Книга: Игра втемную
Назад: Глава 9
Дальше: ЧАСТЬ 3

Глава 10

 

15 марта 1995 года, среда, 15-00 по Киеву, Восточная Украина.

 

– Если я не ошибаюсь, мне выпала честь беседовать с Артемом Игнатьевичем Морозом, которого друзья кличут Зимним? – начал разговор посетитель.
– Угадал, – криво улыбнулся Зимний, – Артем Игнатьевич Мороз. А тебя как зовут?
– А меня никто не звал, я сам пришел. Но если вам очень нужно, то зовите меня Мишей. Да, и не ломайте себе голову над тем, как достать пистолет из-под пальто. Я выстрелю раньше.
Зимний засунул руки в карманы пальто и прислонился спиной к стене. Он ждал, когда улыбающийся Миша сам скажет, зачем пришел.
– Если быть честным, то положение у вас сложилось достаточно щекотливое. Я застаю вас над трупами.
При обыске вашего парня обнаружат пистолет, из которого стреляли, и вам будет очень трудно объяснить, как это все могло произойти. Если такая перспектива вас не пугает, то пистолет найдут при обыске у вас. И, что самое главное, это не вызовет сомнения ни у кого даже из ваших друзей. Вы человек горячий, и совершенно спокойно могли перестрелять этих парней за то, что они упустили Малого.
Зимний молчал. Он не собирался подавать голос до тех пор, пока Михаил не перейдет к делу. А наговорить можно всего. Зимний всегда очень хорошо понимал, когда начинаются переговоры о деле. Это был именно такой случай.
– Я вижу, что пока мои слова у вас не вызывают несогласия. Тогда пойдем дальше. На самом деле, я бы мог пойти еще дальше – нажать пару раз на спуск и оставить вас здесь до лучших времен. Это бы выглядело даже еще лучше. В этом случае все бы решили, что вас убрали те, на кого стал работать Малый. Но я этого делать не буду. Нам с вами нужно договориться. Вам придется согласиться на мое предложение.
– Ты меня уже испугал, – спокойно сказал Зимний, – переходи к делу.
– Так я вас не пугаю. Фокус заключается в том, что если мы даже сейчас просто разойдемся, о вашей судьбе побеспокоятся те, на кого вы работали.
– Я ни на кого не работал.
– Совершенно согласен. Если вы ни на кого не работали, то вам и нечего бояться последствий разгрома складов с оружием на территории Восточной Украины.
– Каких складов? – Зимний ничем не выдал своих чувств.
– Ну, как минимум, тех, о которых знал Малый. А там цепочка потянется и к остальным. И свалить все это на Малого вы не сможете – мы не дадим.
– Кто это «мы»? – угрюмо спросил Зимний.
– Мы – это те, кто может вам сейчас предложить шанс выжить. И даже не сесть. Если вы думаете, что для такого авторитета, как вы, зона – не угроза, то глубоко ошибаетесь – для вашего заказчика это пара пустяков. Если вам в голову когда-нибудь приходила мысль о том, что этот ваш заказчик платит из-за того, что у самого не хватает сил, то вы ошибались. Вас просто подставляли. И ваше счастье, что у нас нашлось сегодня время для беседы. Завтра было бы поздно.
– Еще раз, чего тебе от меня нужно?
– Конкретно? Мне нужна ваша откровенность в беседе с несколькими людьми. После этой беседы и после того, как вы ответите на все наши вопросы, мы обсудим с вами дальнейшую судьбу господина Зимнего. Вас такая повестка дня устраивает?
– Ты слишком много болтаешь.
– Это я волнуюсь. Боюсь отказа. Но если вы не возражаете, то в знак своей доброй воли осторожно выньте из кармана пистолет и передайте его мне. Рукоятью вперед.

 

15 марта 1995 года, среда, 16-05 по Киеву, Город.

 

