в уголовщине, а также в торговле наркотиками. Кстати, тут их, если можно так выразиться, и сеют и жнут, а уж за линией границы и подавно.
Что свидетельствует за это? Как ни странно, именно неровно разрезанная фотография явно должна служить вещественным паролем: по данным Центра на ней, среди прочих, пока не установленных лиц, запечатлен некий Максим, он же Максимилиан Исаакович Франк, гражданин Австрии, некогда эмигрировавший из России в Израиль. По сведениям Интерпола Макс Франк был связан с крупными наркодельцами на Среднем и Ближнем Востоке и одновременно сотрудничал с МОССАДОМ. Последнее добавил уже Центр.
Почему был? Да потому, что господина Франка недавно убили в Стамбуле. Газеты писали о происках арабских террористов, но это явная ерунда: чего им делать в Стамбуле, охотиться за приехавшими туда евреями? Глупость! Тем не менее господина Франка убрали. Наверное, чтобы не путался под ногами у конкурентов или навечно затянули рот, поскольку слишком много знал? Вот и думай теперь, зачем боевики тянули через границу его фото?
Теперь о визитке. Любопытный факт: подобной фирмы вообще не существовало и вполне можно предположить, что эта визитка является еще одним вещественным паролем. Но кто и кому должен эти пароли предъявить?
Никого из погибших на горном карнизе не опознали: ни здесь, ни в Центре. Вот и думай, чего хочешь, а еще постоянно не дают покоя мысли о седьмом боевике: действительно он упал в пропасть, как убеждал старлей Севостеев, или каким-то невообразимым чудом ему удалось уйти? В таком случае он непременно должен знать эти горы и тропинки, как морщинки на собственной ладони: следовательно, он родился и вырос среди нагромождения безмолвных каменных громад?!
Если предположить, что караван — это партия наркоты, стоимостью в миллионы долларов, тогда многое проще понять, но этот ли путь, кажущийся наиболее простым и правдоподобным, ведет к истине? Путей множество, они извивались, петляли, заходили в тупики, но истина одна. Погибшие знали ее, а сумеет ли ее узнать майор Бахарев. С другой стороны, ну, узнает он, и что дальше? Как реализовать знание, если русских контрразведчиков и разведчиков здесь кот наплакал, а местным доверять нельзя ни за что и ни при каких обстоятельствах!
В местных органах госбезопасности раскол начался давно, еще когда сюда поехал будущий первый президент России и его тут решили, — естественно, не без подсказки некоторых влиятельных лиц из Москвы, — ликвидировать, как некогда ликвидировали президента США Кеннеди. Операции дали кодовое наименование «Восточный танец», а выполнить всю грязную работу должен был подполковник Джунайдулло Ибодов. Однако строптивый офицер отказался, и объект, именовавшийся в зашифрованных переговорах как «Беспалый», остался жив и невредим. Естественно, подполковнику быстренько инкриминировали взяточничество и осудили, чтобы стало неповадно другим, но раскол уже начался, трещина, разделявшая бывших сослуживцев, с каждым днем росла и ширилась, тем более, что наступали иные времена и тот же Ибодов вышел на свободу и опубликовал сенсационные разоблачительные воспоминания в газете «Адолат».
Не только госбезопасность, но и вся республика раскололась на исламистов-фундаменталистов, на жаргоне именуемых «вовчиками» и «защитников конституционного строя», прозванных «юрчиками». Отчего так, никто не мог объяснить. Бахарев как-то докопался, что «вовчики» произошли от ваххабитов, сторонников определенной религиозной идеологии. А отчего «юрчики», никто так и не знал. Но они твердо держали сторону правительства — коррумпированного, слабого, но считавшегося законным.
Когда сотнями стали гибнуть сотрудники органов милиции и госбезопасности, причисляемые к «вовчикам», они начали уходить в отряды боевиков оппозиции и за границу, справедливо рассудив, что это негласно проводили чистку «юрчики». Да беда в том, что «вовчики» удивительно легко превращались в «юрчиков» и наоборот, а уследить за этими странными превращениями, как за многими подобными вещами на Востоке, не оставалось никакой возможности, даже с использованием тех средств, которыми располагала служба контрразведки России.
Итак, на фото запечатлели наркодельца и агента израильских служб Макса Франка. Не исключено, что он сотрудничал и с американским Бюро по наркотикам ФБР или с Интерполом — такие субъекты обычно имели по нескольку хозяев, постоянно двурушничали и кончали плачевно. Франк не стал исключением, но оставил загадку, над которой теперь ломал голову майор Бахарев: что могло быть общего у еврея-наркодельца с бородатыми исламскими фундаменталистами?! Впрочем, жизнь выкидывала еще не такие штуки. Если их объединили наркотики, а следовательно, большие деньги, тогда все предельно ясно. Но если не наркотики, тогда что?!
Сплошные загадки, вопросы, версии и предположения. Хорошо учиться в школе: там в конце задачника всегда найдешь ответ, а здесь кто подскажет правильный путь к решению? Предположим, фото служит вещественным паролем, но почему взяли именно его, с Максом Франком, который в момент нарушения границы, наверное, еще был жив. Могли ведь использовать для пароля любую открытку, хоть с видами какого-нибудь города.
Когда-то Юрий читал, что в труднодоступных и чрезвычайно засушливых районах Восточной Африки обитали удивительные племена нилотов — самых высоких и загадочных людей планеты. Столетиями их быт, обряды и верования оставались неизменными. Некоторые из их племен сохраняли верность многоженству и ни за что не прощали измену. Вера не позволяла им убивать и тем не менее их основной пищей являлась… кровь! Просто фильм ужасов наяву, театр абсурда и тянущийся столетиями кошмар в выжженной пустыне.
События в республике Южных Предгорий очень напоминали Бахареву брошюрку об нилотах. За чьей же кровью шли сюда люди, о которых сообщил Султан? Ах, если бы кого-нибудь из них удалось взять живым! И где седьмой?
До сей поры Султан успешно скрывался под маской юродивого — в этих краях помешанных искони принято уважать. Придется дивана Тохиру, то есть осведомителю, работающему под псевдонимом Султан, в самое ближайшее время совершить новую вылазку глубоко в горы: на этой стороне границы действовал отряд «вовчика» Мамадаеза Аминова, с которым, в тайне от всех, через многократно проверенных людей Бахарев поддерживал связь. Он с детства был знаком с Мамадаезом, к тому же тот раньше имел звание капитана КГБ и в ряде случаев не отказывал в помощи другу детства и бывшему коллеге, хотя они и оказались по разные стороны баррикад. Может быть, и теперь Бахареву посчастливиться вытянуть козырную карту? Вдруг, Аминов знает тех, кто запечатлен на фото, а если он видел его целиком, то это вообще неимоверная удача.
В горы Тохир отправился на следующий день после очередной встречи с майором. Закинув за спину сумку с провизией и опираясь на длинный посох, дивана легко поднимался по петлявшей тропе — он твердо решил к вечеру дойти до перевала, а там уже останется меньше половины дня пути. Где сейчас располагался отряд Аминова, ему подсказал Юрик-джон. Он же шепнул и заветные слова, которые следовало передать Мамадаезу, чтобы тот принял посланца как положено и ненароком не свернул ему шею: чужих нигде не жаловали.
Заплутать юродивый не опасался — здешние места хорошо знакомы, а не предвиденных встреч с вооруженными людьми ему страшиться нечего: местные всегда с большим уважением относились к дивана и никогда не причиняли им вреда, почитая, как посланцев Аллаха на земле, а урусча не обращали на них внимания, считая атрибутом здешней экзотики. Правда, они не раз останавливали Тохира, проверяли его и допрашивали, но неизменно выручал спрятанный за пазухой старенький истертый паспорт, который капыры охотно признавали за основной документ, удостоверяющий личность человека. Это всегда вызывало у дивана ироничную улыбку — разве можно на основании какой-то бумаги с печатями судить о человеке?!
Когда ты занят размышлениями, любая дорога кажется короче. Незаметно Тохир очутился на перевале. В долине, куда он намеревался спуститься, уже наступили сумерки и солнце готовилось спрятаться за вершины гор, поэтому стоило поторопиться найти до темноты место для ночлега. Поправив сумку, юродивый поспешил вниз: как он помнил, примерно в часе пути отсюда стоял старый, полуразрушенный мазар, а рядом с ним сложенный из катышей маленький уй — хижина без окон, с покосившимися стенами. Но там есть очаг, в котором можно развести огонь, а стены защитят от пронизывающего ветра. Вот и получится отличное место для ночлега, а днем он уже должен найти отряд Аминова. Впрочем, не стоило загадывать и искушать разными замыслами переменчивую судьбу.
К мазару он подошел уже в темноте. Отыскав вход, проник в уй и свалил на земляной пол собранный по дороге хворост. Вскоре в очаге весело заиграло пламя, с треском пожирая дерево и бросая по сторонам багровые отсветы. Дивана присел около огня и достал из сумки лепешку. Отрывая от нее маленькие кусочки, он отправлял их в рот и думал, что ситуация в любой момент может крайне обостриться и, наверное, стоило серьезно прикинуть, как лучше выйти из смертельно опасной игры, в которую он ввязался. Любой живой человек хочет жить и дальше, он все готов сделать и отдать, лишь бы дышать свободно и ходить по земле, и тут Тохир не был исключением — он тоже хотел жить и делать то, что ему заблагорассудится, а не то, что прикажет Юрик-джон. Даже скорее его стоило назвать «афанди Юрик», поскольку во многом он действительно господин над несчастным Тохиром.
Да, выжить в страшной круговерти нескончаемой войны, огненным комом катившейся по его родным горам, очень не просто. Афанди Юрик в какой-то момент оказался спасительной соломинкой, держась за которую Тохир сумел вылезти из трясины и сохранил голову, но это было тогда, а теперь все снова менялось, и как быть? Ведь Юрик здесь не на века!
Конечно, следовало отдать должное контрразведчику урусча: он хитер, умело влезал в душу, очень силен физически и ловок, а самое главное, умел железной хваткой держать за горло. А как он говорил на фарси! Он явно родился и вырос в кишлаке, спрятавшемся в неприметной горной долине: переодень Юрика, и его станет трудно отличить от местного жителя. И тем не менее он все равно здесь временный гость, а не хозяин: он пришел и ушел, а Тохир останется, вернее, вынужден остаться. Надо думать, хорошенько думать, чтобы не только остаться в родных горах, но остаться в живых.
На последней встрече Юрик сказал: боевики, о которых сообщил дивана, погибли на горном карнизе в Черном ущелье. Урусча сам видел их трупы. Однако каким-то неясным чувством Тохир понял, догадался или как там это еще назвать, что Юрик о чем-то недоговаривал, хотя внешне вел себя как обычно. И это насторожило юродивого — какие еще сюрпризы могут его ждать?
И он прямо спросил об этом у контрразведчика. Тот на мгновение замялся, — всего лишь на краткий миг, — но этого оказалось Тохиру достаточно, чтобы больше не верить ни одному слову. Юрик-джон начал рассказывать, как один из боевиков упал в пропасть, вернее, туда скатилось его тело, а спуститься вниз не было никакой возможности: ведь Тохир сам знает, как это сложно сделать в Черном ущелье.
Осведомитель кивал, заставлял себя растягивать губы в улыбке и делал вид, что он верит урусча и слушает его, но в мозгу Тохира уже крепко засела одна мысль — сотрудничеству с контрразведчиками пришел конец! Просьба Юрика отправиться в отряд Аминова оказалась как нельзя кстати, поскольку Мамадаез вместе со своими головорезами базировался неподалеку от границы. Добраться до него, передать, что просил Юрик, а потом либо одному, либо с отрядом Аминова уйти за кордон и больше не возвращаться. По крайней мере до тех пор, пока не уйдут русские и власть не переменится. Лучше впроголодь жить на чужбине, чем тут получить пулю или веревку на шею. Оттого, что тебе перережут горло в родных местах, смерть не станет слаще!
От размышлений дивана отвлек звук чужих шагов — кто-то приближался к его ненадежному убежищу. Похоже, шло несколько человек. Бежать? Но куда и как? Опять же убегающий всегда больше рискует нарваться на автоматную очередь, чем сидящий смирно. Поэтому Тохир застыл у очага, сложив руки на коленях и моля Аллаха, чтобы сюда не кинули гранату!
Ждать долго не пришлось. Буквально через несколько минут в хижину заглянул вооруженный автоматом молодой парень, уже успевший отпустить по обычаю боевиков бороду. Следом за ним появились еще несколько человек, державших оружие на плечах, как коромысла. Дивана поднял глаза на вошедших и похолодел — на него, оскалив зубы в хищной усмешке, пристально смотрел Гафур! Видно, не зря афанди Юрик так старательно умалчивал, что же на самом деле случилось на горной тропе в Черном ущелье?
— Вот кто тут развел огонь, — подходя ближе вкрадчиво произнес Гафур. — Греешься? Предвкушаешь, как тебя охватит пламя ада?!
Тохир подумал, что уничтожить фотографию, которую дал ему урусча, теперь уже вряд ли удастся и неожиданно настал час спасать свою жизнь, причем все случилось значительно скорее, чем он рассчитывал. В конце концов контрразведчик ему не родня, но и торговаться с этим животным Гафуром тоже не имело смысла: нужен кто-то более умный и толковый, способный понять, какую ценность может представлять дивана.
— Что тебе нужно? — стараясь выглядеть бесстрастным, спросил юродивый. — Ты пришел на запах дыма? Садись к очагу, здесь всем хватит места.
— Прекрати, — презрительно скривился боевик и обернулся к остальным. — Это он приходил в кишлак перед тем, как нам отправиться в проклятое Черное ущелье. Теперь пришла пора за все ответить!
— Я за все отвечу только перед Аллахом! — упрямо склонил голову дивана.
— Да, да, конечно! Только учти, что в эту ночь Аллах для тебя это я!
Гафур ткнул себя в грудь грязным пальцем и хрипло рассмеялся.
