Глава 6

Сергей пришел в себя совершенно неожиданно и с изумлением огляделся по сторонам — где это он? Темнота, в стороне тускло светит одинокий фонарь и кругом чахлые кусты. Похоже, это сквер или парк. Но как он попал сюда?

Боже, какая боль! Он хотел схватиться за голову руками и с удивлением обнаружил, что сжимает в кулаке связку ключей и мятую стодолларовую купюру. Что за вздорная притча? И отчего до крови ободраны костяшки пальцев на правой руке, неужели он дрался? Тогда бред все россказни о параличе правой руки! Какой, к чертям собачьим, паралич, если он может крепко сжимать кулак и бить им по зубам? Однако кого он бил и где?

Серов посмотрел на часы. Тикают и показывают четыре. Надо полагать, четыре утра, поскольку темно. Вот задачка так задачка, где же он побывал, с кем подрался и как попал сюда?

Сунув руку в карман брюк, Сергей нащупал плотный конверт. Вытащил его и увидел, что конверт разорван, а в нем лежат несколько стодолларовых купюр. Он пересчитал их — ровно шесть, а седьмая в кулаке. Семь счастливое число. Впрочем, не худо бы и вспомнить, откуда взялись доллары. Уж не ограбил ли он часом кого-нибудь, пока выключилось сознание?

Это пугало до дрожи — ужасно, когда тело живет самостоятельно, не подчиняясь разуму, которого, по большому счету, в эти моменты просто нет! Или нет всего лишь контроля над разумом? Да какая, в сущности, разница, есть разум или его нет, есть над ним контроль или он полностью отсутствует, если ты не знаешь, где был и что делал! Неужели это и есть те самые малые припадки, о которых говорил профессор? Тогда плохи дела, и никак не стоило сегодня пить, тем более проклятый крепкий ром.

Стоп! Вот и проблески воспоминаний: он пил ром в баре с двумя мужчинами. Попробуем пойти дальше. Зачем он там оказался и почему согласился выпить? На то, должно быть, имелась веская причина?

И тут словно прорвало плотину. В памяти всплыли лысоватый Борис и седой Иван, конверт с долларами, поездка к Лариске и драка с телохранителями долговязого брюнета, подарившего бывшей любовнице Сергея огромный букет алых роз. Вот с кем он подрался!

Серов ощупал сначала лицо, потом все тело. Конечно, ему досталось и пора отправляться домой, поскольку там наверняка уже сходят с ума, не дождавшись его возвращения к ужину.

Кстати, помнится — при этом Сергей саркастически скривил разбитые губы: ему, видите ли, помнится! — за «информацию с того света», как выразился Борис, денег дали значительно больше. Где же они? Отняли на квартире у Лариски?

Серов тяжело поднялся и поплелся на шум проходивших мимо машин, грустно размышляя о случившемся: экая глупость, приятель, вламываться в квартиру бывшей пассии, когда там другой мужчина. И тут же сердце ревниво царапнула мысль: кому теперь достанется роскошное тело Лариски, кому она подарит горячие ласки? Неужели брюнету?!

Ах, как Сергею хотелось съязвить, сказав, что японцы рекомендуют будить любимую, целуя ее сначала в левый, а потом в правый глаз, и тут же дать брюнету по глазам — сначала по левому, затем по правому, чтобы тот месяц не снимал темные очки и боялся посмотреть на себя в зеркало. А что? Япошки, говорят, великие мудрецы в любви, драке и чайной церемонии. Отчего бы не последовать их советам?

Выйдя на незнакомую улицу, он поймал машину и уговорил водителя довезти до дома за зеленый стольник. По тому, как глядел на него шофер и как неохотно он согласился, по его напряженной спине Сергей понял: видок у него аховый и надо хотя бы умыться, прежде чем заявляться в родные пенаты.

Умылся он у крана для полива, еще сохранившегося в их дворе как реликт старой Москвы, и поднялся к себе. Тихонько вошел в прихожую и, увидев тонкую полоску света, пробивавшуюся из гостиной, обреченно махнул рукой — закрыться в комнате и привести себя в порядок теперь не удастся.

— Где ты был?

Отец сидел в кресле с трубкой в руке, а тетя Клава, укрывшись пледом, прикорнула на диване.

Серову-старшему стоило отдать должное: при виде сына ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь чуть сузились глаза, да пальцы крепче сжали потухшую трубку.

— Не нужно будить Клаву, — шепотом попросил Сергей и знаком предложил отцу пройти в другую комнату.

— Где ты был? — входя следом за ним и прикрыв за собой дверь, повторил Иван Сергеевич. — Изволь отвечать!

— Не шуми… К Лариске меня занесло.

— Возвращение блудного любовника? — Иван Сергеевич подал сыну зеркало. — Полюбуйся! Ручная работа, может быть, добавили ногами? Думаю, это не Лариска! Кстати, ты, свинтус этакий, мог бы хоть позвонить?!

Помимо его воли в этом возгласе слышалась такая боль и отчаяние, что Сергей не выдержал и обнял отца, прижавшись щекой к его сухому плечу.

— Мне страшно, папа, — прошептал он. — Я не мог позвонить, не мог предупредить, потому что временами я сам не осознаю, что делаю.

— Бог с тобой! — Иван Сергеевич отстранил сына и пытливо взглянул ему в глаза. — О чем ты, Сережа?

— У меня, по-моему, птималь.

— Что?

— Малые припадки, как сказал профессор. Последствия травмы. Сегодня я позвонил по тому телефону, который был на платке, встретился с людьми и передал то, что меня просили. И там уговорили выпить немножко, помянуть покойного. А потом — провал! Понимаешь, полный провал, черная темнота, и вдруг я выныриваю из нее у дверей Ларискиной квартиры с ключами в руке! Открываю, а она там с каким-то брюнетом танцует танго.

— И ты полез в драку? — Иван Сергеевич усадил сына на диван.

— Нет, драку начали телохранители этого брюнета.

— Значит, он из богатеньких?

— Наверное, — Сергей равнодушно пожал плечами и благодарно кивнул, когда отец подал ему ватку и бутылочку со свинцовыми примочками. — Главное другое: моя правая действует отлично, а вот голова иногда живет сама по себе.

— Пока это единичный случай, — с надеждой заметил отец.

— Нет, — покачал головой сын. — После драки опять наступил провал, и я обнаружил себя в сквере.

— Тебе необходимо срочно лечь в хорошую клинику. Я утром позвоню Валентину Егоровичу, и мы все решим. Или даже лучше свяжусь с профессором Белкиным.

— Ага, и скажи ему, что твой сын стал забывать, кто он есть и где его дом.

— Не паясничай, — немного повысил голос отец.

«Милые старички, — с горечью подумал Сергей. — Твой профессор такой же всеми забытый пенсионер, как ты сам. Ваши знания, опыт и, главное, порядочность теперь никому не нужны. Ну и что твой профессор: поахает, поохает, даст совет и на этом все закончится?»

Но вслух он сказал совершенно иное:

— Хорошо, позвони.

— Ты согласен лечь в клинику?

— Посмотрим. Надо вообще подумать, как жить дальше. Врачи предупреждали, что такие явления, о которых я тебе сказал, могут возникать при перенапряжении и приеме алкоголя, но потом все пройдет.

— Это не насморк! — отрезал Иван Сергеевич. И, помолчав, добавил: — Иди мойся и спать, утром заклеешь лицо пластырем, а для Клавы что-нибудь придумаем. И я тебя прошу…

— Больше не повторится, — поняв с полуслова, заверил Сергей.

В ванной, стоя под душем, он подумал: если бы остались все доллары, жить было бы куда проще, а теперь этих денег хватит лишь на крайний случай. Но не пойдешь же к Борису вновь — хотя его телефон и сохранился, переписанный с платка в записную книжку — и не поплачешься, что неизвестно куда задевал деньги. Это не в детской сказочке, когда мужичку дарили один волшебный подарок за другим, а он никак не мог их сохранить. Это суровая правда жизни.

Как ни странно, он не испытывал никакой неприязни к Лариске. Мало того, он ревновал ее к этому противному брюнету, даже на свидания таскавшему за собой дюжих мордоворотов. Хотя Лариску тоже можно понять — какой из Серова муж, особенно после травмы мозга? Ему лечиться надо, восстанавливать здоровье, а ей надо замуж, устраивать себя, пока товар, который у нее есть, в самом соку и не перезрел. Это раньше, когда был жив папаша, она не думала о деньгах и могла позволить себе предаваться любовным утехам совершенно бездумно, но после гибели Николая Ивановича ситуация разительно изменилась. Ларка стала просто нищей! В любом случае Сергей не обеспечит ей уровень жизни, к которому она привыкла. Печально, но факт…

Утром, пока сын еще спал, отец, как обещал, позвонил профессору Белкину и рассказал ему о состоянии Сергея.

— Я прекрасно понимаю ваше беспокойство, уважаемый Иван Сергеевич, — проговорил маститый в прошлом медик. — Однако, по моему мнению, особенных причин для паники пока нет. Краткие выпадения сознания бывают у травматиков, особенно после физического или нервного перенапряжения. Вы говорили, он выпил?

— Да, правда, сказал, что немного. Зато ром!

— О! Кто же пьет ром в такую жару, да еще после сотрясения мозга? Хотя сейчас чего только не понавезли в Россию. А были времена, Иван Сергеевич, когда мы за счастье считали армянский коньячок…

— Были… Но что же нам делать, ведь он не помнит ничего. Страшно!

— Чтобы положить в клинику, нужно согласие больного, — помолчав, вздохнул Белкин. — Теперь новые порядки: никто не позволит положить человека в больницу, тем более психиатрического или неврологического типа, против его желания. Стоит Сереже только заикнуться, что он не хотел, как у докторов начнутся неприятности. Поймите меня правильно, Иван Сергеевич, кому охота терять кусок хлеба.

— Я понимаю, — сокрушенно откликнулся Серов-старший.

— Давайте пока понаблюдаем. Пусть принимает элениум и соблюдает режим, я полагаю, подобные явления прекратятся через некоторое время, особенно если вести себя правильно. Вы говорили, сын показался Дударю?

— Да, Валентину Егоровичу.

— Он хороший специалист, даже отличный. Пусть не теряет с ним связи. А вы звоните, всегда рад!..

Подслушивающее устройство, установленное на распределительном щитке телефонов в подъезде Серовых, бесстрастно фиксировало этот разговор и передало его в виде радиосигналов дальше — в стоящий на соседней улице старенький грязный «запорожец», в котором была смонтирована ретранслирующая аппаратура. Поэтому дежурный оператор получил возможность записать разговор Ивана Сергеевича с профессором Белкиным с опозданием всего на доли секунды.

Прослушав запись, он довольно прищелкнул языком и подумал, что шеф будет очень рад. И тут аппаратура выдала сигнал о новом телефонном звонке — на сей раз звонили Серовым.

— Да, — послышался из динамика сонный голос Сергея.

— Проспался? — зло спросила Лариса. — Ты, жуткая скотина! Привези ключи и положи их в почтовый ящик! Я не желаю больше никогда видеть твою образину, мерзавец!

Он хотел что-то сказать, но Лариса уже бросила трубку. Сергей набрал ее номер, но она, по всей вероятности, отключила телефон — из наушника потекли долгие, противные гудки.

Оператор ехидно усмехнулся и щелкнул тумблером, выключая запись. Диктофон перестал мотать ленту и перешел на режим ожидания. Оператор набрал номер и, услышав в трубке знакомый голос, сообщил:

— Есть новости.

— Можете прокрутить?

— Секунду.