Через пятнадцать минут Петров, естественно, не ушел. И не только потому, что я решил его оставить. Для эксперимента я напомнил ему, что пятнадцать минут истекло и ему пора, тогда он вспомнил, что ему должны позвонить по моему телефону с минуты на минуту. Я скептически улыбнулся, потом сразу же чуть не сморщился от боли в носу. Я в жизни не предполагал, что так гримасничаю во время разговора. Швы дергались не переставая, постоянно напоминая, что клоунада в суровые времена совершенно неуместна. Пока я под сочувственным взглядом Петрова шипел от боли, действительно зазвонил телефон. Жена сняла трубку и пригласила гостя к телефону. К телефону в квартире моей тещи. Когда Петров вернулся, я поинтересовался:
– Надеюсь, звонили по служебному делу?
– По личному, по вашему личному делу. Я бы себе никогда не позволил воспользоваться вашим телефоном по другому поводу.
– У вас, Петров, очень ограниченный набор ораторских приемов. Эту хохму насчет моего личного дела вы уже вчера использовали.
– Серьезно?
– Совершенно, а еще вы, наверно, за столом рассказываете одни и те же анекдоты и провозглашаете одни и те же тосты?
– Угадали. Я их даже просто по номерам провозглашаю – тост номер один, ну, как в анекдоте. Экспромт, особенно за столом, не моя стихия. Тут я вам сразу же уступаю пальму первенства. И продолжаю разговор.
– Давайте, продолжайте.
– Господин Зимний очень тщательно следил за течением судебного разбирательства. Эти четыре года он ездил из города в город и уговаривал судей быть к убийце построже. Совершенно понятная ситуация. Вы со мной согласны?
– Не особенно. Если этот ваш Зимний настолько крут, то зачем ему дожидаться решения суда?
– А что, прикажете ему штурмовать тюрьму?
– Только не прикидывайтесь наивным человеком. С вашими замашками Джеймса Бонда это выглядит глупо. Или вы стремитесь продемонстрировать мне таким образом свое неуважение?
– Ну что вы, в вашем доме, после того, как воспользовался вашим телефоном, пил ваш кофе… Никогда.
– Ведь куда проще Зимнему было бы просто дождаться приговора, пусть хоть одного года общего режима, а в зоне все это решить. Или вы попытаетесь меня убедить в том, что в исправительных заведениях у вас царят законность и порядок?
– Не буду, хоть к исправительным заведениям отношения не имею, – Петров продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.
– Тогда зачем все эти скачки по городам и весям? Насколько я знаю, в таких случаях есть два способа решения проблемы – по закону и по понятиям. Причем, один способ исключает другой.
– И какой же, по вашему мнению, он использует в этом случае? – почти искренне заинтересовался Петров.
– Зимний хочет наказать убийцу именно этим способом. Может, ему просто нравится ездить по городам и участвовать в процессе в качестве свидетеля обвинения. Непривычная для него это роль, приятная. Как вам такая версия?
– Вы это только что придумали, или знали заранее?
– Только что.
– Отлично, просто великолепно. Это при минимуме информации; теперь я понимаю, почему вас решили убрать.
– Спасибо за комплимент… – я соображал в тот вечер действительно туго. – Что со мной решили сделать?
– Убрать, – и на лице у Петрова не осталось улыбки. – Вас решили убрать, как бы печально это ни звучало.
– Убить? – какое это шершавое слово, когда произносишь его относительно себя, – еле прошло сквозь горло.
– Вы обедать будете? – спросила моя жена, заглядывая в комнату, – у меня уже все готово.
– Может быть, позже? – вяло спросил я.
– Все остынет, вам здесь накрыть, или на кухне? У меня там все разбросано. Я вам накрою прямо здесь.
И она стала накрывать на стол. Петров не возражал, всем своим видом демонстрируя, что ему очень у нас нравится, а я – просто идеальный собеседник. Естественно, он это не репетировал заранее, но получилось просто шикарно. Вначале сообщают, что жить тебе недолго, а потом целые десять минут ты ничего не можешь спросить.
– Ваша жена очень вкусно готовит, – похвалил Петров после первой ложки.
– Я сейчас не настроен на гастрономические разговоры. Меня хотят убить?
– Я разве сказал убить? По-моему, я сказал убрать.
– Вы видите в этом какую-то разницу?
– Естественно. Убить – это слишком однозначно. А вот убрать или устранить – это несколько расширяет выбор вариантов. Запугать, искалечить, посадить в тюрьму, выкрасть, подкупить. Ну и так далее.
– Мне почему-то кажется, что подкупать меня будут в последнюю очередь.
– Напрасно вы так думаете. Сегодня в десять часов вас собирались именно покупать, пардон, подкупать. За самую минимальную услугу подсудимому вы бы получили достаточно большие деньги. Все остальное сложилось бы по обстоятельствам. Вас взяли бы на месте или потом предъявили бы вам видеозапись всей операции.
Нет, борщом я не поперхнулся и в обморок не упал. Трудно в это поверить, но только в ту минуту я прочувствовал, что подразумевается под фразой «мешком из-за угла». Я положил ложку на стол и принялся переваривать полученную информацию. Петров не мешал. Петров был полностью поглощен обедом. Петров наслаждался отдыхом. Петров весь отдался вкусовым ощущениям. Сволочь, мент поганый. Особист хренов. Шпион недорезанный. И почему именно со мной должна была произойти эта история? Стоп, этот вопрос я себе уже неоднократно задавал и ответа не нашел. Попробуем с другой стороны.
– Я надеюсь, вы мне сообщите, почему именно я стал центром этих странных событий.
– Разве я сказал о том, что вы центр?
– Вы же только что сказали…
– Я вам только что сказал, что вас хотят убрать и что вас собирались шантажировать. Но почему вы решили, что именно вы в самом центре?
– Хорошо, перефразируем мой вопрос – почему меня решили убрать и на кой ляд им меня шантажировать? – я достиг верхней точки кипения и постарался тоном дать это понять Петрову. В дверях появилась Татьяна и принесла второе. Я громко втянул воздух через зубы. «Плохо себя чувствуешь?» – спросила Татьяна. Я выдохнул. Татьяна вышла.
– Я слушаю.
– Это я слушаю. И очень внимательно. Мне очень интересно, как вы прожили два последних месяца. Вы же сами играете в секреты и детективы, а потом жалуетесь, что ничего не можете понять. И никогда не сможете. У вас ведь нет полной информации. И не будет, пока вы не соизволите сообщить все о двух ваших последних месяцах жизни. Вы гляньте в зеркало и поймете, до чего вас ваши игры довели.
– Мои игры? А может быть, ваши? Я просто занимался своим делом, просто писал и зарабатывал себе на жизнь. А потом вдруг запахло уголовно-политическим дерьмом и кто-то меня стал настойчиво в него макать. Нет у меня никаких секретных информации. Нет и быть не может. Я не вращаюсь в этих сферах, и я не понимаю, чем я привлек внимание. Не понимаю! Объясните мне это и тогда я смогу, может быть, понять сам и объяснить вам то, что вам интересно. Вы все время добивались того, чтобы мне было по барабану, какую службу вы представляете. Так вот, вы добились этого. Мне уже все равно, кто мне все объяснит. Я хочу знать. И вы мне это можете рассказать. Вас сюда для этого прислали. Не знаю почему, но вы именно это собирались мне объяснить. А потом что-то у меня за это потребовать. Давайте, я готов, я созрел. Но я должен узнать правду.
Петров не торопился с ответом. Он почти спокойно продолжал обед, однако это уже было не просто спокойствие отстраненного созерцателя. Петров производил перегруппировку сил и готовился к финальному броску. Меня просто судорогой сводило в это время и колотил озноб. Как перед прыжком. У меня это состояние бывает редко. Обычно я заботливо обставляю свою жизнь так, что даже проигрыш не означает катастрофу. Я за всю свою жизнь дрался всего несколько раз. Может быть, это чувство азарта, может быть, страха. Ты вступаешь в действие, результат которого не просчитывается, а проигрыш очень болезнен.
– Я жду, – напомнил я после того, как Татьяна вынесла грязную посуду и внесла приготовленный чай, нам больше жена мешать не будет. Я жду.
– А что вы хотите от меня услышать? Вы действительно полагаете, что я сам знаю все на свете? Я знаю очень и очень мало и только в пределах своей компетенции. И даже из того, что я знаю, большая часть – секретная информация. Попытаюсь изложить вам, что смогу. Если вы сделаете какие-нибудь выводы – это ваше дело. Ни опровергать, ни подтверждать ничего я не буду. С чего начинаем?
– Давайте по порядку – с Зимнего.