— Не богохульствуй! — глухо сказал один из боевиков, и это вселило в Тохира некоторую надежду.
Встав на колени, он начал громко молиться. Его слова тяжело падали с обветренных губ в тишине, прерываемой лишь потрескиванием огня и вздохами молча стоявших боевиков.
— Омен! — дождавшись конца молитвы, Гафур набросил на шею дивана веревочную петлю и стал вязать ему руки. — Пошли, утренний намаз мы совершим вместе, как тогда, с Хадыром. Помнишь?..
В магазин «Пеликан», располагавшийся недалеко от Яузского бульвара, Шатуновский приехал во второй половине дня. Он с удовольствием отправился в знакомые с юности края — недалеко, на набережной, тянулись корпуса военной академии, где Георгий Кузьмич когда-то учился, а рядом Устьинский мост, за которым, на той стороне Москва-реки, на углу набережной и улицы, раньше носившей имя знаменитой летчицы Полины Осипенко, возвышался многоэтажный дом. В нем Шатуновский снимал квартиру и воспоминания о тех днях и тех женщинах, с которыми он делил кров и постель, до сего времени согревали душу. Дом давно снесли, зато осталось здание текстильного института, в котором училась одна из его пассий, и по-прежнему незыблемо стоял высотный дом на Котельнической набережной. И на том спасибо: все-таки если и занесла тебя сюда судьба, как сегодня, то по крайней мере не возникало ощущения, что приехал на остывшее пепелище, где не осталось ничего.
Припарковав машину, генерал бросил взгляд на часы — есть ли еще время, чтобы прогуляться по Солянке? Сколько раз он давал себе слово пройти-проехать по всем местам города, где прошла его юность, да то дача, то дела не пускали, то болячки, будь они неладны, не давали шагу ступить. Но времени для прогулок уже не оставалось, и Георгий Кузьмич, скрепя сердце, направился к магазину, торговавшему всякой всячиной, необходимой для ремонта и отделки квартир.
Торговый зал оказался просторным и прохладным. Покупателей было мало, и Шатуновский не спеша прошелся мимо зеркал и стендов с обоями, поглазел на люстры и кафель.
Вялым жестом подозвав продавца-консультанта, Шатуновский спросил:
— Голубчик, а нет ли у вас перламутрового унитаза японского производства? Мне нравится их дизайн и отделка.
— Пока нет, — с виноватой улыбкой ответил молодой человек и предложил: — Наверное, вам хотелось бы все в комплекте: туалет, ванную и раковину?
— Желательно, — подтвердил генерал.
— Поговорите с управляющим, может быть, он сможет вам помочь?
Продавец проводил Шатуновского к дверям в подсобное помещение. После ярко освещенного, просторного, сверкающего огнями торгового зала в довольно узком коридорчике, со стенами, выкрашенными блекло-зеленой масляной краской, показалось сумрачно. Да тут еще откуда-то появился похожий на огромный несгораемый сейф детина и фамильярно поинтересовался:
— Тебе чего?
Подобное обращение генерала несколько покоробило, но он справедливо решил, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят и у того, с кем он хотел встретиться, охрана соответствовала его положению в мире криминального бизнеса. Странно ожидать предельно вежливых и услужливых секьюрити там, где их просто не может быть. Стоило ли тратить нервы на животное? Как говорил хитроумный Одиссей, поучая своего сына: научись побеждать свой гнев!
— Мне нужно переговорить с управляющим, — Шатуновский, под пристально недоверчивым взглядом детины опустил руку в карман пиджака, достал платочек и промокнул вспотевший лоб. — Меня зовут Георгий Кузьмич.
Охранник покосился на кейс в руке отставного генерала, пробурчал нечто нечленораздельное и показал на дверь в конце коридора. Видно, эту гориллу все-таки заранее предупредили о появлении гостя.
Шатуновский прошел в конец коридора, открыл дверь и очутился в небольшом светлом кабинете, где за столом сидел средних лет мужчина в модном костюме. Бросив взгляд на его руки, лежавшие на папке с какими-то бумагами, генерал отметил, что пальцы и тыльная сторона кистей «управляющего» покрыты белесыми разводами шрамов, оставшихся от выведенных татуировок.
— Добрый день, — мужчина приветливо улыбнулся и встал, жестом предложив Шатуновскому располагаться в кресле у стола. — Я рад нашей встрече, Георгий Кузьмич.
— Я тоже, уважаемый Григорий Иванович, — кивнул генерал, опускаясь в кресло.
«Еще бы тебе не радоваться, — подумал он, поудобнее пристраивав на коленях кейс. — Я же деньги привез, так сказать, под расчет за проделанную работу, а деньгам все всегда рады».
Кстати, Шатуновскому очень понравилось, что хозяин не подал ему руки: значит, осознает существующую между ними дистанцию? Хотя многие из его «коллег», верховодивших в мутном криминальном болоте, давно считали, что им все на свете позволено и ломовые бабки делали их ровней любому человеку. Ан нет, ребята, тут вы ошибаетесь! С вами будет на равных только тот, в ком душонка такая же, как у вас, и никто другой. Нормальный человек от вашего тухлого болота просто отвернется, да вы к нему и сами не полезете, поскольку нечего с ним делать: нормальные, да честные, они, как правило, бедные, а бедные люди вас мало интересуют. С них взять нечего!
— Тут чисто? — слегка поморщившись, отставной генерал неопределенно пошевелил пальцами.
— Не сомневайтесь, — заверил хозяин и подумал, что теперь ясно, у кого известный правовед Серега Финк по кличке Щапа перенял привычку интересоваться чистотой помещения от записывающей и передающей аппаратуры. Впрочем, чтобы догадаться, особого ума не нужно, поскольку именно при посредстве Щапы достигли договоренности о сегодняшней встрече. Причем ее инициатором выступил гость, что вызывало любопытство Колчака.
Верный своей привычке зря не рисковать, он решил провести встречу в магазине, принадлежавшем одному из его давних подельников: Финк не болтун, это проверено, а нового человека совершенно ни к чему сразу же тащить в офис. Это все равно, что положить его в постель к своей бабе. В переулке поговорить можно и на лавочке в сквере, но так поступать не солидно.
— Примите! — Шатуновский положил на стол кейс. — Тут под расчет.
Он ожидал, что хозяин хотя бы откроет крышку, дабы убедиться, что в кейсе именно обещанные баксы. Судя по рассказам Финка, этот господин весьма недоверчив, но Колчак небрежно снял кейс со стола и поставил на пол.
— Вас удовлетворила наша работа или есть претензии?
— Нет, претензий нет, — мягко улыбнулся Георгий Кузьмич.
— Чай, кофе? Может быть, по рюмке? — предложил Маркин. — Есть отличный греческий коньяк.
— Благодарю, я за рулем, — отказался отставной генерал.
Честно говоря, он чувствовал себя несколько не в своей тарелке, разговаривая с представителем совершенно чуждого ему мира, и злился на себя, поскольку никак не мог нащупать единственно верный тон, который позволил бы ввести разговор в нужное русло. Думалось ли когда-нибудь Георгию Кузьмичу, что ему придется сидеть за одним столом и общаться с отпетым уголовником, а тот будет предлагать ему выпить по рюмке коньяка?! Да раньше такое и в кошмарном сне не привиделось бы. Этот Колчак в иные времена и близко побоялся подойти к Шатуновскому, да его и не подпустили бы, а теперь, когда страшно перевернулся мир, генерал вынужден общаться с таким человеком, засунув все амбиции в задницу, и придется пожать руку, если Колчак ему протянет ее на прощание: с волками жить по волчьи выть!
Маркин молча смотрел на него, явно ожидая, что гость скажет наконец, зачем ему понадобилась личная встреча с хозяином фирмы «Ачуй». И Шатуновский, слегка замявшись, поинтересовался:
— При необходимости мы можем продолжить сотрудничество?
— Если вы останетесь кредитоспособны и по-прежнему молчаливы, — без тени улыбки ответил Колчак. И тут же уточнил: — Разве услуги господина Финка вас более не устраивают или вы ему не доверяете?
«Прирежут еще бедного Серегу», — подумал Георгий Кузьмич и поспешил успокоить хозяина:
— Нет, что вы, о недоверии нет и речи. Тут несколько иное.
— Тогда что? — не отставал Маркин. — Вы же прекрасно понимаете: у нас специфический бизнес и все должно быть предельно ясно!
— Да, я понимаю, — вздохнул отставной генерал. — Хотелось бы знать, можно ли обратиться к вам за помощью сугубо конфиденциально, без посредников. Случаются, знаете ли, разные ситуации: жизнь есть жизнь.
— Ради бога! — Колчак впервые за время встречи несколько расслабился. — Приезжайте сюда и спросите Валентина, а ему скажете, что хотите видеть Григория Ивановича. Он все организует и мы поможем разрешить любые затруднения.
— Не взирая на лица?
— В принципе да! — твердо ответил Маркин. — Все дело только в цене!
— Хорошо, это меня устраивает как нельзя лучше.
— Это вам, — Колчак протянул отставному генералу большую картонную коробку. — Маленький презент от фирмы: неудобно же выходить из магазина без покупки.
«Конспиратор! — отметил про себя Шатуновский. — Надо же, догадался, уголовная рожа, а я со всей своей фанаберией даже и не подумал об этом!»
Магазин он покинул с двойственным чувством: с одной стороны, испытывая удовлетворение состоявшимся свиданием и ответом, полученным на мучивший его вопрос, но, с другой, — презирая себя за то, что опустился до общения с криминальными авторитетами. Однако куда денешься в современной жизни без того, чтобы не наступить на самого себя? Не наступишь сам, так найдутся другие, кто непременно наступит. Естественно, с людьми типа Григория Ивановича предпочтительно общаться через посредничество Сереги Финка, но могут возникнуть ситуации, когда посредник окажется совершенно ни к чему — лучше, если информацией владеет как можно меньшее число людей. Их всегда можно проверить, постоянно держать в поле зрения и быстро выявить утечку. Впрочем, не приведи бог, не то полетят головы, и какие головы! Коробку Георгий Кузьмич положил в багажник, решив посмотреть, что в ней позже, хотя ему очень хотелось развязать бечевку и приподнять крышку: любопытно все же, каковы изобретательность и фантазия Григория Ивановича, или как там его на самом-то деле? Ничего, с этим можно и немного подождать, а вот другое дело не терпело отлагательств.
Устроившись за рулем, Шатуновский достал мобильный телефон и набрал знакомый номер.
— Я жив и здоров, — услышав ответ в наушнике, бодро сообщил он. — Иногда в пещерах людоедов не более жутко, чем в гроте для оркестра.
— Как пообщались? — чуть хрипловато спросил невидимый собеседник.
— Нормально. Думаю, тесные контакты нежелательны, но возможно использование в наших интересах.
— Однако до определенного момента!
— Полностью согласен…
Чуенков священнодействовал на кухне: сегодня он решил приготовить карри из баранины, непременно с острыми приправами, именно так, как когда-то научился в Азии, где еще совсем молодым офицером проработал несколько лет. Прекрасное время! Сейчас все прежние неприятности казались мелкими и несущественными и вспоминалось лишь о том, какие женщины тебя любили и ты казался сам себе лично бессмертным: ведь это так присуще прекрасной молодости!
Когда Виктор Николаевич брался готовить, никто из домашних ему не мешал — ни дочь, ни жена, ни уж тем более младший сын не имели права появляться на кухне, дабы не отвлекать шеф-повара от священнодействия. Зато потом все уплетали приготовленное им блюдо за обе щеки и только нахваливали. Правда, готовил Чуенков редко и лишь по вдохновению.
Шинкуя лук, полковник, как простуженный, часто хлюпал носом и моргал, стараясь согнать набежавшие слезы, но не обращал на это внимания, поскольку мысли его витали далеко: он вновь и вновь мысленно обращался к заветной папке, день ото дня распухавшей от документов. Ну и клубок там завязался, нарочно не придумаешь, словно специально подбрасывали тебе одну головоломку за другой, причем не оставляя времени на их разгадывание — не успел получить одну, как следом уже появилась вторая, а за ней третья, четвертая…
Сначала в поле зрения контрразведки попали советник МИДа Ульман и его давний приятель из Администрации Дороган. Любопытно было послушать, о чем болтали в биллиардной клуба «Робинзон» Лев Михайлович и Александр Исаевич, но потом стало еще любопытнее, когда, через некоторое время, Дороган встретился в бане с отставным генерал-лейтенантом Шатуновским.
Прослушать их беседу не удалось, но наружное наблюдение засняло встречу и потянулось уже не только за Дороганом, но и за отставным генералом. Кстати, зачем тот провел столько времени наедине с чиновником из Администрации? Не голубые же они на самом-то деле? Это ребята Чуенкова самым тщательным образом проверили — и Дороган и Шатуновский имели самую что ни на есть нормальную половую ориентацию. Следовательно, это была чисто деловая встреча, поскольку тесной связи между Александром Исаевичем Дороганом и Георгием Кузьмичем Шатуновским ранее не отмечалось. Конечно, в баню ходят не только с близкими друзьями-приятелями, но тем не менее крайне любопытно узнать, о чем говорили связанный с одним из крупных банков и военными кругами отставной генерал-лейтенант и чиновник из Администрации? Скорее всего, они являлись представителями каких-то финансово-политических группировок, нащупывающих возможности контактирования и взаимодействия, а, может быть, обменивавшихся информацией?
Каких группировок, какое между ними может возникнуть взаимодействие, какую информацию они продавали друг другу и по какой цене?! Чем, раздери их совсем, они могли заинтересовать друг друга, какими возможностями, в том числе информационными? Ведь информация в наше время самая дорогостоящая штука!
Виктор Николаевич отложил нож и промокнул слезящиеся глаза платком. Ничего, сейчас он отправит нашинкованный лук в кипящее масло и сразу станет легче, а от приправ по кухне поплывет дразнящий ноздри аромат.