Пока шеф слушал запись разговоров Серова-старшего с профессором и Серова-младшего с Ларисой Рыжовой, оператор закурил и флегматично пускал кольца дыма. Судя по всему, совершенно не интересовавшая его работенка по прослушиванию телефона квартиры Серовых вот-вот должна закончиться. Что толку от этих дурачков, если тут нельзя наскрести даже горстки информации, которую можно выгодно перепродать? Кого интересуют эти бывшие менты? Кто способен заплатить за информацию о них, не психиатры же, которые лечат младшего? А стоит начать рыть, как не исключена возможность заработать холодную квартирку на кладбище, откуда уже никогда не переедешь — если точно не знаешь, кому продать товар, вполне можешь нарваться на готового продать информацию о тебе. И тогда ты — покойник.

— Любопытно, — прослушав запись, отметил шеф.

— Снимаемся? — с затаенной надеждой спросил оператор.

— Рано, — немного подумав, решил шеф. — Переведите в автоматический режим, и пусть прослушивают запись в конце каждых суток, а потом станет видно.

— Ясно.

Дождавшись пока шеф отключится от связи, оператор зло брякнул трубку.

Черт бы их всех побрал! Чего они вцепились в припадочного мента и его малахольного папашку? Впрочем, не его дело — перевод на автоматический режим тоже благо.

— Разрешите?

Владислав Борисович поднял глаза и от удивления перестал жевать: рядом с его столиком появился колченогий, одетый в дорогой летний костюм и с неизменной тростью в руке: без нее он не мог сделать и шагу.

— Да, конечно, прошу, — Шамрай с трудом проглотил застрявший в горле кусок и запил его минералкой.

Откуда здесь, в правительственном учреждении, взялся калека, да еще как сумел подкараулить Владислава Борисовича во время обеда? Хотя что удивляться: у старика и широкие возможности, и солидные связи, о которых Шамрай мог только догадываться, ему ничего не стоило пройти сюда и подождать, пока знакомый оставит свой насквозь прокуренный кабинет и отправится перекусить. Сейчас нужно держать себя в руках и не выказывать перед колченогим никакого удивления, а тем паче растерянности или страха. Ясно как божий день, что появился он тут не просто так, но и Шамрай ему не мальчик!

— Что будете кушать? — к столику подошла кокетливая официантка.

— Мне только апельсиновый сок, — попросил колченогий и, когда она отошла, доверительно пожаловался Владиславу Борисовичу: — Погода меняется, все кости болят. При таком состоянии хочется уравнять внутреннее давление с внешним.

— Полагаете, станет еще жарче?

Шамрай уже сумел справиться с кратким замешательством, вызванным появлением колченогого, и обрел прежнее равновесие духа. В конце концов надо и поесть, а то котлетка по-киевски остынет.

— Нет, — калека поджал узкие губы и кивком поблагодарил официантку, поставившую перед ним высокий стакан с соком. — Думаю, пойдут дожди.

— Давно пора.

Владислав Борисович прикидывал про себя, зачем притащился колченогий, не рассказывать же о погоде? За ним раньше не замечалось склонностей подменять гидрометеоцентр. Но не надо его ни о чем спрашивать или торопить: сам скажет, если уже пришел.

С другой стороны, у этого человека есть и такая привычка — разжечь любопытство, напустить туману погуще, внести сумятицу в мысли и, ничего толком не объяснив, уйти, оставив собеседника мучиться догадками.

— Появился наш старый знакомый, — пригубив сок, сообщил колченогий.

— Кого вы имеете в виду?

— Все того же Волкодава, который чуть не вцепился вам в горло, — желчно усмехнулся калека. — Его выписали из госпиталя.

— Оказывается, вы его не добили? — с оттенком презрительного недоумения спросил Шамрай.

Кажется, его мелкий выпад попал в самую точку: хромой очень не любил признавать свои промахи и каяться при неудачах. Ну ничего, пусть проглотит и поерзает, не одному же Владиславу Борисовичу получать острые шпильки под ребра!

— Все вы, молодые, вечно торопитесь, — колченогий развалился на стуле. — Вам хочется немедленно все решить кардинально, а быть торопливым без меры нельзя!

— Возможно. Но вы сами не раз говорили, как сильно он мешает!

— Разве я отказываюсь от своих слов? Отнюдь! Кстати, знаете, где побывал наш друг, едва успев сменить госпитальную пижаму на цивильную одежду?

— На работе? — предположил Владислав Борисович, внутренне уже готовясь, что сейчас, как листья по осени, посыплются новости самого пренеприятнейшего свойства.

Каких же еще новостей ждать, если проклятый Волкодав опять вырвался из лап колченогого и первым делом рванул на работу? Как только старик промахнулся, с его-то опытом и возможностями?! Отрыгнется кровавой отрыжкой этот его промах, ох отрыгнется!

— Туда его вызывали, — едва заметная улыбка тронула губы хромого. — Возникли некоторые сложности у нашего Сергея Ивановича: теперь его попрут отовсюду. А потом он нанес визит Ларисе Рыжовой!

— Да? — Подобные сообщения Шамрая мало интересовали. — Ну и что? Они же сожительствовали. Для мужчины вполне естественно после долгого воздержания отправиться к старой любовнице.

— Ну, девочка как раз далеко не старая, и до старости ей… — колченогий засмеялся, но тут же оборвал смех и наклонился над столом, понизив голос. — Симптоматично, что после гибели Зайденберга он идет к дочери сбежавшего на Запад миллионера! Может, он полагает, что Лариска остается единственной ниткой, потянув за которую ему удастся размотать клубок?

— Что мотать, что? — вскинулся Владислав Борисович. — Вы же сами сказали: его поперли отовсюду. Или не так?

— Так! И мотать он будет только собственные нервы или долгий срок, причем за чужие грехи. — Хромец многозначительно поднял указательный палец с желтоватым от никотина ногтем и показал в улыбке прокуренные зубы. — У своей подруги, — продолжил он, — Серов устроил безобразную сцену, затеял драку с охранниками нового ухажера Ларисы, а когда его крепко поколотили, ударился в бегство, причем усеял путь отступления стодолларовыми купюрами.

— Что? — Шамрай от изумления выпучил глаза. — Вы же твердили, что он из неподкупных, на лапу не берет, а на ментовскую зарплату баксы покупать не станешь.

— Знаете, сколько он выбросил? — прищурился колченогий. — Больше двух тысяч!

— Боюсь, он объехал вас на кривой кобыле, — погрустнел Владислав Борисович. — Даже я не стал бы бросаться такими деньгами. Но, может быть, это связано с его болезнью?

— Хотелось бы надеяться, — калека допил сок и, тяжело опираясь на трость, поднялся. — Но я боюсь, это не так. И вам советую бояться.

Не попрощавшись, он захромал по проходу между столиками к выходу из столовой, неуклюже загребая больной ногой по темно-бордовой ковровой дорожке, покрывающей лакированный паркет.

— Зараза! — бросив на стол скомканную салфетку, выругался Шамрай. — Испортил весь обед, сукин сын!

Вечно хромой пес нагадит в душу и отвалит как ни в чем не бывало! Бояться он, видите ли, советует, старый идиот! А теперь весь обед колом в желудке встал, а нервы и так давно словно расстроенная балалайка. Какая все-таки скотина! Мало того, что вместе со своим хваленым Сергеем Сергеевичем не убрали ментовского опера, не загнали его хотя бы в тьмутаракань подглядывать за доярками, так еще и пугают!

Ладно, надо успокоиться и заставить себя хотя бы на время забыть о неприятном разговоре — впереди еще долгий рабочий день…

Очередной циклон или антициклон обрушился на город внезапно. Еще вчера по телевизору милые девушки обещали жаркую и солнечную погоду, а уже ночью завыл, заметался по улицам сердитый северо-западный ветер, поднимая пыль на тротуарах и мостовых, скручивая ее в маленький смерч и гоня перед собой в неведомую даль. По небу поплыли тучи, и утро пришло блеклым, прохладным, грозя пролиться из низких тучек холодным моросящим дождем.

Как ни странно, по такой погоде Сергей почувствовал себя значительно лучше. В ванной, разглядывая свое отражение в большом зеркале, он отметил, как похудел за последнее время и что физиономия, конечно, серьезно подпорчена и придется ждать еще минимум неделю, пока она примет прежний вид. И то благо: в доме нашлись свинцовые примочки, да использовал старый проверенный способ с прикладыванием мокрой газеты.

За завтраком он сказал отцу, что собирается поехать к Женьке Твердохлебову, с которым они вместе выросли и служили в армии.

— Зачем? — подозрительно покосился на сына Иван Сергеевич. Как было спокойно на душе вчера, когда Сергей весь день провел дома. Но, с другой стороны, не заставишь же сидеть сиднем тридцатипятилетнего мужчину? Противоестественно! Как ему объяснить! Но сможет ли он понять, пока сам не стал отцом, что самое страшное — это пережить своих детей?

— Поговорить, — ответил Сергей. — Насчет работы. Женька теперь в бизнесе, а нам на пенсии не прожить.

— Не рано ли ты собрался работать?

— Я же сказал: хочу поговорить! Это не значит, что уже завтра начну трудиться.

— Хорошо, поступай как знаешь. Только оставь, пожалуйста, телефон Евгения и скажи, когда тебя ждать.

— К обеду. Записку с номером телефона положу на столе.

Из дома Сергей вышел далеко не в радужном настроении: неужели отец начнет постоянно пасти его, как малолетнего недоумка? Ну, было один раз, а это для вполне сохранившего разум нормального человека отличная наука — теперь никто ни под каким видом не уговорит выпить даже кружку пива! Однако не стоит обижаться на отца за чрезмерную опеку, ты и так доставил родителям множество неприятностей и заставил их немало поволноваться.

Да вот беда — чем отплатить за ласку, заботу, бессонные ночи, если сам болен и практически лишился средств к существованию? Может быть, Женька поможет выбраться?

Офис фирмы Твердохлебова располагался неподалеку от Садового кольца, в одном из старых переулков, где раньше был известный научно-исследовательский институт вакцин. Сергей свернул во двор и задержался около небольшого памятника доктору Гаазу. На постаменте было написано: «Спешите делать добро». Доктор бедных, он всю жизнь посвятил борьбе с коварными болезнями. Ах, добрый доктор Гааз, кто бы вылечил наше общество? Где взять такого врача, который заставил бы нечистых совестью властей предержащих перестать обкрадывать народ и страну?

Ага, вон стоит темно-зеленый «мерседес» и рядом с ним еще несколько иномарок — наверное, это машины фирмы Твердохлебова, а сам он, заранее предупрежденный по телефону, должен быть на месте.

Кстати, в бизнесе Женька преуспел и научился лихо втаскиваться во все щели, где пахло хорошими деньгами, — об этом Сергей узнал, наведя некоторые справки через общих знакомых. Что же, Твердохлеб, или Сухарь, как его звали в армии, всегда был деловым парнем и умел пристроиться поближе к кухне и подальше от начальства. Впрочем, старой дружбы он не забывал и несколько раз обращался к Серову с просьбами помочь по мелочи: преимущественно это касалось трений с ГАИ. И каждый раз напоминал, что он, в свою очередь, готов оказать посильную помощь, коли возникнет нужда. Вот нужда и постучалась в двери Серовых.

К удивлению Сергея, секретарша у Сухаря оказалась немолодой и совершенно непривлекательной. Зато хорошо знала свое дело. Сверившись со списком, она связалась по интеркому с шефом, и через минуту гость уже входил в кабинет хозяина фирмы.

За последние два года, пока они не встречались, Женька почти не изменился — все такой же белобрысый, тощий, с выпирающими над воротом сорочки кадыком на жилистой шее и длиннющими руками. Сергей звал его заняться боксом — с такими-то лапами, как у орангутанга, — но Твердохлебова мало привлекал спорт, и он наотрез отказался, особенно от бокса. Теперь, когда у Женьки появилась возможность одеваться за границей, на нем был отлично сидевший модный костюм, и Серов, в стареньких джинсах и потертой кожаной куртке, почувствовал себя немного неловко. Тем более, тут же вошла секретарша с подносом: бутерброды с красной и черной икрой, с семгой и бужениной, вазочки с вареньем, шоколадные конфеты, кофе и чай. Но ничего спиртного, хотя Сухарь иногда любил заглянуть на донышко бутылки. Значит, он уже знает?

