Глава 6
17 марта 1995 года, пятница, 19-00 по местному времени, аэропорт в Сараево.
Русский корреспондент сидел на ящиках недалеко от транспортного самолета ООН и ждал, пока закончится погрузка. Весь его вид демонстрировал полнейшую апатию и расслабленное состояние. Русского в аэропорт привезли на французском бронетранспортере, и часовые оказались свидетелями прощания корреспондента со старшим сержантом парашютистов. Уже перед тем, как французы собрались уезжать, русский снял с руки часы и протянул их старшему сержанту.
– Отдыхаете после приключений? – спросил подсевший на те же ящики Блок.
– Жду самолета, – не поворачиваясь ответил русский.
– Напрасно вы на меня сердитесь, вы должны меня понять, я ведь тоже выполняю приказы.
Русский не торопясь повернул голову, посмотрел на американца и ничего не сказал.
– Сегодняшний день я никогда не забуду, – сказал Блок, – когда нас спасали французы, я не поверил информации о бомбардировке. Но то, что произошло потом, было впечатляюще. Там ничего не могло уцелеть в той долине. Камни плавились.
Американец сделал паузу.
– Но то, как ваш сержант держал гранату со снятым кольцом возле головы пилота, – произвело на меня не меньшее впечатление.
– Вы напрасно пытались доставить меня на вашу базу. Я ведь ясно сказал, что очень тороплюсь. А ваш пилот упрямо не слушался.
– Но я тоже торопился! Такую информацию нужно сообщать своевременно. Или вы думаете, что эта бомбардировка обрубила все нити? Не знаю, как на вас, а на меня мысль о существовании этих закодированных боевиков…
– Производит большое впечатление, – закончил за него Скат. – Мне пора, погрузка заканчивается. Я думаю, что к вам еще обратятся, если они действительно серьезно настроены.
– И к вам, – сказал Блок, – и к вам.
– Может быть, и к нам, – согласился Скат и, не прощаясь, пошел к трапу.
Блок смотрел ему вдогонку и недовольно морщился. Слишком много осталось вопросов. Можно, конечно, поверить в то, что все закончится этой бомбардировкой. Можно попытаться убедить себя в том, что все позади, но… Так и не удалось узнать, куда подевались двое русских, Петр и Павел, после неудачной попытки проникновения на территорию Центра. Вывезти Ската к себе не удалось, и как сообщили местные источники, отряд русских добровольцев «Царские орлы» неожиданно сменил дислокацию и исчез в горах.
Блок медленно шел к зданию аэропорта. Решать, конечно, не ему, но он бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что сам Скат только отвлекал на себя внимание, а основную операцию выполнили Петр и Павел. Блок сплюнул и обернулся, чтобы посмотреть на взлетающий самолет. А потом неизвестно зачем махнул ему вслед рукой.
«Все уже состоялось, – подумал Блок, – мы больше не сможем жить по-прежнему». Отныне слово террор вновь обретает свое первоначальное значение – «Ужас», безликий и всепоглощающий. И еще подумал Блок, глядя вслед улетающему самолету, о том, что в мире появилась ценность, равной которой до этого не было. Список закодированных. Вот чем будут заниматься секретные службы мира – поисками этого сокровища.
– Добро пожаловать в двадцать первый век, – вслух сказал Блок, – добро пожаловать в ад!
17 марта 1995 года, пятница, 20-00, Москва.
– Поздравляю с повышением, Виктор Николаевич, – сказал Михаил, входя в кабинет, – вы еще не переехали в новое помещение?
Виктор Николаевич молча протянул руку и указал на стул:
– Присаживайтесь, Миша, вы, наверное, сегодня тоже устали.
– Поспать почти не пришлось. Проконтролировал отправку тел и уехал, даже не попрощавшись с гостями.
– И какое на вас впечатление произвели гости?
– Зимний готов сотрудничать. Мы обсудили варианты и остановились на Центральной Европе.
– Вы полагаете, он не будет особенно возражать?
– У него нет другого выхода. Что делать с его подчиненным, малым, можно решить попозже. В конце концов его можно послать нелегально вслед за Зимним, для гарантии.
Виктор Николаевич потер виски.
