Андрей Рэмович Белоусов,
помощник Президента России
- C 1981 по 2000 год занимал различные должности в Центральном экономико-математическом институте и Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса Российской академии наук.
- В 2000 году основал и возглавил Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования.
- С 2006 года — заместитель министра экономического развития.
- С 2008 года — директор департамента экономики и финансов Аппарата Правительства РФ.
- С 2012 года — министр экономического развития России.
- С 2013 года — помощник Президента России по экономическим вопросам.
- Доктор экономических наук, член-корреспондент РАЕН, заслуженный экономист Российской Федерации.
— Уважаемый Андрей Рэмович, социологические опросы показывают удивительную двойственность: граждане России, с одной стороны, склонны очень высоко ценить государство как некую идею — «государство должно регулировать», «государство должно вмешаться» и так далее, а с другой стороны, столь же склонны не доверять чиновникам, из которых это государство состоит. Это очевидная проблема во взаимоотношениях власти и общества.
— Я думаю, что эти вещи почти не пересекаются. Поскольку то государство, к которому апеллируют в первом случае, не персонифицировано в чиновниках, о которых говорят во втором.
Для многих «государство» — это классическая модель патернализма; по разным оценкам, так мыслят 40–60% населения. Патернализм — это такая искаженная модель, когда человек хочет от государства получить некую защиту, не давая ничего взамен. И в нашем весьма турбулентном мире такого рода запрос становится для многих последней инстанцией. Очень многие люди не верят в свои силы. Потому что их силы оказываются крайне недостаточны для того, чтобы выстроить карьеру, свое благосостояние.
Почему люди плохо относятся к чиновникам? Во-первых, потому что имеют личный негативный опыт общения с ними. Нулевая клиентоориентированность и все, что из этого вытекает: хамство, взятки, поборы, «вас здесь не стояло». На самом деле не все чиновники таковы, но люди делают выводы обо всех именно на их примере.
И второе — это система идеологем, распространяемых СМИ. Этот стереотип «плохих чиновников» имеет очень глубокие, прямо-таки архетипические корни. И если в первом случае государство — это архетип отца, то во втором случае государство, представленное чиновниками, — это враг, некая недружелюбная инстанция, с которой ты вынужден общаться, и при этом каждый раз сталкиваешься с большими или маленькими неприятностями.
Как это преодолеть? Надо делать людей государственной службы более эффективными, а чиновников, которые общаются с людьми, — клиентоориентированными. Многофункциональные центры — это очень важный шаг в этом плане. В них между чиновником и человеком появляется операционист, который жестко ориентирован на сервис. Его зарплата в хорошей ситуации зависит от клиентоориентированности. Как в визовых центрах при посольствах: вы общаетесь не с чиновником посольства, а с операционистом визового центра.
— Наши предприниматели часто говорят: «Не нужно, чтобы государство нам помогало, пусть только не мешает». Хотя во всех успешных трансформациях обществ в XX веке: в Японии в 1950-е, в Южной Корее в 1960-е, в Китае в 1980-е — роль государства была очень велика. Насколько, на ваш взгляд, активно оно должно проявлять себя в развитии общества?
— Изначально существует три представления о роли государства в жизни людей. Одно представление — государство как охранитель определенных устоев, в предельном случае это известный концепт ночного сторожа. Люди через определенные институты должны вырабатывать правила своей жизни, а государство — обеспечивать дееспособность этих механизмов, их применимость.
Вторая, противоположная концепция — государство как арбитр. Между гражданским обществом, то есть людьми, организованными в определенные структуры, и бизнес-сообществом всегда существует системное противоречие, системный конфликт, в котором государство выступает арбитром.
Третий взгляд предполагает, что роль государства находится где-то между этими двумя пунктами. Более того, существует тенденция приватизации государственных институтов, то есть использования их в интересах либо бизнес-корпораций, либо корпораций-структур, складывающихся в сфере гражданского общества.
— Чем должен быть мотивирован чиновник? В отличие от предпринимателя у чиновника гораздо меньше возможностей получить публичное признание его заслуг и достижений.
— В работе чиновников очень важна роль идеологии. Причем идеология — это не какая-то абстрактная вещь, это то, что транслируется в повседневной практике. В 1920-е годы можно было совершенно спокойно доверить портфель с золотом майору НКВД, чтобы он его отвез куда-нибудь. И он его отвозил. Не потому, что боялся чего-то, а потому что был мотивирован. Он знал, что это портфель с золотом для дела мировой революции. В 1980-е годы майору КГБ уже было бы очень опасно такой портфель доверять.
Возьмите американцев. У них роль идеологии крайне высока, и она представляет собой одну из цементирующих скреп американского общества. То же самое было у европейцев, но их очень подкосили послевоенные бури XX и особенно XXI века. Они в значительной мере утратили субъектность, это многие отмечают сейчас, поэтому там идеология приглушена. Если вы возьмете китайцев, японцев, корейцев, азиатские общества, если вы возьмете ислам — везде есть идеология. Люди «заряжены», перед ними горит какая-то звезда, просто звезда у каждого своя.