— Привет, привет! — Женька пошел навстречу, широко раскинув руки, и крепко обнял приятеля. Потом подвел его к дивану и усадил, устроившись рядом. — Похудел, бродяга. Стареть начинаешь?

— Попал в передрягу, — не стал вдаваться в подробности Сергей. — Здоровье пошатнулось, увольняют в запас.

— Понятно, — протянул Сухарь и подвинул ближе столик на колесиках. — Угощайся! Честно говоря, я рад, что ты обо мне вспомнил.

— Ты не спрашиваешь, что случилось, — взяв бутерброд, полувопросительно заметил Серов. — Значит, знаешь?

— Знаю.

— Откуда?

— Ну, милый мой, — рассмеялся Сухарь. — Не в безвоздушном пространстве живем.

— С отцом говорил? — прямо спросил Сергей.

— Говорил, — так же прямо ответил Твердохлебов.

— И что он тебе поведал?

— Слушай, пей чай! Ты чего, допрашивать меня пришел? Я что, не имею права поговорить с дядей Ваней? Ведь мы жили в одном дворе.

«Не скажет, — понял Серов. — А папа наверняка нагородил ему турусов на колесах. Поэтому и спиртного нет, а не то непременно выставил бы какой-нибудь замысловатый коньячок. Ну да ладно, я сюда не выпивать пришел».

— Ну да ладно, — повторил он вслух. — Знаешь так знаешь. Тогда помоги пристроиться на приличное место. Не пойду же я вахтером или охранником? Хотя бы начальником отдела или замом в приличную службу безопасности или охранную фирму. Кстати, у тебя есть своя безопасность?

— Я живу скромно, — отвел глаза Сухарь и подумал: добрый старый приятель так и остался в чем-то неисправимым идеалистом, готовым самоотверженно ловить жуликов и бандитов, убийц и мошенников, совершенно не замечая, что весь окружающий мир разительно изменился и то, что раньше считали непозволительным для порядочного человека, теперь вознесено на пьедестал и служит предметом поклонения. И все хотят быть такими: крутыми, богатыми, плевать на остальных и жить в свое удовольствие. И хапать, хапать!

Ради старой дружбы, ради памяти о разбитых носах и ободранных коленках, о жарких футбольных матчах около помойки, ради того, что Серега когда-то не щадя себя заступался за него — хилого и тощего, — он готов помочь другу детства и юности. Но вот будет ли тот готов принять помощь, которую ему предложат?

— Зачем тебе службы безопасности или охранные бюро? — Женька слегка поморщился, словно был недоволен сваренным секретаршей кофе. — У тебя не все в порядке со здоровьем. И медики тебе ни за что не дадут справку, что ты пригоден для такой работы.

— Справку можно купить, — возразил Сергей.

— И что дальше? — усмехнулся Сухарь. — В экстремальной ситуации ты можешь подвести и себя и других. Глупо! Угробишься, и кому от этого лучше? Это же все равно, как на службу вернуться, а тебе нужно потихоньку восстанавливаться. Здоровье, брат, оно одно!

Серов доел бутерброд, аккуратно вытер салфеткой пальцы и достал сигарету. Такого поворота, честно говоря, он не ожидал и в душе лелеял надежду, что Сухарь поможет влезть в приличную охранную фирму — мало ли у него связей? Но тот не захотел. Или специально отказывает по просьбе отца, напуганного последними событиями?

— Понимаешь, я ничего другого не умею, — признался Сергей. — Что же мне, сидеть дома и принимать по телефону заявки на уничтожение грызунов и тараканов? Или наниматься мыть стеклянные павильончики на остановках? Все на свежем воздухе и работенка не нервная.

Глубоко затянувшись, он выдохнул густой клуб табачного дыма и с горечью подумал: отец был прав, когда просил не гробить себя на службе. И вот он, подполковник милиции Сергей Иванович Серов, начальник отдела, раскрывший множество преступлений, теперь не нужен никому — система органов внутренних дел высосала из него все соки и отринула. И оставила лишь тонкую связующую нить в виде пенсионного обеспечения, на которое не прожить. Прав отец, да что теперь толку корить себя? Раньше надо было думать, ведь перед глазами постоянно был живой пример полковника в отставке Серова-старшего!

— Ну, зачем так пессимистично? — улыбнулся Женька. Он взял со стола конверт и бросил на колени Сергею. Тот открыл его и увидел пять стодолларовых бумажек.

— Ты что? — глаза Серова сузились от гнева. — Я не возьму! И впредь не думай ничего подобного, если хочешь, чтобы мы остались друзьями!

Сухарь в знак возражения махнул длинной рукой.

— Это не милостыня, а первая зарплата. И перестань корчить из себя оскорбленную невинность! Хочешь работать? Я даю тебе работу: по силам и по разуму, а также отвечающую самому главному — твоему умению держать язык за зубами!

— Значит, тут кроется нечто противозаконное? — насторожился Сергей.

В какие дела хочет впутать его Сухарь? Предложит отлаживать контакты с крышей из уголовничков? Нет, на это пусть не рассчитывает. Серов всю сознательную жизнь душил их, как крыс, а теперь, когда его подшибли те же уголовники, тем более ни за какие коврижки не пойдет с ними на сделки.

— Не гони лошадей, — знакомой поговорочкой Фомича ответил Женька, и это болезненно резануло слух Сергея. — Будешь заведовать магазином.

— Каким магазином? — вытаращился Серов.

Естественно, он знал: Сухарь занимается всем, что способно принести деньги, кроме проституции, торговли наркотиками и оружием, но никак не мог представить себя в роли завмага. Ерунда какая-то!

— Так, — Твердохлебов неопределенно покрутил в воздухе рукой. — Есть у меня на окраине павильончик со всяким барахлом: сигареты, газированная водичка, поношенные вещи…

— Сэконд хэнд?

— Вот именно, сэконд хэнд. — Женька тоже закурил и уселся в кресло напротив приятеля. — Никаких спиртных напитков или того, что привлекает нежелательную публику. И никаких продуктов. Одежду закупают за границей на вес, как утиль, и везут сюда, а я продаю.

Сергею стало смешно: кто сейчас купит засаленное барахло?

— Проторгуешься!

— Не проторгуюсь, — серьезно ответил Сухарь, — Немножко книжек, немножко игрушек, немножко парфюмерии. И сэконд хэнд!

— Отмываешь на нем бабки? — наконец догадался Серов.

— А что делать? Людям надо платить зарплату, надо платить налоги и многое другое. Ты просто не представляешь, как тяжела жизнь бизнесмена в нашей благословенной стране, особенно если он не связан с криминалом.

— Хорошо, — Сергей загасил окурок и тут же сунул в рот новую сигарету. Разговор заинтересовал его, и хотелось выяснить все до конца. — Но у меня нет опыта в торговле, как ты мне доверишь свою точку?

— Там две опытные продавщицы, они помогут, — заверил Твердохлебов. — Главное, молчать и, когда я позвоню, отдать людям товар и принять новый.

— Какой товар?

— Все тот же сэконд хэнд.

— И принять его же?

— Да.

— В чем смысл? Погоди, кажется, я въехал! Ты показываешь, что это барахло купили, а сам его уничтожаешь. Не знаю как: сжигаешь на свалке, раздаешь бомжам или закапываешь в землю, но уничтожаешь, поскольку он обошелся в копейки. А деньги перекачиваешь на эти счета с других доходов. Так?

— Ну, в общих чертах, — улыбнулся Сухарь. — Всю механику тебе знать ни к чему. Итак, по рукам?

В принципе предложение Женьки не пахло суровой уголовщиной — сейчас все изворачивались как могли. Настоящую зарплату, по ведомости, Сергею наверняка платить не будут, она осядет в иных местах и чужих карманах, а пятьсот баксов за то, что ты свой человек на нужном месте, на дороге не валяются — на службе ему столько никто никогда платить не станет! Если приплюсовать пенсию, то это спасение.

— Хорошо, — кивнул Серов.

— Учти, на работу придется выходить уже завтра.

— Даже выспаться не дашь? Ведь без персонального транспорта.

— Да, без транспорта тяжко. А насчет выспаться? Пожалуй! Можешь приходить в магазин к обеду, но обязательно должен присутствовать там вечером, чтобы в любой момент решить вопрос с товаром. Потом закрываешь лавку — и вместе с бабцами домой.

— Все под покровом темноты, — натягивая куртку, усмехнулся Серов. — Дамочки молоденькие?

— Таких не держим, — сухо ответил Женька. — Работа есть работа, и нечего ее смешивать с сексом. Кстати, если тебе понравится какая вещь, можешь взять ее даром.

— Что там может понравиться среди барахла?

— Не скажи. Случается, и нечто приличное проскочит. Ну, с Богом!

День догорал. Полный хлопот и наконец-то получивших разрешение неотложных дел, он только к вечеру позволил Леониду Сергеевичу немного расслабиться и собраться с мыслями. Оставалось еще одно дело, вернее, даже не дело, а давно возникшая проблема, превратившаяся в постоянную головную боль, мучившую день ото дня все сильнее и сильнее.

Сирмайса очень беспокоили отношения помощника Президента Алексея Григорьевича Рогозина с красивой женщиной Полиной Викторовной Гореловой, с которой его сам же Сирмайс и познакомил. Да, так и предполагалось — они станут любовниками и это еще крепче привяжет Рогозина к общему делу, но никак не предполагалось, что в игру вмешаются враждебные силы и начнут гнуть линию в свою сторону, создавая серьезную угрозу всем замыслам и выверенным расчетам.

Хотя что толку нервничать и распаляться гневом? Не зря сказано: не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердцах глупых!

Неужели он глуп, если гневается на своих врагов? А что же, прикажете их лобызать и после удара по одной щеке подставлять другую? В Библии много чего умного сказано. Например, что, притесняя других, мудрый делается глупым, а подарки портят сердце; что конец дела лучше начала его, а терпеливый лучше высокомерного. Насчет дела и высокомерия, пожалуй, верно подмечено, однако как жить по христианской морали среди волчьей стаи, когда каждый так и норовит вцепиться в горло, а потом, попирая твой труп, издать победный вопль?! Самый лучший враг — мертвый! Вот какая мораль царит в мире большого бизнеса. Надуй ближнего, отними у него деньги, перехвати выгодный контракт, подкупи власть, заставь ее плясать под свою дудку, и сам стань незримой властью, а того, кто загородил тебе дорогу, смети с пути и уничтожь физически, ибо моральное уничтожение в наше время не значит ничего! Тут всех можно смешать с дерьмом, а они лишь отряхнутся и будут продолжать улыбаться как ни в чем не бывало. И лишь глубоко-глубоко в душе затаят злобу и будут ждать случая, чтобы ответить обидчику. А ответ один — смерть! Иначе тебя перестанут уважать и бояться, а на страхе держится многое, практически все.

— Антипов здесь? — нажав кнопку интеркома, спросил Леонид Сергеевич у секретаря.

— Да, ждет в приемной.

— Пусть заходит. И ни с кем меня не соединять!

Через секунду в кабинет зашел Владимир Серафимович, как всегда гладко выбритый, благоухающий дорогим одеколоном и безупречно одетый, словно сошел с обложки модного журнала.

Сирмайс молча кивнул ему и открыл дверь в комнату отдыха, пропуская помощника вперед. Вошел за ним следом и запер дверь на ключ. Здесь можно говорить свободно, поскольку комнату отдыха защищала суперсовременная электронная техника, готовая подать хозяину сигнал тревоги, если кто-нибудь попытается подслушать или подсмотреть. За кабинет тоже можно не беспокоиться — в него никто не войдет. В приемной ждал телохранитель, а секретарем у Леонида Сергеевича был родной племянник, закончивший высшую школу ведущей спецслужбы страны, но предпочтивший работу у дяди лейтенантским погонам и мизерному окладу.