– Вы меня извините, Миша, чертовски болит голова. Давайте о журналисте поговорим завтра. Я введу вас в курс последних событий.
– Я уже краем уха слышал, – сказал Михаил.
– Александр Павлович подал рапорт с просьбой об освобождении от занимаемой должности. Пока рапорт рассматривается – я исполняю его обязанности.
– А как самочувствие Александра Павловича? – осторожно спросил Михаил.
– Думаю, еще поживет. Врачи рекомендуют уединение и покой. Ему стоит поберечься, все может случиться. Вот, например, Монстр сегодня ночью неожиданно скончался. Кровоизлияние в мозг.
Виктор Николаевич молча выдержал взгляд Михаила.
– Мы можем подвести черту под затянувшейся историей. И, кстати, у меня уже спрашивали кандидатуру на мое место. И угадайте, кого я рекомендовал?
– Подозреваю, что меня.
– Вы, Михаил, так и не научились доставлять начальству небольшие радости. Единственный выход – сделать вас самого начальником.
– Что на Балканах?
– На Балканах? Авиация НАТО нанесла удар по месту расположения Боснийского Центра. Все сровняли с землей. Сербы выступили с заявлением, наше правительство этот протест поддержало. Скат, к счастью, лагерь покинуть успел. Следует домой.
– Значит, Центр уничтожен? – медленно спросил Михаил. – Все это здорово напоминает приказ на уничтожение Центра в Чечне.
– Будем искать корни. «Спектр» полностью переходит под ваше оперативное руководство. Подготовьте свои соображения по этому поводу. На завтра. Или нет, давайте сделаем себе праздник. Встретимся в понедельник, после выходных. Идет?
– Идет. Что слышно по силовой акции? Ничего не прояснилось?
– Миша, давайте обо всем поговорим в понедельник, на свежую голову, – Виктор Николаевич встал, заканчивая разговор.
– В двух словах, Виктор Николаевич!
– В двух словах? А в двух словах контроль за проведением этой акции возложен на нас с вами. – Виктор Николаевич подчеркнул слово «контроль».
– И мы уже выяснили, где будет нанесен удар?
– Да, и будет он нанесен не зомбированными боевиками, а самыми обычными чеченцами.
– И до какого этапа мы ее контролируем? – Миша тоже сделал ударение на «Контроле».
– До получения дополнительных инструкций, – сказал Виктор Николаевич, – а пока – приказываю отдыхать.
Миша пожал протянутую руку, четко повернулся и прошел до двери. Оглянулся и спросил:
– А где это будет?
– Ставропольский край. Точнее пока не известно. Михаил попрощался, вышел из кабинета, спустился на улицу. Неторопливо пошел по тротуару. На лице появилась невеселая улыбка.
Вспомнил слова украинского журналиста о том, что сочетание «Спектра» и «Сверхрежима» может стать мощнейшим оружием. И что-то там еще сказал этот парень?
А может быть, борьба за контроль над «Сверхрежимом» и была основной целью всего происходящего? Забавно. Надо будет как можно быстрее убрать журналиста из списков. Хотя вряд ли это ему особенно поможет.
«Красиво я тогда сказал ему о единственно возможной награде в этой борьбе. Выжить, вот что главное», – подумал Михаил.
– А что же выпало мне? – вслух сам себя спросил Михаил.
Вздохнул полной грудью и произнес громко, так, что услышал проходивший мимо старик и опасливо прибавил шагу:
– Доживем до понедельника!
17 марта 1995 года, пятница, 21-00 по Киеву, Город.
В город я попал только поздно вечером. Михаил к тому моменту, как я проснулся, исчез, как и Зимний. Мы прошли с Петровым через лес и сели в поджидавшие нас «жигули». Ни я, ни Петров не проронили ни слова до самого города.
– Вас куда? – спросил водитель.
– В редакцию, – ответил я.
Сам не знаю, зачем я поехал именно туда. Машина притормозила прямо на площади. Я зацепил свою сумку и вышел из машины.
– Вас подождать? – спросил Петров. – Могу подбросить домой.
– Нет, спасибо, – ответил я и вошел в здание редакции.
На втором этаже было шумно, играла музыка. Я зашел в коридор.
– Что за веселье? – спросил я у несколько ошалевшего охранника.