Что касается госслужбы, то, с моей точки зрения, мотивация на реализацию общественного блага — ключевая. Если человек на госслужбе этим не мотивирован, то ему приходится очень тяжело. Еще Виктор Франкл в своей классической книге «Человек в поисках смысла» показал, что в жизни должен быть смысл, именно он помогает выдержать самые трудные обстоятельства. У чиновника это выражено особенно явно, потому что иначе начинается разрушение личности. Очень трудно сохранить свою личность на госслужбе, если ты не находишься в формате смысла.
— Какие еще книги порекомендуете? Что и как читаете сами, есть ли у вас какая-то система чтения, выбора книг?
— Человеку, который находится на госслужбе, необходимо каждый день читать непрофессиональную или околопрофессиональную литературу — просто как противоядие. Потому что госслужба — это большая, а в нашем случае еще и плохо отлаженная корпорация с определенными правилами. И происходит очень быстро то, что классики называли расчеловечиванием: человек утрачивает свою целостность, целостность личности. Он превращается в некую функцию, придаток бюрократических механизмов. Я наблюдал, как это происходит с людьми.
Что читать? Это, с моей точки зрения, абсолютно неважно. Важно только, чтобы это помогало формировать и сохранять свою идентичность. Что касается меня, я построил себе определенную систему чтения.
У меня есть жесткое правило: читать не меньше тридцати страниц в день. Далее: я читаю определенными циклами, причем циклы в двух измерениях. Одно измерение — это развитие духовной составляющей, второе — развитие интеллектуальной составляющей. Например, в свое время у меня был цикл чтения книг по геополитике. Это для моей текущей работы не очень нужно, но это такие вершины, умные люди: Маккиндер, Карл Шмидт и так далее.
Потом у меня был очень длинный цикл по психологии, я прочитал практически всех классических авторов, причем некоторые работы по нескольку раз. Впереди цикл по социологии, у меня довольно фрагментарные знания по ней.
Хотя важно не наращивание знаний. Как писал Эрих Фромм, к чтению книги можно относиться как к кладезю знаний, а можно — как к диалогу с автором. Но находясь в состоянии диалога, общения с автором, ты некоторым образом себя подтягиваешь до его уровня. И вот этот процесс подтягивания, вытягивания себя за волосы интеллектуально, метафизически, этот процесс позволяет тебе сохранить целостность.
Книги, которые меня особенно впечатлили, — безусловно, Эрих Фромм, «Иметь или быть». Уже упомянутый Франкл, «Человек в поисках смысла». Очень сильное влияние на меня оказал Стивен Кови, «Семь навыков высокоэффективных людей». Очень сильное впечатление также оставил Ключевский, русская история, его знаменитый четырехтомник.
— В докторской диссертации в свое время вы предугадали структурный экономический кризис 2008 года, а также писали о структурном кризисе госуправления в 2015–2017 годах. В чем он проявляется?
— Кризис управления — это не ново. Периодически мир проходит через глобальные кризисы системы управления. Например, мы можем в новейшей истории вспомнить глобальный кризис начала XX века, когда у нас появились работы «Закат Европы» Шпенглера и великолепная классическая работа Ортеги «Восстание масс», где он описал кризис управления во всей своей красе. Кризис управления — это смена некоторых базовых констант функционирования общества. Когда что-то накапливается в обществе, а потом прорывается. Например, начало XX века — это приход «массового человека» в управление государством, на волне индустриализации.
Если говорить о кризисе управления конца XX — начала XXI века, то он, с моей точки зрения, безусловно присутствует, и он очень многослоен. В его глубине лежит кризис мировоззрения и идеологии модерна. Пришедшие постмодерн, агностицизм, релятивизм, конечно, принесли с собой совершенно новые техники влияния на человека и управления.
Самое главное, что из управления исчезает ценностная конституирующая составляющая, о которой мы говорили, притом что многократно повышаются возможности влияния на человека. Это главная опасность и противоречие, когда система утрачивает цель; это касается не только России, но и Европы, и Соединенных Штатов, и многих других обществ, которые выходят или уже вышли из поля эпохи модерна с его достаточно понятными четкими константами в части идентичности и в части понимания прогресса.
Далее, безусловно, повышение роли формальных и неформальных институтов и формальных и неформальных корпораций, особенно сетевых, которые гораздо более гибки, чем государство. Они начинают разъедать систему государственного управления, государственных машин, это четко видно. Роль спецслужб в этой системе совершенно меняется, это уже не та роль, которая была, скажем, в XX веке или в XIX веке в эпоху индустриализма.
Кризис управления — это длительные процессы, очень нелинейные. Мы видим возвращение некоторых вещей, казалось, ушедших в прошлое. Вот многие считали, что nation state, национальное государство, — это уже рудимент эпохи. И тут мы обнаруживаем, наоборот, усиление традиционализма, консервативных тенденций, повышение, например, в определенных обществах ценности семьи, такого классического элемента консервативного мировоззрения, которое, казалось, рухнуло еще в 1960-е годы, — однако, оказывается, нет.