Навстречу вошедшим из-за стола поднялся Шлыков. Судя по полной окурков пепельнице, он ждал уже давно.

— Привет, Борис Матвеевич, — протянул ему руку Сирмайс и дал знак Антипову прибрать на столе.

Здесь все были свои, и стесняться роли халдея нечего. Владимир Серафимович быстренько вытряхнул пепельницу, достал из холодильника тарелочки с закусками, соки и большую бутылку «Смирновской»: Леонид Сергеевич иногда любил пропустить рюмашку для снятия напряжения.

— Курить пора бросать, — Сирмайс снял пиджак, ослабил узел галстука, скинул туфли и с облегчением пошевелил ступнями. — Жмут… Или дворянская подагра начинается?

— Она бывает от устриц и шампанского, — меланхолично заметил Шлыков, нетерпеливо постукивая пальцами по пухлой кожаной папке, лежавшей у него на коленях. — Способствуют отложению солей.

— Шампанское я не люблю, устрицы тоже не ем. Беру пример с американцев, стараюсь вести здоровый образ жизни. Вот только они почти все бросили курить, а мы никак.

— Врут, — улыбнулся Антипов. — Мне доводилось бывать за океаном, там многие курят и пьют похлеще наших забулдыг. Только и слава, что Америка!

— Эта страна знаменита тем, что я в ней никогда не бывал, — засмеялся Сирмайс, но тут же оборвал смех и жестко спросил у Шлыкова: — Что там?

— Всяко, — неопределенно пожал плечами Борис Матвеевич.

Он не спеша раскрыл папку, достал из нее пачку бумаг и большой конверт с фотографиями.

— Неожиданно получили приветик с того света, — Шлыков положил перед Сирмайсом скомканный носовой платок. — Покойный Муляренко передал его в реанимации некоему Серову Сергею Ивановичу, получившему травму головы при попытке освобождения из заложников небезызвестного Левы Зайденберга.

— Подстава? — вытянув из лежавшей на столе пачки сигарету, Леонид Сергеевич щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся.

— Я проверял, — чуть ли не до шепота понизил голос Антипов, — Подполковника Серова готовят на увольнение. У него масса неприятностей, и они во многом начались с подачи калеки. Если необходимы подробности…

— Не надо, — Сирмайс вяло отмахнулся. — Дальше!

— Георгий Леонтьевич передал, что его подставила хромая крыса старой выучки, — наливая в рюмки «Смирновскую», сказал Шлыков. — Помянем старика?

— Потом, — буркнул Леонид Сергеевич. — Уже не раз поминали, Царствие ему Небесное. Но это, Боря, не новость, а лишь подтверждение наших косвенных данных! Этого, как его, отблагодарили? Погляди, вдруг он малый нужный и еще сможет пригодиться?

Борис Матвеевич согласно кивнул и налил себе сока: в горле пересохло и саднило от множества выкуренных сигарет, а во рту скопилась горечь. Но что это по сравнению с горечью, которая на душе? Разговор сейчас пойдет не самый приятный, и вряд ли шеф останется доволен услышанным.

Шлыков выпил сок и подумал: как хорошо, если бы он был простым, незаметным человечком и жил в провинциальной глуши, где не слыхали о многомиллионных контрактах, о вражде сильных кланов, имеющих поддержку в правительстве, о закулисных интригах, шпионской технике и снайперах, вооруженных бесшумными автоматическими винтовками. Да, но тогда он был бы нищим! А нищета унизительна. Зато рисковать головой тоже не слишком сладко. А еще нужно иметь мозги, способные мыслить быстрее и лучше противника. Если нет таких своих, то купи и заставь работать на себя чужие мозга! Он сделал все, но в одном месте его успели обойти на повороте, и это потянуло за собой целую серию пусть мелких, однако довольно болезненных проколов, вкупе давших противной стороне тактическое преимущество.

Сейчас придется каяться перед шефом в промахах, но лучше подать их несколько иначе, тем более война хоть и ожесточенная до предела, но тайная!

— Я выставил за всеми участниками нашего матча, — Шлыков иронично улыбнулся, давая понять, что даже в сложных ситуациях есть место шутке, — плотное наружное наблюдение. И вот…

— Погоди, — прервал Сирмайс. — Почему Зайденберг оказался в заложниках? Он же должен был париться в тюрьме за убийство сожительницы! Или я что-то путаю?

— Нет, все верно, — услужливо подтвердил Владимир Серафимович, и Борис Матвеевич почувствовал вдруг неодолимое желание дать этому холую по выхоленной морде.

Кто его, сукина сына, тянет за язык?! Сидел бы и молчал в тряпочку. Впрочем, чего на него злиться, если сам промахнулся, а портить отношения ни к чему: вечно Володька Сирмайсу шепчет на ухо. Наступит момент — шепнет то, что захочет Шлыков!

— Да, — сказал Шлыков вслух. — Владимир Серафимович, как всегда, демонстрирует феноменальную память. Но жизнь вносит свои коррективы: мы не сумели вовремя обнаружить контрнаблюдение противника за квартирой Зайденберга, и после нашего ухода они захватили его. Правда, уже около трупа проститутки и без денег. Благо, еще обошлось без вооруженного столкновения: оно было бы неизбежно при встрече с людьми хромого. Он очень любит использовать вайнахов, а для них мы тени, а не люди.

— Ладно, так или иначе, с Левой все, — Леонид Сергеевич взял рюмку и одним глотком влил в себя спиртное. Жарко выдохнул и закурил новую сигарету. — Подробностей не нужно, я знаю о взрыве. Дальше.

— Подробности как раз нужны, — вновь тонко улыбнулся Шлыков. — С Зайденбергом связана новая игра, в которую втянули подполковника Серова.

— Это тот… — Сирмайс пошевелил пальцами, словно пытаясь подобрать нужное слово, и Антипов немедленно пришел на помощь.

— Да, именно он принес последний привет Муляренко.

— Да! И чего там хромому надо?

— Вот это-то я и хочу узнать, — ответил Борис Матвеевич. — Поэтому выставил наружку, перепроверяю связи и перекупаю любую информацию.

— Чего нарыл?

— Мало утешительного. Они ведут наблюдение за Полиной.

— Я не ослышался? — Леонид Сергеевич даже подался вперед: ведь совсем недавно его убеждали в обратном.

— Нет. Мало того, несмотря на наш запрет, Рогозин продолжает тайком встречаться с ней.

— Этого следовало ожидать, — скривился Сирмайс. — Разыгрался на старости лет! Не догадались вовремя убрать девку. Теперь он завоет, если лишить его любимой игрушки. Впрочем, ты, Боря, подумай, может быть, ей лучше исчезнуть? И насчет мента покумекай. А сейчас отвечай как на духу: они зафиксировали контакты Рогозина с Полиной?

— Ничего не моту с уверенностью сказать, — развел руками Шлыков. — Противник располагает современной техникой, а постоянно устраивать на улицах пальбу тоже как-то… Единственный плюс — встречались они на даче Рогозина, а туда людям хромца хода нет!

— Он присылал за ней машину, — уточнил Антипов.

— Займитесь водителем, — раздраженно бросил Сирмайс, закуривая очередную сигарету. — И хватит тянуть, хватит! Мы и так знаем, кто подставил нам ножку и кто пытается набросить петлю на шею. Я не намерен вечно сидеть на деньгах и ждать у моря погоды. Подготовьте мне встречу с Рогозиным.

— Хотите взять все лично на себя? — Борис Матвеевич поднял на него рысьи глаза.

— Хочу! Если он встречается с бабой, которую я же ему и подсунул, и противник знает об этом, то нечего тянуть, надо идти напролом! Я решу все за один вечер.

— Поедете в машине с правительственными номерами? — деловито осведомился Владимир Серафимович.

— Да, — желчно усмехнулся Сирмайс. — И договорись с Рогозиным о встрече, только не по телефону. А ты, — он обернулся к Шлыкову, — подготовь своих бойцов и пусть отсекут любую чужую наружку. И никаких интеллигентских соплей!

— Я понял, — склонил лысеющую голову Борис Матвеевич. — Тут еще материалы относительно…

— Оставь, я почитаю, — отмахнулся уже занятый своими мыслями Сирмайс. — Утром заберешь. Я вас более не задерживаю, до завтра.

Борис Матвеевич и Владимир Серафимович как по команде одновременно встали и, отперев дверь комнаты отдыха, прошли через кабинет в приемную.

Шагая по ворсистому ковру, Шлыков подумал, как резко может измениться обстановка, а с ней и судьба человека, ставшего пешкой в игре сильных мира сего. Еще недавно Леонид Сергеевич носился с Полиной как с писаной торбой и даже велел дать ей охрану — смазливая девка была не только крючком для стареющего Рогозина, но и прикрытием для задуманной шефом крупномасштабной сделки, а теперь, когда Польке сели на хвост и возникла опасность утечки информации, шеф задумал убрать ее с арены, чтобы она не засветила более важные дела.

Воистину, судьба играет человеком. Девку тоже можно по-человечески понять: наверняка понадеялась, что коли сладилось с помощником Президента, то ей выпала в жизни фишка ломового счастья. Конечно, Алексей Григорьевич далеко не юноша, но лучше остаться богатой вдовой, чем прозябать в нищете при живом муже. Но теперь мечтам не суждено сбыться.

Обсуждать эти вопросы с Антиповым осторожный и недоверчивый Борис Матвеевич почел излишним — все одно, Володька оставит собственное мнение при себе, но толком ничего не присоветует.

Дружески попрощавшись с помощником шефа и секретарем, Шлыков спустился вниз. В машине по мобильному телефону позвонил Ивану Иншутину и попросил его через полчасика подскочить на «кукушку» — так Борис Матвеевич привычно именовал конспиративную квартиру. Надо обсудить сложившееся положение, а с кем обсудить, как не с Иваном Дмитриевичем? В случае чего именно его ребятам придется отсекать чужую наружку…

Оставшись один, Леонид Сергеевич плотно прикрыл дверь и стоя начал читать оставленные Борисом документы. Садиться в кресло не хотелось, ложиться на диван тоже: за день так насиделся, что спина отваливается.

Шлыков старательно отрабатывал деньги, которые Сирмайс тратил на свою безопасность, понимая под этим не только личную безопасность и безопасность членов своей семьи, но в первую голову безопасность бизнеса, который вывел его почти на самую вершину пирамиды власти. Вывести-то вывел, но удержаться здесь очень не просто, особенно когда тебя так и норовят двинуть по затылку и скинуть вниз, чтобы ты сгинул в безызвестности. Не удастся, тогда поступят иначе — как уже не раз поступали и с более значимыми людьми, чем Леонид Сергеевич. Например, с тем же Столыпиным или Кеннеди. Там, где пахнет большими деньгами, нет места никаким сантиментам и той штуке, которую когда-то один из вождей Третьего рейха назвал химерой совести.

Нет, не порадовал ничем Борис Матвеевич: Рогозин и Полина словно с цепи сорвались и окончательно потеряли головы — хорошо, пока лишь в переносном смысле. Но не зря еще с древности известно: тот, кого хочет покарать Бог, в первую очередь лишается разума. Всегда найдутся люди, готовые скрупулезно собирать компрматериалы и, когда придет срок, пустить их в ход. А эти безумцы со своей ослепляющей любовной страстью ставили под удар огромное дело. Да понимают ли они вообще, что творят?

Сирмайс открыл конверт с фотографиями и веером бросил их на стол. Сколько раз уже Борис приносил ему подобные снимки? Даже не упомнить.