О, если бы все проблемы разрешались так же легко, как при приготовлении карри! Нетрудно догадаться, что тех, кто стоял за отставным генералом Шатуновским и чиновником Дороганом, объединяло одно — деньги! Можно немного напрячься, поработать и вполне точно определить крут тех, чьи интересы представляли попавшие в поле зрения контрразведки люди. Но как выяснить, каким путем они хотели получить деньги, что они замыслили?! Явно нечто противозаконное, криминальное, но что именно и какова, если можно так выразиться, технология их преступного бизнеса? А в том, что он преступен, нет никаких сомнений.
Может быть, он ошибался и преступление уже не на стадии замысла, но являло собой законченное или продолжавшееся деяние, а Шатуновский и Дороган просто некие корректировщики или связные: кто знает, с какой периодичностью и сколько раз они встречались до того, как за ними выставили наружное наблюдение?
Все бы ничего, но тут драгоценный господин генерал выкинул новую штучку — поехал в магазин «Пеликан», где исчез в подсобных помещениях. Естественно, тем, кто вел наблюдение за Георгием Кузьмичем проникнуть следом за ним в подсобные помещения магазина не удалось, зато установили другое: данная торговая точка принадлежала некоему Валентину Ильичу Юдину, известному в криминальных кругах под кличкой Юда и связанному с одной из крупных центровых уголовных группировок. Впрочем, по большому счету практически любой легальный бизнес в России так или иначе смыкался с нелегальным и, хоть в какой-то мере, он был связан с криминалом. Пусть даже только данью или сокрытием налогов.
Прелестная получалась компания: дипломат, высокопоставленный чиновник, отставной генерал-лейтенант и отпетый уголовник. Что их объединяло? Опять же только деньги! Но каким путем они собирались их делать или уже делали?
Радиоперехват успел поймать конец телефонного разговора, который вел Шатуновский из своей машины после посещения «Пеликана». В нем речь шла явно об использовании криминальной гвардии.
Виктор Николаевич грустно улыбнулся — до чего же мы дожили! Генералы общались с уголовниками, главами администрации некоторых областей становились неоднократно судимые люди, мэры крупных городов с гордо поднятой головой отправлялись в тюрьму, а в Думе вообще творилось черт знает что! А он, должный стоять на страже государственных интересов, вынужден изворачиваться ужом и хорошенько подумать, прежде чем решить: докладывать ли имеющиеся в деле материалы генералу Моторину или подождать? Этот вопрос возник с самого начала, но ответа на него у Чуенкова все еще не было: если ждать, то чего и сколько времени, а если доложить, то не сделаешь ли хуже для дела?
Валерий Иванович Моторин человек специфический, от природы награжденный умом лукавого царедворца и маниакально осторожный. Эти качества помогли ему занять высокий пост и удержаться на нем при всех жутких сквозняках перемен, сдувших уже не одного «лампасного» руководителя с насиженного теплого кресла. Впрочем, может ли найтись в их системе «теплое» кресло? Везде только и успевай вертеться.
Может быть, пока лучше продолжать действовать на собственный страх и риск, так сказать, в рамках имеющихся у него полномочий, временно оставив высокое руководство в полном неведении относительно начатой разработки? Сможет ли Моторин помочь развязать странный узел или предпочтет разрубить его, а то еще хлеще, просто прикажет все отбросить и накрепко забыть?
Полковник помешал длинной деревянной ложкой в казане и положил в него мясо. Некоторые предпочитали готовить мясные блюда в микроволновой печи, но он любил делать это по старинке, на газовой плите. А еще лучше стряпать на открытом огне очага или походного костра, чтобы к дурманящему запаху специй примешался и тревожный запах дымка. Но это из области мечтаний. Хотя можно попробовать осуществить мечту на даче. Вот только вопрос: когда удастся туда выбраться на денек-другой? Ведь кроме загадок, подкинутых Ульманом, Дороганом и компанией, есть иные дела.
Итак, что решить? Продолжать работу без санкции начальства? Волей-неволей он тут начинал уподобляться Юрке Бахареву, всегда стремившемуся все решить самому. Любопытные материалы пришли от него на экспертизу, роет там майор землю, прогрызает камни древних гор, а ведь скоро он вернется в Москву, поскольку истекал срок командировки. Смешно предполагать, что Бахарев не хочет домой — в тех местах, где ему не по своей воле приходилось работать, совсем не сладко во всех отношениях. Вот приедет Юрий Алексеевич, и его привлечем к разработке странной компании чиновников, дипломатов, отставных генералов и уголовников. А возвращения Бахарева осталось ждать совсем недолго…
Дижана Тохир ушел в горы неделю назад и пропал, как до него пропадали среди умевших хранить тайны каменных громад многие люди, молившиеся разным богам и служившие разным хозяевам. Ушел человек — и нет его. По-прежнему светило солнце, по ночам сверкали на черном бархате неба бриллианты звезд, по-прежнему дул ветер, печально завывая в щелях каменных громад, но никто не знал — жив ли Тохир, вернется он в долину?
Прошел контрольный срок возвращения агента, но о нем по-прежнему не было ни слуха ни духа. Бахарев старался успокоиться тем, что и раньше такое случалось: здесь на каждом шагу человека подкарауливало множество непредвиденных осложнений, поэтому не стоило преждевременно заводить панихиду. Однако вскоре прошел второй контрольный срок, а на душе не исчезало чувство неприятного зудящего беспокойства, предвещавшего близкое несчастье. Если бы Юрий мог связаться с отрядом Мамадаеза, если бы мог запросить их о дивана Тохире, но…
Ночью, ворочаясь без сна на жесткой койке в комнате офицерского общежития, Юрий решил, что, наверное, лучше всего ему самому отправиться в горы, туда где сейчас располагался отряд Аминова — в три дня вполне можно уложиться, и все сразу встанет на свои места. По крайней мере он узнает, появлялся ли там Тохир, и покажет Мамадаезу фотографию: вдруг давний приятель кого-то узнает или расскажет чего путное о «караване». Сдается, это крупная операция с наркотиками, в которую замешаны весьма серьезные люди.
Утром он пошел к полковнику Макарову, руководившему группой прикомандированных сотрудников контрразведки. Илья Васильевич человек хороший и все правильно понимал, но и Юрий решил не открывать всей правды.
— Мне нужно отлучиться на пару-тройку дней, — заявил Бахарев, усаживаясь напротив Макарова. — Хочу повидаться с одним человеком, а ему сюда хода нет.
Встречи с осведомителями были обычным делом, поэтому Юрий решил избрать самый благовидный предлог для отлучки. К тому же он действительно хотел повидаться с Аминовым, которому не стоило появляться в местах, контролируемых правительственными войсками.
— Да? — Макаров раскурил трубку и испытующе посмотрел на Бахарева. — Говори прямо, чего задумал?
Ему нравился этот живой и толковый парень, прекрасно владевший фарси. Конечно, под началом Макарова он временно и скоро кончался срок его командировки, но, как казалось полковнику, в отличие от него Юрий станет вновь стремиться сюда, несмотря на грязь, жару, тупость и ужасающую коррупцию местных чиновников и взрывоопасную обстановку.
И дело не в том, что у Бахарева амуры с директоршей местной столовой Розой — она баба молодая, смазливая и слабая на передок. Эта разведенная татарочка предпочитала выбирать любовников из командированных москвичей: может быть, строила грандиозные планы уехать в столицу России? По крайней мере на глазах у Макарова она сменила трех ухажеров, и Юрий был четвертым. Его связь с Розой Илья Васильевич не одобрял, однако держал собственное мнение при себе, не собираясь делиться им с кем бы то ни было, особенно с руководством. Ну, спал майор с директором столовой, ну и на здоровье, — это их личное дело. Когда он уедет, она будет спать с другим. И ведь никакого СПИДа не боятся, сукины дети!
Да нет, не Розка будет тянуть сюда Бахарева, — он еще наверняка встретит настоящую любовь, — а нечто иное. Риск, самостоятельность, возможность принимать решения, не оглядываясь на вышестоящее начальство, вот что его привлекало. И сейчас он как пить дать темнит, однако формальных оснований для запрещения его встречи с осведомителем нет.
— Чего я могу задумать? — Юрий пожал широкими плечами. — Обычная встреча.
— Ладно, — нехотя кивнул полковник. — Но постарайся уложиться в два дня. И вообще лучше считать, что ты проводишь самостоятельную операцию.
«Снял с себя ответственность, — готовясь к выходу в горы, подумал Бахарев. — Впрочем, его тоже можно понять, зачем ему лишняя головная боль? Ее и без меня хватает!»
К Мамадаезу майор решил отправиться безоружным, поборов искушения взять пистолет, нож или гранату. В любом случае, кому не попадись, тебя обыщут, а человек без оружия вызывал меньше подозрений. Ему нужно проскользнуть тихо, как мышке, не привлекая внимания, а в случае рукопашной стычки Юрий умел постоять за себя — он прилично владел кун фу, в юности занимался легкой атлетикой и дзюдо, а позже, уже став офицером, прошел спецкурс диверсионно-разведывательной подготовки. Кстати, палка может не только помочь взбираться в гору, но и способна послужить грозным оружием в умелых руках, а если дело обернется серьезно, то против автоматов и пистолет ничто. Так что лучше уповать на собственную удачливость, счастливую звезду и быстрые ноги.
Из городка Бахарев вышел одетый в обычный камуфляжный костюм с палкой в руках и стареньким вещмешком за плечами. Дорогу он знал хорошо и к вечеру достиг перевала. На ходу Юрий съел лепешку, запил ее водой из баклаги, начал спускаться в долину и вскоре увидел сложенную из камней хижину около старого мазара. Судя по всему, в ней уже две недели никто не появлялся.
В хижине майор быстро переоделся, облачившись в поношенную рубаху. На босые ноги обул стоптанные сапоги. Сверху накинул выгоревшую на солнце куртку, а на голову водрузил засаленную чалму, в которой спрятал фотографию. Подпоясался одним платком, а другой повязал на шею. Кажется, с маскарадом все? Юрий засунул в щель между двух больших камней около хижины мешок с одеждой, оставшуюся у него лепешку и походную баклажку с водой положил за пазуху и отправился дальше. Небритый, в чалме и поношенной одежде, он ничем не отличался от местных жителей.
Стоило торопиться, чтобы поспеть спуститься в долину до наступления сумерек. Темноты Бахарев не боялся, но хотел еще засветло достичь передовых постов охранения отряда. В противном случае предпочтительнее дождаться утра: на войне ночных гостей не слишком жалуют.
Все получилось как нельзя лучше — солнце еще только собиралось опуститься за вершины гор, как Юрия окликнули и из-за камней на тропу вышел боевик с автоматом.
— Салам, — вежливо поклонился ему Бахарев. — Я иду издалека и хотел видеть Мамадаеза-джон.
— Салам, — хмуро буркнул боевик. — Ишь, какой шустрый. Ну-ка, повернись!
Он обыскал майора, но, кроме лепешки и баклаги с водой, ничего не обнаружил. Расспросив Юрия, кто он и откуда, и удовлетворившись ответом, что перед ним Турсун-бобо из Гарса, дозорный подозвал другого боевика и приказал ему отвести задержанного в кишлак.
Сопровождающий, — или скорее конвоир, — являл собой тот тип парней, которые появились неизвестно откуда, как только началась заваруха. Плотный, низколобый, бандитского вида, он наверняка никогда не задумывался, нажимая на спусковой крючок, поэтому Бахарев почел за благо не раздражать его и беспрекословно выполнял все команды. По счастью, до кишлака добрались без происшествий, и Юрия передали другим людям.
На открытой просторной веранде большого дома сидел одетый во все темное мужчина средних лет. Он начал вкрадчиво, но весьма дотошно выспрашивать майора, зачем ему нужен Мамадаез-джон, сколько дней гость добирался сюда из Гарса и какими путями шел? Особенно его интересовало, не встречал ли он по дороге подразделений правительственных войск или солдат урусча. По традиции боевиков, допрашивавший Юрия мужчина носил окладистую бороду, но она была подстрижена и подбрита, а его темная одежда очень напоминала европейскую. И еще он курил американские сигареты, что было редкостью среди ревностных приверженцев шариата.
Ответы на возможные вопросы Бахарев продумал заранее и потому легко обходил расставленные «черным человеком» ловушки — наверняка с ним беседовал кто-то из бывших коллег Аминова, занимавшийся теперь в отряде вопросами безопасности и разведки. Но стоило поскорее выбираться из липкой паутины недомолвок и намеков, иначе в ней можно погрязнуть надолго: Восток нетороплив, а эти люди, если в чем-то сомневались, предпочитали разрешать сомнения лишь одним путем — нет человека, нет проблем!
Такой исход Юрия не устраивал, и он, слегка понизив голос, сказал:
— Я принес Мамадаезу-джон привет от одного его знакомого.
— Да, да, — понимающе кивнул бородач в черном. — От какого знакомого?
— Это я скажу только Мамадаезу-джон.
На счастье Бахарева, уже приготовившегося к препирательствам с бородачом, на веранду неожиданно заглянул сам Аминов: наверное, ему сказали о задержанном, который хотел с ним лично встретиться.
— Это ты пришел сегодня вечером? — спросил он у Юрия, знаком приказав бородатому оставаться на месте.
— Да, афанди.
— Гость — посланец Аллаха, пошли ужинать.
Аминов вышел в дом, и «черный человек» немедленно поднялся, цепко подхватил майора под руку и потянул следом за командиром, приговаривая:
— Пошли, пошли, Турсун-бобо! Когда приглашают, грех отказываться.
Открыв дверь в дом, они очутились в большой, ярко освещенной комнате, где вокруг достархана с огромным блюдом плова сидело несколько человек в пестрой одежде, с любопытством посмотревших на Юрия.
Почетное место занимал сам Мамадаез. Бородатый, — впрочем, там все носили бороды, — устроил Бахарева напротив полевого командира и сам сел рядом, видимо, все еще не доверяя чужаку.