 

15 марта 1995 года, среда, 15-15 по местному времени, Босния.

 

– Днем дальше соваться нет смысла. Тут такая система охраны, что запросто можно шею свернуть, – закончил доклад Лану.
– Сербский отряд тут уже действительно шею свернул, – согласился Иван Драгунов. – Какие будут варианты?
Лану промолчал. Промолчали и «апостолы». Получив задание, старший сержант знал, что оно будет непростым, но даже не предполагал, что придется столкнуться с такой подготовкой у противника. От командира русских добровольцев он услышал о судьбе сербского отряда. Конечно, с точки зрений старшего сержанта Лану, все эти полугражданские формирования годны лишь для мелких акций или для бестолковой перестрелки, но рассказ произвел должное впечатление.
– Что скажете, мистер Блок? – Иван обернулся к американцу, который в разговоре участия не принимал и демонстративно сидел в стороне. После того, как Центр разрешил более откровенно поговорить с Блоком, оказалось, что американец действительно искал Второго близнеца. Он только не знал его истинного предназначения. Или делал вид, что не знал. Американцу разрешили связаться со своим руководством через рацию парашютистов, и Блок получил разрешение работать в составе группы. «Наблюдателем», – подчеркнул американец. И теперь он всячески старался выдержать свой независимый статус.
– Я думаю, что совсем нет смысла двигаться туда всей группой. Если вашей основной задачей действительно является разведка, – американец подчеркнул голосом «действительно», – тут есть смысл подумать о захвате пленных, мгновенном броске двух-трех человек на охраняемую территорию и быстром отходе вообще из этого района. Можно еще вызвать сюда войска и покончить со всем этим раз и навсегда.
Лану выслушал американца и вопросительно посмотрел на Драгунова. Тот развернул карту:
– Франсуа, покажи, где ты видел посты. Старший сержант взял из его руки карандаш и поставил несколько крестиков:
– Посты там постоянные, неплохо оборудованные. На каждом по три-четыре человека. В течение дня смен не было. Возможно, смена происходит раз в сутки.
– Как насчет идеи снять один из них без шума? Твои парашютисты справятся?
Лану ответил не сразу, что оценил Драгунов:
– Пойду я вместе с ними, наверное. Как я понимаю, вовнутрь пойдешь ты и твои ребята? Я обеспечиваю прикрытие и отход.
Драгунов посмотрел на американца:
– Мистер Блок, вы с какой позиции хотите наблюдать за нашими действиями?
– Наверное, я значительно больше сумею увидеть, если пойду внутрь вместе с вами, господин Драгунов, – по-русски ответил Блок, – если вы не возражаете.
– Полагаю, вашей квалификации будет достаточно для участия в этой прогулке, – подвел черту Драгунов.
Лану отошел к своим солдатам, Блок расстелил спальный мешок в стороне и лег. Драгунов склонился над картой. Оба «апостола» подсели к нему поближе.
– Может быть, нам стоит еще погулять вокруг, – сказал Петр, – может, у них где-нибудь еще есть уязвимые места?
– Давайте, я схожу посмотрю, – предложил Павел, – время у нас есть?
Времени у них уже почти не оставалось, но они об этом пока еще не знали.

 

15 марта 1995 года, среда, 17-25 по Киеву, Город.