Одна из фотографий привлекла внимание Леонида Сергеевича, и он выхватил ее из общей кучи, поднеся поближе к глазам. С глянцевой бумаги на него нелюдимо смотрел пожилой человек с массивной тростью, державший на поводке спаниеля. Рядом, с видом нашкодившего ученика, выслушивающего упреки строгого наставника, вышагивал усатый мужчина — Владислав Шамрай. А хромоногий — та самая крыса старой выучки, спровадившая в мир иной генерала Муляренко.

— Ты труп, труп!

Сирмайс бросил фото на стол и со злостью вдавил горящую сигарету в снимок, прямо в лицо колченогого, в его нелюдимые глаза. О, если бы он сейчас мог на самом деле ткнуть в них зажженной сигаретой, то, ни секунды не задумываясь, сделал это. Может быть, потом и побежал бы блевать, но сделал бы!

— Вылез из могилы? — прожигая тонкую бумагу, с ненавистью шипел Леонид Сергеевич. — Теперь тянешь туда за собой живых? Нет! Я отправлю тебя обратно в ад!

Быть завмагом оказалось делом необременительным. Сергей съездил посмотреть на «точку» в районе Лефортова, и в тот же день его оформили на работу по контракту, указав в нем мизерную зарплату. На вопрос о трудовой книжке Сухарь ответил так:

— Когда уволят из ментовки и отдадут на руки, тогда принесешь. Все?

— Все.

Серов вышел из офиса.

Проходя мимо памятника доктору Гаазу, он еще раз перечитал надпись на постаменте и задумчиво потер подбородок: призыв делать добро для нашего времени, прямо скажем, довольно странный, но тем не менее некоторые люди все же слышат его? Или он серьезно заблуждается и когда-нибудь поплатится за это?

Дома известие о том, что он начнет работать, приняли без особого энтузиазма, но и не слишком протестовали. Только напомнили о необходимости лечения и соблюдения режима, да верный своим привычкам отец попенял, мол, что за блажь — не уволившись в одном месте, устраиваться на другое.

— Все так сейчас делают, — лаконично возразил Сергей.

И ушел к себе, плотно притворив дверь комнаты, что в их семье означало просьбу не беспокоить. И не беспокоили.

Родные вскоре привыкли к его работе, как привык к ней он сам — вставал не раньше девяти, а возвращался самое позднее в восемь. Да и можно ли по большому счету назвать работой то, чем он занимался?

Кроме него на «точке» трудились две женщины — Зоя и Шура, — чем-то неуловимо похожие друг на друга, неопределенного возраста, но явно не моложе пятидесяти. Они часами перебирали старье, развешивали его на стойках или отпускали товар покупателям, случайно забредшим в их павильончик с тонированными стеклами. Как и предполагал Серов, поношенное барахло никому даром было не нужно, покупали только сигареты и газировку в больших пластиковых бутылках.

На работе новый заведующий сидел в крохотном кабинетике, курил и читал книжки, выбирая их на прилавке своего же магазина. В обед пил сваренный Шурой кофе и жевал бутерброды. Раз в день звонила секретарша Сухаря и справлялась, все ли в порядке.

Та же Шура вела немудреную бухгалтерию, а Зоя прибиралась в торговом зальчике, протирала прилавки и тонированные стекла. Сонно, тихо бубнил приемник, да калякали за тонкой перегородкой «девушки», как в шутку называл Сергей своих подчиненных. И так до вечера.

Потом магазинчик запирали, сдавали на попечение вневедомственной охраны и отправлялись по домам.

Через неделю Серов свыкся с таким полурастительным существованием и даже начал находить в нем определенную, ранее незнакомую прелесть. Не все же сломя голову гоняться за бандитами, есть на свете и тихие гавани, где душа находит покой, а тело имеет счастливую возможность постоянно пребывать в праздной лености. Пожалуй, зря он грешил на старого приятеля — Сухарь действительно хотел сделать как лучше, поэтому и отправил в стоячее болотце с неистребимым запахом старья.

Жизнь, однако, властно напоминала о себе. Пришлось поехать в поликлинику, а потом на службу — передать некоторые дела Аркадию Пылаеву, на время болезни Серова назначенному исполнять обязанности начальника отдела. Узнав об этом, Сергей лишь горько усмехнулся: все имеет свойство повторяться. Он, Серов, сменил на этом посту Мякишева, теперь Аркашка сменил Серова. Какая судьба ждет Пылаева — взлет, как у Мякишева, или неожиданное падение, как у Сергея?

В управлении к Трофимычу он не заходил — ну его к бесу! Не хотелось вновь выслушивать вкрадчивые, полные недомолвок и скрытых намеков речи — в служебных интригах Мякишев поднаторел значительно лучше, чем в оперативной работе.

Пылаев встретил Серова доброжелательно-равнодушно, но из показной участливости поинтересовался здоровьем и предложил выпить чаю. Сергей отказался. Аркадию он вообще никогда не симпатизировал, а теперь, когда тот по-хозяйски расположился в кабинете, Серов тем более смотрел на него с ревнивым недоумением — быстро же ты, приятель, начинаешь входить в роль вершителя судеб подчиненных и задержанных. Слишком быстро. Но дела передавать придется, как бы ты к Аркашке ни относился. Все равно уже больше не работать — отрезанный ломоть есть отрезанный ломоть.

— Ты насчет пистолета как? — фамильярно обратился Пылаев к Сергею, и тому не понравилось такое панибратство, ведь они раньше были едва знакомы, а вместе успели проработать совсем недолго.

— А что — как? — прищурился Серов. — Если нужно дать показания, я дам, а где оружие, не имею ни малейшего представления.

— Показания? Наверное, потянут в прокуратуру, — вздохнул Аркадий, фальшиво изображая сочувствие. — Дело у них. Да я ведь тоже тогда выезжал на место.

— Я видел, — усмехнулся Серов, вспомнив, как его заместитель неторопливо облачался в бронежилет, и было очевидно, что он не намеревается спешить на лестничную площадку, пока там свистят пули.

— Жуткая картина после взрыва, — разминая сигарету, сказал Пылаев, и Сергей внутренне напрягся: пожалуй, это был первый живой свидетель, способный рассказать о том, что произошло в тот злосчастный день. — Жуткая, — повторил Аркадий, прикуривая. — Наворочено страсть глядеть: горы битого кирпича, туча известковой пыли висит, как дымовая завеса, откуда-то вода хлещет и трупы, разорванные на куски.

Он судорожно повел плечами, как от озноба, и глубоко затянулся, явно ожидая вопросов, но Серов упорно молчал.

— Ты не переживай, — Пылаев поспешил заполнить возникшую неловкую паузу. — Пистолет найдется, куда ему деться? И не такое случалось. Главное, ты в той страшной передряге жив остался и руки-ноги целы. — Он заговорщически подмигнул. — А то перелом шейных позвонков — и всю жизнь паралитик! Что до Фомича, то я думаю, зачем тебе его убивать? Кстати, экспертиза тоже, бывает, ошибается, ее люди делают, а все мы грешны. Но прокурорские вряд ли просто так отвяжутся.

Тут не нужно быть провидцем. Достаточно поработать в органах лет пять, и безошибочно начнешь предсказывать ход дела и его перспективы. Серов проработал значительно дольше, поэтому согласился с мнением Пылаева, но развивать эту скользкую тему не стал, а ограничился формальной передачей дел и откланялся, обещав наведаться еще — бумаг накопилось множество, а за бумагами стояли люди, их было жалко отдавать в руки Аркадия. И Сергей тянул, словно надеясь на чудо, которое позволит ему спасти их от пылаевских лап, но чудеса случаются только в сказках. И все же, и все же…

Серов, выйдя из знаменитого здания на Петровке, отправился не домой, а на «точку» — там даже более тихая гавань, чем дома. Сонный обволакивающий покой под мерное журчание голосов Зои и Шуры, ведущих нескончаемую беседу.

Однако и в тихой гавани не высидеть всю жизнь: через несколько дней Сергея достали прокурорские следователи и попросили дать показания. В просторечии это именовалось допросом, и Серов отправился на него с тяжелым сердцем — между милицией и прокуратурой существовала давняя глухая вражда, а тут в руки следствия сами шли «жареные» факты, позволявшие вволю порезвиться на руинах, оставшихся после пресловутого взрыва. Как же, опять менты — теперь их, кажется, так звала вся страна — проявили чуть ли не преступную халатность и не подготовили должным образом операцию по освобождению заложника. А в результате погибли люди и нанесен значительный материальный ущерб.

Прокурорский следователь оказался седоватым тощеньким мужчиной с острым носиком, на котором чуть криво сидели очки с сильными линзами. Наверное, давным-давно поступая в юридический институт, он мечтал стать Шерлоком Холмсом — отважным, не знающим неудач сыщиком, — да подвело здоровье и пришлось заниматься писаниной, скрупулезно сводя одни показания с другими, строчить обвинительные заключения и составлять отчеты.

Уповать на доброжелательность следователя явно не стоило, и Сергей, про себя тут же окрестив того «Крючком», приготовился к обороне, стараясь ничем не раздражать «стоящего на страже» старшего следователя прокуратуры.

На вопросы Серов отвечал достаточно подробно, так, что Крючок едва успевал записывать его показания, но абсолютно честно вдруг заявил, что насчет взрыва абсолютно ничего не помнит, поскольку память отшибло при травме, и если следствию угодно, оно может получить об этом официальную бумагу от медиков.

— Амнезия, — со смущенной улыбкой развел руками Сергей. — Посттравматическая амнезия!

Он успел уже понахвататься всяких заковыристых медицинских терминов и давно понял: проверить, помнит он что-либо или нет, никак не возможно. Поэтому и решил спрятаться за этот щит, об который разобьются все атаки прокуроров. Пусть себе скрежещут зубами от злости и скрипят перьями, но он человек больной и ничего не помнит.

— А до взрыва? — недоверчиво покосился на Серова не ожидавший такого поворота Крючок. Уж не вздумал ли поиздеваться над ним милицейский подполковник? Хотя не похоже. Скорее всего, он действительно многого не помнит, иначе зачем бы докторам настаивать на его увольнении из органов по болезни?

Сергей рассказал, как он поднялся на площадку, кто там был, как он засунул сзади за пояс пистолет, слегка прикрыв его бронежилетом, а потом рванул в квартиру и стал отцеплятъ от батареи парового отопления наручник, которым был прикован к ней заложник, то есть Лева Зайденберг. Затем подтащил Зайденберга к столу, и тут наступила темнота в сознании и полный провал в памяти, после чего он очнулся в реанимационном блоке госпиталя.

— В какое время? — зачем-то уточнил следователь.

— Не знаю, — пожал плечами Сергей. — У меня не только часов, даже трусов не было. Лежал в костюме Адама. А вы про оружие у санитаров спросите.

— Надо будет, спросим. — Крючок кольнул его из-под очков недобрым взглядом и начал расспрашивать о характере взаимоотношений с гражданином Власовым Анатолием Александровичем.

О Фомиче всей правды говорить не стоило, да и сможет ли понять прокурорский следователь, какие складываются отношения между оперативником и его стукачом? Как ему объяснить то, чего он в жизни не нюхал и не пробовал: вербовать, заставлять работать на себя, прикрывать, а потом расставаться. По-разному расставаться, в том числе и так, как расстались с Фомичом. Это поймет лишь тот, кто сам побывал в шкуре стукача или опера.

В этой связи Серов довольно скупо объяснил Крючку, что не имел никакого отношения к гибели Власова. И вообще он устал, плохо себя чувствует и просит, если это возможно, прекратить допрос или перенести его на другой день.

— Ладно, — следователь недовольно поджал бледные губы. — Идите, Сергей Иванович. Подписку я у вас брать не стану, вы сами юрист и все прекрасно понимаете, но попрошу пока никуда не уезжать.

— Естественно, — заверил Сергей и с большим облегчением покинул здание прокуратуры. Никогда визиты сюда не доставляли ему ни малейшего удовольствия, а уж в качестве допрашиваемого, а то, спаси Бог, и подозреваемого, тем более.