— Берите, берите! — предложил Аминов и обеими руками показал на блюдо.
На Востоке вообще не принято есть в одиночестве, поэтому приглашение разделить трапезу не являлось чем-то необычным. Наоборот, считалось, что чем больше рук протянется к пище, тем большее изобилие в ней дарует Аллах. В совместной трапезе благодать, и только обстоятельства могли заставить правоверного вкушать хлеб одному.
Ели руками. Подтянув рукава куртки, Юрий тоже запустил пальцы в горячий плов и мысленно возблагодарил судьбу, что еще в детстве научился есть так, как это делали местные жители, и крепко запомнил принципы питания, якобы завещанные пророком: вареное не мешать с жареным, сушеное или вяленое со свежим, не есть легкого, почек и кишок, а также желудков коров. Пророк не ел сырого лука и чеснока, чего не следовало делать и верующим.
Повар в отряде Аминова был отменный, и плов удался на славу. Однако за едой майор не забывал присматриваться к сотрапезникам и с удивлением обнаружил, что среди них спокойно сидел заросший густой рыжеватой щетиной славянин — светлоглазый и светловолосый. Пленный? Нет, он никак не похож ни на пленника, ни на заложника. Кого же это занесла беспокойная и переменчивая судьба? Может быть, это вовсе даже и не славянин, а немец или англосакс? Что он делает у Мамадаеза?
Тем временем европеец доел, вытер сальные руки несвежим полотенцем и взял лежавший позади него фотоаппарат в кожаном футляре: камера была явно профессиональная, японского производства. Неужели корреспондент?
Почему, собственно, нет? Многие средства массовой информации стремились давать репортажи и с той и с другой стороны, а оппозиционеры не чурались рекламы и никогда не пренебрегали возможностью выставить себя в наиболее выгодном свете. И тогда никому уже нет никакого дела, что снимал или брал интервью урусча или другой капыр, — неверный! Ведь если такие парни не доберутся до ставок полевых командиров, то что станет показывать телевидение и о чем напишут в газетах?
— Нет, нет, это исключено, — громко сказал Мамадаез.
Юрий перевел взгляд на него и понял, что фотограф попросил разрешения снять трапезу, но Аминов отказал. Ясно почему: не хотел, чтобы в кадр попал Бахарев. Кто знает, кто потом станет разглядывать снимки и как все может повернуться? Что же, спасибо давнему приятелю: он, как мог, оберегал майора.
Вскоре ужин закончился. Аминов прочел короткую молитву и попросил сотрапезников оставить его наедине с гостем. Когда все вышли, он знаком предложил Юрию сесть рядом и тихо спросил:
— Зачем ты пришел? Это очень опасно.
— Я посылал к тебе дивана, — шепотом ответил Бахарев. — Но он не вернулся.
— Он не приходил, — мрачно бросил Мамадаез, и у Юрия тоскливо сжало сердце: не зря, значит, мучили дурные предчувствия?
Что могло случиться с Султаном? Либо предал и перешел на другую сторону, либо его нет в живых. Третьего варианта, пожалуй, не найти.
— Ты ничего не знаешь о нем?
— Нет.
— Вот, посмотри, — Бахарев снял чалму и достал из ее складок фото. — Кто-нибудь тебе здесь знаком?
Аминов взял фото, поднес его ближе к свету и прищурил карие глаза, пристально всматриваясь в лица. Потом показал пальцем на одного из азиатов и глухо сказал:
— Похож на Мирзо Азимова, одного из доверенных лиц лидеров оппозиции. Но точно не ручаюсь.
Он взял карточку за уголок и поднес ее к горевшему фитилю керосиновой лампы. Бумага ярко вспыхнула, жадное пламя быстро пробежало по ней и хотело лизнуть пальцы Мамадаеза, но он успел бросить ломкий черный пепел на пол, а потом тщательно растер его сапогом.
— У тебя есть копии, — уверенно сказал он Юрию, — а таскать с собой подобную улику неразумно. Откуда у тебя это? Можешь сказать?
— Несли через границу, оттуда сюда.
— Я даже не могу предположить, кому это понадобилось, — недоуменно развел руками полевой командир. — Есть что-то еще?
— Где сейчас Азимов?
— Говорят, в эмиграции. Поверь, у нас тоже часто не доверяют друг другу, хотя любят кричать, что все мы боремся за независимость.
Он горько усмехнулся и покачал головой, словно сожалея, что мало чем может помочь приятелю, проделавшему долгий и опасный путь, прежде чем попасть сюда.
— Что ты можешь сказать о «караване»?
— «Караван»? — Мамадаез удивленно взглянул на Юрия и протянул. — Вон, куда ты уже успел забраться?! Это как-то связано с той фотографией?
Бахарев сделал вид, что он не понял или не слышал вопроса: дружба дружбой, но нельзя забывать, что напротив сидел полевой командир боевиков оппозиции, которые стреляли по нашим парням. Странная штука жизнь, и еще более странная и загадочная вещь оперативная работа, когда представители непримиримо враждующих систем, втайне от остальных, мирно беседовали. Впрочем, непримиримы правительство Южных Предгорий и оппозиция, а как повернутся отношения между Россией и оппозицией в случае ее победы, загадывать пока трудно. Но в любом случае, договариваться с исламскими фундаменталистами нелегко.
— Что-то ты знаешь о «караване»?
— Так, слышал кое-что, — Мамадаез неопределенно помотал в воздухе рукой. — Какая-то суперсекретная операция, связанная с большими деньгами. — И, помолчав, тоскливо попросил: — Уезжай и не ввязывайся в это дело, Юрик-джон! Завтра я отправлю тебя на машине вместе с фотографом.
— Это он сидел за достарханом? Откуда этот человек?
— Э-э, о таких вещах не принято расспрашивать, — хитро прищурился Аминов. — Но тебе я скажу: он из Москвы. Пришел ко мне с бумагой от одного из лидеров, и я вынужден был принять его. Он гостил не только у меня. Сейчас все, как могут, делают деньги. Игорь тоже не исключение.
— Его зовут Игорь?
— Да. А ты, если можешь, последуй моему совету, брось здесь все дела и уезжай домой. Поверь, так лучше.
— «Караван» связан с наркотиками?
— Не знаю, — лицо Мамадаеза приняло сонно-равнодушное выражение, словно он осоловел от жирного плова. — Знаю лишь одно: все, кто им интересовался, один за другим отправлялись в рай… Завтра машина пойдет за перевал, это значительно сократит твой путь. Я распоряжусь, чтобы тебе оставили место.
Бахарев понял: Аминов знал нечто большее о пресловутом «караване», но не хотел говорить об этом или боялся и осторожничал, предполагая, что могут просчитать, откуда утекла информация, — годы, проведенные в спецслужбах, не прошли для него даром и многому научили. Если он настоятельно выпроваживал приятеля детских лет, это что-то да значило!
Но многое ли теперь значил для Мамадаеза сам приятель? Только теплое ностальгическое воспоминание о босоногих временах? И ради этого полевой командир рисковал, поддерживая связь с той стороной? Ведь ему пришлось протянуть незримую нить через все, что их разделяло, туда, где, казалось, все давно отрезано. Нет, скорее как всякий профессионал он пытался заранее обезопасить себя при любом развитии событий в будущем.
— Пойдем! — Аминов поднялся и направился к дверям.
— Тебе тоже не мешает переехать, — в спину ему бросил Юрий.
— Спасибо, — не оборачиваясь, ответил Мамадаез, прекрасно понявший намек. — Завтра я сменю место дислокации отряда.
Он провел гостя в смежную комнату и указал на покрытую вытертым ковром черпай — низкую кровать с плетеным матрасом.
— Отдыхай. Утром поднимут рано. А он станет охранять твой сон.
Из темного угла неслышно появился увешанный оружием бородатый человек и, повинуясь знаку полевого командира, поклонившись, вновь отступил в темноту.
Бахарев понял: спорить бесполезно! Если Аминов решил приставить к нему то ли охрану, то ли караульного, так и будет. Да и нужно ли спорить? Долгий путь по горам изрядно измотал, и действительно давно пора отдохнуть. Сон — великая драгоценность, особенно на войне.
— Не знаю, сможем ли мы проститься завтра. Удачи!
Мамадаез кончиками пальцев легко коснулся плеча майора и вышел из комнаты…
Утром подняли ни свет ни заря — над вершинами гор еще только-только заалела полоска зари, а долина оставалась погруженной в предрассветный сумрак. В отличие от обильного ужина завтрак оказался скудным: чай, лепешка, румяные яблоки на широком деревянном блюде. За достарханом сидели всего несколько человек, включая Юрия и фотографа. Остальные были из отряда Аминова, но ни сам командир, ни его помощник в черной одежде так и не появились.
Когда вышли на улицу, уже совсем рассвело, и Бахарев увидел около дома помятый военный «уазик» с опущенным брезентовым верхом. В принципе Юрий намеревался проделать обратный путь пешком, — он хотел проверить некоторые «почтовые ящики» и забрать спрятанную около мазара одежду, — но отказаться ехать означало навлечь на себя подозрения, чего делать не стоило. Лучше попросить остановить машину неподалеку от перевала и сойти — все равно поедут в ту сторону, поскольку других дорог просто нет.
Интересно, куда и как они решили доставить фотографа? Скорее всего, его подбросят ближе к правительственным постам или отвезут в другой отряд. Ни один из этих вариантов Юрия не устраивал, поэтому он решил придерживаться собственного плана действий.
В «уазик» сели водитель и двое вооруженных автоматами боевиков — один рядом с шофером, а другой сзади, вместе с Бахаревым и фотографом, нагруженным сумками и кофрами с аппаратурой. Когда заработал мотор, на крыльце большого уя появился Мамадаез в сопровождении охраны и «черного человека». Юрий понял: Аминов провожает его, но даже не повернул голову в сторону полевого командира, чтобы не выдать себя хотя бы взглядом в присутствии стольких посторонних людей.
Машина тронулась с места и, подпрыгивая на камнях, медленно покатила по неровной дороге, начав долгий подъем к перевалу. Шагая напрямик, можно было бы достичь его быстрее, но зато потратить больше сил. Вот позади остался кишлак и вокруг сдвинулись громады гор.
— Я живу очень далеко отсюда, — фотограф повернул к Юрию загорелое лицо и добродушно улыбнулся. — Меня зовут Игорь.
— Да, да, — как китайский болванчик закивал Бахарев. Прикидываться глухонемым не имело смысла, так же как пытаться изображать человека, ни бельмеса не понимающего по-русски. Практически все здесь худо-бедно могли объясниться урусча, пожалуй кроме древних стариков и мальчишек: теперь в школах русский учить перестали.
Но и завязывать с Игорем беседу тоже ни к чему, зачем давать ему лишнюю информацию о себе, пусть даже ложную?
— Как ваше имя? — не отставал фотокорреспондент.
— Турсун-бобо, — ответил Юрий и отвернулся, показывая, что не намерен продолжать диалог, но от фотографа оказалось не так просто отвязаться: от был любопытен и назойлив, словно осенняя муха.
— Я из Москвы, — гордо сообщил Игорь. — А вы откуда? Где ваш дом?
«Наверное, считает меня чуть ли не дикарем, — зло подумал майор. — И ведь не отвяжется, прилипчивый черт! Прядется что-то отвечать».
— Там, — Бахарев неопределенно махнул рукой в сторону заснеженных вершин. — Далеко.
— Я слышал, вы из Гарса?
Ну точно, снималка не помрет своей смертью и когда-нибудь напорется на крупную неприятность: слышал он, видите ли! Небось, пока тут ошивался, выучил несколько слов или фраз, вызубрил названия кишлаков, городов и районов и постоянно держит ушки топориком.
— Да, из Гарса. Это далеко отсюда, очень далеко. — Пусть лучше считает майора полным идиотом и тупицей, только отстанет со своими расспросами.
— Там у вас идут бои, правда?
— Стреляли, — согласился Бахарев, не желая вдаваться в подробности.
— Вы хорошо знаете афанди Мамадаеза?
В ответ Юрий неопределенно пожал плечами, как бы давая понять, что никто никогда не может сказать ни об одном человеке, что он его хорошо знает.
— Говорят, он раньше служил в КГБ. Это правда?
— Не знаю, — буркнул майор. — Спросили бы у него самого.
— Я спрашивал, — с обезоруживающей улыбкой сообщил фотограф. — Но он мне ничего не ответил, а вот про вас сказал, что вы были раньше учителем.
— Все мы кем-то были, — глядя себе под ноги, философски заметил Бахарев.
— Да, конечно, гораздо важнее, кто мы есть или кем мы станем, — тут же подхватил Игорь и, к немалому облегчению Юрия, почему-то замолк.
Мысленно майор с ним согласился. Но не менее важно правильно выбрать путь, по которому идти, чтобы не мучить не только тело, но главное душу: не заставлять ее понапрасну страдать и обливаться кровью. Не зря же в Священном писании сказано: «Не домогайся сделаться судьею, чтобы не оказаться тебе бессильным сокрушить неправду, чтобы не убояться когда-либо лица сильного и не положить тени на правоту твою».
Не правда ли, как часто мы домогаемся того, с чем не можем совладать, а вступая в компромисс со злом, теряем самих себя. Вот и он сейчас домогался знания о зле — что такое «караван» и кто изображен на фото, сожженном Мамадаезом. А когда все-таки получит это знание, не окажется ли бессильным сокрушить неправду и не убоится ли лица сильного? Отчего Аминов упорно не хотел говорить о «караване» и спровадил Бахарева из отряда?