— Если перейти от глобальных управленческих вопросов к операционным, как чиновнику справляться с огромным потоком задач, информации? Как вы организуете свое время и задачи?
— Прежде всего я, следуя Стивену Кови, написал миссию. Для меня моя личная миссия — абсолютно рабочий инструмент. Я ее очень часто перечитываю и иногда поправляю. Миссия нужна для того, чтобы не терять фокус, это очень важно.
Второе — это система планирования. Она начинается с трехлетнего планирования с шагом в квартал и заканчивается планированием рабочего дня. При этом система планирования должна быть достаточно гибкой, это не более чем набор ориентиров, которым ты следуешь. Ничего страшного, если ты от них отклоняешься: главное, что ты видишь ориентир и видишь, где ты и куда идешь.
Сама система планирования строится в четырех координатах. Одна координата — это духовное развитие, вторая — интеллектуальное, третья — физическое и четвертая — профессиональное. В рамках каждой из этих координат я трачу определенное время на то, чтобы продумать, что надо сделать. Раз в год с трехлетним горизонтом: что мне надо сделать, что я сделал и так далее.
Все это дальше развертывается в понедельную картинку, а затем — в ежедневный электронный дневник. В нем я фиксирую набор того, что должен делать ежедневно, например прочесть тридцать страниц в день, пробежать пять километров. Дальше я просто заполняю все это каждый день и смотрю динамику, это доставляет удовольствие — самоконтроль. Главное, не впасть в это слишком глубоко, потому что я знаю людей, которые превращают это в культ.
Дальше важна организация работы в течение дня. Работа начинается с того, что я хотя бы в течение пяти минут окидываю взглядом день, который мне предстоит. Во-первых, график встреч, во-вторых, задачи, которые прописаны в Outlook. Уходя с работы, я делаю то же самое: окидываю взглядом прошедший день, подвожу итоги.
Еще я разбиваю день на четыре части по три часа, с 9 до 21. И каждые три часа — я уже выработал в себе эту привычку — выныриваю из рабочего состояния. Ведь работа втягивает в некий транс, поэтому каждые три часа я выныриваю, делаю вдох и осматриваюсь.
— Многие чиновники жалуются, что их время мало зависит от них самих…
— Когда я был министром, для меня такой внутренней трагедией было понимание того, что я не управляю 90 процентами моего времени. Я очень долго адаптировался к тому, как все-таки управлять временем.
Очень важно локализовать и сгруппировать некоторые типовые функции. Например, я никогда не отвечаю сразу на телефонные звонки (за очень редким исключением, если президент звонит или премьер). Помощники их фиксируют, и я стараюсь затем выделить полчаса, в которые отвечаю на все. То же самое с работой с документами. Я не читаю документы сразу, я складирую их, а потом отрабатываю единым блоком.
Еще крайне важно ежедневно находить время для чтения и для спорта: хоть в десять часов вечера, хоть в одиннадцать, хоть в двенадцать; «я устал» — это все чепуха. Мы вот вчера ездили на скалодром в десять вечера.
— У вас очень много различных направлений деятельности, разноплановых и разнородных задач — как поддерживаете баланс?
— По ключевым темам, их полтора десятка, я устраиваю циклические совещания. У меня есть такая карта, график этих регулярных совещаний. В календаре Outlook я их тоже определенным образом маркирую, чтобы календарь был более наглядным. Например, «Поддержка экспорта» раз в неделю или, скажем, «Наилучшие доступные технологии» раз в месяц. В основе эффективной работы лежит ритмизация.
— Ваши пожелания молодому человеку, задумывающемуся о карьере на госслужбе?
— Первое — понять, что тебе нужно от госслужбы, есть ли у тебя мотивация на ценности, связанные со страной, государством. Если этого нет, то очень опасно и тяжело идти на госслужбу: скорее всего, ничего не выйдет.
Второе — нужно четко отдавать себе отчет, что госслужба — это не работа с девяти до шести, это образ жизни, как и военная служба. Этот образ жизни у тебя будет проецироваться и на семью, и на твое свободное время.
Третье — нужно быть проактивным. Нет никаких гарантий, что тебя куда-то переведут, повысят. Ты должен очень четко понимать свои шансы и ловить их, искать свою нишу и использовать возможности, которые у тебя появляются. Никто тебя не будет вести по «табели о рангах», тащить с должности на должность.
Четвертый совет — заниматься собой. Когда человек попадает в административно-бюрократическую мясорубку, ему абсолютно необходимо противоядие. Занимайся собой, семьей, здоровьем, своим садом, читай, найди хобби — делай что-то, что позволит тебе сохранить идентичность.
У меня есть один товарищ, который очень много лет провел на госслужбе, у него хобби — изучать госслужбу. И он благодаря этому сохраняет великолепную идентичность. Он относится ко всему происходящему с ним на госслужбе с некоторой иронией. Нужно обязательно относиться с некоторым чувством иронии к тому, что происходит вокруг тебя.
Андрей Рэмович Белоусов рекомендует книги:
Виктор Франкл. Человек в поисках смысла.
Эрих Фромм. Иметь или быть.
Стивен Кови. Семь навыков высокоэффективных людей.