На «точке», в его тихой гавани, поджидал незваный гость — заявился сосед-киоскер — румяный моложавый отставник. Он громко смеялся, еще громче разговаривал и беспрестанно шутил с Зоей и Шурой.

При ближайшем рассмотрении его румянец оказался склеротическим, улыбка — искусственной, а шутки — плоскими. Отставник принес бутылку водки и предложил распить ее со знакомством, имея твердое намерение стать частым гостем в магазинчике и постоянным собутыльником Сергея. Такие типусы прекрасно известны: сначала они один раз тебя угощают, а потом всю оставшуюся жизнь пьют за твой счет.

Пришлось соседа разочаровать сообщением, что уважаемый Сергей Иванович не пьет по причине болезни, и киоскер, покрутившись еще немного, отбыл восвояси. Серов видел, что отставник уходил крайне недовольным, но в конце концов Сергей, по прекрасному выражению Куприна, «не червонец, чтобы всем нравиться».

Ну-ка в болото этого старичка-бодрячка с его поллитровкой. Куда лучше выпить чайку с бутербродиком, покурить и почитать книжки. Зоя и Шура вяжут, приемник мурлыкает, часовая стрелка медленно ползет по циферблату, и никто не нарушает их прелестного уединения в провонявшем старьем павильончике с тонированными стеклами. Кстати, надо сказать Сухарю, чтобы поставил вентиляцию.

Поглядев за окно, Серов отметил, как у павильона остановился роскошный белый «мерседес» и из него вылез водитель — среднего роста мужчина в куртке и брюках из твида. Что-то в его лице показалось Сергею странно знакомым, и он мучительно напряг память, стараясь вспомнить, где и когда встречался с этим человеком. После травмы мозги иногда выкидывали удивительные штучки, но он уже привык на них не обижаться — свои как-никак!

Тем временем мужчина вошел в магазин, быстрым взглядом окинул прилавок и попросил пачку «Кэмела». Серов выглянул из своего закутка, посетитель задержал на нем взгляд и неуверенно улыбнулся:

— Сергей?

Господи, да это же Генка Казаков! В далекие времена они работали в одном подразделении, но Генку карьера сыщика не слишком прельщала, и он подался в другую епархию, а потом следы его и вовсе затерялись. Кто-то из общих знакомых говорил Сергею, что Казаков давно уволился из органов и занялся бизнесом. Наверное, Генка сумел достичь на новом поприще достаточных высот, если раскатывает на такой машине?

— Я, — Серов пожал Генке руку и легонько потянул его за собой. — Зайди на минутку. Все-таки столько лет не виделись. Чаю хочешь?

— Чаю? Нет, водички, если можно, — Казаков, усевшись, бросил на стол мятую купюру, но Сергей щелчком пальцев отправил ее ему на колени.

— Не обижай! Шура, дай нам, пожалуйста, водички!

Через секунду перед ними стояла открытая бутылка шипучки, два стакана и чистая пепельница.

— Значит, ты тут хозяин? — обведя глазами кабинетик Серова, усмехнулся Генка. — Чего так? Ты же вроде, в отличие от меня, службу любил? Я слыхал, в начальники выбился, но не думал, что именно здесь.

— Так вышло, — скривил губы Серов. — Получил при одной из операций травму, теперь увольняюсь. Пока вот тут работаю. Зато ты на каком аппарате!

— А-а… — Казаков залпом выпил стакан воды и блаженно затянулся сигаретой. — Если бы мой, так я бы давно продал. Хозяина вожу, как галерный раб. Представляешь, это я-то, с высшим юридическим образованием, целый день кручу баранку.

— Иди в нотариусы или в юротдел какой-нибудь фирмы, — посоветовал Сергей и подумал: в сущности, Генка мало изменился. Все те же постоянно бегающие по сторонам глазки-маслины, та же непоседливость и бесконечные жалобы, что ему хуже всех. А ведь давно известно: хорошо там, где нас нет!

— Не выгодно, лучше баранку крутить, — засмеялся Казаков и игриво подмигнул. — Вот ты чего тут делаешь? Шурум-бурум, старье берем? С твоим-то опытом и знаниями тебя любая охранная фирма или служба безопасности с руками оторвет. Я уже не говорю про твои связи.

— Какие там связи? Люди теперь что ни день меняются, не успеешь оглянуться, как уже все новые в креслах сидят.

— Ладно, ладно, не прибедняйся, — по-свойски похлопал его по плечу Генка. — Знаем мы вас, не в первый раз!

Он налил себе еще воды и жадно выпил: не иначе, вчера приложился к «бешеной коровке» и теперь страдал от похмелья, но за рулем баловаться пивком или чем покрепче не решался. Но уже после работы Казаков наверняка отведет душу, можно не сомневаться. Вряд ли он отказался от своих привычек с той поры, как работал вместе с Серовым.

— Значит, ты тут? — Казаков стукнул по столу ладонью, сунул в пепельницу недокуренную сигарету и встал. — Буду знать, где теперь обретается непризнанный гений сыска. Привет, был рад, заскочу на днях!

Он вяло пожал Сергею руку и заторопился к белому «мерседесу». Глядя вслед машине, Серов подумал, что Генка всегда был балабоном и так им и остался. «Буду знать», «заскочу» — обычные его словечки, но как он когда-то исчез из жизни Сергея на долгие годы, так исчезнет и сейчас, поскольку Серов не представляет для него никакой сферы притяжения…

Сергей редко ошибался в своих прогнозах, но в отношении Казакова он серьезно промахнулся и был несказанно удивлен, когда спустя два или три дня увидел около «точки» знакомый белый «мерседес».

Генка поздоровался с «девушками» и на правах старого знакомого без стука открыл дверь кабинетика Серова. Тот отложил книгу и предложил гостю присесть и выпить чаю. На сей раз Казаков не отказался.

— Я перетолковал со своим шефом, — размешивая ложечкой сахар в стакане, скромно сообщил он. — Ты же понимаешь, водила ему вроде второй жены и обязательно наушничает. А я не просто водитель, но еще и телохранитель!

— Вместе по бабам ходите? — съязвил Серов.

— Грубо, — брезгливо поморщился Генка. — Ходит он, а я сохраняю тайну. Понял? Так вот, я тут перетолковал со своим Константином и сказал, что, мол, классный специалист зазря пропадает. Парень что надо, голова на месте, и сам дай Бог, и связи, а уж про опыт и знания я молчу. Так вот, мой Максимов очень заинтересовался.

Серов молча грел ладони, обхватив ими стакан с чаем. Сегодня на улице мерзопакостная слякоть и все время кажется, что зябко. Простыл, что ли, слегка? Наконец нарушил затянувшееся молчание:

— Зря ты завел с ним этот разговор. Голова у меня как раз не на месте!

— Ты чего, малахольный? — недоумевающе уставился на него Генка.

— Почти, — грустно улыбнулся Сергей и, не вдаваясь в подробности, объяснил, что с ним произошло, почему он готовится к увольнению в запас и сидит здесь, среди подержанного барахла, а не в каком-нибудь престижном банке или процветающей фирме.

Плакаться в чужую жилетку не хотелось, да и особенно распространяться перед Генкой тоже ни к чему. Поэтому Серов ограничился чуть ли не протокольной констатацией фактов, однако у Казакова на все имелось свое мнение.

— Ну, ты дал, старик! — ошалело покрутил он головой и убежденно сказал: — Все это колеса! Как ты назвал, чего там у тебя?

— Ушиб головы и сотрясение мозга.

— Было! — многозначительно поднял палец Генка. — Понимаешь, было и прошло!

— К сожалению, не до конца, и ты меня ни на что не уговаривай.

— Ха! — Казаков хлопнул ладонями по коленям. — Да там работенка плевая, выеденного яйца не стоит, тем более временная, а бабки ломовые. Понял, чудак?

По его словам выходило, что особенно напрягаться не придется. У его шефа есть психически нездоровая родственница, которую вскоре должны отправить лечиться за границу — то ли в Швейцарию, то ли в Италию, — но не в этом суть. У богатых свои причуды, они хотят прикупить все на свете, поэтому шеф желает, чтобы, пока родственница еще здесь, за ней приглядели, когда она выходит на улицу.

Серов ждал, скажет Генка, что нужно с ним поделиться заработком или нет? И Казаков, ничуть не смущаясь, намекнул: за подобную халяву, какую он устраивает по старой дружбе, святое дело отвалить «комиссионные», тем более шеф для родни не скупится.

— Личная охрана? — задумчиво потер подбородок Серов.

Нечего говорить, Генка прав, это действительно халявная работенка: приглядеть за дамочкой, пока она гуляет по магазинам или в парке. Но что-то останавливало, призывало не торопиться давать согласие, несмотря на заманчивость предложения.

— А почему за ней не приглядят родные? И разве твой шеф не в состоянии нанять человека из охранной фирмы?

— Он хочет солидного, с опытом, — объяснил Казаков, отведя глаза в сторону, но потом все-таки признался: — Но ты подумай, если через фирму, какой мне интерес? А дома жрать хотят по три раза в день и желательно повкуснее.

— И от кого надо эту даму охранять?

— От нее самой. Я же говорил, она немного того, — Генка покрутил пальцем у виска. — До отъезда осталась неделя-другая, не засадишь же ее пока в дурдом? Да и как ее потом вывозить? Слушай, зато Константин даст десять кусков за две недели! Представляешь?! Десять кусков в баксах всего за четырнадцать дней. Где еще заработаешь такие деньги? Я много не хочу, дашь штуку, и я буду крайне благодарен: нормальный ход, десять процентов за посредничество.

— Значит, один дурак должен сберечь другого? — усмехнулся Серов.

— А ты про голову-то молчи! — сердито зашептал Казаков. — Зачем язык распускать?

— Когда нужно дать ответ?

— Если в принципе согласен попробовать, можем прямо сейчас подскочить к шефу. Не боись, обратно доставлю.

Сергей быстренько прикинул — у Сухаря можно по дружбе попроситься в краткосрочный отпуск, чтобы заработать девять тысяч. Впрочем, пока рано загадывать и разевать рот шире головы: с шефом Генки еще не встречались и ни о чем не говорили. Но, может быть, рискнуть?

— Ладно, давай прокатимся…

Машину Казаков водил отлично: умело минуя пробки и проскакивая через малопроезжие переулки, он домчал до Бауманской и вырулил на Басманную, где располагался офис фирмы.

«Унивеко» — прочел на табличке у входа Сергей и, следом за знакомым, прошел мимо вахтеров в длинный коридор. Генка открыл дверь кабинета Увидев Константина, Серов сразу подумал, что из всей затеи хрен что получится — за столом сидел тот самый брюнет, которому он испортил вечер у Лариски Рыжовой. Теперь только не хватало, чтобы за спиной неожиданно выросли его телохранители-мордовороты и все началось сначала. Сергей даже потрогал едва успевшую зажить разбитую бровь, и она отдалась болью, словно напоминая: будь настороже, не то опять мимо денег и с разбитой рожей!

— Вот, Константин Михайлыч, — подобострастно поклонился Генка, искательно заглядывая в глаза хозяина. — Как и обещал, привел надежного человека.

— Вижу, — откинувшись на высокую спинку рабочего кресла, процедил тот. — Вроде старый знакомый?

— Да, кажется, мы уже встречались, — кивнул Серов и собрался повернуться и уйти, не желая испытывать судьбу и нарываться на возможные неприятности. Все равно разговора не получится. Но ошибся.

— Погодите, — заметив его движение, попросил брюнет. Он вышел из-за стола и протянул Сергею руку. — Знаете поговорку: кто старое помянет, тому глаз вон? Если не возражаете, считайте, что я на вас не в обиде. Меня зовут Константин Михайлович Максимов.

— Сергей Иванович, — Серов пожал его узкую ладонь.