Бывший коллега и приятель детских лет Юрия отнюдь не новичок в разных закулисных интригах и наверняка наладил у себя отличную разведку и контрразведку: это уже сидело в крови. Поэтому трудно поверить, что Аминов ни сном ни духом ничего не ведал про пресловутый «караван», однако Мамадаез отказался о нем говорить. Вчера вечером, ворочаясь на жестковатом матрасе черпай, Юрий долго лежал без сна, размышлял и пришел к выводу, что Аминов все-таки боялся. Да, он боялся даже упоминать о «караване», видно, зная о нем нечто такое, что могло привлечь несчастье. Мистика? Понимай как хочешь, на Востоке люди часто верили в сущую ерунду, но Мамадаез бывший сотрудник спецслужбы и его желание или нежелание говорить о чем-либо связаны не с мистикой, а скорее с информацией! Значит, информация, которой он располагал, негативна и обладание ей уже само по себе представляло опасность?!
Внезапно справа, из-за нагромождения камней, пророкотала пулеметная очередь. «Уазик» дернулся и встал — из-под пробитого капота валил пар и текла горячая вода: мотор наверняка заклинило. Прогремела еще одна очередь, и водитель ткнулся головой в баранку. В прохладном утреннем воздухе запахло кровью и смертью.
Чудом уцелевший боевик, сидевший рядом с шофером, кубарем скатился на каменистую землю, выставил автомат и дал ответную очередь. Второй, дремавший рядом с Юрием и фотографом, тут же проснулся, тоже спрыгнул и залег между валунов чуть в стороне.
Майор вытолкнул Игоря, выскочил из машины, упал и, извиваясь как ящерица, пополз за камни, надеясь там укрыться. Кто на них напал — неизвестно, но в любом случае нужно попробовать остаться в живых. Брать оружие погибшего водителя и присоединяться к залегшим около машины боевикам у Бахарева не было ни малейшего желания — в случае осложнений лучше остаться безоружным, чем ни за что получить очередь в пузо.
Фотограф сначала испуганно прикрыл голову руками, потом немного приподнялся, осматриваясь, и потянулся за сумками.
— Эй! — окликнул его майор. — Брось сумки! Давай сюда, скорее!
Стрекот автоматов и пулемета быстро восстановил у Игоря здравый смысл: через несколько секунд он был уже рядом с Юрием, схватил его за руку и жарко зашептал:
— Там мои пленки… Кто стреляет?
— Какая разница? — высвободился Бахарев. — Тут все воюют друг с другом.
— Надо достать мои кофры! Помогите, я умоляю!
Игорь хотел вылезти из-за камней, но Бахарев удержал его.
— Куда?! Ты что, сумасшедший? Убьют! Ложись!
Он пригнул фотографа и сам вжался в камни, заметив, как в сторону подбитого «уазика» полетели гранаты. Бухнули взрывы, потянуло противным запахом гари, и стрельба прекратилась. Юрий лежал не шевелясь и только прислушивался, настороженно ловя ухом скрип мелкой гальки под чужими подошвами. Шаги приближались.
— Вставай! — раздался над ними незнакомый хриплый голос. Приказание подтвердили короткой очередью в воздух.
Бахарев приподнялся, недалеко догорал «уаз», нещадно чадя на ветру, как смоченная мазутом тряпка. Как ни странно, вещи Игоря оказались целы, хотя их и раскидало взрывами в разные стороны. Тела убитых боевиков и водителя уже обыскивали бородатые люди — судя по всему, это не правительственные войска, а боевики из конкурирующего с Аминовым отряда или вообще «дикие» защитнички ислама.
Дожидаться второй очереди, которую могли уже вогнать в тебя, не стоило, поэтому Юрий встал и потянул за собой фотографа.
— Салом! — издевательски ухмыльнулся бородач с автоматом, приказавший им встать. — Кто такие?
— Салом, — ответил на фарси Бахарев. — Я Турсун из Гарса, а это газетчик. У него есть разрешение от лидеров нашего движения.
— Нашего? — подозрительно прищурился бородатый. Игорь беспомощно переводил взгляд с майора на боевика, явно не понимая, о чем они говорят. Или прикидывался, делал вид, что не понимал? Но проверять сейчас, знает ли фотограф фарси, не было ни времени, ни возможности.
— Скажи ему, чтобы не трогали мои вещи и аппаратуру, — попросил Игорь. — У меня есть бумаги.
— Чего он? — спросил боевик.
— Просит не трогать его вещи. У него есть охранная бумага.
Боевик знаком приказал им встать на колени и заложить руки за голову. Сноровисто обыскав пленных, он забрал бумажник Игоря, а у Юрия не оказалось ничего, что могло бы заинтересовать боевиков.
— Ладно, — бородатый сплюнул. — Вставайте! Пошли, там разберемся.
— Куда? — мрачно поинтересовался Бахарев, поднимаясь с колен.
— Шагай, — стволом автомата подтолкнул его боевик. — Там узнаете.
Спорить не имело смысла, и майор подчинился. Его примеру последовал фотограф: он с унылым видом шагал рядом и часто горестно вздыхал, пришептывая какие-то непонятные слова. Молился, что ли? Юрию иногда хотелось прикрикнуть на Игоря и потребовать, чтобы тот заткнулся и перестал действовать на нервы, но Бахарев сдерживался — не слишком подходящий момент для ссоры.
Их вели по горной тропе все выше и выше, забирая к юго-западу от места скоротечного боя. Вскоре дорога с догоравшим «уазиком» осталась далеко внизу.
В середине дня устроили привал на довольно ровной площадке среди нагромождения камней. Пленникам дали лепешку и воды, позволили им отдохнуть около часа и вновь отправились в путь. Юрий надеялся узнать из разговоров боевиков, кто захватил их, но конвоиры почти все время молчали, лишь изредка перекидываясь ничего не значащими фразами. И вообще ему показалось, что они или смертельно устали, или страшно надоели друг другу. Кстати, оружие убитых и сумки фотографа боевики тащили на себе. Бахарев бодрился, но Игорь выглядел подавленным и давно примолк, тяжело карабкаясь по горным кручам.
Ближе к вечеру миновали перевал и вышли к кишлаку. Из переговоров боевиков с дозорными Бахарев понял, что здесь ставка одного из полевых командиров. Но кого именно? Одни отряды прорывались с той стороны сюда, другие за границу, третьи постоянно маневрировали, а четвертые захватывали какой-нибудь отдаленный район и всеми силами старались его удержать. Кстати, зачастую это было несложно: правительственных войск не хватало, к тому же их боеспособность оставляла желать лучшего, а российские военные обычно не предпринимали глубоких рейдов. К тому же в горах трудно применять технику и артиллерию. Вся надежда оставалась на авиацию, но и она во многих случаях оказывалась неэффективной. Вот так и воевали, пока один полевой командир боевиков не вышибал другого из захваченной местности — такое тоже случалось нередко, поскольку отдельные группировки оппозиции враждовали. Не приведи бог, если у Игоря охранная грамота от лидера противоборствующей группировки! Тогда Юрий может вместе с ним загреметь под фанфары: в этих диких краях царили не менее дикие нравы.
Пленных провели во двор большого двухэтажного уя, где собралась большая группа вооруженных боевиков, встретившая незнакомцев недобрыми настороженными взглядами. Майор принял смиренный вид, — к чему раздражать людей, способных ради развлечения всадить в тебя очередь, — и пробежал глазами по лицам и одежде «воинов ислама». И от неожиданности даже прикусил губу: на одном из боевиков он увидел пояс их тонкой ковровой ткани типа гобелена, с вышитыми на нем изречениями из Корана. Шелк вышивки потускнел от времени и грязи, но не узнать пояс Султана Юрий не мог!
Значит, дивана больше нет на свете, иначе он ни за что не расстался бы со своим уникальным поясом, превращавшемся по желанию хозяина то в достархан, то в молитвенный коврик. Что же случилось с изворотливым и находчивым Султаном? Отчего на этот раз, оказавшийся для него роковым, он не сумел вывернуться и уйти невредимым? И кто осмелился поднять руку на юродивого, почитаемого среди верующих?
Вспомнился пост боевого охранения «Плутон», ночная вылазка боевиков, тела на карнизе и старлей Севостеев, убеждавший майора, что седьмой нарушитель границы свалился в глубокую пропасть. Свалился ли?!
Майор посмотрел на нового обладателя пояса: среднего роста, жилистый, в грязном камуфляжном костюме и с автоматом за плечами. Поймав взгляд Юрия, боевик хищно осклабился, и глаза его загорелись — неужели ему известна тайна Султана? Нет, не может быть! Хотя отчего не может? Люди Востока изощрены в пытках и не ведают жалости к предавшим дело ислама, а второго такого пояса не найти, поэтому майор не мог ошибиться. Ах, как все неудачно складывалось и как предусмотрительно осторожный Мамадаез сжег фотографию, способную выдать Бахарева с головой.
— Шагай! — конвоир подтолкнул к крыльцу.
Пленники поднялись по ступеням, миновали некое подобие сеней и оказались в большой комнате, где сидело несколько человек в халатах и полувоенных костюмах. Одному из них боевик подал бумажник фотографа и объяснил, что у второго пленного не оказалось никаких бумаг или вещей.
Бахареву и Игорю велели присесть у противоположной стены, и молодой парень в пятнистой куртке стал вслух читать документы фотокорреспондента, тут же переводя на фарси их содержание.
Как оказалось, фамилия Игоря была Зотин и он сотрудничал с рядом информационных агентств. Неизвестно, каким образом ему удалось заручиться письмом одного из лидеров оппозиции, призывавшего из эмигрантского далека оказывать помощь и содействие корреспонденту, несущему людям правду об истинных защитниках ислама. Письмо слушали с непроницаемыми лицами. Наконец средних лет мужчина в халате, подпоясанном грязным зеленым платком, загадочно улыбнулся, отчего его лицо стало похоже на лик восточного божка, и тихо заметил:
— Это написал уважаемый человек.
Все закивали, соглашаясь с его словами, и в этот момент в комнату вошел тот самый боевик, на котором был пояс Султана. Он наклонился к уху «божка» и что-то жарко зашептал. «Божок» заинтересованно взглянул на Юрия и знаком приказал боевику сесть в стороне.
Бахарев лихорадочно вспоминал приметы и ранее виденные им фотографии действовавших поблизости полевых командиров, чтобы уяснить, в чьи же руки он угодил? Если «божок» здесь главный, то, скорее всего, он не кто иной, как полевой командир Адулкасым — именно его отряд недавно прорвался через границу. Об этом командире было известно многое, поскольку он закончил военное училище в России, но все эти сведения относились к благополучному прошлому, а что теперь?
— Ты! — палец Абдулкасыма показал на Юрия. — Кто и откуда?
— Турсун из Гарса, афанди, — слегка поклонившись, ответил Бахарев.
— Зачем ты ходил к Мамадаезу?
— Знакомые просили кое-что ему передать.
— Вот как? — прищурился Абдулкасым. И неожиданно повысил голос. — Знакомые урусча?! Сними штаны!
— Афанди?! — майор сделал вид, что ошарашен услышанным и совершенно не понимает, чего от него хотят, но внутри у него все похолодело: он прекрасно понял, чего добивался полевой командир боевиков.
— Не прикидывайся, — лениво процедил Абдулкасым. — Ты хочешь, чтобы это сделали силой?
Боевик с поясом Султана направил на пленника автомат, то же самое сделал стоявший рядом конвоир, и Юрию пришлось подчиниться. Он опустил штаны, и кто-то из окружения Абдулкасыма удивленно воскликнул:
— Вай дод! О, предки! Он же необрезанный капыр!
— Смотрите, смотрите, правоверные! — тоном муллы призывал Абдулкасым.
— Мои родители не смогли это сделать при той власти, — начал оправдываться Бахарев, но полевой командир поднял руку и прервал его.
— Не стоит лгать, это не достойно мужчины! Гафур, — он показал на жилистого боевика, что-то шептавшего ему, — утверждает, что ты изменился в лице, увидев его пояс, который он снял с предателя? Уж не своего ли дружка, продавшегося урусча, ты хотел найти здесь?
— Я никого не искал.
— Да, ты ходил в отряд Мамадаеза. Может быть, ты искал приятеля там? Или сам Мамадаез продался капырам? Ведь он служил им!
— Так же, как и ты, — решился огрызнуться Бахарев. — Об этом все знают! Тут нет ни одного человека, кто не знался с ними раньше.
— Ты оборотень, — загадочно улыбаясь, процедил Абдулкасым. — У тебя внешность и язык правоверного, а все остальное откуда? Твой друг тоже изворачивался и лгал, а потом трудно умирал и даже змеиная хитрость не спасла его.
«Они взяли Султана, каким-то образом раскрыли его и пытали, — с ужасом понял Юрий. — И только им известно, что он сказал под пыткой. А если выдал все и вся?! Если отдал противнику “почтовые ящики”, явки и пароли, отдал им меня и теперь в заброшенном кишлаке будет ждать засада, чтобы поймать Юрика-джон из контрразведки урусча, а потом разговорить его огнем, водой и наркотиками? Что же делать?»
— Ищешь выхода? — усмехнулся полевой командир. — Его нет?
— Гафур ошибся, — упрямо наклонил голову майор.
— Да? — Абдулкасым насмешливо поднял бровь. — Ну что же, посмотрим, кто из вас прав? Но сегодня уже поздно, и я хочу еще поговорить с твоим спутником. А у тебя есть время подумать. Здесь горы, и чем выше, тем ближе к Небу. Вот и проверим, насколько силен урусча: сможет ли он услышать твои молитвы?
По знаку полевого командира конвоиры подхватили Бахарева под локти и потащили к выходу. При желании он мог уложить их и завладеть оружием, но что дальше? Полный вооруженных людей двор, который никак не миновать? Нет, лучше не терять надежды вывернуться хитростью.
— Что ты собираешься с ним сделать? — спросил у командира один из приближенных. — Надо бы его хорошенько выпотрошить.
Он кивнул за закрывшуюся за пленником дверь и выразительно чиркнул себя пальцем по животу.
— Чего потрошить? — не согласился другой. — Еще один предатель, только и всего.