 

Если бы мне представилась возможность услышать все это о ком-нибудь другом, я бы, может, и оценил тонкие ходы и неожиданные повороты. Но когда каждую фразу примеряешь к себе, когда вдруг осознаешь, что блестящие действия, изящно спланированные и аккуратно проведенные, явились причинами твоих собственных неприятностей, удовольствия это доставляет мало и как-то смазывает общее восхищение. Дело было симпатичным и неординарным, как на мой не слишком искушенный вкус.
После того, как Зимний узнал о просьбе убийцы своего брата предстать перед судом где угодно, только не в родном городе, первым его желанием было все решить в местах лишения свободы. Дешево и сердито. Но вдруг, Петров не особенно внятно это объяснил, некто обратился к Зимнему с очень странной просьбой – решить все дела с убийцей законным путем. И чем дольше этот процесс будет длиться, тем лучше. Очень странное предложение, но еще более странно то, что Зимний на него согласился. Поскольку об этой просьбе узнали не сразу, то для всех, в том числе для специальных органов, действия Зимнего были весьма необычными. Он с группой сопровождения ездил из города в город, присутствовал на судебных заседаниях, давал показания и изо всех сил стремился продемонстрировать свое желание закончить все законным путем. Поскольку его дела в родном городе продолжались, то Зимнему приходилось очень часто ездить туда и обратно, гонять в качестве посыльных своих ребят. На все это уходило так много времени и сил, что большинство посвященных пришли к выводу, что Зимний совсем тронулся мозгами. А потом стали просачиваться странные слухи. Неожиданно в тех городах, куда переводилось слушание дела об убийстве брата Зимнего, происходили странные подвижки в местных криминальных группах, появлялось в обороте новое, прямо со складов, оружие, произошло несколько странных смертей. Людям подобных масштабов и с такой славой, как у Зимнего, очень трудно что-либо предпринять незаметно. Если ему даже удалось бы сделать что-нибудь втайне от милиции, то свои собратья вычислили бы его сразу же. Но у него появился железный аргумент для пребывания в других городах и для постоянного передвижения по стране. И он слишком светился, слишком был на виду для того, чтобы вызывать подобные подозрения. Тем более, что большинство странностей были между собой не связаны, выяснить то общее, что их объединяло, было практически невозможно. Да и тот самый некто, который порекомендовал Зимнему такое странное времяпрепровождение, оказывал ему весьма действенную поддержку на самом высоком уровне. Зимний превратился в человека, который хладнокровно действовал у всех на глазах. Но тут, – Петров снова стал невнятным, – в дело вступила еще некая сила, которая была информирована несколько лучше, чем остальные. Информированность этой силы была такова, что ей удалось связать воедино все разрозненные происшествия и выяснить их побудительные мотивы. Зимнего вычислили, но трогать не стали. Было совершенно понятно, что он на кого-то работает, но на кого? Это было сложной проблемой. Наконец, дело об убийстве попало к нам в город и вот тут Зимний ввязался в операцию, которая была на особом контроле многих силовых структур. Все события вокруг бывших членов «Сверхрежима» были так или иначе связаны с Зимним или его людьми. Бедняга Брыкалов получил предложение о возможной продаже квартиры сверхрежимщику через людей Зимнего. Тот, что отравился суррогатом алкоголя, за неделю до своей смерти познакомился с дамой, которую Зимний привез с собой, ну а последнее убийство… Оно тоже, вроде бы, связано с Зимним. Тут я почувствовал, что Петров не слишком убедителен и откровенен. Что-то с третьим членом местного филиала «Сверхрежима» было непонятно. Где-то в это же время в сфере интересов Зимнего мелькнуло и мое имя. Когда Петров дошел до этого места, я, естественно, поинтересовался, а как именно и в связи с чем оно возникло.
– Очень странно. Словно бы ниоткуда. В один прекрасный день вдруг оказалось, что люди Зимнего трутся возле вас.
– Давайте здесь притормозим, любезнейший. Для того, чтобы выяснить, что возле меня трутся люди Зимнего, нужно было, как минимум, за мной следить. По вашей же вчерашней версии я не был в поле вашего зрения и попал в него только неделю назад.
– С вами очень трудно вести разговор.
– Со мной очень трудно вести разговор, имея камень за пазухой. Выкладывайте все, что знаете.
– Вы серьезно уверены в том, что мой ответ прояснит для вас вопрос и не создаст новых?
– Если вы перестанете юлить, то уверен.
– Тогда пожалуйте. Любая организация, как официальная, так и неофициальная, очень заинтересуется человеком, который регулярно поддерживает отношения с офицером, извините, сотрудником силового ведомства из близлежащих государств.
Я слегка офонарел. Я, оказывается, сотрудничаю с какой-то разведкой и об этом не догадываюсь. Чушь, у меня до последнего времени даже мыслей о такой возможности не возникало.
– Кого вы имеете в виду?
– Вот видите, я ведь вас предупреждал. На этот вопрос вы либо сами найдете ответ, либо вам придется подождать до лучших времен, – невесело улыбнулся Петров.
Мне даже на мгновение показалось, что он смотрит на меня с сочувствием.
– Мне продолжать? – спросил Петров.
– Да, пожалуйста. Только, если можно, немного понятнее.
– Как получится. В общем, вышло так, что пару человек Зимнего стало вас, извиняюсь, пасти. К сожалению, мы так и не поняли, что их конкретно интересовало – ваши московские приключения, или группа «Сверхрежим», или что-то еще. Ну а когда мы узнали, что о вашей персоне стали беспокоиться так высоко, что даже российская таможня была задействована… Тут уж нам пришлось заняться вашим делом всерьез. Вы следите за ходом моих мыслей?
– Изо всех сил.
– Отлично. Рассказываю дальше. Вы приезжаете домой, а вслед за вами появляется информация, что на самом верху, только уже криминальной пирамиды, кто-то очень хочет вас защитить. И одновременно кто-то пускает слух о вашем сотрудничестве с милицией. Мы было решили, что это из двух разных источников, Оказалось – нет, из одного. Совершенно непонятно. Но потом стала вырисовываться логика. Должны были к вам зачем-то прийти не ходатаи за убийцу. Они, как вы понимаете, были из группы Карнауха. И им кто-то посоветовал, что нужно попытаться заручиться поддержкой влиятельной фигуры, связанной со средствами массовой информации.
– Нашли влиятельную фигуру, идиоты.
– Извините, но люди Карнауха здесь мало кого знают. У них, по определению, здесь не такое надежное положение, как у Зимнего. А тут всплывает информация о таком крутом парне, как вы. Тем более, что, как я полагаю, им еще и посоветовали в индивидуальном порядке. О том, что их подставили, свидетельствует хотя бы то, что ровно через полчаса после вашей беседы ребят зацепили люди Зимнего и вывезли в неизвестном направлении. Их пытали. А потом убили.
– За что, они-то здесь при чем?
– А удовольствия здесь сразу два. Во-первых, все видят, кто хозяин положения. Во-вторых, при более внимательном рассмотрении этого дела окажется, что вы попали Зимнему под горячую руку, без вмешательства той самой неизвестной силы. С вами после этого можно было делать все, что угодно. Более того, ведь ребята исчезли сразу после визита к вам. Попробуйте теперь докажите, что это не вы продали их Зимнему. И совершенно не исключено, что теперь люди Карнауха очень захотят выяснить, за сколько же такой крутой журналист продался. Я думаю, что если они окажутся не очень расторопными, то им просто подскажут эту мысль. Далее, милиция очень заинтригована вашей славой крутого человека. Если бы вас очень сильно побили, или, не дай Бог, убили бы люди Карнауха, то милиция добралась бы до них очень скоро. Налицо причина убийства. У людей Карнауха еще проблемы, а вас хоронят с чувством брезгливости, как продажную сволочь. Как вам такая возможность?
– Никак, мне уже все без разницы. При таком раскладе мне придется прятаться всю оставшуюся жизнь.
– Может быть, и так. Хотя, вас любит Бог. По сценарию, вы вначале должны были получить взятку от людей Карнауха. Все это должны были снимать люди Зимнего. А потом уже, имея пленку, вас бы поставили перед выбором. Умереть стоя или жить на коленях. Помните такой лозунг? И ребят должны были брать только после вашего сегодняшнего разговора.
– Вы мне о ком рассказываете? Об уголовниках или о самой крутой спецслужбе на этом свете? Такие приготовления, и ради чего?
– Вот это и нас очень интересует. Вчера у них произошел сбой. Кто-то изъял из свободного обращения одного из приближенных Зимнего. Одного из тех, кто ходил за вами. Он просто испарился, а ведь был в курсе этой вот операции по вашему поводу. И Зимний запсиховал. Этих шестерок замучили, но ничего толком не узнали. Никто, включая и милицию, не знал, что случилось с этим человеком. И вас решили притормозить.
– А почему не шлепнуть или не украсть?
– Это с вашей славой? Тем более, что она вроде бы начала подтверждаться. Как вы лихо избавились от наблюдения!