Может быть, шеф Генки Казакова не так глуп, а приличные деньги на дороге не валяются? Тогда нечего корчить из себя Отелло, особенно после того, как сам отвалил от Ларки.

— Присаживайтесь, Сергей Иванович.

Максимов выразительно повел бровью — Генка тут же исчез.

— Чем могу быть вам полезен? — Сергей взял предложенную хозяином сигарету и прикурил от большой настольной зажигалки.

— Геннадий рекомендовал вас с самой лучшей стороны, да и сам я видел вас в деле. Впрочем, молчу! — Максимов шутливо поднял руки, словно сдаваясь. — Ни слова больше… В общем, мне нужен человек с опытом и умением крепко держать язык за зубами. Казаков что-нибудь объяснил?

— В общих чертах, — и Серов решил сделать маленький выпад с целью проверить реакцию хозяина. — Насколько я понял, вам крайне нежелательна огласка, что в роду умалишенные?

— Если хотите, считайте так, — ни один мускул на лице Константина Михайловича не дрогнул, и Сергей отметил, что тот хорошо владеет собой. — Работа рассчитана примерно на две недели, до отъезда нашей родственницы в Швейцарию. Оплата хорошая. Я готов дать три тысячи задатка и окончательно рассчитаться после ее отлета, заплатив еще семь тысяч долларов. Начать желательно не откладывая, прямо завтра.

— Что конкретно я должен делать?

— Умеете водить машину? Прекрасно. Дадим вам на время работы авто, и будете дежурить у дома. Если дама не выходит, вы ждете. Если отправилась в город пешком, то следуете за ней тем же порядком, но она может поехать на машине.

— Вы не ограничиваете свободу ее передвижений и даже позволяете садиться за руль?

— Ну, нельзя же человека лишить всего? Она не в тюрьме и нисколько не виновата, что больна, — развел руками Константин Михайлович.

Он закурил и выпустил дым к потолку, а Серов отметил, насколько беспокойно, в отличие от лица, вели себя руки Максимова: он то поднимал их, то разводил в стороны, то тискал пальцы одной руки в ладони другой, а теперь играл золоченой зажигалкой «зиппо», пытаясь скрыть волнение. Лицо еще удавалось контролировать, а вот руки подводили. Хотя Сергей, наверное, тоже бы волновался, говоря о помешанной родне. Кстати, права ей они наверняка купили — теперь получили возможность управлять машинами даже те, кто раньше не мог об этом и мечтать.

— Да, естественно, — согласился Серов. — Я должен представлять вам какие-то отчеты?

— Только в тех случаях, если произойдет нечто экстраординарное или она с кем-то встретится. Для этого у вас будет фотоаппарат, и вы зафиксируете встречу на пленке. Деньги на бензин и карманные расходы ассигнованы в размере трехсот долларов в неделю. Устроит? Дайте ваши координаты, мы сейчас же оформим доверенность на машину.

Сергей взял листок бумаги и быстро набросал свои данные. Протянул записку Константину Михайловичу и прямо спросил:

— Зачем за ней нужно приглядывать?

— У нее мания самоубийства, — нехотя ответил Максимов.

— Склонность к суициду, как говорят правоведы и медики? — удивленно поднял брови Серов. — Ей нельзя доверять баранку! И как ночью?

— Ночью следить не нужно, — Константин Михайлович ослабил узел галстука, словно воротник сорочки душил его. — И вообще у нее появляется склонность к суициду, как вы изволили выразиться, только в периоды обострения болезни. Недавно был сильный приступ, а теперь, как надеются врачи, он повторится не скоро. Дома за ней есть кому присмотреть, а вот на улице вы будете отвечать за нее головой!

Серов посмотрел на большие настенные часы «ситизен»: время приближалось к обеду. В принципе он уже согласился, поэтому нечего выдрючиваться.

— В общем, прелестная ситуация, но я уже дал согласие и обратно своего слова не возьму.

— Отлично. — Максимов достал из сейфа и показал гостю большую фотографию.

С нее смотрела молодая, очень миловидная женщина с пышными рыжеватыми волосами. Красивые глаза, тонкие брови, пухлые, чуть приоткрытые тубы, кокетливый поворот головы. Конечно, не обошлось без искусного гримера и прекрасного фотографа, но тем не менее она очень хороша.

Жаль, что эта прелестная головка поражена ужасным недугом.

— Как ее зовут?

— Не имеет значения. Вступать с ней в контакт в ваши обязанности не входит. Запомнили? — Константин Михайлович быстро спрятал фото в сейф. — Она выше среднего роста и хорошо сложена. Думаю, узнаете, на то вы и профессионал. Вот деньги, а доверенность и ключи от машины Геннадий подвезет попозже.

Он подал Серову конверт. Тот, без ложной щепетильности, пересчитал деньги, «не отходя от кассы». Все верно, три тысячи триста баксов. Придется, видно, сегодня же звонить Сухарю и просить у него тайм-аут на пару недель, сославшись на досаждающие дела по прежней службе: все равно он это никак не проверит, а чтобы сказать ему правду, надо быть полным идиотом.

Сергей убрал конверт в карман.

— Где она живет?

— У «Кропоткинской». Завтра вас проводят. Рад, что мы достигли договоренности.

Константин Михайлович встал, давая понять: встреча окончена. Он одарил гостя дежурной улыбкой и, как только за ним закрылась дверь, тут же направился в комнату отдыха, схватил со стола бутылку виски и сделал большой глоток прямо из горлышка — нервы, черт бы их! Потом полез в тумбочку и вынул из видеомагнитофона кассету: беседа с Серовым была зафиксирована на видеопленку.

Утром Сергей встал пораньше — назвался груздем, полезай в кузов! Сейчас не придется разлеживаться, как уже привык за короткое время работы в магазинчике. Кстати, с Сухарем быстро удалось договориться, он предоставил Серову краткосрочный отпуск на пару недель и даже с сохранением содержания, но попросил, чтобы Сергей все-таки выкраивал времечко и заглядывал к Зое и Шуре.

— Подчиненные должны чувствовать заботу начальства, — рассмеялся Твердохлебов. — И не очень там упирайся рогами на службе. Привет!

Он повесил трубку, а у Серова осталось в душе чувство некоторой гадливости к себе: зачем обманул Сухаря? Да и дома тоже не сказал всей правды. Вот так, потихоньку и влезаешь в болото лжи, из которого трудно выбираться: сам себя запутал и уже плохо помнишь, кому и что говорил, на кого ссылался и какие доводы и оправдания приводил.

Ладно, Бог даст, разберемся, а пока — вперед! Вчера Казаков пригнал «жигули» третьей модели: не новенькие, зато вполне отлаженные и с полным баком, а в перчаточном отделении лежала доверенность на имя Серова. Между прочим, шелапутный Генка все-таки скумекал, что машину лучше оставить подальше от магазина.

Встреча с человеком Максимова была назначена недалеко от памятника Гоголю на бульваре, и Сергей заторопился — если опоздаешь и дамочка улизнет из-под надзора, то получится не слишком хорошо: только начал работать и в первый же день такой прокол! Тут тебе не сэконд хэнд!

Как Серов и ожидал, на условленное место прибыл на новенькой иномарке один из телохранителей — как раз тот, кому досталось стулом по голове. Видимо, получив от шефа строгие инструкции, он сделал вид, что не знает Сергея. Может быть, это и к лучшему? И Серов охотно включился в предложенную игру.

Следуя за темным «саабом», он доехал до большого старого дома на Остоженке, свернул во двор и зарулил на импровизированную стоянку неподалеку от детской площадки с чахлыми деревцами.

— Вон подъезд, — показал подошедший к его машине телохранитель Максимова. — А вон окна. Если приходит вечером, то там обязательно зажгут свет.

— А если не зажгут?

— Подожди три минуты — этого вполне хватит, чтобы подняться — и коли не зажгли, дуй проверять подъезд! Но в квартиру не суйся. Знаешь, как у дикарей? Табу!

Он заговорщически подмигнул и рассмеялся, а Серов подумал: этому костолому наверняка хочется продолжить то, что они не успели закончить у Лариски. Однако в планы Сергея никак не входило доставлять ему подобные удовольствия.

— Где ее машина?

— Вон, темно-красная «лада». Не сомневайся, она быстро не гоняет, не упустишь.

На прощанье мордоворот хлопнул тяжелой ладонью по крыше жигуленка Сергея и уехал.

Потянулись томительные минуты ожидания. Читать нельзя, не то пропустишь «объект», даже не заметив его, особенно если книжка интересная. Курить без конца надоело, да и можешь докуриться до жуткой головной боли, а тогда ты уже ни на что почти не пригоден. Вот и сиди, лупай глазами и внутренне напрягайся каждый раз, когда открывается дверь подъезда. Нет, пусть в магазинчике воняет старым барахлом и платят не в пример меньше, зато там ты сам себе хозяин, а в «топтунах», да еще когда приходится следить за ненормальной бабой, совсем не сладко. Однако теперь не откажешься — аванс взял, машину получил, фотоаппарат дали. Вот он лежит рядом на сиденье, заряженный пленкой и готовый щелкать затвором, как голодный щенок зубами.

Стоп! Кажется, это она? Ну да, точно: золотисто-рыжая грива разметавшихся по плечам волос, короткая курточка из тонкой кожи и дорогие модные джинсы, облегающие стройные ноги. Ну вот, появилась-таки, а он уже хотел прикинуть, сколько ему тут торчать без дела. И скажут ли несчастному топтуну, что он может быть свободен, если дама решит сегодня не выползать из дома? Едва ли — он на положении слуга, обязанного отрабатывать полученные деньга. Кстати, погода не очень — низкие облака, прохладно, того и гляди начнет накрапывать мелкий дождичек. Впрочем, кто знает, какая погода нравится тронутым, мечтающим покончить с собой?

Ну, куда направится дама: к автомобилю или прогуляется пешочком? Похоже, двинется на своих двоих, поскольку, даже не взглянув на «ладу», пошла к воротам.

Серов быстренько подхватил фотоаппарат, запер машину и кинулся следом за «объектом», отметив, что дамочка весьма недурна собой. Лицо ее он разглядеть не успел, но, если верить фото, женщина красива. А сегодня он увидел фигурку: высший класс! И, к глубокому сожалению, помутнение в мозгах?! Хотя давно замечено: Бог дает человеку что-нибудь одно — либо ум, либо крепкое здоровье, либо красоту, и крайне редко все эти дары перепадают одному человеку, а если перепадают, то судьба таких избранных, как правило, трагична.

«Объект» не торопился, и Сергей вздохнул с облегчением: по крайней мере не придется высунув язык бегать за взбалмошной особой. Так, куда это она, в магазин модной женской одежды? Ну, туда ему нет смысла заходить — бутик почти насквозь просматривается через витрину, а покупателей в нем нет. Лучше подождать на улице.

Ждать пришлось чуть ли не час, и Серов несколько раз проверял: там ли еще «объект»? Вдруг дамочка недвусмысленно решила сегодня окончательно рассчитаться с жизнью и, заметив за собой слежку, скрылась через черный ход и теперь, сидя за мусорным ящиком, пилит вены тупой бритвой? А он стоит тут, как истукан, и ждет!

От подобных мыслей бросало в дрожь, но, увидев через стекло витрины, как рыжеволосая придирчиво перебирает платья и костюмчики, он успокаивался: женщина всегда остается женщиной. Даже если у нее не все в порядке с мозгами, она хоть умри будет модниться и массу времени проводить в магазинах, особенно если позволяют средства.

Да и кто определил, что такое нормальная женщина? С точки зрения большинства мужчин, бабы вообще все ненормальные, как говорится, «сдвинутые по фазе», поскольку исповедуют совершенно иную, нежели противоположный пол, систему ценностей, в которую непременно входят тряпки, побрякушки и косметика. Некоторые даже становятся похожими на тунгусских шаманов, но только попробуй заикнуться об этом, как тут же тебя самого объявят дураком и умалишенным!