— Перестаньте, — лениво оборвал их Абдулкасым. — В любом случае он уже труп…
Юрия отвели в каменный сарай, дали кусок лепешки и миску с варевом из овощей. Выбирать не приходилось, и он съел скудный обед или ужин. Руки и ноги не связали, но дверь крепкая и ее с той стороны охранял вооруженный боевик. В противоположных стенах пробиты два узеньких оконца без рам и стекол, но в них даже нечего и думать пролезть. Для побега оставался один путь — через крышу, но удача возможна только в том случае, если часовой оглохнет или заснет крепким сном, а поблизости никого не окажется. На такое рассчитывать просто смешно — наверняка, во дворе дома, занимаемого Абдулкасымом, сутки напролет толклись боевики.
Что же, стоило последовать совету полевого командира и уповать на Бога. Раньше Бахарев никогда особенно не задумывался над вопросами религии, хотя его в младенчестве и окрестили. Впервые сознательно он обратился к Всевышнему, когда серьезно заболела мама. Потом, похоронив родителей, — их он отпевал в церкви, — Юрий старался выбрать время, в праздники сходтсь на кладбище и сбегать в храм, чтобы поставить свечечку. И вот теперь он сам оказался в крайне незавидном положении, из которого пока не видно никакого выхода.
Свернувшись клубком на куче лежавшей в углу соломы, майор затих и мысленно обратился к Господу. Как умел, он стал просить спасти его и помочь уйти отсюда живым и невредимым. То ли Бог действительно услышал его, то ли сказалось напряжение последних суток, но Юрий почувствовал на душе небывалое удовлетворение и незаметно задремал. Во сне ему привиделась залитая ярким солнцем Москва, Воробьевы горы и девушка, которую он когда-то очень любил. Она лукаво улыбалась и манила за собой по аллее, казавшейся ажурной от пятен света и тени. А воздух был пронзительно свеж и напоен ароматами цветущего сада…
Разбудил Бахарева звук открывшейся двери: в сарай втолкнули Игоря. Надо полагать, охранная грамота лидера оппозиции не сработала. Или, что еще хлеще, фотографа специально попросили побыть с непонятным человеком, утверждавшим, что он из Гарса? Наивно думать, что у боевиков вшивая служба безопасности: не один Мамадаез служил в спецподразделениях и у Абдулкасыма тоже есть опытные советники, съевшие по этой части собаку. Самое страшное, если они сумеют идентифицировать Юрия с «хозяином» погибшего Султана.
— Подвиньтесь, — подойдя к куче соломы, попросил фотограф, и майор дал ему место.
Игорь завалился на спину и закинул руки за голову. Немного помолчав, он сообщил:
— Меня обещали отпустить, а что они думают делать с вами, я не знаю.
Юрий молчал, не желая вступать в разговор. Зачем ему этот, по сути дела, совершенно неизвестный человек, с которым он оказался сначала за одним достарханом, потом в одной машине, а затем и в одном сарае, превращенном в тюрьму? И все по воле капризного случая. Как он их свел, так и разведет.
— Вам дали поесть? — не унимался фотокорреспондент.
— Да, — чтобы он отвязался, ответил Бахарев.
— Знаете что? — помолчав, заговорщически прошептал Игорь, оглядываясь на дверь. — Если вам нужно что-то передать, то говорите, я непременно все сделаю как нужно, можете не сомневаться.
— Э-э… — недовольно протянул Юрий. — Отстань, спать хочу.
Игорь отвернулся и обиженно засопел, но майор не обратил на это никакого внимания: ишь ты, передать он готов! Нашел идиота, чтобы ему все за здорово живешь выкладывали. Вот интересно, он в душу пытался залезть по собственной инициативе или по просьбе какого-нибудь «вовчика»?
Хотелось снова увидеть тот сон с Воробьевыми горами и стройной девичьей фигуркой на длинной аллее. Поэтому Бахарев натянул на голову куртку и поглубже зарылся в солому…
Утром разбудили голоса во дворе и громкий щебет птиц. Лязгнул засов, и в сарай вошел боевик с небольшим кувшином молока и парой лепешек в руках.
— Скудный завтрак, — энергично растирая лицо ладонями, недовольно протянул фотокорреспондент.
Юрию больше не нравилось отсутствие элементарных бытовых удобств, а голод можно и перетерпеть, иногда это даже только на пользу. Но он предпочел промолчать, не вступая с Игорем в дискуссию. Бахарев взял лепешку и жадно впился в нее зубами, запивая, еще теплый пресный хлеб, молоком. Потом передал кувшин Зотину.
После завтрака вывели оправиться и неожиданно разделили пленников — фотографа увели в дом, а майора опять пригнали на широкий двор, где происходили непонятные приготовления. На земле неровным кругом разложили толстую веревку, а около крыльца галдели возбужденные боевики, с любопытством поглядывавшие на пленника. Что еще тут затевалось, какого рожна им надо?
— Стой здесь! — конвоир втолкнул Юрия в очерченный веревкой круг.
Буквально через минуту из дома вышел Абдулкасым в сопровождении своей свиты и народу во дворе сразу же прибавилось. С другой стороны в круг вытолкнули жилистого Гафура, и командир боевиков громко сказал:
— Правоверные! Гафур не сумел до конца оправдаться после гибели наших людей в ущелье, хотя и указал нам на предателя. Теперь он обвиняет этого человека, — Абдулкасым кивнул на Бахарева. — Мы решили, что Аллах должен свершить свой суд: обвинитель и обвиняемый будут драться!
«Гафур — седьмой боевик с карниза в Черном ущелье, — похолодел Юрий, которого вдруг охватил какой-то мистический ужас. — Это он погубил Султана и взял его пояс. Что делать? Откажешься драться, так тебя просто зарежут, как барана. Но и победителя вряд ли оставят в живых».
— Тебе не жаль? — понизив голос, спросил командира один из его помощников.
— Кого? — желчно усмехнулся Абдулкасым. — Они оба чужие, и я не доверяю никому из них, в особенности необрезанному, который якобы из Гарса.
— Ты думаешь, он урусча?
— Какая разница? — скривился командир. — Если да, то он не скажет об этом даже под пыткой: я знаю эту породу людей.
Собравшиеся во дворе боевики, услышав о предстоящем поединке, возбужденно загалдели, и Абдулкасым поднял руку, призывая их к тишине.
— Дайте каждому пичох! — приказал он и хлопнул в ладоши.
Гафуру сунули в руку длинный пичох — большой острый нож с лезвием в форме сильно вытянутого прямоугольного треугольника и узкой костяной ручкой. Юрию нож бросили к ногам и не успел он нагнуться, чтобы поднять его, как противник уже прыгнул вперед и попытался нанести смертельный удар, чтобы решить исход поединка немедленно, не затягивая борьбы.
Майор метнулся ему навстречу и упал в ноги. Гафур перелетел через него и во весь рост растянулся на земле. Пока он поднимался, Бахарев успел взять пичох в ободранных деревянных ножнах. Выдернув из них клинок, он обнаружил, что тот не слишком крепко держится в рукояти. Проклятье, и тут его хотят подставить?! Мало того, что устроили смертельное кумите — поединок без правил, — так еще и хотят заранее предрешить его исход?
Тем временем Гафур вскочил и, слегка пригнувшись, вновь пошел на майора, держа нож лезвием к мизинцу — так он мог ударить сверху или попытаться нанести порезы живота и ног, а если повезет, то попробовать и перемахнуть горло. Юрий знал, как владели ножом местные, какие приемы они обычно применяли и что можно им противопоставить. Хуже, если боевика обучали инструкторы или он прошел хорошую армейскую школу в те времена, когда еще существовал «единый советский народ». А Юрий пожалел, что пока Гафур валялся на земле, он не прыгнул ему на спину и одним махом не свернул набок шею. Сейчас все уже было бы кончено. Но следом за этим противником мог появиться другой!
Нет, нужно отрешиться от ненависти, злости, сожалений — пусть все эти чувства останутся за незримой стеной и не мешают в смертельном поединке! Сосредоточься, собери волю в кулак и прикажи себе выжить и победить во что бы то ни стало!
Бахарев поудобнее перехватил рукоять ножа, выставил его клинком вперед и слегка придерживая лезвие пальцами, чуть пригнулся и вытянул вперед левую руку, готовясь поймать на выпаде запястье противника. Однако Гафур, получив первый отпор тогда еще безоружного майора, не спешил очертя голову кидаться в схватку, особенно теперь, когда в руках проклятого капыра зловеще блестел пичох, — а ну как им полоснут по животу, и собирай потом кишки руками, а благодетель Абдулкасым, так и не простивший ему гибели незнакомцев в Черном ущелье, прикажет не отнести к врачу, а просто пристрелить, словно шелудивого ишака. Какой же глупостью было вернуться в отряд! Нет бы пристал к какому-нибудь другому, так нет, шайтан опять принес тебя сюда. И что будет, если удастся свалить ловкого и верткого капыра?
— Где ты потерял свою смелость, Гафур?! — насмешливо крикнул пристально следивший за ходом поединка Абдулкасым, и окружавшие бойцов вооруженные люди громко захохотали.
Боевик дернулся, как от удара плетью, и мелкими шажками начал наступать на пристально следившего за ним Юрия. Майор как раз размышлял о том, что-то будет, если он убьет Гафура? Наивно рассчитывать после этого спокойно уйти на все четыре стороны, полностью сняв с себя любые подозрения. Что же тогда делать? Мало не дать убить себя, нужно еще как-то вывернуться и нейтрализовать того, кто должен тебя прирезать! Может быть, подловить противника на болевой прием, захватить руку с ножом и сломать ее? Вряд ли тогда он сможет продолжать поединок.
Зорко следя за Гафуром, русский вовремя уловил момент начала атаки и, на долю секунды опередив выпад боевика, отпрыгнул назад. И тут же закружил, выжидая момент, чтобы самому обрушиться на врага. Зрители одобрительно загудели: им нравилось, что чужак ловок и сразу не дается. Чем дольше поединок, тем интереснее!
Гафур перехватил нож — теперь он тоже взял его так, чтобы лезвие торчало вперед от большого пальца. Он решил больше не тянуть и попытаться побыстрее закончить. Естественно, в свою пользу. Однако это никак не совпадало с планами Бахарева. Майор уже прекрасно понял: боевик не вытянет против него и десяти секунд хорошего боя. Он не имел такой подготовки, как Юрий, и для опытного противника неизбежно должен превратиться лишь в набитое опилками чучело или жертвенного барана. Но вот как раз превращать Гафура в чучело или барана никак не стоило! К сожалению, тот сам вовсю пер на рожон и желал забрать жизнь Юрия!
Бахарев в очередной раз уклонился от атаки и оказался за спиной боевика — какой момент, чтобы всадить ему под лопатку пичох! Пусть лезвие слабо держится, но для смертельного удара и того достаточно! Однако майор так и не ударил, а прыгнул в сторону. Зрители опять загудели, но теперь уже недоуменно-угрожающе: они жаждали крови! Юрий быстро пробежал глазами по рядам зрителей и среди бородатых, черных от загара лиц с ощеренными ртами, словно наткнулся взглядом на мертвенно-бледное, испуганное лицо Игоря. И в голове мелькнула мысль — интересно, вернули ему аппаратуру или нет? Вдруг он сейчас снимает поединок? Для профессионала пропустить такое смерти подобно. И какой сюжет для репортажа.
Зрители закричали и, словно подстегнутый их воплями, Гафур снова ринулся вперед, намереваясь проткнуть проклятого капыра насквозь, а потом перерезать ему горло, а еще лучше, вырвать сердце из груди, как он сделал это с продавшимся урусча дивана Тохиром.
Юрий успел перехватить выставленную руку боевика с ножом и тут же сильно врезал ногой в живот Гафура. Тот широко открыл от боли рот, но крик застрял в горле, и из него вырвалось лишь слабое сипение, а на лбу веревками вздулись жилы.
«Крови хотите? — подумал Бахарев. — Воронье, проклятое. Ну, сейчас вы ее получите!»
Он резко и сильно вывернул запястье Гафура и заставил его выпустить нож. Потом еще раз двинул боевика коленом в пах и отпустив его, отступил на шаг. Никто не успел еще ничего понять, как пичох Бахарева сверкнул и, как казалось, лишь чуть задел лоб противника. Лицо Гафура сразу же обильно залилось кровью, и он рухнул, корчась от боли и унижения, — с вывихнутым запястьем и рассеченным лбом он не мог продолжать схватку.
Юрий отпрыгнул назад и бросил нож к ногам.
— Все! — выкрикнул Абдулкасым, поднимая руки над головой. — Разведите их!
Он повернулся и скрылся в доме, куда последовала за ним не многочисленная свита. Гафура подхватили под руки и куда-то поволокли, а Юрия отвели обратно в каменный сарай.
Спустя примерно полчаса, которые Бахарев провел отдыхая на соломе, дверь открылась, и вошли несколько боевиков. Один бросил пленнику ватное одеяло — курпача, а другой поставил на земляной пол блюдо с мясом и фруктами, покрытыми тонкой лепешкой.
— Ешь, ешь, — улыбаясь, сказал он. — Ты хорошо дрался, Абдулкасыму понравилось, как ты поступил с Гафуром, и он прислал тебе угощение.
— Спасибо, — поблагодарил майор и поклонился, зная, как эти люди ценили вежливость и выражения благодарности.
— Бери, бери, — кивнул боевик. — Тебе надо набраться сил. Будешь еще драться.
Он засмеялся и вышел. За ним ушли остальные. Лязгнул засов, и Юрий остался один.
С кем ему еще предстояло драться? Вновь с Гафуром, когда того приведут в порядок? Сдается, что во второй раз уже не удастся отделаться малой кровью. Впрочем, не стоило загадывать: все равно он пока не волен, и лучше подумать, как бы исхитриться выбраться отсюда…
Остаток дня Юрий провел в одиночестве. Фотографа не приводили, и, вполне вероятно, он не лгал, когда говорил, что его скоро отпустят: зачем боевикам осложнять отношения с представителями средств массовой информации? Абдулкасым не так глуп, он захочет, чтобы ему создали рекламу, и выставит себя в самом выгодном свете: наверняка его одолевали честолюбивые замыслы и он уже давно не довольствовался положением полевого командира, но хотел сам отдавать не подлежащие обсуждению приказы.