 

15 марта 1995 года, среда, 18-05 по Киеву, Город.

 

Нет, не то, чтобы все это выглядело совсем плохо. Может быть, моя доверчивость просто испарилась, может быть, очень трудно быть доверчивым с головной болью, а может быть, просто я наконец начал взрослеть, но плакать от умиления, восхищаясь искренностью Петрова, мне совсем не хотелось. Не хотелось и все тут. Я, естественно, понимал, что вокруг меня происходит нечто странное, из ряда вон выходящее. Но с пионерского детства я выучил, что кратчайшим расстоянием между двумя точками является прямая. Та схема, которую столь искренне преподносил мне «пожарный инспектор», скорее напоминала вологодские кружева. Загадочный Зимний охотился за мной и заодно торговал оружием, одновременно уничтожая несчастных экс-сотрудников полумифической труппы «Сверхрежим». Его поддерживала одна сила, которой противостояла другая сила, а обе эти силы изо всех сил дрались друг с другом, вокруг Зимнего из-за меня. Манией величия я почти не страдал. Максимумом моего самомнения было то, что из-за меня когда-то сняли председателя областного совета профсоюза. И мне этого было совершенно достаточно, тем более, что особого политического капитала мне это не принесло. Петров заливался соловьем, говорил проникновенно и страстно. В нем пропадал великий актерский талант, но совершенно отсутствовал талант проповедника, обращающего в свою веру. Вербовщиком он был паршивым, мягко говоря.
– Вот такой вот расклад сложился вокруг вас. И, похоже, нам удалось спасти вам жизнь, – закончил свой монолог Петров.
– Огромное вам спасибо, – прочувствованно сказал я, – я теперь вам по гроб жизни обязан, только скажите, где я могу защитить вас от пули своим телом. Или давайте, я вам лучше уступлю для пересадки часть своего серого вещества.
– Знаете, уважаемый господин Заренко, у меня такое чувство, что вы просто горите желанием меня оскорбить. Или хотя бы унизить. Этот ваш выпад по поводу моего серого вещества просто… Я не нахожу слов.
– А вы соврите что-нибудь, и вам станет легче. Из всего вашего рассказа очень последовательно выплыла бы версия минирования моего дома ядерным фугасом, специально привезенным для этой цели с Дальнего Востока. А сделали это арабские фундаменталисты по личному распоряжению Саддама Хусейна. Не стесняйтесь.
Петров несколько минут рассматривал меня молча. Лицо его ничего не выражало, почти. В этот момент до меня дошло, кого он напоминает. Я не очень хорошо знаком с военными врачами, а с военным психиатром вообще никогда не сталкивался, но в тот момент я себе почему-то ясно представил Петрова в белом халате поверх мундира со змеями в петлицах. И одновременно всплыла старая армейская хохма с расшифровкой этой армейской эмблемы – хитер, как змей, и выпить не дурак.
– Вы смотрите на меня, как на врага, и в мыслях не особенно добры, – прервал молчание Петров. – Я только что рассказывал вам совершенно секретные сведения, изо всех сил, можно сказать, нарушал присягу и массу инструкций – и вот такая благодарность. Это просто немыслимо. У вас редкостная способность восстанавливать душевное равновесие. Я много повидал людей, но такого быстрого перехода от паники к агрессии не наблюдал. Вы просто феномен. Поздравляю.
– Моя профессия приучила меня к тому, что чувство меры – это и есть то самое фантастическое шестое чувство, которое помогает выжить в любой обстановке. Вы все время перегибаете палку. А производите впечатление человека трезвого и разумного. Странно.
– Внешность обманчива.
– Но только не в этом случае. Вы изо всех сил пытаетесь разбудить мое любопытство, но когда вам это удается, то начинаете громоздить одно на другое в совершенно неумеренных дозах. С чего бы это?
– Вы уверены? По-моему, вы просто устали и слишком волнуетесь. Может быть, нам действительно стоит прерваться до завтра?
– Фигушки, – мне надоело играть в прятки, и я решил попытаться его прижать. Он слишком много знал обо мне, чтобы просто так увильнуть от разговора. – Давайте по порядку.
– Давайте.
– И этот порядок буду определять я.
– И зачем вам это нужно? – обреченно вздохнул Петров. – Но у меня нет выбора.
– Прекратите паясничать. Первое, что я вам скажу, – вы меня сами изо всех сил подталкиваете к вспышке. Вот уже второй день вы меня тестируете на пригодность для чего-то. Интересно, для чего именно?