– Привет, – сказал он, – день рождения отмечают, – и потом уже вдогонку добавил: – А мне сказали, что ты заболел.
– Заболел, – не оборачиваясь согласился я. Личный состав редакции был в той стадии веселья, когда норма принятия спиртного уже перейдена, но катастрофические последствия еще не начали проявляться. Было накурено и очень шумно. На мое появление никто не отреагировал. Тогда я похлопал по плечу нашего стажера, возившегося с магнитофоном. Он обернулся, и глаза его удивленно расширились.
– Где моя Татьяна? – спросил я.
– Там, – махнул он рукой вдоль коридора, – в корректорской.
Я уже двинулся в том направлении, когда он вдруг, словно вспомнив что-то, спохватился:
– Я ее позову!
– Я сам, – ответил я и толкнул нужную дверь. Вот и состоялось. Вот о чем я не хотел думать и о чем мне так и не сказал Михаил в ночном лесу. Их качнуло друг от друга, оба как-то одинаково кукольным движением взмахнули руками и испуганно посмотрели на меня.
– Ничего, – сказал я, – не стесняйся. Не ты первый, не ты последний.
Ни обиды, ни разочарования. Я слишком долго играл сам с собой в прятки.
– Где дети? – спросил я, глядя между ними.
– Саша поехал к твоим на выходные, – пробормотала Татьяна..
Я вышел в коридор. Музыка молчала, и почти все сотрудники редакции смотрели на меня. Я прошел сквозь их взгляды к двери. Возле стола охранника остановился:
– Веселитесь спокойно, неприятностей в этой газете больше не будет.
И вышел на улицу.
На дворе весна. И с этим не поспоришь. Хорошо жить на свете. И еще хорошо, что мужики не имеют права плакать. Неожиданно перед глазами встала картина: один из молодых местных политиков, подобрев от принятой дозы, спрашивает меня:
– А тебе не обидно, что мы, такие молодые, уже многого достигли, а ты – нет?
– Вы достигли? – глубокомысленно спросил я. – Это я достиг. У меня любимая жена, двое детей и интересная работа.
Защемило сердце. Я прижал его ладонью и почувствовал под рукой сотовый телефон, который мне дал Боря. Вот и пригодился. Я вынул из кармана телефон и набрал номер Давида Абрамовича.
– Да? – спросил Давид Абрамович.
– Добрый вечер, – поздоровался я. – Вы меня не выручите – очень нужна на часок машина.
– Добрый вечер, Саша, – сказал Давид Абрамович, – куда ее прислать?
– К редакции.
– Жди. Как выздоровеешь – заходи ко мне, поговорим.
Я сунул телефон обратно в карман и пристроился на ограждении.
Пусто и зябко в душе. Пусто и холодно. И что там впереди?
– Привет, Саша! – Дымченко шел в редакцию, но, заметив меня, резко изменил курс. – Как дела? Ты слышал про Лузьева?
– Слышал, – ответил я, – слышал. Ты иди веселись, потом поговорим.
– Саша, – Женька потоптался возле меня.
– Что?
– Отдел наш сегодня расформировали. Совсем.
– Туда ему и дорога, нашему героическому отделу расследований.
Возле меня остановилась Борина «девятка».
– Пока, Женя, – я помахал Дымченко рукой и сел в машину.
– Домой?
– К лесопарку. Улица Продольная.
Боря кивнул, и мы поехали. Я открыл глаза, когда машина остановилась. Приехали. Я вылез из машины, прошел к подъезду. Вспомнил и вернулся к машине.
– Чуть не забыл, – передай телефон Давиду Абрамовичу.
– Может, пусть у тебя пока побудет? – спросил Боря.
– Не нужно, ибо голым приходит человек в этот мир.
Я вошел в подъезд, подождал лифт и нажал кнопку с цифрой «восемь». На восьмом этаже я вышел из лифта и остановился перед дверью квартиры. Позвонил.
Дверь открыл Сан Саныч.
– Привет, – поздоровался он.
– Привет, – ответил я и вошел в квартиру.
– Папа пришел! – крикнул Сан Саныч в комнату.
– Здравствуй, мама, – сказал я, – не выгоните?
1996—1997 гг