Два раза хмурый охранник выводил пленника по нужде. Бахарев заметил, что во дворе по-прежнему болтались несколько вооруженных боевиков, наверное, из числа охраны Абдулкасыма. Ни Игоря, ни Гафура не было видно, да и разглядывать все особенно некогда: конвоир торопил. Тем не менее майор сумел определиться и решил, что ночью, а лучше ближе к утру, когда сон крепче, а любой человек начинал хуже соображать, надо непременно попроситься на улицу и напасть на охранника. Правда, тот мог отказаться выводить пленника в темноте и предложить ему справить нужду прямо в сарае — нравы здесь царили самые простые.
В любом случае ясно направление, в котором следовало уходить: не сидеть же здесь и не ждать, пока тебя прирежут в очередной схватке? Неизвестно, что придумают в следующий раз — дадут в руки сломанную палку или вообще выпустят безоружным против вооруженного соперника. И хорошо, если против одного, а не нескольких. Нет, становиться игрушкой в руках Абдулкасыма не стоило, и Юрий твердо решил предпринять попытку к бегству.
Незаметно наступил вечер, а за ним пришла темная, звездная ночь. Бахарев не спал, дожидаясь, пока все во дворе угомонится и наступит подходящий момент.
Неожиданно он услышал за дверями приглушенные голоса и подобрался ближе к оконцу. Приподнявшись на цыпочки, майор напряг слух — кажется, говорили двое и один из них его охранник? Но кто второй?
— Чем я оправдаюсь перед Абдулкасымом? — сердито бубнил караульный. Он зевал и явно был чем-то недоволен.
— Скоро смена, — настойчиво убеждал другой голос, показавшийся Юрию странно знакомым. — Сменщик не пойдет смотреть пленного, если ты скажешь, что только что проверял его и он спит. Ну, мы же с тобой земляки, ты должен мне помочь!
Интересно, что там замыслили: хорошего ждать не приходилось, значит — готовься к худшему?
Юрий уцепился за выступающие из стен камни кончиками пальцев и подтянулся. Выглянул наружу. Около двери сарая чернели две неясные тени и у одной было нечто белое на голове. Похоже, повязка?
Неужели пожаловал Гафур, надеясь ночью взять реванш за дневное поражение?
— Я никому ничего не должен, — хмуро отвечал караульный. — Это ты должен мне за услугу, о которой просишь.
— Хоп, — немедленно согласился Гафур.
«Они договорились», — понял Бахарев и бесшумно спрыгнул на земляной пол. Выступать в роли жертвенного барана ему совершенно не хотелось, поэтому он быстро свернул одеяло и положил его на кучу соломы: вряд ли Гафур рискнет воспользоваться фонарем, а в темноте трудно сразу разобраться что к чему, поэтому курпача можно принять за фигуру человека.
Прижавшись к стене около двери, Юрий затаил дыхание и стал ждать. Вскоре снаружи послышались легкие шаги — видимо, охранник специально отлучился, чтобы даже не видеть того, что произойдет в сарае. Потом слабо лязгнул засов, и дверь легонько заскрипела.
Гафур открыл дверь шире и остановился на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте сарая. На голове боевика белела повязка, ясно видимая даже в кромешной тьме.
Немного постояв, Гафур вытянул из ножен длинный пичох и шагнул к куче соломы, на которой, по его мнению, спал проклятый урусча. Шаг, другой — и тут Бахарев молча со страшной силой ударил боевика кулаком в висок: стоило ли церемониться с человеком, который пришел зарезать тебя сонным под покровом ночи?
И тут же, схватив боевика за плечи и не дав ему упасть, майор добавил убийце коленом в живот. Не издав ни звука, Гафур выронил из ослабевших пальцев нож и кулем осел на пол. Проверять, жив он или нет, у Юрия не оставалось времени да и, честно говоря, не было никакого желания. Он оттащил Гафура на солому, прикрыл его курпача, поднял упавший нож и, держа его наготове, осторожно выглянул: кажется, около сарая никого? Надо торопиться, пока не вернулся охранник — вряд ли он отпустил Гафуру на его черные дела много времени.
Бахарев закрыл дверь на засов, обогнул сарай, перемахнул через выложенный из плоских камней забор и оказался в зарослях кустарника. Стараясь производить как можно меньше шума, он пробрался сквозь него, благодаря ангела-хранителя, что кусты без шипов и не разодрали в клочья одежду и тело. Где-то позади в кишлаке истошно забрехала собака, ей ответила другая, но беглец был уже на просторе. Он миновал небольшое поле, отыскал примеченную еще днем тропинку и начал взбираться в гору. Идти в темноте было не только трудно, но и опасно, однако иного выхода не оставалось, если только он не желал вновь очутиться в сарае и выходить оттуда для участия в смертельных поединках на потеху полевого командира и его боевиков.
В любой момент его могли хватиться, поэтому Юрий торопился уйти как можно дальше от кишлака — поисковых собак у боевиков нет, не приучены они к этому, авиацию из-за него поднимать не станут, да и не использовали они авиацию, а вот погоню непременно пошлют. В отряде Абдулкасыма наверняка немало местных жителей, которые знали здешние горы, как свою ладонь: они быстренько определят, куда подался убежавший урусча, и вышлют несколько групп проверить каждое направление. Их будет много и с оружием, а он один и у него всего лишь нож. Правда, в умелых руках и пичох способен прекрасно послужить, но пока все спасение заключалось в быстроте ног: чем дальше он уйдет от кишлака, пока не рассвело, тем больше шансов на спасение…
Рано утром караульный вошел в сарай и приказал пленному подниматься, но тот продолжал валяться на соломе, с головой укрывшись курпача. Караульный был молод и зол на урусча, поэтому он подскочил к пленнику и дал ему хорошего пинка по ребрам, чтобы в следующий раз тот не вздумал артачиться или медлить.
К немалому удивлению охранника пленный в ответ только глухо застонал. Что за чудеса, вчера парень сам видел, как капыр лихо разделался с Гафуром.
Откинув край ватного одеяла, караульный остолбенел от изумления: на него выпученными, полными боли глазами смотрел не кто иной, как Гафур с перекошенным лицом и сползшей со лба окровавленной повязкой.
— Вай дод! — ошарашенно пробормотал караульный. — Ты?!
— Он хотел меня убить, но Аллах не позволил ему это сделать, — заплетающимся языком пробормотал Гафур.
— Зато позволит Абдулкасыму! Как ты тут очутился, шелудивый пес? Где пленный, отвечай?!
На шум в сарай заглянул один из телохранителей командира и тут же кинулся доложить о происшествии. Через несколько минут появился сам Абдулкасым в сопровождении помощников. Гафура поставили перед ним, поддерживая под руки.
— Ну? — полевой командир впился взглядом в лицо смертельно бледного боевика. — Говори, или из тебя вытрясут все, вместе с твоей мелкой душенкой!
— Я хотел рассчитаться с ним.
— Когда это было?
— Ночью, в дежурство Исмаила.
Гафур не задумываясь отдал Абдулкасыму земляка, надеясь смягчить собственную участь. В конце концов Исмаил слупил с него приличную сумму и теперь пусть тоже заплатит по счетам, раз уж он хотел превратить свой пост у сарая с пленным капыром в доходное место.
— У-у, животные! — Абдулкасым презрительно сплюнул и распорядился. — Этого неудачливого мстителя и его дружка Исмаила под арест. Потом с ними разберемся! В горы немедленно отправить поисковые группы.
— Тебе так нужен капыр? — негромко поинтересовался помощник. — Ты же сам сказал вчера, что он все равно покойник.
— Я хочу видеть его труп! И все! — отрезал полевой командир.
Меньше чем через полчаса в горы вышли несколько поисковых групп. В каждой из них было по четыре-пять боевиков, хорошо знакомых с местностью. Одна из таких групп направилась к тропе, по которой ночью ушел в горы Бахарев. Он опережал их почти на пять часов, но не имел запасов воды и пищи и не знал всех дорог, ведущих к перевалу. Зато их знали проводники боевиков, получивших приказ принести Абдулкасыму голову ненавистного капыра. И еще — майор не так умел ходить по карнизам и горным кручам, как ходили, лазили и карабкались по ним его преследователи, двигавшиеся с быстротой и упорством гончих, преследующих раненую дичь.
Солнце уже поднялось достаточно высоко, и его лучи весело играли на белизне вечных снегов, лежавших на вершинах высоченных пиков. Лутфали — старший в поисковой группе боевиков, — вел парней из своего десятка по знакомой с детства тропе. Он справедливо рассудил, что если сбежавший капыр являлся лазутчиком урусча, то он непременно направится к перевалу, чтобы спуститься в долину. Значит, надо отрезать ему этот путь! Конечно, он ловкий и сильный, и никто не понял, отчего он не разделался с Гафуром, хотя легко мог его убить, но непонятный человек не знал многих секретов гор. Хотя как за это поручиться? Внешне он мало отличался от местных уроженцев и говорил на их языке так, будто тоже родился здесь. Может быть, он просто переметнулся на сторону врага? Тогда тем хуже для него.
— Смотри, Лутфали, смотри! — отвлек его от размышлений голос одного из боевиков. Он показывал в сторону дальней гряды, над которой мелькнула яркая искра.
Лутфали прекрасно знал, что это: отражение солнца в стеклах кабины вертолета! Вертолет мог быть только вражеским, и старший десятка сразу же загорелся желанием сбить его, тем более, у него была зенитная ракета — американский «стингер», — которой при известном опыте, мог поразить цель даже подросток. Ну, куда направится машина?
Вскоре стало видно винтокрылую стрекозу, издали казавшуюся размером не больше комара — вертолет летел в их сторону! Уж не искал ли он того же человека, что и они? Если он так нужен и ценен для урусча, то отчего бы им не поднять в воздух машину, чтобы отыскать в горах не вернувшегося вовремя шпиона?
Вертолет приближался. Не сводя глаз с машины в небе, Лутфали нетерпеливо пошевелил пальцами, и ему подали пусковое устройство.
Вот он, желанный миг, которого он так ждал, постоянно таская за собой тяжелую и неудобную трубу. Наконец-то она пригодится, и он непременно всадит в машину урусча ракету!
Вертолет шел на высоте не менее тысячи метров. Боевик медленно поднял пусковое устройство и направил его прицел на приближающуюся машину, и тут же автоматическая система пускового наведения затрещала, давая стрелку понять, цель поймана. Это было похоже на злобное верещание маленького зверька, почуявшего добычу, которая еще способна от него ускользнуть. И он хотел поскорее вцепиться ей в горло, чтобы напиться свежей крови.
Пилот вертолета никак не мог заметить притаившихся на краю горного кряжа людей со «стингером», поэтому, не чуя над собой опасности, он не стал менять курс. Это как нельзя лучше устраивало Лутфали: он приник к прицелу и увидел, что вертолет урусча стал значительно больше, чем внутреннее кольцо тонкими штрихами нанесенной на прицел мишени — значит, машина в пределах досягаемости выстрела.
Левой рукой Лутфали нажал кнопку, подготовив к пуску ракетный снаряд, и позволил его инфракрасной головке наведения «почуять» тепло турбин вертолета. Снаряд «взвыл», сообщив стрелку, что он жестко «взял» и ведет цель, не собираясь ее больше отпускать. Боевик подождал еще немного, пока машина приблизилась настолько, что промах стал уже просто невозможным, и плавно нажал на спусковой крючок.
Труба пускового устройства дернулась, выплюнув «стингер». Ракета сначала рванулась вверх, потом выпустила маленькие закрылки-стабилизаторы и, ведомая бортовым электронным устройством, понеслась к цели. Еще миг — и она ударила вертолет в один из двигателей.
Машина сразу же вышла из строя: взрывом перебило вал, ведущий к хвостовому ротору. Вертолет резко развернуло и начало сносить раздольно гулявшим на высоте сильным встречным ветром. Пилот попытался перевести машину на режим авторотации, одновременно жадно шаря глазами по красно-коричневым складкам гор, надеясь отыскать среди них хотя бы ровный пятачок, чтобы попытаться посадить терявшую управление машину. Страха не было, он еще не успел прийти — слишком неожиданным и предательским оказался удар выпущенного боевиками «стингера». А ведь при вылете его заверили, что здесь нет никаких воинских соединений, — ни правительственных, ни оппозиционных, — и маршрут проложен по самой спокойной трассе. Вот и верь после этого всем заверениям.
Сигнал бедствия пилот не подал. Он выключил двигатели и быстро уменьшил угол установки лопастей, чтобы несущий ротор мог свободно вращаться от встречного потока воздуха, а потом включил бортовую систему пожаротушения — ему не хотелось заживо сгореть при посадке, особенно, если она будет не слишком удачной. И тут появилась надежда на спасение: ветер и умелые действия пилота сделали свое дело и вертолет отнесло за гребень хребта, скрыв его от глаз боевиков. Здесь летчик увидел ровную, чуть покатую площадку, величиной чуть ли не с половину футбольного поля, это ли не чудо, — среди острых камней и нагромождения валунов найти место для посадки?!
До заветной площадки осталось не больше сотни метров, и летчик попытался выровнять машину, но она вдруг повела себя как норовистый конь и, полностью прекратив слушаться, рухнула вниз, клюнув носом камни. Пилоту показалось, что он слышал, как захрустели его шейные позвонки, не выдержавшие жуткой тяжести удара. Перед глазами на миг вспыхнули мириады яростно пылавших солнц, и сразу же наступила глухая и немая тишина, без боли и страданий.