Петров молчал, демонстративно глядел в потолок. Слишком демонстративно. Он, наконец, добился чего хотел, я, наконец, решил выразить свое отношение ко всему сказанному и происшедшему.
– Ваш визит слишком точно совпал с визитом двух накачанных посетителей. Вы утверждаете, что они убиты, – пусть так. Но вы не зря пропустили их вперед. Обидно, конечно, что вы меня так просчитали, но вы знали, что я жду визитера от Паши Ковальчука и, скорее всего, соглашусь на это дело с судом. А в другое время я и без Пашиного предупреждения ухватился бы за эту историю. Я широкими шагами вошел в капкан,
– Это ваша версия.
– А я и не жду от вас подтверждения. Я рассуждаю вслух. Пока все правильно. Затем, вдруг, я связываюсь с вами и сообщаю, что у меня есть для вас информация. Звоню по вашему телефону из автомата. Так что меня подслушать не могли. Я правильно рассуждаю?
– А вы не ждете от меня подтверждения. Рассуждайте, рассуждайте!
– Большое спасибо. Если бы я тогда сразу же поехал домой, все было бы понятно – меня встретили, избили. Люди Зимнего ждали бы меня возле дома. Но они ждали меня на подходе, причем, не на подходе от трамвайной остановки, а на дороге, которой я почти не пользуюсь. Меня совершенно случайно подвезли на машине. Странно.
– Ну мало ли как бывает! – развел руками Петров.
– Мало! Вы вот, например, сидели и ждали меня возле подъезда. А они на подходе. А так могло получиться только, если бы за мной следили весь вечер. Я вышел из машины, а они меня обошли. Разумно?
– Не знаю, не знаю. С вашей точки зрения я про это беспрерывно вру и выдумываю, сверх всякой меры. Так что спокойно рассуждайте себе. У вас иногда поучается забавно.
Он говорил спокойно, но я почувствовал, что пока следую верным курсом. Следили за мной. Следили, как минимум, последний вечер. И не уголовники.
– Не уголовники за мной следили, а кто-то, кого вы наверняка хорошо знаете.
– Это уже почти обвинение. Вы еще меня обвините том, что это мои ботинки прогулялись по вашему лицу.
– Не ваши, не ваши. Лица той троицы я рассмотрел достаточно хорошо. Не ваш тип.
– И на том спасибо.
– Пожалуйста. Кто-то видит, как двух парней, заходивших ко мне в редакцию, забирают в машину, – что-то в лице Петрова дрогнуло, и я тут же поправился, – или этих двоих забирают не люди Зимнего, а кто-то, заинтересованный в том, чтобы стравить Зимнего и людей Карнауха. Второе даже вероятнее. Если тех пацанов действительно убили, то это сделали не люди Зимнего. И меня тогда били тоже не люди Зимнего. И не люди Карнауха. А кто-то другой. Кто-то, кто знал, кому я нанес визит вчера вечером.
– И к кому же вы вчера заезжали? – оживился Петров.
– А это вам виднее. Это вы у нас представитель таинственных силовых структур. И это вы у нас занимаетесь делом о группе «Сверхрежим». И я не удивлюсь, если узнаю, что вся эта каша с Зимним, Карнаухом и моей разбитой рожей заварилась именно по этому поводу.
– Не узнаете. Если вы уж решили заняться интеллектуальным тренингом, то попытайтесь свести концы с концами. А все эти встречи с вами, а готовящийся шантаж? А…
– А все это мне сказали вы, и я вовсе не уверен, что в том была хоть капля правды. Если бы меня хотели шантажировать, то уж никак не таким идиотским способом. Итак, мы приходим к тому, что, помимо уголовников, во всей этой истории принимает участие еще минимум две стороны. Достаточно влиятельные и очень энергичные. Если интересы и конфликт уголовников, скорее всего, упираются в деньги, то конфликт этих двух неизвестных организаций, похоже, гораздо глубже.
– И выше. Настолько выше, что нам с вами и не снилось.
От неожиданности я замолчал. Петров перешел от одной роли к другой просто мгновенно. Еще секунду назад он скептически улыбался, а сейчас снова смотрит серьезно и говорит достаточно озабоченным тоном.
– Можете мне верить, Александр Карлович, или не верить, но то, что происходит вокруг вас и с вами, – это просто проекция очень серьезных событий на вашу повседневную деятельность. Как в геометрии. Есть плоскость. Над ней размещена некоторая фигура, тень от которой падает на плоскость. Так вот вас эта тень коснулась.
– Я думаю, что тут дело не в проекции. Моя плоскость пересеклась с другой плоскостью, а я – одна из точек линии пересечения. Или еще проще – высокий блондин в черном ботинке. Ловушка для дураков. Ловушка, наделенная излишней активностью. Что-то такое в купе говорил мне попутчик. Червяк на рыбалке.