Ладно, прочь всякие мысли, двигай ногами и не упусти рыжеволосую: вон она вышла из бутика с большим пластиковым фирменным пакетом в руках. Куда теперь, домой, примерять обновки и вертеться перед зеркалом? Нет, идет дальше.

На всякий случай, чтобы не спугнуть «объект», Сергей перешел на другую сторону даже если она вздумает воспользоваться городским транспортом, он успеет вскочить в троллейбус следом за ней. Хуже, если мадам решит поймать левака — так быстро он не сможет найти машину и отправиться следом, поэтому остается одно: помешать ей уехать. Как? А любым способом, вплоть до того, чтобы взять на руки и отнести обратно домой. Кстати, такая ноша должна быть весьма приятной.

«Перестань! — оборвал он себя. — Совсем оборзел, даже на сумасшедших засматриваешься. Хотя она многим “нормальным” даст сто очков форы! Но следить за ней лучше вдвоем, а еще лучше — втроем и с машиной, имея связь по рации. Однако хозяин — барин, он нанял тебя одного, вот и крутись как знаешь».

Тем временем дамочка, покачивая бедрами и легко ступая стройными ножками, обутыми в туфли на высоких каблуках, не спеша шла по тротуару, иногда задерживаясь у витрин, заглядывала в киоски и, наконец, свернула к столикам уличного кафе-мороженого, раскинувшегося на тротуаре под веселыми полосатыми зонтиками.

Минуту помедлив, Серов перешел дорогу и нахально уселся за один столик с рыжеволосой: так она точно будет под его постоянным пристальным вниманием. Как он и ожидал, девушка не удостоила его даже взглядом — для нее он был обычным прохожим, случайно присевшим за один столик с ней. Ну и слава Богу! Желательно оставаться для нее в таком качестве все две недели. И хорошо, если ее отъезд в Швейцарию не задержится.

Сергей заказал мороженое и пару гамбургеров: кто знает, когда придется пообедать и придется ли вообще? Подумал и попросил еще бутылочку пепси с собой, а на завтра решил обязательно прихватить из дома термос с чаем и бутерброды. Иначе тут намотаешься и кишки к спине прилипнут — с поста ведь не уйдешь, даже пока дама обедает.

Теперь можно рассмотреть ее поближе. Да, она несомненно красива! Высокие скулы, в меру пухлые, хорошо очерченные губы, нежный овал лица, пышные и густые золотисто-рыжие волосы и миндалевидные глаза, выдающие примесь татарской или азиатской крови.

Когда официант подал заказ, она безразлично взглянула на него, и Серов поразился: Боже, да у нее глаза разного цвета?! Левый серо-зеленоватый, а правый зеленый. И это придавало ей еще большую своеобразную прелесть.

М-да, за слежку за такой красоткой надо просить дороже, чтобы не мучиться по ночам от сновидений, не дающих покоя мужскому естеству. Но кто бы знал? И как это все объяснишь тому же Константину Михайловичу? Впрочем, если он обратил внимание на сексапильную Лариску и тут же попал в ее сети, то он должен понять. Однако понять еще не означает заплатить! Так что мучайся и выкручивайся сам, бывший сыщик!

Она ела мороженое не спеша, как, наверное, делала все, и он тоже не торопился и не собирался заводить с ней разговор, хотя очень хотелось. Мимо нескончаемой рекой тек транспорт, и одна машина с тонированными стеклами притормозила у кромки тротуара возле кафе. Сергей невольно напрягся, но серебристо-белая иномарка тут же опять влилась в поток, и он украдкой вздохнул с облегчением…

— Вот они, — не оборачиваясь сказал водитель серебристо-белого «доджа» с тонированными стеклами.

— Вижу, — сидевший сзади человек надел на объектив фотоаппарата специальный фильтр и прямо через тонированное стекло начал снимать сидевших за столиком Серова и его «объект».

— Он сделал нам неоценимый подарок, — заметил водитель.

— Это точно! Трогай…

Серов доел мороженое и расплатился. Рыжеволосая красавица все еще слизывала розовым язычком сладкую массу с ложечки. Сумка лежала у нее на коленях, а пакет стоял у ножки стула. Проходя мимо, Сергей подумал: неплохо бы перетряхнуть содержимое ее сумочки, — тем более она весьма внушительных размеров, — и поглядеть, что же она таскает с собой? Вдруг кроме обычных дамских штучек, разных там помадок и теней, пробных духов и кружевных платочков найдется нечто заслуживающее более пристального внимания? Но кто тебе позволит заглянуть в ее сумку?

Он вновь перешел на другую сторону и загадал: куда она направится, от этого будет зависеть… А что, собственно, от этого может зависеть? Или ты уже начинаешь потихоньку увлекаться загадочной больной красавицей, строишь догадки и планы? Нет, ты должен быть холоден и бесстрастен, как робот.

Из кафе она отправилась домой — все так же медленно, совершенно не глядя на прохожих, останавливаясь у витрин и думая о чем-то своем. Серов проследовал за ней до подъезда и забрался в автомобиль. Интересно, на сегодня все или состоятся новые выходы рыжеволосой в свет? Тогда не мешает перекусить.

Есть еще не очень хотелось, но он открыл пакет и сжевал гамбургер, запив его пепси. Потом закурил, уставился на дверь подъезда, обитую некрашеной вагонкой, и стал вспоминать, где и как ему приходилось обедать за годы службы. Раньше устраивали недорогие комплексные обеды в «Будапеште» или «Русалке», а то компанией заваливались в «Прагу», «Лабиринт» или «Валдай» отведать шашлычков под рюмку коньяка. Золотое было времечко! Но чаще обедали в столовой на Петровке или на швейной фабрике в переулочке, где всегда в буфете было пиво. А случалось и остаться голодным.

Интересно, а как обедает рыжая? Ест на кухне, наскоро, из посуды, какая попадет под руку, или, эстетствуя, предпочитает красиво оформлять процесс принятия пищи? Готовит сама или кто-то прислуживаете доме? Константин Михайлович, кажется, упомянул, что за ней есть кому приглядеть — значит, она не одна? И не велели соваться в квартиру. Кто там с разноглазой красавицей: мужчина, женщина? Вероятнее всего, в квартире находится пожилая женщина, иначе зачем бы, при наличии молодого здорового мужчины, нанимать еще и Сергея. Да и не похоже, что рыжая замужем.

Но чужая семейная жизнь — тайна. Это Серову хочется, чтобы рыжая женщина была свободна, как ветер, поэтому он и думает, что замужние себя так не ведут. Еще как ведут: все люди разные и их поведение совершенно не зависит от того, семейные они или одинокие.

Рыжеволосая колдунья продолжала властно притягивать мысли, словно выходила к Серову из сырой туманной чащи охваченного осенним багрянцем леса и останавливалась на маленькой, освещенной скупым солнцем поляне, загадочно улыбаясь и маня за собой в глухомань. И он готов был сделать первый шаг…

Вновь она появилась около четырех. Сергей очнулся от размышлений и подобрался: куда «объект» на этот раз — по магазинам и кафе или придумает нечто новенькое? Судя по тому, что на ней джинсы, короткие сапожки и теплая куртка, выход не связан с официальными визитами. Хотя теперь все перемешалось и публика одевается так, как ей удобно, — среди бархата кресел и позолоты лож Большого театра запросто можно увидеть непритязательные холщовые костюмчики, а рядом неповторимый блеск бриллиантов и сияние обнаженных женских плеч.

Женщина подошла к своей машине, открыла дверцу и устроилась за рулем. Проверила дальний и ближний свет, прогрела мотор и потихоньку выехала со двора, направившись в сторону Садового кольца. Сергей рванул следом, боясь, как бы непредсказуемый «объект» не скрылся из глаз, но обошлось: ездила она так же медленно, как и ходила, поэтому следить за ней не представляло труда. Однако Серов не расслаблялся — вдруг ее спокойное и безмятежное поведение всего лишь отвлекающий маневр?

Но тут же урезонивал себя: кто, где и когда обучил бы ее подобным премудростям прожженного профессионала?

Тем не менее он старался не отпускать ее далеко и вместе с темно-красной «ладой» проскакивал через перекрестки. Возникшее волнение — как он будет чувствовать себя за рулем после травмы головы? — постепенно прошло.

Вскоре они выскочили на широкий проспект и полетели по нему, словно гонимые ветром сухие листья. И Сергей отчего-то вспомнил, как гонял по трассе на машине Лариски, а заходящее солнце высвечивало ее профиль и золотило прядь упавших на лоб волос. Неужели все это действительно было, причем совсем недавно?

В стороне остались Лужники, потом мелькнули кварталы Беляева и сахарно-белые одинаковые дома Солнцева. Скоро аэропорт «Внуково» — не туда ли она держит путь, сядет в самолет и куда-нибудь полетит? А что, ума на это у нее хватит и денег тоже. Нет, тьфу-тьфу, нечего будить лихо, пока оно тихо! Говорят, мысли могут передаваться на расстояние, а Серов вовсе не намеревался внушать «объекту» идею сесть в лайнер и взмыть в небеса.

Когда проскочили мимо поворота на аэропорт, Сергей с облегчением перевел дух и тут же вновь беспокойно заерзал — а если она гонит в другой город? С нее еще не то станется. Вдруг у нее в багажнике газовый баллон, и, когда кончится бензин, она переключит на него подачу горючего, а он, как придурок, будет метаться около своей заглохшей машины и толкать ее до заправки? Конечно, можно купить немного бензинчика у проезжих, но рыжая успеет уйти! А то, не приведи бог, задумает рвануть на таран, дабы разом покончить все счеты с жизнью?! Что тогда?

Ох, нервная работенка, весьма нервная. Зря Казаков твердил, что Сергей еще не раз ему скажет спасибо за такую халяву. Сам бы помучился на такой халяве, а потом приходил за это бабки просить. Тут с ней поседеешь и последнего здоровья лишишься, пока до вечера дотянешь.

Наконец движение на шоссе стало менее интенсивным. Серов позволил себе отпустить красную «ладу» немного вперед и слегка расслабился. Но куда же все-таки едет рыжая красотка?

Вон загорелись рубиновые стоп-сигналы на ее вылизанной машине. Мадам тормозит? Неужели приехали? Но поблизости нет ни мотеля, ни дачного поселка, ни поворота на захудалую грунтовку. Чего ей здесь понадобилось? И самому спрятаться совершенно негде — остается лишь одно: нахально встать позади, изображая поломку автомобиля. А коли она попрется в лес, придется идти за ней.

Сергей вырулил к обочине и остановился метрах в тридцати от «лады». Он выключил мотор, закурил и через ветровое стекло наблюдал, как рыжая вышла из своего авто, небрежно захлопнула дверцу и, перепрыгнув через кювет — кстати, перепрыгнула легко, — начала медленно прогуливаться вдоль обочины.

Докурив, Серов вышел из «жигулей» и покосился на «объект» — рыжая гуляла неподалеку и вроде бы не собиралась забираться в чащобу. Сергей открыл капот и склонился над горячим мотором, делая вид, что роется в двигателе, как вдруг услышал сзади звонкий голосок:

— Молодой человек!

Неужели рыжая? А кто же еще, если здесь, кроме него и ее, больше никого?

Комкая в потных ладонях кусок ветоши, он медленно обернулся. Она стояла в десяти шагах и приветливо улыбалась. Правда, ее улыбка была немного насмешливой.

— Пойдемте погуляем, — без лишних предисловий предложила она. — Ведь ваша машина в полном порядке? Что тут киснуть на обочине! Мне так хочется сходить в лес, а одной страшно.

— А идти туда с первым встречным не страшно? — облизав пересохшие губы, чужим голосом спросил Сергей.

— С первым встречным? — она весело рассмеялась. — Я заметила вас еще днем. Ведь вы моя новая нянька! Разве не так?

Назад: Глава 5

Дальше: Глава 7