Ударившись носом, вертолет тяжело завалился на бок, пропахал несколько метров по пологому склону, оставляя за собой глубокую борозду, и остановился. Пилот не подавал никаких признаков жизни, повисший в кабине на ремнях. Только тихо шипела бортовая система пожаротушения…
Юрий увидел пролетавший высоко в небе вертолет, когда карабкался на горную кручу. Проводив винтокрылую машину завистливым взглядом — еще бы, она свободна, словно птица, и через считанные минуты может оказаться там, куда Бахареву пилить по горному бездорожью чуть ли не двое суток, — он вдруг отметил, что машина имела не совсем привычный вид. Нет, это была хорошо знакомая модель, однако что-то в ней было не так. И тут его осенило: странное дело, но вертолет не имел никаких опознавательных знаков, просто гладкая серо-зеленая краска на корпусе, и больше ничего. Ни звезд, ни эмблем правительственных войск республики Южных Предгорий, ни значков оппозиционеров. Впрочем, они не очень-то и летали. Будто невзрачная горная ящерица раздулась до неимоверных размеров и, повинуясь неведомой силе, поднялась в небо. Странно, чей же это вертолет? Может быть, пилоты выполняли специальное разведывательное задание?
Машина скрылась за гребнем хребта, и вскоре оттуда послышался приглушенный расстоянием взрыв. Майор насторожился и вновь поглядел на небо: что там приключилось, неужели вертолет подбили? Но сделать это могли только боевики. Значит, они совсем рядом? Конечно, смешно надеяться продолжать удерживать фору в четыре-пять часов: ведь он имел дело с прирожденными скалолазами, в отличие от него родившимися среди этих гор.
Неожиданно из-за гребня хребта вновь показался вертолет: гул моторов теперь не слышен, но винт вращался, и Юрий догадался, что пилот перевел его в режим авторотации, пытаясь хоть как-то удержаться в небе. Из одной турбины валил густой дым, и машину резко сносило. Она на глазах теряла высоту и, наконец, рухнула примерно в километре от того места, где находился Бахарев.
Вопреки его ожиданиям вертолет не загорелся и не взорвался. Клюнув носом, он упал на бок, немного сполз по пологому склону и остановился. Все стихло. Лишь по-прежнему тонко завывал и подсвистывал ветер, да слепяще ярко светило солнце.
Соблазн оказался велик, и майор прикинул, сколько времени займет спуск к упавшей машине. Пожалуй, полчаса спускаться, минут сорок он пробудет там, потом полчаса подъем и получалось, что поход к вертолету выльется в потерю почти полутора часов. А каков окажется выигрыш? Ну, рискнуть или нет?
А ноги уже сами начали нащупывать тропку вниз, к покатой площадке, на которой лежала разбитая машина. Юрий решил не насиловать себя — раз уже начал движение помимо разума, так тому и быть! Иногда первый порыв оказывался самым верным, поскольку он чуть ли не продиктован свыше, на уровне связанного с космосом подсознания.
Как он и предполагал, до вертолета пришлось добираться не менее тридцати минут: часов у Бахарева не было, зато он умел довольно точно ориентироваться во времени, в том числе и по солнцу. Впрочем, часы бы ему никак не помешали, да где их взять? Разве, только найдутся в вертолете? И живы ли пилоты, отчего никто из них не вылез из расколовшейся, словно лесной орех, застекленной кабины. Конечно, теперь ее трудно назвать застекленной — весь плексиглас повылетел, и рамы развернулись от удара, будто некто, обладавший гигантской силой, разодрал их в стороны.
Подойдя ближе, майор осторожно заглянул в кабину. Пилот, пристегнутый ремнями к креслу, лежал на боку, странно повернув голову и глядел на Бахарева остановившимися, уже успевшими остекленеть глазами.
— Эй! — на всякий случай окликнул его Юрий и поискал взглядом второго пилота или стрелка, который обычно сидел ниже первого пилота. Но больше в кабине никого не оказалось.
Еще одна странность? Ни стрелка, ни второго пилота, и машину вел всего один летчик? Интересно знать, куда и зачем он отправился в гордом одиночестве, нарушив все приказы и инструкции, регламентирующие полеты на машинах такого типа?
Бахарев тронул летчика за плечо, и тот безжизненно отвалился. Юрий дотронулся до его шеи, пытаясь нащупать биение пульса на сонной артерии, но ощутил лишь холодок быстро остывавшего на горном ветру мертвого тела.
— Есть тут кто?! — крикнул майор и прислушался. Но ему не ответило даже эхо.
Тогда он расстегнул куртку погибшего, надеясь отыскать под ней оружие: разве пичох это серьезно? Хотя лучше нож, чем вообще ничего.
Его ожидания оправдались. В наплечной кобуре у пилота торчал пистолет Макарова, а в кожаном кармашке кобуры нашлась запасная обойма. Юрий обрезал удерживавшие тело ремни и выволок пилота наружу. Снял с погибшего теплую куртку, кобуру с оружием и сумку с планшетом, в котором под тонким плексигласом лежала крупномасштабная карта: очень ценная вещь в его положении. Чувствуя себя мародером, расстегнул браслет и забрал часы — ему они теперь значительно нужнее, чем летчику, для которого время остановилось раз и навсегда.
Застегивая часы на своем запястье, Юрий обратил внимание на странный выгравированный на задней крышке значок — направленный острием вверх обоюдоострый меч, обрамленный лавровым венком. И это на стандартной «сейке»? Неужели японцы или кто там сейчас по лицензии лепит эти часы в Корее или на Тайване, стали украшать задние крышки похожей на древнеримскую символикой? Однако раздумывать над этим не оставалось времени, и Бахарев принялся шарить по карманам пилота, надеясь отыскать документы. К его удивлению, их не оказалось. Впрочем, чему удивляться? Если на разбившейся машине нет опознавательных знаков, то вполне логично, что у ее пилота нет никаких документов, кроме карты в планшете, да и та без проложенного маршрута полета. Однако кто же и какую операцию проводил в этих горах, соблюдая столь строгую секретность? Наверняка те, кто послал вертолет, никак не рассчитывали, что его собьют случайно оказавшиеся здесь боевики.
Но кто все-таки послал вертолет: Главное разведуправление армии, ФСБ или действующие вкупе с военными и разведчиками дипломаты? С таким же успехом это могло происходить под эгидой комиссии по безопасности. Юрий был в курсе множества самых разных разведывательных и контрразведывательных операций, но ни разу не слышал и даже не догадывался о такой, с использованием вертолетов без опознавательных знаков. Дивны дела твои, Господи! Чего только не случалось на белом свете — не все же положено знать и тебе, майор?!
Задерживаться здесь лишнее время не с руки — Бахарев ни на секунду не забывал, что по его следам шла безжалостная погоня, которой вполне могли дать приказ принести лишь уши или руку беглеца, а то и его голову. И считай за благо, если пригонят обратно живым. Но зачем он им нужен: вновь и вновь участвовать в азиатском кумите? Вряд ли? Если бы они хотели от него какие-либо сведения, то сразу же начали бы вытягивать жилы — там с этим просто до отвращения.
Оттащив пилота подальше от вертолета, Юрий быстро собрал камни и завалил ими тело — другого способа похоронить погибшего майор не видел, а оставить летчика на растерзание птицам и хищникам ему показалось кощунственным. Навалив над телом погибшего пирамиду из камней, Бахарев секунду постоял около нее, потом развернулся и, не оглядываясь, полез наверх: наверстывать упущенное время. Единственно, теплилась надежда, что сбившие вертолет боевики тоже поддадутся искушению поглядеть на упавшую машину и хоть ненадолго задержатся здесь. Конечно, они сразу же поймут, что он тут был, хотя бы по пирамиде из камней, но более существенно, что они потеряют время, а он многое приобрел, отдав два драгоценных часа.
Выбравшись на тропу, он остановился, чтобы свериться с картой: свое местоположение майор мог определить лишь весьма приблизительно, однако и этого достаточно, чтобы найти верное направление движения. Теперь вперед, только вперед, не обращая внимание на палящее солнце, на усталость и ободранные руки — сейчас жизнь зависела от того, как далеко он сумеет уйти и кто быстрее окажется у перевала: боевики или беглец!
Уже далеко за полдень Бахарев решил сделать короткий привал, буквально на десять минут, ну, максимум на пятнадцать. Он кожей чувствовал погоню и знал — она недалеко, можно сказать почти дышала ему в затылок, поскольку они вынуждены идти по одной тропе. Другой удобной дороги здесь нет.
Раскрыв трофейную сумку, Юрий заглянул в ее отделения и обнаружил плитку шоколада. Отлично, много нельзя, чтобы потом не мучила жажда, а вот пара долек поможет восстановить силы, так нужные в смертельно опасном путешествии по горам.
Неожиданно его внимание привлек искусно выполненный шариковой ручкой рисунок на внутренней стороне кожаной крышки сумки — голова разъяренного ощерившего клыки кабана и над ней похожая на славянскую вязь надпись полукругом «ВЕПРЬ». Любопытная картинка. Сейчас армейцы словно помешались на анималистической символике: сплошные черные и белые орлы, тигры, львы, медведи и рыси, но такой эмблемы, с головой кабана и надписью «вепрь» Бахареву еще не встречалось. В любом случае здесь, в республике Южных Предгорий, среди ограниченного контингента российских войск не было никакой части с подобной эмблемой и никто из известных Юрию подразделений специального назначения или авиации такой символики не использовал.
Может быть, вертолет пилотировал наемник? В последние годы из-за сокращения российской армии такое явление, как наемничество, расцвело махровым цветом. Семьи нужно кормить, и профессиональные военные заключали контракты, садились за чужие компьютеры, наводившие на цель ракеты, брались за рычаги чужих танков и поднимали в воздух чужие машины. Отчего здесь не могло быть подобного случая? Тогда, надо полагать, вертолет принадлежал оппозиции, поскольку техника что у правительственных войск, что у российских, что у оппозиционеров практически одна и та же.
Еще раз посмотрев на карту, майор хотел поправить ее в планшете и заодно поглядеть на другой участок гор, поэтому запустил пальцы под плексиглас и наткнулся на кусочек плотного картона. Вытянув его, Бахарев невольно открыл рот от изумления и шоколад показался ему страшно горьким, словно он сосал полынь — на его ладони лежала уменьшенная копия той самой фотографии, которую он нашел среди бумаг нарушителя границы, убитого на карнизе в Черном ущелье. Той самой фотографии, которую он пару дней назад показывал Мамадаезу и которую тот сжег, еще не зная, что спасал этим жизнь приятеля детских лет. Боже мой, но откуда она у пилота сбитого боевиками вертолета?
И еще одна загадка: летел-то он с нашей стороны, значит, должен был как-то отвечать на запросы систем противовоздушной обороны, иначе далеко улететь ему бы просто-напросто не дали. Значит, он вез фото с нашей стороны за кордон?! От кого и кому?
Голова пойдет крутом от подобных вещей, самым неожиданным образом вылезающих как шило из мешка. Погибший боевик тащил фото через границу на нашу сторону, пилот везшего в сумке за кордон или, — вполне можно предположить и такое, — в некое условное место в горах. Мамадаез опознал на снимке одного из приближенных к лидерам оппозиции человека по имени Мирзо Азимов, а Центр отвечал на запрос, что на фото некий инородец Макс Франк. Что бы все это значило? Особенно если учесть, как настойчиво Аминов советовал не лезть в дело с «караваном», упомянув, что все, кто им интересовался, переселились в рай?
Юрий спрятал фото, закрыл сумку, загадавшую ему сразу несколько почти неразрешимых загадок, и направился дальше по тропе к перевалу. Он решил непременно во что бы то ни стало еще до наступления сумерек добраться до старого мазара, взять свои вещи, устроить небольшой привал и двинуть к следующему перевалу, а там уже рукой подать до долины, где свои. Все так и случится, если… если его раньше не догонят боевики Абдулкасыма.
Бог сегодня был на стороне беглеца — видно, он услышал его молитвы и помог добраться до мазара. Уже сгущалась темнота, когда Бахарев отыскал среди камней свой мешок, развязал его и жадно припал губами к горлышку фляги. Вода показалась ему сладкой, несмотря на то, что он, собираясь в горы, бросил в нее несколько кристалликов лимонной кислоты. Но пить много нельзя, иначе отяжелеешь, и он заставил себя оторваться от фляги, подхватил мешок и, пригибаясь, убрался подальше от хижины и мавзолея…
Обернувшись, он замер, увидев на фоне еще не успевшего окончательно почернеть неба казавшиеся слегка размытыми силуэты нескольких человек.
— Он был здесь! — в вечерней тишине донесся до беглеца незнакомый гортанный голос. Неужели его настигла погоня? Так быстро?!
Майор вытянул из кобуры пистолет и снял его с предохранителя. Конечно, что такое Макаров против нескольких автоматов Калашникова, но каждый обороняется тем оружием, которое имеет. Но каковы все-таки следопыты эти боевики, они отстали от беглеца буквально на полчаса, и замешкайся он еще немного, непременно попал бы им в руки.
— Да, он был и у сбитой машины, — согласился другой. — Но ушел и оттуда и отсюда.
— Он мог пойти только к перевалу. Мы еще успеем его догнать или возьмем сонного.
— Он не станет лезть по горам ночью, — лениво возразил третий.
— Станет, станет! Когда речь идет о жизни, еще не то сделаешь! Пошли на перевал! — приказал обладатель гортанного голоса.
Боевики еще раз облазили весь мавзолей и осмотрели хижину, потом построились цепочкой и направились к перевалу.
Юрий прижал к пылавшему лбу холодный ствол пистолета: сегодня смерть снова прошла совсем рядом и не заметила его. Но как теперь спуститься в долину, ведь ему не удастся обогнать погоню, оказавшись по воле прихотливого случая позади нее?!
И тут он вспомнил, что на карте, чуть восточнее перевала, обозначена еще одна ведущая вниз тропа. Вот он, путь к спасению! Враги уклонились к западу, а он направится к востоку. Провидение мудро: погубив одних, оно сохраняет других в надежде, что на земле все-таки хоть в чем-нибудь восторжествует справедливость.