 

15 марта 1995 года, среда, 21-10 по Киеву, Днепропетровск.

 

Гена Превезенцев отдыхал. Уроки на завтра он приготовил сразу же после прихода из школы. Учился он хорошо и относился к своему образованию очень серьезно. Мысль о том, что в этой жизни дорогу придется пробивать самостоятельно, пришла ему в голову довольно давно. Родители тянули лямку и уже даже не пытались изображать перед знакомыми ситуацию материального благополучия. Они честно пытались удержаться на ногах. Иногда отец даже беседовал с Генкой о преимуществе честного образа жизни и о необходимости уважать себя и свою работу. Генка не спорил, он молча выслушивал, соглашался и отправлялся либо делать уроки, либо на тренировку. Поддержание спортивной формы входило в общую программу построения нормальной жизни. Угнетало только сознание того, что еще долго придется выдумывать версию для родителей о том, как ему удается находить деньги на довольно дорогие покупки.
В дверь постучали. «Да?» – не вставая с тахты, спросил Генка. В семье сложилось так, что родители старались не мешать Генке жить самостоятельной жизнью. Отец и мать чувствовали в Генке странную силу, А он не давал им повода для беспокойства. Он был очень серьезен для своих тринадцати лет.
– Тебя к телефону! – из-за двери сказала мать. Генка прошел в прихожую и взял трубку:
– Слушаю. Хорошо, сейчас выйду.
Спокойно оделся, обул кроссовки. Заглянул на кухню:
– Ма, меня позвали на несколько минут. Давай я захвачу мусорное ведро.
Генка вышел во двор, сходил к мусоросборнику, вытряхнул мусорное ведро и только после этого подошел к сидевшему на лавочке знакомому. Тот выглядел несколько помятым.
– Добрый вечер, – поздоровался Генка.
– Привет. У тебя завтрашний день не очень занят?
– Не очень, в школе ничего особенно важного нет.
– Нужно съездить в Запорожье.
– Мне некогда, – сказал Генка, – если можно, давайте конкретно.
– Ты серьезный парень, – констатировал знакомый, полез в карман и внезапно сморщился.
– Что с вами? – спросил Генка.
– Ушибся. Вот тебе фотография, на обратной стороне – место встречи и номер машины. Запомнишь сегодня, а завтра, как обычно, отдашь.
Генка кивнул.
– Ты из пистолета стрелял когда-нибудь? – спросил знакомый.
– Из спортивного, несколько раз.
– Это почти одно и то же, справишься. Ствол получишь завтра. Нет возражений?
Генка выжидательно молчал.
– Понял, – кивнул знакомый, – гонорар увеличивается вдвое. Годится?
Генкино лицо не дрогнуло. «Все?» – спросил он.
– Еще такое дело, – замялся знакомый, – я сегодня к тебе, наверное, в последний раз прихожу. Нужно уезжать. Ты не возражаешь, если я твой адресок дам одному своему знакомому? Все будет как надо, это серьезный человек и может хорошо платить.
– Завтра я буду работать уже для него? – спокойно спросил Генка.
– Для него.
– Хорошо, – сказал Генка, – я не возражаю.
– Пока, что ли, – сказал взрослый.
– Пока, – ответил Генка Превезенцев, тринадцати лет от роду, и не оглядываясь вошел в подъезд.
– Ну что, Малый, он согласился? – спросил водитель, когда Малый сел возле него.
– Согласился. Я после каждого разговора с ним как холодной водой облитый. Будто это не он сопляк, а я.
– Что поделаешь, – сказал водитель, – дети сейчас быстро взрослеют.

 

15 марта 1995 года, среда, 23-35 по Киеву, Город.

 

Главным и наиболее действенным лекарством при сотрясении мозга является сон. Во всяком случае, я об этом неоднократно слышал и даже читал. У человека с сотрясением мозга должна быть повышенная сонливость. Организм сам старается применить самое действенное лекарство. Вот только до сих пор мне не приходилось читать, как именно реагирует страдающий сотрясением мозга на свою травму, если количество адреналина в его крови удвоилось. Меня всего крутило и колотило. Наступила какая-то странная реакция на все происходящее. Вместо паники и отчаяния, которые сегодня меня уже посещали, неожиданно пришла жажда деятельности и горячее желание во всем разобраться самому.
Выпроводить Петрова удалось только после того, как я клятвенно пообещал ему никуда из дома не выходить и разрешить ему завтра или послезавтра еще раз меня навестить. Выходить на улицу я и сам не собирался, а визит меня уже не пугал. При всех попытках Петрова меня запугать, воздействие на мое настроение он оказывал скорее положительное, чем отрицательное. И кроме того, отдельные вещи, которых он касался в разговоре, натолкнули меня на забавные мысли.
Я совершенно не собирался верить всему тому, что он городил мне о жизни украинской мафии в тени спецслужб. Кое-что я смогу уточнить у Давида Абрамовича, А вот некоторые моменты можно просчитать прямо в постели.
Петров ляпнул что-то об офицере некой разведки. Или контрразведки. Причем, с бойцом невидимого фронта я поддерживаю отношения вот уже несколько лет. Далеко не так много людей, с которыми я общаюсь, могут подходить под эту категорию. И еще одно – во всех, или почти во всех моих приключениях существует нечто, объяснимое только наличием этого самого загадочного разведчика.
Какого, к чертовой матери, разведчика. Стукача несчастного. Это же надо – вести себя как ни в чем не бывало и одновременно закладывать невиновного человека. Если бы я только мог взять его за горло. Потом я успокоился. Или почти успокоился. И решил изо всех сил оставаться спокойным и хладнокровным.
Мы имеем то, что имеем. Попытаемся проанализировать свои болевые точки. Нос можно не трогать, с ним более-менее все в порядке. Начнем с самого начала. Я высосал из пальца версию двойного убийства. Ну, тут я лез в дерьмо совершенно самостоятельно и меня никто не подталкивал. Кроме главного редактора. Кстати, именно он меня на это дело натравил. И если бы не его страстное желание видеть материал об этом на страницах своей газеты, я бы не особенно и выпендривался. Первый подозреваемый. Неплохое начало. Затем я с высоко поднятой головой вступил в другую кучу дерьма, под названием АОП. Тут мне помог Женька Дымченко. А его на это дело подвигнул бывший однокурсник, которого впоследствии убили. А после того, как я вмешался, о моих неприятностях могли заботиться очень и очень разные люди. Как только мне показалось, что проблема преодолена, я отправился в Москву. И там у меня снова получилось все не слава Богу. Хотя…
Я сел в постели, почти не обращая внимания на головокружение и боль в лице. Именно в день отъезда, когда я еще даже и не представлял себе, чем может обернуться командировка, впервые возникло то самое дело, об убийстве сотрудника группы «Сверхрежим». Точно, мне позвонил Владимир Александрович и что-то там говорил об этом деле, но я торопился и значения этому не придал. Более того, мне впервые о существовании такой темы сказал опять таки Владимир Александрович на заседании клуба. Это было в тот день, когда у меня состоялась драка на улице. Владимир Александрович объяснил мне свой интерес к этой проблеме вначале знакомством с одним из работников группы, а потом и личной просьбой этого работника. И в том, и в другом случае он не назвал ни его имени, ни его координат. Плюс ко всему этому, мой попутчик по дороге из Москвы тоже рекомендовал мне порыться в этом вопросе. И каждый раз меня подталкивали к этой теме все энергичнее и энергичнее. Пока, наконец, я не прибыл в СИЗО для беседы с убийцей. И вот тут-то меня взяли в оборот.
Очень и очень интересно, что конкретно имели в виду те трое, которые обрабатывали меня перед домом? И ведь действительно, за мной следили.
Голова шла кругом, но откуда-то из глубины поднималась уверенность в том, что я могу все это разгадать.
Почему это я преисполнился уверенности, что мои неприятности начались с появления статьи в печати? Вначале я позвонил Парамонову в Москву, и он нашел моих покойников живыми и здоровыми. А ведь за их домами должны были следить. И – стоп – он слишком долго тянул со звонком ко мне. Куда логичнее было бы, натолкнувшись на подобное дело, сразу же мне перезвонить, ведь знал, что мне эта информация нужна была срочно. Если бы он позвонил вовремя – не было бы никакой статьи. Не исключено, что я бы не решился браться за это. Ведь когда он это все мне сообщил, я впервые испугался. Сережа Парамонов. Старый мой знакомый, еще со времен службы. В отдельном местном стрелковом батальоне охраны. И он же заказывал нам обратные билеты из Москвы. И он же сопровождал нас к Останкино. И он же…
Я лег. Мне стало немного хуже. И резко потянуло в сон. Возбуждение ушло, как вода в песок. Осталась только головная боль и тошнота. Чем дальше – тем дерьмовее. И, похоже, это не предел моих возможностей. Ненавижу.
Назад: Глава 9
Дальше: ЧАСТЬ 3